Несбыточное желание

Глава 1

День за днем в тишине и покое.

Ночь за ночью в пространстве темно-синего неба, полного звезд.

Селена не считала циклы, незримые, но ощущаемые, откровенно наслаждаясь обретенным миром, пусть тот и царил в клетке чужой души. Волчица, отбросив шлем и откинув лунный меч, восседала на созданном из черного мрамора троне и любовалась звездным небом, выискивая знакомые и не очень созвездия. Ее власть здесь, на этом клочке пространства, была достаточно велика, чтобы обеспечить любой комфорт, но богиня, что сотни лет знала лишь скитания и сестроубийственную войну, не желала его. Ей было достаточно покоя и тишины.

Она была готова годами и десятилетиями сидеть так, лишь бы никогда больше не поднимать меч, не пронзать чужую плоть. Ее устраивала стагнация и безделие, ведь то значило, что миру не нужна окровавленная богиня луны. Конечно, она понимала, что ее желание несбыточно, ведь душа, в коей она была заперта, принадлежала смертной. Рано или поздно ее или найдут, или душа уйдет на перерождение, а может, обратится в Ничто — кто знает? Важно лишь, что, желая вечного покоя, ночногривая богиня была готова в любой момент начать действовать, неважно, как.

В пользу будущих действий говорил и незначительный, но отток сил. Селена подозревала, что она уходит существу, в чьей душе оказалась богиня. Она все так же ощущала ночное светило, мощь звезд, но понимала, что те теперь не принадлежат ей, управляемые, по ощущениям, тюремщиком. Богиня, тем не менее, могла изменить небо нового мира, перестроить его по своему желанию, но не хотела. Если ее сила, ее власть над ночью, кому-то пригодилась, то это было хорошо. Темно-синяя с серебристыми шерстинками волчица клыкасто улыбнулась, дернув ушами, подобная перспектива устраивала ее. Она не будет, подобно смертным, страдать от скуки, нет. Для нее нет ничего сложного в том, чтобы десятилетиями, или сколько там будет жить душа, в которой ее заперло, просто созерцать звезды. Понятие времени для богов отличается, могут пройти столетия, но субъективно восприняться лишь несколькими мгновениями.

Ночная богиня приготовилась к долгому ожиданию. Ее вполне устроило бы и окончание существования, она рада была бы вернуть себя в Ничто, обратиться первородной энергией и дать начало чему-то новому. Но раз уж она сохранила свою суть, то темно-синяя с многочисленными серебристыми волосками волчица, чья грива была подобна ночному звездному небу, готова была ждать столько, сколько потребуется.

Ночь всегда была терпелива.

***

Бесконечность ожидания была прервана неожиданно — та в чьей душе была заперта Селена, полыхнула ненавистью и злобой. Слишком знакомые эмоции для богини, что десятилетиями сражалась и убивала. И слишком знакомые оттенки были у этой ненависти, горечь, неверие, обида, горе и тоска. Десятки полутонов говорили волчице, что все эти эмоции направлены на близкое душе существо. На родное существо. На сестру или брата. Память тут же подкинула сцены первых ссор и драк, оскаленные в злобе клыки, полные ярости и ненависти глаза.

Терпеть повторение своей истории Селена не собиралась.

Призвав свою силу, она сокрушила темницу единым ударом лунного меча. Та была хороша, прочная, хитрая, но что такое мощь заклинаний и барьеров на фоне настоящей богини? Ей подчинялись ночь и луна, звезды, а после гибели ответственных богов, и сны смертных, и множество других явлений. Ее родной, безумный и больной мир не мог существовать без высших сил, что управляли многими сторонами его существования. Ничего удивительного в том, что Хелена и Селена получили огромные возможности и новые зоны ответственности.

Во многом, если вдуматься, именно такое безумное усиление и дало им возможность разорвать извечный цикл смены дня и ночи.

Не став надевать шлем, волчица когтями латной перчатки вскрыла пространство, осторожно миновав струны чужой души. Ей не нужно было калечить смертную, ей всего лишь требовалось проявиться в реальном мире. Претендовать на что-либо Селена не собиралась, лишь дать понять, что ни к чему окунать руки в родную кровь. Оценив разрез и довольно хмыкнув, она решительно шагнула наружу, собираясь вправить мозги хозяйке души, а после вернуться к извечному созерцанию ночи и звезд. Простой план.

Доля мгновения, и богиня чуть не ударилась головой о люстру на потолке. Оценив изящество ковки серебряного изделия и полные сил кристаллы, что давали мягкий свет, она осмотрелась.

Уютные покои — на взгляд почти двух с половиной метровой волчицы, слишком маленькие — в темно-синих тонах с серебристыми элементами декора. Очень мягкая на вид, большая кровать с балдахином, множество предметов мебели, что так любили смертные, шкафы, шкафчики, тумбочки, стулья и столы, все это. В единой цветовой и стилистической гамме, покои радовали глаз своей гармоничностью, лишенные напускной роскоши, но и не выглядящие коморкой бедняка, не с таким количеством бархата и серебра. Селена в своей броне почти идеально совпадала по цвету и украшениям с ними, что намекало на любовь смертной к ночи. Закончив осматриваться, волчица сосредоточила взгляд на тюремщице, что лежала на кровати, свернувшись калачиком. Выглядела она, как маленькая лошадка синего окраса, с рогом, крыльями, эфемерной, колыхающейся гривой и хвостом, в которых иногда проскальзывали искорки звезд. На ее крупе виднелось черное, подобное облаку формой пятно с серебристым полумесяцем на нем. Богиня оценила схожесть своего облика и образа этой лошадки.

«Пони. Это пони, точнее, аликорн», — мысленно подправила себя богиня. Была ли тому причиной связь с душой этого существа, или мир таким незамысловатым образом показал свою готовность к сотрудничеству, ей было неизвестно. Родной мир брезговал давать знания вот так, и даже не распределил между выжившими богинями силы бога знаний, а этот был словно бы дружелюбнее. Это радовало, давало надежду на куда более светлое и радостное будущее, нежели уготованное Селене ранее.

Волчица нахмурилась. Не нужно было быть всеведущим, чтобы понять, что пони беззвучно рыдает, сокрушенная горем и обидой. Эмоции густым темным облаком окутывали аликорна, и волчице остро захотелось развеять его. План выстроился в ее голове быстро, простой и понятный.

Лязг металла, что раздался, стоило Селене сдвинуться с места, прервал поток слез. Аликорн вскочила, угрожающе распахнув крылья и опустив голову, да так и замерла на скомканном покрывале кровати. Ее большие и выразительные глаза расширились до совсем уж невообразимого размера, стоило ей заметить гигантсткую двуногую волчицу в латной броне и с мечом в правой руке. Та возвышалась настолько, что почти касалась потолка стоячими ушами, а с ее морды спокойно и даже холодно смотрели непривычно маленькие синие глаза. Латные доспехи темного, синевато-черного цвета были украшены серебристыми звездами и изображением чуть желтоватого полумесяца. Взгляд пони метнулся к рукам в латных, пальцы которых оканчивались поблескивающими заточенной кромкой когтями, вновь скользнули по мечу, сияющему, будто самая яркая звезда. Аликорн испуганно сжалась, всем своим естеством чувствуя, ей ни за что не справиться с неизвестной.

— Я не враг тебе, смертная душа, — голос Селены, хрипловатый, глубокий, будто самая темная ночь, странно успокоил аликорна, и та расслабилась, перестала в панике искать выход из ситуации. Ложиться обратно и вновь предаваться обиде она, впрочем, не спешила, не желая раздражать ночную гостью неуважением. — Поведай мне, отчего же желаешь ты гибели родной крови?

— Что?..Я… Я не хочу того! — аликорн вскинулась, но под чуть ироничным взглядом стушевалась.

— Я живу в твоей душе, смертная. Я вижу и чувствую все твои колебания, сомнения и обиды так ярко, что мне пришлось покинуть пристанище и выбраться в реальный мир. Расскажи мне, маленькая пони, что тебя гложет?

— Я не маленькая! — нахмурилась аликорн, осеклась, поняв, что речь шла отнюдь не о возрасте. Говоря «маленькая», гостья буквально имела в виду то, что пони по сравнению с ней миниатюрная. Ее разум зацепился за слова о душе, но пока она решила оставить этот вопрос. — Ну…

На голову крылато-рогатой пони опустилась рука в латной перчатке, погрузившись когтями в мягкую, плотную шерстку. Но аликорн ощутила не холод металла, нет, это было подобно касанию мягкой перины, уютной и приятно прохладной, под которой так хорошо забраться в конце трудного дня и погрузиться в мир грез. Неосознанно уктунвшись макушкой в ладонь, она прикрыла глаза, позволяя эмоциям мягко притихнуть, отпустить ее разум.

— Расскажи, маленькая принцесса, что тебя тревожит?

И она рассказала. Все, от начала до конца.

Ее сестра, Селестия, дневная правительница Эквестрии, пользовалась популярностью среди народов пони. Всегда с мягкой, светлой улыбкой на губах, она была добра вежлива, терпелива, всегда готовая выслушать и дать совет. Страна под ее управлением процветала, полная мира и гармонии. Ее слава была подобна солнцу, которым та управляла, и касалась каждого, ведь жители их страны — существа дневные. И не было ничего удивительного в том, что ночь, над звездным небом которой так трудилась Луна, почти никого не интересовала — пони тратили все свои силы днем, а ночью просто спали, не видя красот, что создавала ночная принцесса.

Поведала она о том, что почти не влияла на Эквестрию, лишеная и капли власти над ней. Ей не давали даже просто возможности действовать, мягко задвигая в сторону, всячески намекая на бесполезность, бестолковость, что она еще слишком мала для управления целой страной. А стоило ей все же попытаться начать действовать, как десятки подданных Селестии всячески мешали ей, не давали принимать решения, тормозили все начинания и идеи… Многие из которых потом реализовывались ее сестрой, которая и получала всю славу.

Рассказала, как она пожаловалась на свою безвестность, на что получила гневную отповедь о детских обидах, не имеющих ничего общего с реальностью. Ее обвинили в клевете на порядочных пони, что трудились во благо Их страны, поставили в упрек, что Селестия сутками напролет трудится ради процветания Эквестрии, а в ответ получает какие-то ничем необоснованные обвинения!

Селена слушала маленькую Луну и качала головой. Она не винила принцессу в слепоте или непонимании, прекрасно осознавая, что лишь со стороны можно увидеть картину целиком. В том были все смертные, невероятно прозорливые и мудрые, когда дело касалось других, но столь слепые в моментах личных, смотрящие на все через призму эмоций.

Прикосновение обратилось мягкими поглаживаниями, оканчивающиеся металлическими когтями пальцы неожиданно нежно почесывали кожу вокруг рога, между ушей, посылая многочисленные приятные мурашки вдоль спины и по всему телу. Принцесса Луна закрыла глаза, успокаиваясь, погружаясь в свои ощущения, столь новые и непривычные, необычные, яркие.

— Твоя обида понятна мне, маленькая Луна. Понятны мне и мотивы, действия твоей сестры Селестии. Я скажу тебе, как могут обстоять дела на самом деле, и лишь от тебя будет зависеть, воспользуешься ли ты этим знанием, или сдашься на милость эмоциям и будешь жалеть об этом многие годы.

— Расскажи…

— Ты права в том, что Селестия видит в тебе малого жеребенка. Это беда всех смертных, что взрастили своих младших родичей. Они не видят в вас повзрослевших не из злого умысла, но из жажды уберечь вас от всего злого и грязного, что таит в себе мир.

— Но я уже взрослая!

— И восклицаниями такими ты лишь убедишь ее в своей незрелости, даже если то и неправда. Не кричи — делай. Не обижайся — думай. Помни, лишь поступки, лишь дела отличают взрослого от малыша. Там, где дите будет топать ногами, плакать и требовать, старший вздохнет и начнет действовать, по душе ли ему то или нет.

— Я… Не знаю… — сомнения опустили голову Луны. — Но почему она накричала на меня?

— Подумай, принцесса. Подумай и дай мне ответ.

Долгие минуты тишины заполнили покои младшей из диархов Эквестрии. Войди кто в эту комнату, он бы сильно удивился невероятной картине: на кровати сидела огромная, закованная в глубоко синюю, почти черную броню двуногая волчица, а на ее коленях подобно большой кошке лежала принцесса Луна. Оканчивающиеся когтями пальцы в латной перчатке мягко скользили по ее шерстке, оставляя быстро исчезающие бороздки, отчего аликорн неосознанно подергивала крыльями от удовольствия.

— Она устала… — в шоке и неверии прошептала принцесса, широко раскрыв глаза. — Нет, не устала, вымоталась. Каждый день держать лицо… Каждый день быть правительницей… А я… Я, вместо поддержки, пришла к ней с обвинениями…

Морду Селены прочертила мягкая улыбка, небольшое воздействие на разум позволило добиться желаемого. Вместо долгих и упорных разговоров с целью преодолеть пелену гнева и обиды, богиня предпочла более быстрый, прямой и действенный путь. Она не желала медленно открывать глаза смертной, тратя месяцы, а то и годы. Она знала, ныне не тот момент, когда нужно выдавать истину по капле, заставляя смертную учиться, отношения меж сестрами требовалось восстановить здесь и сейчас, иначе навеки между ними поселится искра раздора, готовая разгореться в пламя войны.

Казалось, что ей, богине ночи и луны, какая-то смертная? Их жизни, подобные вспыхнувшей спичке, были ярки и коротки, незаметные на фоне вечного света божества. Но подобные мысли остались в далеком прошлом, когда они с Хеленой лишь передавали друг другу мир на рассвете и закате. Погрязшие в крови и ненависти, она как никогда осознала ценность чужих жизней, особенно тех, кто находится так близко. Волчица знала, их связь с маленькой Луной только что укрепилась, и недалек тот день, когда они станут друг другу куда ближе даже сестер, и не собиралась тому противиться.

Она была готова сгинуть бесследно, и кто будет судить ее за желание хоть ненадолго пожить полноценно? Не просто как богиня, существо, что повелевает многими силами, а как… Смертная? Со всеми их эмоциями, деяниями, познав неясность сомнений, горечь утраты. Смертные были огоньками, и эмоции их были столь ярки, как и пламя их жизни.

Не нужно было быть хранителем мудрости, чтобы осознавать, насколько несвойственны ей подобные мысли, но волчица лишь мысленно отмахнулась. Пусть. Ее путь должен был быть окончен. И если мир, новый мир, что принял ее, пожелал такой судьбы, то… Что же, она не будет противиться. Эта судьба, эта роль, была ей куда ближе, нежели кровавые ритуалы смены дня и ночи. Бесконечно ближе и приятнее.

— Что же мне делать? — Луна взглянула в глаза богине, ища в них ответ.

— Поговори, — просто ответила Селена. — Усмири свою гордыню, ей нет места в отношениях сестер. Она отравит ваши отношения, раньше и сильнее, чем ты ожидаешь.

— Кто ты?

— Селена.

Волчица мягко переложила впавшую в ступор от осознания своего положения Луну на кровать и встала с клацанием металла брони. Подхватив прислоненный к столбику балдахина меч, она отошла в сторону, сопровождаемая умоляющим взглядом бирюзовых глаз.

— Я буду рядом, маленькая Луна, — мягко улыбнувшись смертной, богиня отсалютовала мечом и растворилась темной дымкой, подобно ночному туману.

— Спасибо… — тихо прошептала в пустоту принцесса, замерев.

***

Она все еще ощущала фантомные прикосновения, ее нос улавливал неповторимый аромат ночи, оставленный Селеной взамен ожидаемого запаха металла и шерсти. Произошедшее казалось ей странным сном, но все ее естество твердило — это была реальность. Ее действительно посетила та, что, по ее же словам, ныне жила в глубинах ее души. Воительница цвета ночного неба, с эфирной, словно у самой принцессы, гривой и хвостом, закованная в темно-синюю сталь. Та, что ощущалась на порядки могущественнее не только аликорнов, но даже Дискорда, даже Элементов Гармонии.

Божество. Богиня. Бог.

Одно слово и множество его форм крутились в голове Луны, и она знала, чуяла душой, нутром, всем — она угадала. Селена не просто некий дух, не просто могущественная сущность, нет, она — истинная богиня, та, чья власть над ночью и луной куда больше и объемней, чем у принцессы. Огромная волчица оставила после себя десятки мыслей, но ни капли сомнений, Луна знала, ее слова — истина. А значит, и Селестия не желала ей зла. Не желала задвинуть ее в сторону, лишить власти, присвоить себе все достижения… Аликорн горько усмехнулась, сейчас, после разговора, эти мысли, подозрения и обида казались ей такими глупыми. Ее любимая сестра, что всегда стремилась защитить, что оберегала ее, любила всем своим большим сердцем, не могла поступить так. Не просто потому что, и не так скоро. Луна не отрицала, они с сестрой могли измениться, но не столь резко и внезапно, беспричинно, так не бывает. А значит, ее сомнения оказались ложными.

«Отчего ты желаешь гибели родной крови?»

Слова Селены громом прозвучали в голове принцессы, заставив ее похолодеть. Она… Она действительно желала той если не смерти, то забвения. Она хотела стать единственной правительницей Эквестрии, узурпировать трон. Эти мысли уже сформировались и терзали ее разум и душу… Они до сих пор мелькали где-то на задворках ее сознания, грозя вернуться с новыми силами.

— Нет… Тому не бывать… Не бывать, — Луна решительно встала с кровати. Время лить слезы и обижаться прошло. Теперь ей следовало подготовиться к разговору с сестрой.