Непредумышленное

Над макушкой небо расколото, как корыто,

И массы туч на нем тяжелее тонны.

Его зрачки так широко раскрыты,

Словно в глаза закапали белладонну,

Он расчетлив, упрям и смел, как другие Овны,

И ты у него, как змея, на груди пригрета,

Он кисло-сладкий колючий лесной крыжовник,

За щекой леденцами прячет осколки лета.

Все инъекции против него — плацебо,

Музы пели, что он герой, а молва чернила…

Его глаза отражают ночное небо,

Впитывают темно-кобальтовые чернила.

Шестеренки мелют века на простые числа.

Ты мечтаешь ему присниться, неслышно, робко,

А он машинально зипует архивы мыслей

И выращивает стихи в черепной коробке.

Монетки звенят мотивами Тарантино.

С ним смеется всегда легко, говорится гладко,

Его любовь на пожизненном карантине,

Чтобы понять его, пришлось поменять раскладку.

У него затяжной роман с несчастливой кодой,

Тебе бы лето, он ставит на лед и зиму.

Он — твоя доза страшной живой свободы.

Твой личный аналог общей анестезии.

Он тебя поёт, ты его по ночам неволишь,

Он тебя заражает своей бесшабашной форой,

И времени на поцелуй у тебя всего лишь —

Промежуток между красками светофора.

У его купидонов — пули, и бьют навылет.

Но как только хватаешь за хвост эту злую долю —

Он рассыпается облачком мокрой пыли,

Щемящим, терпким запахом канифоли.

Тебе бы его кричать, а не птицей биться,

Тебе бы с его щеки слизнуть сок черешни…

Но когда ему в прошлый раз повезло влюбиться,

То живущие позавидовали умершим.

Ты больна им. Все в черно-розовом колорите.

Непохоже ведь, что тебя так жестоко сглазили.

Зарывайся лицом в его теплый колючий свитер.

И не бойся. Любовь будет быстрой… как эвтаназия.