Несбыточное желание

Глава 2

Селена с искренним, в чем-то даже детским интересом наблюдала за жизнью маленькой принцессы Луны. Их укрепившаяся связь позволяла смотреть, слушать, а в перспективе и вовсе — общаться и даже влиять друг на друга. Это было интересно, необычно… Захватывающе. В то же время богине показалось ироничным то, что она, властительница луны, оказалась заточена в аликорне, чьим талантом было управление этой самой луной, а имя буквально означало ночное светило. Словно они были созданы, как продолжение друг друга, части целого, только сейчас сумевшие воссоединиться и потихоньку притирающиеся друг к другу.

Не менее ироничным казался и факт, что сестра маленькой Луны, Селестия, подобно Хелене властвовала над днем и солнцем. К своему сожалению, Селена не ощущала связи со своей сестрой, не чувствовала ее в этом мире. Она украдкой вздохнула, волчица хотела бы, дабы они вдвоем смогли изучить этот новый, прекрасный в своей свободе от кровавого безумия мир, населеный столь интересными смертными. Освобожденные от бремени продолжения вечного цикла, богини могли бы, наконец, заняться тем, чем желали, но сестра оставила ее, вероятно, вернувшись в Первооснову. И, насколько знала Селена, Хелена истово жаждала окончить свой путь, устав от крови, убийств и смертей.

Лунная богиня откинулась на спинку трона, полуприкрыв глаза. Хелена всегда была такой, непримиримой и упрямой. Позже к этим качествам добавились жесткость и ярость, свет полуденного солнца сменился пламенем лесного пожара… И она, Селена, не могла, как раньше, остудить разум и суть любимой сестры прохладой своей ночи. Разделенные, вынужденные сражаться и убивать, они больше не могли уравновешивать друг друга, и если ночная богиня смогла выдержать это, то солнечная сестра нет, выгорев в пламени собственных эмоций.

Тем интереснее было то, что в Луне и Селестии часть личностных качеств словно отразились. Луна была активной, яркой, эмоциональной, любопытной и скоропалительной, а ее сестра всеми силами держала морду… лицо, пытаясь быть холодной и отстраненной. Селена неодобрительно поджала губы, опустив голову на кулак, быть может, для правительницы смертных это и важная черта, но жертвовать родственными связями ради того? Ради тех, кто растворится во времени?

Мир продолжал мягко рассказывать о себе, радуя богиню сведениями о себе, некоторых расах — пони в частности — и определенных законах. Она уже знала, что аликорны потенциально бессмертны, так как не стареют, но их все еще можно убить. Фактически они были полубогами, их сила, власть и возможности были весьма велики. И потому видеть, как Селестия сжигает себя и свою привязанность в угоду политике, в угоду простым смертным, было почти физически больно. Особенно из-за понимания, что та изначально делала это не ради себя.

Разглядеть во всем происходящем заботу о младшей сестре можно было только со стороны, и если знать, что высматривать. Оберегая маленькую Луну от грязи политики и интриг, Селестия, увы, совершила множество ошибок, вполне естественных и понятных, но, тем не менее, тяжелых и даже роковых. Селена не была всеведущей, но мудрости ей хватало, чтобы понять, если бы не ее вмешательство, обозленная, отравленная завистью и мнимым игнорированием младшая сестра вполне могла начать восстание, просто из желания доказать самой себе, что она не пустое место.

Смертные часто были столь нелогичны в своих поступках… Лишь долгие годы наблюдений за ними позволяли Селене понимать, к чему может привести та или иная ситуация, и то, лишь предполагая исход, нежели точно его зная.

К счастью для сестер-аликорнов, Селена изначально решила действовать при необходимости, и таковая наступила. И пусть бесконечность созерцания и тишины были ей куда ближе, она не могла позволить маленькой Луне пасть под гнетом эмоций. Потому она вмешалась сразу, как только осознала происходящее, потому и сломила оковы. Волчица уже строила планы, как укрепить связь между ней и аликорном, что сделать, дабы разрушить нарождающийся лед в отношениях Луны и Селестии. Освобожденная от своих привычных обязанностей, богиня решила попробовать себя в совершенно иной сфере, не желая страданий той, в чьей душе была заключена.

Уголки губ волчицы приподнялись в усмешке. Она могла стать хранителем не только Луны, но и мира, и, пожалуй, собиралась быть таковой. Мягкий, дружелюбный и отзывчивый мир, клетка чужой души, что не способна сдержать ее, сохранившиеся силы… Волчица точно знала, появление могущественных сущностей всегда сулило перемены. Это было буквально заложено в основу ее сути, как некое абсолютное знание, присущее богу. Она была вестником перемен, и лишь от нее зависело, какими они будут, и к чему приведут, ведь помимо желаемой роли она вполне могла стать и вестником погибели для Эквуса. И раз уж она решила, кем быть, ей стоило быть готовой к противостоянию с теми силами и сущностями, что пожелают иного. Селена должна была быть готова к борьбе, и сколь бы ни хотелось ей отбросить клинок, она понимала — всегда может возникнуть ситуация, когда волчице придется поднять оружие.

Темно-синие, почти фиолетовые глаза сузились, уши отогнулись назад, придав лунной богине угрожающий вид. Пусть мир мягок и спокоен, но ему тем более нужен был защитник. Тот или та, кто не побоится поднять оружие в защиту его обитателей и его самого. Бросив взгляд на лежащий на подлокотнике трона серебристый меч, Селена тихо вздохнула. Да, она надеялась оставить борьбу и кровь позади, но знала, что не сможет. Слишком глубоко проникла кровь и смерть в ее суть.

Ей оставалось только направить свои порывы в нужное русло.

***

— Не спеши, маленькая Луна, — пробормотала богиня, наблюдая за тем, как принцесса готовится к разговору с сестрой. — Поспешность ведет к ошибкам.

Их связь была еще слишком слаба для прямого общения, но, очевидно, достаточно крепка, чтобы передавать намерения. Замерев на мгновение, крылато-рогатая пони неуверенно отступила от стола, заваленного свитками, тряхнула головой, но продолжать штурмовать крепость библиотечных знаний не стала. Умилившись с сосредоточенно-недоумевающей мордочки — или, как говорили сами пони, лица — Луны, Селена улыбнулась.

Тот факт, что она могла испытывать умиление, ее радовал не меньше, чем сама возможность ощущать что-то окромя боли и ярости. Это все означало, что ее план стать ближе к смертным, их эмоциям, постепенно выполнялся, делая ее менее отстраненной. Да, это делало ее заинтересованной в благополучии кого-то конкретного, смертного или народа, но Селене надоело держать ответ за весь мир целиком. Она желала чего-то более объятного, менее глобального.

«Сестре бы тут понравилось», — в который раз мелькнула в ее голове грустная мысль.

Принцесса Луна испытывала сомнения, но в то же время и решительность. Эта двойственность всегда удивляла богиню, привыкшую к чистым, незамутненным оттенками эмоциям. Колебания редко беспокоили ее, да и были следствием перемены парадигмы поведения в результате раздумий и новых знаний. Богиня не понимала смертных, способных передумать десять раз за миг, знала, что они так могут, но не понимала. Это создавало ту самую нотку сложности в предсказании действий и последствий, делая наблюдение за смертными столь интересным. Даже в годы скитаний под ночным небом Селена любила понаблюдать за ними, отстраненно размышляя, как бы поступили они с сестрой. Смертные не всегда руководствовались логикой и холодным расчетом, и в этом напоминали резкую, сиюминутную Хелену, впрочем, даже она не принимала решения без твердой основы, будь то знания или эмоции. Все это делало желание волчицы познать их, смертных, сильнее, понять, что же столь важного есть в сомнениях, что все виды разумных столь часто и ярко в них погружаются?

Луна тем временем вновь села за письменный стол, вернувшись к формированию черновиков своей речи, но уже без паники в эмоциях. Она методично выдвигала аргументы и тут же разбивала их в пыль, выстраивая позицию, которой собиралась придерживаться. С живым интересом наблюдая за аликорном, Селена ждала, когда же та осознает бессмысленность своих действий, и нужно ли ей вновь вмешаться, намекнуть, а то и прямо сказать, что она имела в виду не дискуссию правительниц, а живой, простой разговор запутавшихся в себе сестер. Волчица понимала, что смертные упрямы в своих суждениях, да и нельзя водить их хвостиком за собой, разрушая индивидуальность и независимость, а потому пока сдерживалась, хоть и испытывала жалость к запутавшейся Луне.

Ночь сменилась днем, что ушел вслед за солнцем, и вновь на небосводе воцарилась луна. Редкие, необременительные обязанности почти не сдерживали порывы темно-синей пони, но та же прорва времени грузила ее разум и душу сомнениями. Решительность принцессы таяла, но она не сдавалась, отчаянно исписывая кучу пергамента, истирая перья и пачкаясь чернилами, отчаянно и безрассудно бросаясь на воображаемый бастион, не думая о последствиях.

Способность сражаться, даже когда сил не осталось, была весьма удивительна в отношении смертных существ, чья жизнь могла столь легко оборваться.

Испробовав все возможные доводы, истязая себя сомнениями, Луна в ярости смахнула крыльями свитки со стола. На пол упала, расплескивая содержимое, чернильница, и поломанные перья.

— Я не могу… Я не знаю, что сказать! — в отчаянии аликорн взборыкнула, разбив в щепки стул. — Что мне делать… Как поговорить? О чем говорить?

Селена молчала, ожидая. Дай она сейчас совет, в момент высшей нужды, она навсегда бы привязала Луну к себе и своей мудрости, сделав своей последовательницей. Она не желала того, а потому оставила принцессу в омуте собственных сомнений. Ей не хотелось лишать смертную важных жизненных уроков, ведь именно они, этот опыт, пусть часто негативный, делали личность сильнее. Нет, если бы был риск, что та сгорит в собственных эмоциях, богиня бы немедленно вмешалась, как в тот, первый раз, но она чувствовала — маленькая пони справится. Толчок в нужном направлении был совершен, и оставалось лишь ждать и следить, не позволяя ситуации ухудшиться.

— О чем мне говорить с правительницей Эквестрии, что на своих крыльях несет всю тяжесть власти? — Луна ожидала ответа, но не услышала его, разозлилась. — Ну и молчи! Тоже мне… Подумаешь, луну двигаю, подумаешь, сны всех пони Эквестрии оберегаю! Кошмаров истребляю! Кому я нужна… Сестра захочет — и сама все сделает… Сестра…

Луна всхлипнула, зло стерла ногой слезы, размазав чернила по лицу. Замерла, оглушенная собственными эмоциями, сомнениями и страхом, паникой, медленно сжимающей сердце в тисках. Она сжалась, ощущая на себе весь груз ужаса перед возможным будущим, нарисованным ее воображением.

Где она, всеми забытая, никому не нужная, бродит по стране, никем не замечаемая, пока величественная Селестия, освобожденная от оков заботы о бесполезной сестре, правит Эквестрией.

— Лулу?.. Ты здесь?.. — раздался сонный, но полный беспокойства голос дневной правительницы. — Тебе плохо? Я почувствовала твой страх…

— Тия?.. — в шоке и неверии прошептала Луна, резко выпрямившись.

В покои зашла не Селестия, нет. Это была ее старшая сестра, обеспокоенная настолько, что пришла с другого конца замка, даже не надев регалий или хотя бы накопытников. Помятая со сна, посекундно зевая и вяло потирая стремящиеся закрыться глаза ногой, она выглядела так… По-домашнему.

— Лулу, что случилось? Интересный имидж, тебе идет, — аликорн явно не особо соображала, все еще не проснувшись окончательно. Лунная принцесса улыбнулась, решительно стерла слезы и подошла к ней.

— Я…

— Тшш, все хорошо, моя родная, я с тобой, — Селестия обняла замершую сестру, пачкаясь в чернилах, и прижала ее к себе. — Все хорошо, моя звездочка…

Вся паника, все сомнения, что гложили душу Луны, растворились без следа. Она обняла старшую сестру, улыбаясь, прижалась к ней, как в детстве, когда ее еще мучили ночные кошмары, и Селестия неизменно приходила к ней, как бы крепко не спала, чтобы утешить и обнять.

«Ведь я твоя старшая сестра», — всегда говорила она. «Я всегда защищу тебя».

Тихое, размеренное сопение над ухом говорило о том, что, вымотанная дневными обязанностями, солнечная принцесса уснула стоя. Тихо хихикнув, Луна осторожно перенесла ту телекинезом на свою кровать и укрыла одеялом. Многочисленные черные пятна — дурацкие чернила плохо сохли, и только особый пергамент свитков не давал тем растечься — покрывали обычно идеально белую шерстку пони. Не велика беда, всего одно очищающее заклинание, и Селестия вновь будет сиять, подобно дневному светилу.

А Луна… Она, наконец, приняла решение. Пусть они так и не поговорили полноценно, но принцесса осознала, насколько велика забота ее старшей сестры.

Селена была права, Селестия не задвигала ее в сторону, не лишала власти. Она, как могла, как умела, заботилась о ней, оберегая ото всех кошмаров, даже если то лишь интриги аристократии и сложности политических решений. Луна вдруг осознала, что будь она сама старшей сестрой, она бы поступила точно так же, позволяя младшей жить без столь тяжких забот. И даже регулярные напоминания о необходимости держать лицо на публике приобрели иной оттенок, оттенок заботы о ее образе, чтобы пони видели в Луне принцессу, ту, кого нужно почитать.

Селестия была солнцем Эквестрии, ее путеводным светом.

А Луна… Луна была ее тенью. И если уж она могла спрятаться за ярким дневным светилом, этим стоило воспользоваться.

Ощущение касания самой ночи на загривке было неожиданным, но приятным.

— Ты справилась, маленькая Луна. Молодец.

Счастливая улыбка осветила ее лицо.

***

Дни и недели, месяцы. Желание ночной принцессы стать тенью своей сестры упиралось в непонимание, как того добиться, и что же она могла сделать, прячась во тьме. Луна внимательно изучала историю разных государств, что существовали до Эквестрии, страны соседей, их культуру, обычаи… И армии. Она раз за разом натыкалась на одну и ту же мысль, связанную с вооруженными силами ее страны — их не было. Дневная стража была, скорее, парадным войском, пусть хорошо обученным, но ни разу не приспособленным к настоящим боевым действиям. Слишком специфические тренировки, слишком… Пафосная и непрактичная броня и снаряжение. Селестия желала мира, и в стремлении своем прошлась по всему, что могло хоть как-то напоминать о темных временах, когда три народа пони враждовали.

Луна понимала, почему ее сестра так поступила, но так же и понимала необходимость хоть какого-то наблюдения за границами… И не только. Она сама начала изучать обстановку в Эквестрии через сны, пользуясь тем, что пони очень редко запоминали ее появление и задаваемые вопросы. Часто ей хватало просто сюжета сна или кошмара, чтобы понять, насколько все хорошо или же плохо в той или иной части страны. Вот только, ее одной не хватало на все, да и сны иных народов Эквуса ей были почти недоступны. Чтобы проникнуть в сон грифона или лошади из Седельной Аравии, ей требовалось потратить силы и время, и принцесса не могла пользоваться таким способом наблюдения постоянно, слишком уж затратным он был. Ей нужны были помощники, но обычные пони не могли уверенно действовать по ночам. Да и магия теней и тьмы была почти неподвластна единорогам, не говоря уже о земнопони или пегасах.

Но выход был, Луна нашла его, копаясь в пыльных фолиантах, подсматривая сны сильных единорогов и — к счастью, без ведома сестры — в дневниках их наставника, Старсвирла Бородатого. Легендарный единорог, которого вполне заслуженно звали архимагом, вел множество проектов, и среди них нашелся нужный принцессе. Тщательно подготовившись, изучив всю доступную информацию и множество раз все перепроверив, Луна радостно принялась за дело.

У нее появился шанс создать тех, кто сможет ей помочь.

***

Могущественная магия медленно наполняла ритуальный зал, растекаясь по сложнейшей рунной вязи. Призванная облегчить удержание концентрации на внушительном массиве заклинаний, она мягко сияла серебром звездного света, освещая три дюжины пони.

Двенадцать пегасов, двенадцать единорогов, двенадцать земнопони. Восемнадцать жеребцов и восемнадцать кобылок. Отобранные лично Луной, прошедшие многодневные собеседования, за кем она лично месяцами следила во снах, изучая самые потаенные желания и мотивы, они должны были стать тенями. Ночные стражи, те, кто наблюдает изо тьмы, оберегая беззащитных. Те, кто, подобно самой лунной принцессе, были готовы стать никем, обратиться во тьму, но защитить дневных пони и их правительницу.

Ночная стража. Лунные пони.

Фестралы. Новый вид, пони, к душе которых аликорн собиралась добавить крупицу тени и тьмы, выделенную из собственной сущности.

Луна с трудом удерживалась на ногах, стол велико было магическое напряжение. Никакой экранирующий комплекс не скрыл бы столь могущественную магию, но, к счастью, у нее была Селена, без уговоров согласившаяся помочь. Проявив себя, удивив будущих фестралов своим обликом, богиня укрыла зал своей силой, уплотнив ее подобно тончайшей, но прочнейшей пленке. Лунная волчица, уперев меч острием в мрамор пола, стояла за пределами ритуального круга и наблюдала, пока ее грива и хвост развивались ночным небом, подобно таковым у принцессы.

Ее по-своему впечатлила вкладываемая в магию сила, огромная для смертной. Она уже успела оценить возможности магов-единорогов, те никоим образом не могли сравниться с мощью аликорна. И это при том, что Луна была слабее Селестии, обладая взамен большей точностью магического контроля. Сестры-аликорны хорошо дополняли друг друга.

Селена мысленно покачала головой, и все же маленькой принцессе не стоило пытаться обратить сразу три дюжины последователей. Стоило начать с шести, девяти, край — двенадцати, но не втрое большего числа. Понимая, что Луне банально не хватит сил, и последствия рискуют оказаться ужасными, богиня готовилась вмешаться в ритуал в миг, когда ее подопечная осознает катастрофу. Был шанс, что она сможет все исправить в процессе, ну или прервет ритуал без урона — все-таки смертные были весьма искусны в попрании любой логики и расчета — но волчица все равно держалась настороже. Она хотела преподать Луне урок, а не загубить ее начинания на корню.

Наконец, ритуал начался. Сияние магии заполнило зал, ослепляя своей мощью, само мироздание гудело, волны силы расходились от центра рунной конструкции, где парила на невидимом ветру Луна. Они мягко гасились барьером Селены, никак не отражаясь, дабы не баламутить и так сложный фон. Магия безудержной мощью ударила в тридцать шесть пони, окутав их коконами из тьмы, вонзаясь в тела и души, меняя по новому шаблону и готовя к службе в качестве теней Эквестрии.

Луна болезненно застонала. Ритуал не просто был трудным и энергоемким, нет, он грозился выпить ее душу без остатка, и все равно обрушиться карточным домиком. Магии катастрофически не хватало, но и прерывать его было нельзя — начавшиеся изменения, оборвавшись, убьют всех пони, а откат раздробит ее собственную суть на осколки и разметает по всему Эквусу. Осознание этого не ввергло принцессу в панику, нет, наоборот, она начала методично перебирать все возможные и невозможные варианты решения проблемы, краем сознания отметив, что очень сильно переоценила себя и свои силы. У нее банально не было времени ужасаться происходящему, она рисковала жизнью своей и доверившихся ей пони.

Вот только, идей не было. Все упиралось в банальную нехватку магии, а ее решить было очень просто и сложно одновременно. Можно было разбить барьер и потянуть силу из мира, но тогда ни о какой тайне не могло быть и речи — такой взрыв почувствуют даже на другом конце Эквуса. Этот вариант Луна оставила на крайний случай, как рабочий, но грозивший уничтожить все ее надежды.

Луны и звезд уже не хватало — барьер не препятствовал связи аликорна и ее источников силы.

Даже ее души, всей души, не хватит, чтобы завершить ритуал.

Прервать его было все так же невозможно. Вернее, невозможно без гибели как минимум двух третей пони, а такую цену она платить не хотела. Оставшейся магии уже не хватало, чтобы обратить изменения вспять, большая ее часть ушла на инициацию процесса.

— Селена!.. — выдохнула темно-синяя пони, чувствуя, как кипит кровь в ее теле. Она быстро осознала, для чего именно богиня согласилась присутствовать здесь наяву. — Я… Усвоила… Урок!.. Спаси… Моих пони…

Волчица не ответила, лишь сделала один длинный шаг вперед и коснулась острием лунного меча одной из линий рунической вязи. В тот же миг Луна закричала от боли, когда через нее хлынул мощный, обжигающе холодный поток силы.

Божественной силы.

Процесс изменений, подстегнутый мощью полноценной богини, ускорился, скрутив болью и страданиями всех, и добровольцев, и аликорна. Должные пройти мягко и безболезненно, они рванули вперед, подобно настигающему жертву волку, и так же безжалостно рвали плоть и душу, тут же исцеляя, создавая нечто новое, похожее и отличное от заложенного шаблона.

Три секунды изменений показались смертным тремя вечностями.

Сияние магии погасло, рунная вязь обратилась черной пылью, быстро истаивающей, будто сахар в горячей воде. Тяжело дышащие, корчащиеся от фантомной боли, измазанные собственными выделениями, тридцать шесть пони и аликорн стонали и плакали, лежа навзничь. Лязг брони, грохот сабатонов по мрамору, приносил не меньше боли невероятно чувствительным ушам измененных.

Селена подошла к Луне и опустилась рядом на колено.

— Ты поняла?

— Да… Да… — прохрипела аликорн, чьи зрачки сузились в вертикальные щелочки. Из приоткрытого рта текла кровь вперемешку со слюной и желудочным соком, удлинившиеся и заострившиеся клыки были красными, так как она в исступлении кусала губы, щеки и язык.

Изменения коснулись и самой принцессы.

— Эта боль послужит тебе уроком. Запомни ее. Запомни эти ощущения, — тихо, почти шепотом, сказала волчица, мягко поглаживая Луну по шее. — Пусть они навсегда отпечатаются в твоей памяти. Это — не худшая участь, что может стать последствием твоей ошибки. Прочувствуй всю боль и отвращение, и осознай, что им, — широкий жест рукой, — намного хуже. Они — не аликорны, их организм не столь крепок. Ты оправишься через несколько минут. Им потребуется несколько дней.

— Я… Я…

— Ты виновата. Ты ошиблась. Но ты выучила урок. Никто не погиб, не был покалечен. Такова роль наставника, моя маленькая Луна, не провести за ручку, но дать набить шишки и уберечь от гибели. Ты выжила. Все они выжили. Вы все теперь — ночной народ Эквестрии.

— Сестра…

— Ты сможешь скрыть свой облик. А они изначально готовы были уйти в тень.

Слезы продолжали литься из глаз ночной принцессы, но теперь это были слезы облегчения, а не боли.

Она усвоила урок, болезненный, ужасный урок. Трижды думать, прежде чем бросаться вперед. Десять раз убедиться, что ей по силам задуманное… И помнить — вместе можно сотворить куда большее, чем в одиночестве.

Вместе возможно даже невозможное.

***

Селена смотрела на образы фестралов, что она воссоздала в своем уголке чужой души. Поджарое, будто у волка, тело, увеличившиеся мохнатые уши с кисточками на концах, удлиненные клыки и вертикальные, лисьи зрачки. Форма головы тоже изменилась, стала менее миловидной и округлой, и теперь чем-то напоминала лобастых волчат. Сила волчицы оказала немалое влияние на них, но это была минимальная цена за вмешательство. При желании, богиня могла обратить их вообще в волков, настоящих хищников, но посчитала это излишним. Сложновато было бы волкам оберегать пони, когда обоняние твердит, что они смотрят на вкусную добычу.

Пегасы обрели перепончатые крылья взамен оперенных, да еще и увеличившиеся в размерах. Рог единорогов загнулся вверх и назад, став напоминать серп, и обрел острую переднюю грань. Земнопони обзавелись мохнатыми бабками.

На взгляд Селены, фестралы изменились слишком сильно, но большая часть черт была заложена Луной, а не стала следствием влияния силы богини, а потому та решила не вмешиваться. Больше всего волчице было интересно, будет ли принцесса проводить новые ритуалы, или ограничится тремя дюжинами? Прожить те должны были никак не меньше пары сотен лет, еще одно следствие воздействия чистой божественной силы. Хотелось бы Селене даровать хотя бы этим тридцати шести фестралам бессмертие, но подобное бы точно убило Луну. Слишком много силы потребовалось бы для такого кардинального изменения, а ночная волчица проводила свою мощь через аликорна, будучи запертой в ее душе.

Развеяв образы, богиня откинулась на спинку трона, прикрыв глаза, и улыбнулась.

Как бы то ни было, ритуал завершился успешно, и у ее маленькой принцессы появились свои собственные, преданные лично ей пони, разделяющие ее любовь к ночи, луне и звездам. Это ослабит подсознательную зависть, а то и вовсе перебьет ее, даровав власть над теневыми аспектами правления страной.

Покуда есть день, всегда будет ночь, а свет всегда будет отбрасывать тень. Кому-то все равно пришлось бы взять на себя управление темными сторонами Эквестрии. С точки зрения Селены, характеры сестер не очень соответствовали потенциальным их интересам, но то были ее, богини, мысли. Она все-таки все еще плохо понимала стремления смертных, а потому вновь, как и много раз до этого, решила просто понаблюдать, вмешиваясь по необходимости.

Открыв глаза, Селена вновь принялась любоваться бескрайним звездным небом, ожидая момента, когда ей вновь потребуется вмешаться в жизнь Луны.

Ей нравилась ее роль в новом мире.