Неоконченные споры

Женская палата в хирургии.

Вместе с мамой многие другие.

Восемь коек, умывальник, стол.

Я с кульком, с гостинцами, пришел.

Надо так усесться с мамой рядом,

чтобы не обеспокоить взглядом

женщин. Им неладно без меня,

операций неотложных ждущим,

блекнущим день ото дня,

но стыдливость женскую — блюдущим.

Впрочем, за два месяца привыкли.

Попривыкли, говорю, с тех пор!

Я вхожу, а женщины не стихли.

Продолжают разговор.

Женский разговор похож на дождь

обложной. Его не переждешь.

Поприслушаюсь и посижу,

а потом — без церемоний — встану.

Пошучу почтительно и рьяно,

тонкие журналы покажу.

— Шутки и болезнь боится! —

Утверждает издавна больница.

Я сижу и подаю репризы.

Боли, и печали, и капризы,

что печали? —

даже грусть-тоску

с женским смехом я перетолку.

Женский смех звончее, чем у нас,

и серебряней, и бескорыстней.

Скоро и обед, и тихий час,

а покуда, дождик светлый,

брызни!

Мать, свернувшись на боку,

трогательным сухоньким калачиком,

слушает, как я гоню тоску,

и довольна мною как рассказчиком.

Столик на колесиках привозит

испаряющийся суп,

и сестра заходит, честью просит,

говорит: — Кончайте клуб!

Отдаю гостинцы из кулька.

Получаю новые заданья.

Матери шепчу: — Пока.—

Говорю палате: — До свиданья.