Элисон
После взлета и проведения краткого инструктажа от потрясающе красивой стюардессы мое настроение падает ниже плинтуса. Все свое внимание эффектная блондинка сосредотачивает на Брауне, напрочь игнорируя мое присутствие.
Нескольких колких взглядов в мою сторону и то, как она якобы случайно наступила мне на ногу, ясно дают понять что эта особа с радостью подсунула бы мне дырявый парашют в случае крушения.
Когда она в очередной раз нагибается чтобы предложить боссу напитки, ее грудь едва не вываливается из декольте униформы. К чести Брауна, он старательно делает вид, будто не замечает столь откровенного поведения.
— Можно мне апельсиновый сок? — прошу я, желая избавиться от назойливой девицы хоть на пару минут.
Та едва не закатывает глаза и фальшиво улыбается. Когда она скрывается из виду я облегченно вздыхаю. Возможно, чуть громче, чем следовало бы.
— Что-то не так? — как ни в чем не бывало уточняет босс.
— Все просто чудесно, — цежу я натянуто. — Отличный самолет. В подарок случайно не шла маленькая яхта?
К моему разочарованию, самолет действительно великолепный. Просторный салон оформленный в бежевых тонах, огромные кресла-трансформеры и отдельная зона для работы.
— Уже не терпится отправиться со мной в кругосветное путешествие?
— Нет, просто решила, что в следующий раз предпочту отправиться вплавь. На высоте мне что-то воздуха не хватает.
— Акул не боишься? — ухмыляется он.
— Что вы, это мои любимые создания.
— Яхту я продал за ненадобностью. Знал бы что она пригодится для таких целей, непременно бы придержал ее для тебя.
Наш обмен колкостями прерывает моя обожаемая стюардесса.
— Ваш сок, мисс.
Она протягивает стакан, стараясь перекрыть Брауну обзор на меня своей пятой точкой. Вблизи мне удается рассмотреть имя на бейдже.
— Кортни, не могли бы вы добавить лед? — невинно прошу я.
Блондинка недовольно щурится, но ничего не говорит и молча удаляется в другую часть самолета.
Я вновь встречаюсь взглядом с Колтоном. На секунду забываю обо всем и просто любуюсь его лицом, на котором играет мимолетная улыбка. Мужчина сидит в двух метрах от меня и сейчас больше всего хочу, чтобы он стер это расстояние между нами. Что-то в его лице меняется, отчего я чуть было не краснею и потому прерываю зрительный контакт.
— Почему Джейсон не смог отправиться с нами? — спрашиваю я.
Сама не знаю почему, но мне вдруг захотелось посмотреть на реакцию Брауна от упоминания его друга. Относительно расслабленное состояние босса улетучивается и на смену приходит тяжелый взгляд. Желваки на его челюсти приходят в движение и он с подозрением меня рассматривает.
— У него есть более важные дела.
— Правда? — притворно удивляюсь я. — Мне казалось, что это очень важное мероприятие и он как пиар-менеджер обязательно должен вас сопровождать.
— Мне не требуется чье-либо сопровождение.
— Тогда зачем вам я?
Этот вопрос остается без ответа из-за возвращения Кортни.
— Апельсиновый сок со льдом. Как вы и просили.
Она настойчиво пытается всучить стакан, но я к нему не притрагиваюсь.
— Мне крайне неудобно, но я вдруг вспомнила, что в последний раз апельсиновый сок вызвал у меня жуткаую сыпь. Вам не составит труда принести вместо него вишневый?
Не знаю что со мной, но я до ужаса хочу избавиться от этой девушки. Вряд ли удастся продолжать эту игру весь полет, зато она хотя бы поймет, что я не слепая идиотка и прекрасно вижу ее намерения относительно Брауна.
На щеках стюардессы проступают алые пятна гнева сквозь толстый слой макияжа и она уходит крепко сжимая стакан.
Происходящее не укрывается от глаз Брауна и тот с самодовольной ухмылкой решает уничтожить пару миллионов моих нервных клеток.
— Надеюсь, ты оценила профессионализм моего экипажа.
— Всенепременно, — откликаюсь я. — Человек, занимавшийся его подбором явно знаток своего дела.
— На самом деле, это Джейсон выбрал Кортни, когда я просматривал кандидатов. Сдается мне, он это сделал не просто так, — заговорщицки подмигивает мне Браун.
Ах, значит так? Ну что же, в эту игру могут играть двое.
— О, тут вы ошибаетесь. Джейс сам говорил мне однажды, что блондинки совершенно не в его вкусе. Ему больше по нраву девушки с волосами потемнее, да ростом пониже.
Голос собеседника приобретает угрожающий оттенок.
— Элисон, не надо.
— О чем это вы?
— Ты прекрасно понимаешь о чем я.
— Мы всего лишь говорим о вашем друге и моем… — делаю многозначительную паузу. — Коллеге.
— Он тебе не коллега, а руководитель, — раздражается Колтон.
— Извините, мистер Браун, просто с недавних пор я сталазабыватьсяс некоторыми из своих начальников. Видимо, мистера Кеннета постигнет та же участь. К сожалению, мой уровень профессионализма далек от уровня Кортни.
Изумрудные глаза прожигают во мне дыру, а их обладатель встает и порывается подойти, но путь ему преграждает стюардесса. Она вдруг спотыкается на ровном месте и опрокидывает содержимое очередного стакана прямо на меня.
— О, простите меня, мисс! Мне так жаль! Должно быть, это была воздушная яма и я не удержалась на ногах. Знали бы вы, как нелегко постоянно передвигаться на каблуках, — рассыпается в фальшивых извинениях блондинка.
Стекающая по моей кофте красная жидкость источает запах вишни. Ну хоть запомнила, какой напиток я просила.
— Ничего страшного, Кортни. Это всего лишь сок, — улыбаюсь ей во все тридцать два зуба. — У вас на борту так жарко, что я все равно планировала ее снять.
Это, разумеется, наглая ложь, но я ни за что не пойду на попятную в войне с этой стервой. Подрагивающими пальцами отстегиваю ремень безопасности и не глядя на стоящего рядом Брауна, берусь за подол толстовки и одним плавным движением избавляюсь от промокшей вещи.
К счастью, она была достаточно плотной чтобы впитать в себя все разлитое и не позволить испачкаться топу на бретелях, что надет на мне под толстовкой. В самолете действительно тепло, но по руках все равно бегут мурашки.
— Положите, пожалуйста, в пакет, чтобы я могла отправить ее в химчистку по прибытию, — протягиваю вещь недовольной стюардессе и ей ничего не остается, кроме как выполнить просьбу.
Как можно более непринужденно поворачиваюсь к Брауну.
— И это ее вы называете профессионалом? — пытаюсь отшутиться я негромко.
Мужчина отвечает не сразу, некоторое время рассматривая обнаженные участки моей кожи, все время возвращаясь к самой интригующей его части тела.
— Мои глаза выше, мистер Браун.
Он нервно сглатывает и наконец-то смотрит мне в лицо.
— Знаю, Элисон, но видимо в салоне все-таки холоднее, чем тебе казалось.
Я не понимаю о чем он говорит, пока не опускаю взгляд.
О Господи.
У меня от холода встали соски и только слепой не заметит этого сквозь белый топик. Краска мгновенно заливает не только щеки, но и все тело. Была бы я рада лопнуть сейчас как переспелый помидор и избавить себя от позора.
Колтон же закрывает глаза и медленно выдыхает, после чего направляется к мини-бару и наполняет два стакана любимым виски. Возвращается и молча протягивает мне один из них.
— Спасибо, но мне не хочется — отказываюсь я.
— Выпей. Станет теплее, — с нажимом просит он.
Я мешкаю.
— Пожалуйста. Нам лететь еще пол ночи, и мненужно, чтобы ты больше не мерзла.
— Почему?
— Потому что иначе я за себя не ручаюсь, — хрипло говорит он и вновь передает алкоголь.
От подобной прямоты я теряюсь и потому залпом осушаю стакан. Расплавленный янтарь обжигает горло и я закашливаюсь. Приятное тепло оседает в животе и довольно быстро мышцы во всем теле расслабляются. Ух ты, так вот в чем секрет? А я все гадала, почему люди предпочитают крепкие напитки, по вкусу напоминающие горелую древесину.
— Можно еще один? — прошу я.
— Для того, чтобы согреться хватит и одного, — строго отказывает Браун.
— Пожалуйста. Нам лететь еще пол ночи, и мненужнавторая порция, — возвращаю его же слова.
Он нехотя наливает еще один стакан виски, но в этот раз добавляет колу.
— Иначе быстро опьянеешь, — поясняет не глядя.
Какое-то время мы пьем в тишине и я нахожу общество босса вполне выносимым в таком состоянии. Из моей груди вырывается смешок. Кто бы мог подумать, что алкоголизм покажется настолько привлекательной затеей. Заметив мое приподнятое настроение, Браун скептически приподнимает бровь.
— Что тебя так развеселило?
— Просто выбираю между перспективой остаться в компании или стать фотографом-алкоголиком. Интересно, мои работы станут более радостными? — размышляю я вслух.
— Значит, хочешь уйти?
— А вы против?
“Ну же, останови меня!”
— Нет. Думаю, так будет лучше, — равнодушно отвечает он.
Интересно, если бы не шум двигателей, было бы слышно как у меня в груди что-то треснуло?
— Уверен, твоя семья обрадуется, что больше никто не станет тебя выдергивать посреди ночи на другой континент, — язвит мужчина, но умолкает заметив мою реакцию.
— Что с тобой?
— Ничего, — бормочу негромко.
— Ты побледнела за секунду, — настаивает он и крепко сжимает свой подлокотник. Его лицо озаряет понимание. — Ты ни разу не упоминала при мне или Джейсоне о семье.
— Откуда вы знаете, что я не обсуждала этого с ним?
— Не важно. Ответь мне. В чем дело?
Такой простой и в то же время настолько важный вопрос. Я годами мечтала услышать его и по иронии судьбы задает его тот единственный, от кого мне хочется получить поддержку.
Глаза застилает пелена, а из груди вырывается всхлип. Чертов алкоголь заставил меня расслабиться и теперь от проносящихся в голове воспоминаний не удается отгородиться.
Браун преодолевает короткое расстояние между нами и оказывается на соседнем кресле. Выстроенный за годы контроль разлетается в щепки от одного нежного прикосновения к моей щеке и слезы градом катятся по лицу.
— Расскажи мне, — тихо просит он.
— Мой отец болен и сейчас находится при смерти в больнице…
— Мне очень жаль, Элисон. Я с этим разберусь, — обрывает он меня на половине фразы. — Сегодня же свяжусь с лучшей клиникой в Нью-Йорке и договорюсь о переводе. Что с ним…
— Нет, нет, ты не понимаешь, Колтон, — выдавливаю из себя, захлебываясь слезами. — Я хочу, чтобы он умер.
Ладонь на моем лице замирает и я встречаю непонимающий взгляд Брауна.
— Ты наверное решишь, что я сумасшедшая или бессердечная дрянь, но ты не знаешь как я жила, — стараясь взять себя в руки начинаю считать до десяти. — Мои родители поженились когда им не было еще и двадцати. Слишком скоротечный роман в колледже преподнес им сюрприз в виде незапланированной беременности, — начинаю я свою исповедь.
Браун придвигается еще ближе и это помогает мне дышать спокойнее.
— Матери пришлось бросить учебу ради заботы обо мне, а отец отказался от спортивной стипендии и перевелся на единственный факультет, где мог бы совмещать занятия и работу в автосервисе у дяди. Он был выдающимся футболистом, но отказался от карьеры чтобы обеспечивать семью. Раннее детство было неплохим, — вспоминаю я. — Мы с мамой много времени проводили вдвоем, а в редкие выходные папа даже брал меня на прогулки к озеру. Но чем старше я становилась, тем более редкими были дни проведенные вместе, а после того, как мать устроилась секретаршей в местную контору, я и вовсе почти всегда была предоставлена сама себе. Несмотря на это, меня всегда строго контролировали. Мне было непозволительно учиться плохо. Родители всегда твердили, что без образования в современном мире я буду нулем и в лучшем случае обслуживающим персоналом. Ну, а в худшем…по их мнению для девушки существовало не так много вариантов заработка кроме торговли собой.
— Они не имели… — возмущается Браун, но я не даю ему закончить.
— Да, знаю. Так себе мотивационные речи для восьмилетки, — усмехаюсь невесело. — Когда я окончила младшие классы родители стали ссориться все чаще. Скандалы в нашем доме не были редкостью, но в тот период все значительно усугубилось до ежедневных криков с летающей посудой. Причиной могло стать что угодно. В один из вечеров отец впервые ударил мать, — рассказываю я бесцветным голосом, глядя в конец самолета.
Браун грязно ругается и берет меня за руку.
— Можешь не продолжать. Я не должен был лезть к тебе в душу и просить выложить все.
Медленно качаю головой. Мне нужно рассказать все хоть кому-то. Мэтт долгое время был единственным, кто знал о моем прошлом, пусть и в общих чертах. Несмотря на неопределенность отношений с Колтоном, я все еще доверяю ему и если даже нам не суждено быть вместе, я хочу открыться тому, кого люблю.
— С тех пор отец пил все больше, работал все меньше, а злился все чаще. Так продолжалось три года. Однажды, когда мне было 12, я вернулась из школы и обнаружила, что маминых вещей не было в нашем с ней шкафу. Сначала я даже не поняла в чем дело, решила, что она сдала их в химчистку. Только спустя несколько часов до меня дошло, что вообще никаких ее вещей в доме не осталось. Я испугалась и позвонила отцу, а после его возвращения начался кромешный ад, — шепчу я. — В бешенстве он перевернул вверх дном весь дом и нашел записку, в которой мать писала, что уезжает из страны вместе со своим клиентом. Якобы, она перестала чувствовать себя любимой женщиной, устала терпеть побои и жить в долгах. Мне же она посвятила две строки, где говорила, что я уже взрослая и должна ее понять. Ни нового адреса, ни номера телефона она не оставила. Тогда мне казалось, что она просто боится отца, но заберет меня при первой же возможности.
По лицу Брауна невозможно сказать о чем он думает или чего сейчас хочет, но его глазах метают молнии.
— Она не вернулась за тобой?
— Ни на следующий день, ни через шесть лет. Я больше никогда ее не видела. Честно сказать, я даже не знаю жива ли она сейчас, — вяло пожимаю плечами.
— А ее родители? С ними она тоже не связывалась? — не унимается босс.
— Они погибли в аварии через два года после моего рождения. Я их даже не помню, а о других ее родственниках мне ничего не известно.
Колтон далеко не глуп и сам задает вопрос, которого я опасалась.
— Отец срывался на тебе когда-нибудь?
В его голосе слышится такой холод, что температура за бортом самолета кажется мне тропическим раем. Я отвечаю не сразу.
— В день когда мать бросила нас, он отвесил мне пощечину за то, что я хотела уехать вместе с ней.
Гробовая тишина расползается по роскошному салону частного джета.
— Это был единственный раз? — нарушает тяжелое молчание Браун.
— Нет.
— Как часто?
— Колтон, не думаю, что тебе нужно это знать…
— Ответь мне, Элисон!
Глубоко вздохнув закрываю глаза и продолжаю рассказ. Делать это не глядя на босса намного легче.
— С ее ухода он всегда был на взводе, особенно когда видел меня в форме для танцев. Кричал, что я выгляжу как шлюха, так же как моя мать. Со временем синяки стало прятать намного сложнее и мне пришлось бросить танцы. Но это не помогло улучшить ситуацию дома, отец всегда находил новую причину чтобы сорваться. Тогда я думала, что он переносил свою злость на меня из-за ухода мамы, винил в этом меня, но спустя годы я понимаю, что винил он вовсе не в этом. О нет, масштаб моих прегрешений был намного больше, ведь по словам отца одним своим появлением на свет я лишила его будущего. Ему пришлось отказаться от спортивной карьеры и тяжело трудиться на нелюбимой работе. И все это, чтобы обеспечить нас с матерью, а мы этого не заслуживали. Оказывается, я начала жить в долг сразу после своего рождения.
— Почему ты никому не говорила?
Браун встает и направляется за новой порцией виски.
— Ты должен понять, что я боялась его до ужаса. Он предупреждал, что если я проболтаюсь, он убьет меня до того, как приедет полиция или социальные службы.
— И никто не знал о происходящем с тобой все эти годы? — с сомнением спрашивает босс, возвращаясь ко мне.
Не хочется отвечать на этот вопрос, но понимаю, что теперь поздно отмалчиваться.
— Его мать знала. Она жила неподалеку и периодически навещала нас. Бабушка никогда не наблюдала этого лично, но при виде моих синяков всегда отводила глаза и никогда не спрашивала откуда они.
Медная жидкость выплескивается из стакана, когда босс с силой ставит его на подлокотник.
— Какого черта она ничего не предприняла?!
— Она его мать, — говорю я так, будто это все объясняет. — Думаю, она не хотела терять единственного сына.
— А как насчет единственной внучки?!
Вопрос повисает между нами без ответа.
— Отец распланировал всю на мою жизнь. После окончания школы, я должна была поступить на юридический факультет и построить успешную карьеру. Обеспечить ему безбедную старость и возместить все то, что по его мнению, он упустил из-за нас с матерью. У меня были все шансы получить стипендию в университете штата, но проблема была в том, что меня воротило от одной мысли связать жизнь с нелюбимым делом. Я абсолютно не представляла себя в роли юриста, который целыми днями возится с бумажками в душном офисе. Отцу об этом я даже заикнуться не могла, поэтому несколько месяцев настраивалась на то, что в итоге лишило меня дома.
— Ты сбежала? — с облегчением спрашивает Браун.
— Уж лучше бы так. Я специально завалила один из выпускных экзаменов и втайне подала документы позже установленного срока, — выпаливаю я. — Естественно, в стипендии отказали, предложив попробовать снова в следующем году. Главной ошибкой было недооценить то, что может со мной сделать отец и не подготовить запасной план. В день, когда пришел ответ от колледжа, он был дома и добрался до почтовых писем раньше меня. Увидев отказ, он на удивление спокойно отреагировал и во мне затеплилась надежда, что все обойдется.
Отворачиваюсь от Колтона, чувствуя, как слезы вновь катятся по щекам.
— Он молча ушел к себе, а когда вернулся, накинулся на меня со спины и едва не убил. Он пытался задушить меня ремнем.
В памяти всплывают обрывочные воспоминания о том вечере. Боль была такой сильной, словно в горло налили раскаленное железо. Я почти отключилась от нехватки воздуха, когда он сорвал с меня футболку и избил тем же ремнем. На спине до сих пор остались шрамы в тех местах, где кожу рассекла металлическая пряжка.
— Когда я пришла в себя, то лежала в полной темноте на полу гостиной. Кое-как добралась до своей комнаты и на автопилоте собрала немногочисленные вещи. Как в тумане я добралась до одноклассницы и потеряла сознание прямо у нее на пороге. Ее родители отвезли меня в больницу, где я провела почти две недели с переломами ребер и сотрясением мозга.
Рыдания душат с новой силой и в этот раз мне не удается совладать с собой. Вся боль пережитых лет обрушивается волной с невообразимой силой и я уже готова захлебнуться ею, как вдруг сильные мужские руки подхватывают меня и одним движением пересаживают к себе на колени.
Голова оказывается прижатой к груди Брауна и теперь я в плену самых крепких объятий. Он нежно нашептывает на ухо успокаивающие слова, смысл которых ускользает от моего сознания, но тепло от них оседает где-то глубоко в сердце.
Не знаю как долго мы сидим в таком положении, пока Колтон ласково поглаживает мои растрепавшиеся волосы. Чувствую себя до ужаса истощенной и мозг стремится забыться во сне. Наплевав на все, устраиваюсь удобнее и прошу об одной единственной вещи:
— Не отпускай меня, Колтон.
Возможно, мне снится прекрасный сон, в котором слышится бархатный шепот:
— Никогда. Обещаю.