Несбыточное желание

Глава 6

Здесь было жарко. Бесконечная, опаленная полуденным солнцем пустыня простиралась, насколько хватало глаз, иссушенная, суровая, жестокая. Никто в здравом уме не стал бы жить в огромной печи, никто.

И Хелену это устраивало полностью.

Покрытая трещинами желтовато-коричневая поверхность идеально отражала внутреннее состояние богини солнца и дня. Она была опустошена, иссушенна, опалена… И так же мертва внутри. Белая огнегривая волчица мечтала о забвении, о конце всех страданий, навеянных кровавым существованием, но вместо того получила золотую клетку в чужой душе. Изначальная ярость быстро отступила, уступив место усталости, что сменилась апатией. Осознав свое положение, Хелена заперлась в своем маленьком мирке, не желая и мыслить о том, чтобы покинуть новую тюрьму. Одна только идея вновь показаться миру, вновь попасть в хватку чужих правил, чужой воли, ужасала ее и приводила в неистоство. Жар солнца и пламени не терпел оков, стремясь вырваться, и грозился испепелить любого, кто окажется рядом.

Трон из белого с золотом мрамора величественно возвышался посреди пустыни, теряясь в мареве иссушающего жара. Огромная белая волчица, чья грива и хвост обращались неистовым пламенем, закованная в золоченные латы с пылающим орнаментом, восседала на нем, сжимая в правой руке древко алебарды, и сверлила взглядом безграничное бледно-голубое небо без единого облака. Солнечный диск, огромный и безжалостный, завис прямо над нею, словно демонстрируя власть и силу богини.

Она пала. Она знала это. Мягкий свет солнца сменился всесжигающим огнем. Она чувствовала эту клокочущую ненависть в себе, понимала, что это неправильно, но не хотела ничего менять. Ее родной мир, отвратительный в своей крови и гниении, остался позади, но не оставил ее разума, ее сути. Даже сбежав, она не смогла сбросить с себя его хватку… И молила, чтобы Селена избежала той же участи.

Она сделала все, чтобы их судьбы не были схожи. Чтобы ее любимая сестра больше не чувствовала ненависти и жажды крови.

Неподвижной статуей Хелена восседала на своем троне, и некогда белоснежная шерсть медленно покрывалась алыми узорами. Кровь и ненависть отравили ее, извратили, оставили нестираемый след на самой сути богини. Она приняла на себя весь удар агонизирующего мира, заперла в себе его прогнившее нутро, став живой клеткой. Тюрьма внутри тюрьмы. Павшая богиня дня и солнца знала, что ее сестра тоже попала в этот неизведанный мир. Знала, что Селене, очищенной, свободной от боли и ненависти, с лихвой хватит сил, чтобы, при необходимости, уничтожить ее вместе со всей налипшей грязью.

Только так можно было навсегда избавиться от наследия безумного мира. К сожалению, нельзя отделить всю эту гниль, не испачкавшись в ней, не унеся с собой частицу кровавого безумия, что обязательно разрастется и отравит своего носителя и всех, кто рискнет его коснуться. Впрочем, ее жара хватит, чтобы сдержать в себе эту ненависть.

Ведь ее ненависть, ее ярость куда сильнее.

***

Время шло, пролетая мимо сути богини, не замечаемое ею… Ну, ей бы того хотелось, но судьба — жестокая штука.

Хелена недовольно поморщилась, скалясь и прижимая уши. Вновь чужие эмоции, снова шепот чужих ощущений. Она не могла от них отмахнуться, как раньше, у нее не получалось их игнорировать. Запертая в чужой душе, богиня солнца была вынуждена ощущать все эти бесполезные, глупые сомнения, неуверенность и слабость, что были присущи смертным. Это было… Отвратительно.

Верная своей идее, своему заточению и желанию сдержать отраву родного мира, волчица раз от раза подавляла острое желание сокрушить несовершенную темницу. О, кто бы знал, как же ей хотелось вырваться, схватить смертное создание за шею и хорошенько проораться, выплескивая свое раздражение и даже бешенство. Дурные колебания чужой души отзывались в ее сути противным тянущим чувством, которое Хелена не помнила и вспоминать не хотела.

Было просто невыносимо сдерживать свою натуру, раз за разом отказываясь от решительных действий. Огнегривая всегда была существом действий, сколько себя помнила, заставлять себя сидеть на месте и так было сложно, не говоря уже о постоянных помехах. Были ли то времена до первой крови или после, она всегда предпочитала бессмысленному созерцанию поступки. Пока ее сестра могла годами наблюдать за смертными, восхищаясь и сострадая им, солнечная богиня искренне надеялась, что те, наконец, перережут друг друга. Видя перед собой столько возможностей, столько потенциальных последователей, что принесли бы миру свет и тепло ее солнца, но не имея ни малейшего шанса ими воспользоваться, Хелена страдала и мучилась, не в силах подавить свою суть и желания. Жаждущая действий, она вынуждена была наблюдать и скрипеть зубами от бессилия. Воистину, если бы не вечность ее сути, она бы давно покинула неблагодарный мир вслед за остальными богами.

Сестра… Волчица вздохнула, оперевшись головой о сжатый кулак. Селену она любила, искренне и истово, и тем ужаснее было убивать ее. Неудивительно, что она в какой-то момент выгорела, осталась лишь тенью самой себя…

С другой стороны, она выжила, Селена. Ее сила ощущалась, слабо, но ощущалась. Богиня понятия не имела, чем та занята, но вряд ли она страдала.

Миг тепла растворился в глухом раздражении. Ее тюремщица была отвратительно слаба духом, раз позволяла себе СТОЛЬКО сомнений и колебаний! Хелена могла поклясться, что неизвестная ни дня не провела без этих бесполезных эмоций.

Неизвестная… Хелена откуда-то знала, что та является аликорном, одним из подвидов неких пони. Источник знаний она отследить не смогла, и могла лишь предполагать, что им был сам мир… И тот факт, что огнегривая никак не могла помешать тому влиять на нее, ее память, приводил ее в ужас. Она не знала, какая часть ее знаний и решений на самом деле принадлежали ей, а не были навязанны извне. Постоянное давление чужих сомнений сталкивало ее в собственный круговорот идиотии, но пока она сопротивлялась.

Или думала, что сопротивляется.

— Да как же ты задолбала! — рявкнула волчица, вскочив и в бессильной ярости взмахнув руками. — Слабовольная соплячка! Намотай сопли на кулак или что там у тебя и реши уже что-нибудь!

Она не сразу осознала, что стало причиной эмоционального взрыва, но, верная своей природе, быстро разобралась. Страх и ужас, столь знакомые и понятные, смешались с еще более густой, чем раньше, патокой неуверенности, обратившись совсем уж невыносимым коктейлем, быстро выбесив и так не слишком спокойную волчицу. Безжизненная пустыня вспыхнула, не в силах сдержать беснующееся пламя белой волчицы, и, к ее ужасу, огонь буквально расплавил незримую темницу.

— Да лысого ж хвоста! — впав в еще большее неистовство, Хелена одним ударом латной перчатки пробила грань своего участка чужой души и схватила ту ее часть, что отвечала за разум, рывком вытянула к себе. Ее невеликих остатков терпения хватило лишь на сохранение жизни дурной кобылы. — Ты!

— Д-да?.. — в ужасе сжалась белая рогато-крылатая пони, грива и хвост которой походили на так нравящееся Селене северное сияние.

Воспоминание о сестре, о тех далеких днях, когда они вместе встречали рассвет или закат, немного успокоило Хелену, вернув ей какое-то подобие трезвого рассудка.

— Сколько можно? Ты можешь хотя бы раз в своей никчемной, краткой жизни не бултыхаться в собственных соплях?!

— Я… Я…

— Ты! Ты и только ты! — волчица с трудом сдержалась от желания подержать маленькую — та не доставала ей даже до груди — пони за шею. — Реши уже что-нибудь! Твои идиотские сомнения достали! Ты хоть представляешь, насколько отвратительно ощущать ВСЕ твои тупые колебания?!

Селестия — богиня понятия не имела, откуда она знала это имя — сжалась в комочек, поджав под себя ноги и хвост, плотно прижав крылья. Казалось, она вот-вот заплачет, и неясно, от страха или жалости к себе.

Как ни странно, это успокоило огнегривую, позволило ей умерить свое пламя, немного утихомирив его.

— Ну и? Что тебя опять гложет, мелкая пони?

— Я… Я…

— Да говори ты!

— Я БОЮСЬ! — закричала Селестия, разрыдавшись. — Я бесполезная! Вокруг бушует бой! Моя сестра сражается с тираном и чудовищем! А я только и могу, что стоять в ступоре! Мои Элементы — добро, щедрость и магия, я не могу просто взять и возненавидеть кого-то, даже если он только этого и достоин! И ненависть не даст мне применить Элементы Гармонии! Я не знаю, что мне делать!

— И всего-то? — Хелена закатила глаза.

— Всего-то?! ВСЕГО-ТО?!

— На! — волчица вонзила шип алебарды в грудь аликорна. Та замерла, не ощущая боли, но чувствуя, как по всему ее телу распространяется жар. — Покуда не завершишь свой бой, мое пламя даст тебе решимость, раз у тебя ее ни капли! А теперь проваливай!

Вырвав шип из груди ошеломленной пони, она буквально пинком отправила ее во все еще виднеющийся разлом, выгоняя из своей уже бывшей темницы. Было велико желание ударить алебардой плашмя, но даже Хелене это казалось перебором, все-таки божественное оружие могло ту и прибить просто случайно.

Идея всучить той божественную частицу была спонтанной, но не безосновательной. Решение проблемы вечного шума и эмоционального давления выглядело первичной причиной, но таковой не было, нет. Богиня просто вспомнила Селену. Свою сестру, любимую, оберегаемую… Чья кровь была на ее руках.

Тогда, годы, сколько бы их ни было, назад, уже после первых ссор с вырыванием мира из рук друг друга, она первая пролила кровь. Ее лунная сестра не смогла… Не потому что была слаба, нет, ни разу, они во многом были равны по силам. Причиной была неуверенность, проклятые сомнения, что Селена подхватила у смертных, слишком долго за ними пронаблюдав. Три цикла длился день, чуть не погубив мир страшной засухой, прежде чем лунная волчица смогла дать отпор. И то, как Хелена подозревала, ей просто было больно смотреть на умирающих смертных.

Много после солнечная богиня думала, что лучше бы тогда мир сгорел под лучами ее солнца.

Но то были они, сестры-богини, разбросанные безумным миром по две стороны баррикад. А эта Селестия… Со злостью оскалившись, Хелена с силой ударила подтоком алебарды по земле, эта слабовольная дура не могла заставить себя вступить в бой! В бой в защиту сестры! Не против нее, а в помощь! Что за безумная глупость!

С трудом утихомирив свои эмоции — ей было сложно с ними совладать после тысяч циклов тусклого тления — волчица с грохотом села на свой трон, сняла шлем, осмотрела его. Сработанный из пластин методом сварки и клепки, он не отличался надежной защитой — то было сложновато с ее стоячими ушами и, что важнее, длинной пылающей гривой — но защищал от рубящих ударов, что было уже неплохо. По голове ей все равно чаще прилетало с размаху, а не уколом, целиться в глаза было сложно. Впрочем, она уже давно не пыталась обратить свои доспехи в лишенную уязвимых зон башню. Не нужно быть богом, чтобы понять, защиту ей дает в первую очередь ее же сила. Да и в бою против подвижной и юркой, словно солнечный зайчик, Селены нужно было двигаться. Быть несокрушимой крепостью хорошо ровно до тех пор, пока тебя не опрокидывают на спину, пользуясь мечом в качестве рычага.

Громко фыркнув, Хелена отбросила шлем, прекрасно зная, что в нужный момент тот окажется под рукой. Не могло быть иначе. Доспехи и оружие стали такой же частью ее сути, как и длинный пылающий хвост или массивная морда с черным носом. Как стали таковой отметины цвета крови почти по всему телу, но видимые только на голове.

Она никогда не считала убийство чем-то достойным. Получив, в числе прочих, еще и обязанности каким-то неведомым образом сгинувшей богини всего живого, Хелена любила жизнь… И оттого было особенно отвратительно ее отнимать, не в силах дать начало новой. Мир отвергал ее попытки повлиять на себя, ограничивая простой сменой дня и ночи.

Волчица потерла переносицу, она, кажется, догадалась, как жизнь и смерть смогли сбежать. Миру было плевать на смертных, что его населяли, помрут они все или станут бессмертными. Но вечный цикл дня и ночи был неизменной частью его сути, естественно, тот не отпустил сестер-богинь. Ну а потом просто скинул на них часть обязанностей, просто чтоб те не висели, незанятые.

Хелена ненавидела свой родной мир так сильно, как только могла. Тот, конечно же, отвечал взаимностью.

Встрепенувшись, богиня поморщилась, словно от ноющей зубной болью. Эмоции. Эмоции дурной кобылы вновь забарабанили по ее сути противным дождем, вызывая какие-то давно и прочно забытые отклики. Схватив свой шлем — даже не задумываясь, как он оказался рядом — она с раздраженным рыком швырнула его за границу своей тюрьмы, и тут же получила им же по затылку. Со скулящим взлаиванием схватившись за голову, она с еще большей злобой уставилась на диск солнца, что висел точно над нею.

Она и так никогда не отличалась спокойствием, но текущая ситуация просто выводила ее из себя.

Поняв, что рычанием, оскалом и психозами она ничего не добьется — разве что прибьет свою тюремщицу и останется один на один с целым миром, жаждущим ее поработить — Хелена потянулась за душой смертной… И остановилась. Она нутром чуяла — нет, сейчас нельзя. Некое странно знакомое ощущение, порожденное каким-то периферийным чувством. Что-то мимолетное, легкое и воздушное, прохладное… Серебристое.

Волчица выдохнула короткое ругательство. Она отчетливо почувствовала Селену.

Нетрудно было догадаться, что раз она, Хелена, оказалась заперта в Селестии, то ее лунная сестра будет заперта в Луне. Чего волчица не ожидала, так это ее присутствия вовне темницы… Впрочем, это же была ее сестра. Ночногривая, ведомая любопытством, могла сунуть голову в жерло вулкана, что однажды и проделала… Долго потом убегая от разъяренного бога вулканов. Как же его, все-таки, звали…

Тряхнув головой, дневная богиня усадила себя обратно на трон. Что же, она подождет. Потерпит. Все, лишь бы Селена не узнала, что она здесь, посреди чужой души, прячется от мира. Чтобы сестра не узнала — огнегривая сдалась, признала кровь и погибель частью себя и своей сути. Она бы не приняла такого, не после всех тех лет борьбы. Хелена не хотела, чтобы ее любимая сестра узнала, насколько она тоскует по искрам, высекаемым оружием при столкновении.

Убивать она все так же не хотела, но вот смахнуться до первой крови бы не отказалась.

Откинувшись на спинку трона, волчица закрыла глаза, сосредотачиваясь на внутреннем огне. Это был единственный доступный ей способ хоть как-то абстрагироваться от бури чужих эмоций.

***

Селестия стояла перед зеркалом, смотря на свое отражение. Золотистая солнечная сталь — металл, обработанный ее собственной силой во время ковки — была оплавлена, некогда прекрасная гравировка «поплыла», превратившись в мешанину искривленных линий. Доспехи из произведения искусства превратились в металлолом, лишь каким-то чудом не сплавившись в единую массу.

Нет, подвижность даже улучшилась, разве что увеличились зазоры между частями брони. Но не это волновало солнечную принцессу, отнюдь, ее пугал маленький, жаркий огонек, что бушевал в глубине ее души.

Тогда, посреди жестокого, кровавого сражения, она могла только в ужасе дрожать, не в силах сдвинуться с места. Каждая смерть жутким кошмаром отпечатывалась в ее памяти, во всех своих отвратительных подробностях. И все же, даже это не смогло избавить ее от сомнений, неуверенности, колебаний.

Они всегда были ее спутниками.

Правильное ли решение она приняла? Пойдет ли на пользу Эквестрии ее реформа? Не поспешила ли она, может, стоило подумать еще несколько дней? Недель. Месяцев… Она сомневалась во всем, и только умение держать лицо не позволяло подданным и сестре узнать, сколько же противоречий наполняют ее разум.

Принцесса никогда не считала себя достойной Элементов Добра и Щедрости. Да и Магии тоже.

Аликорн вздрогнула, почувствовав жесткую, обжигающе горячую хватку на своем загривке.

«Как ты задолбала», — прорычал чужой голос в сознании Селестии. Полный злости и раздражения, он вышибал дух не хуже удара кузнечным молотом, заставляя дрожать в ужасе. «Что. Что опять?»

— Я… Я виновата во всем… Во всем, что произошло…

«Да неужели? Выдайте этой смертной награду, до нее дошло!»

Искра злости всколыхнулась в глубине души дневной правительницы, там же, где поселилась некая сила, жаркая, уверенная.

— Ты не помогаешь… — прошептала Селестия, отворачиваясь от своего отражения… И испуганно замычала, когда огромная ладонь в латной перчатке схватила ее за лицо, сжав в кулаке мордочку и болезненно царапая рог.

— Слушай меня, мелкая сопля, — угрожающе прищурившись и оскалившись, выдохнула огромная волчица.

Сейчас, без шлема, принцесса могла рассмотреть ее во всех подробностях. Белоснежная шерсть, покрытая странными узорами темно-красного цвета, аккуратные стоячие уши, крупный черный нос. Она была массивной на вид, грубой, всем своим видом излучая силу, уверенность и упрямство. Пылающая огнем грива колыхалась за ее спиной, разбрасывая искры и клочки пламени, истаивающие прежде чем коснуться чего-нибудь. Розоватые глаза — совсем, как у нее самой — смотрели с недовольством, злостью, но без ненависти.

— Меня утомили твои колебания, смертная! Не моя воля привела меня в твою душу, но раз уж мы теперь связаны, тебе придется измениться, если ты не хочешь, чтобы я как следует проехалась по твоей сути. Или хочешь?

Принцесса, насколько могла, отрицательно замотала головой.

— Чудно, — волчица ухмыльнулась и отпустила голову аликорна. — Времени мало, скоро моя сестра почует мою силу. Запомни, мелочь, меня здесь не было. Понятно? Моя сила досталась тебе без сознания и сути.

— Да… Да, хорошо…

Недовольно поджав губы, она осмотрела подрагивающую от страха Селестию. Вид ей, похоже, не понравился: поморщившись, она опустила руку на голову отчаянно сжавшейся принцессы… Которая тут же вспыхнула, совсем как тогда, на поле боя.

— Ну? Лучше?

— Я бы не назвала это «лучше», — огрызнулась поднявшаяся на ноги огнегривая аликорн. Металл так и не снятой брони вновь начал медленно нагреваться, грозя стечь лужей расплава на ковер. — Что ты со мной сделала?

— Вот такой ты мне нравишься больше, — хмыкнула волчица, потрепав оскалившую удлинившиеся клыки принцессу. — Частица моей силы, не более. Придает уверенности. Запомни, принцесска, меня тут не было, и в тебе нет! Наберешься уверенности — и мозгов, может быть — мы переговорим подробнее. А будешь и дальше сопливить…

Закованная в доспехи двух с половиной метровая фигура угрожающе склонилась над прижавшей уши Селестией, скаля клыки. Ей не нужно было оканчивать свою фразу, принцесса солнца поняла все и так. Сейчас, когда в ее душе бушевало жаркое пламя, вырываясь огненными гривой и хвостом, она не колебалась, не сомневалась. Она была уверена в своих выводах.

Если этой волчице не понравятся ее эмоции, она выжжет ее и соберет что-нибудь себе по душе. Жестоко, но эффективно и быстро, в самый раз демонстрируемому характеру.

— Кто ты?

— Мое имя — Хелена, богиня солнечного дня, — она кривовато ухмыльнулась и вспыхнула огнем, исчезнув, будто ее никогда не было.

В дверь забарабанили, того и гляди, вот-вот выбьют.

Кое-как уняв внутреннее пламя, Селестия глубоко вдохнула, выдохнула. Она могла быть честна хотя бы сама с собой, не сомневаться было… Прекрасно. Но следующие за уверенностью мысли пугали своей непреклонностью. Они были столь чужеродны ее обычным решениям… Поняв, что вновь скатывается в пучину сомнений, аликорн тряхнула головой и магией открыла дверь. Занесшая копыто для очередного удара Луна так и замерла, с недоумением смотря на сестру.

— Если тебе не нравилась обстановка, могла бы приказать слугам, сжигать-то зачем?

Селестия, словно опомнившись, осмотрелась. Обычно безупречные покои в теплых желтовато-персиковых тонах были полны гари и дыма. Почти все выгорело, оставив лишь черные пятна, металл подсвечников и люстры оплавился, мебель развалилась, обратившись грудой все еще красной золы. Вспоминая вспышку в бою, аликорн мысленно покачала головой — плохо контролируемое пламя было все таким же обжигающе горячим.

— Неудачный… Эксперимент.

— Да неужели? — сестра приподняла бровь. — Тебе о чем-нибудь говорит имя «Хелена»?

— Ей принадлежала сила, что сейчас горит во мне.

Ни капли лжи, но немного смещенный акцент. Селестия не хотела лгать, но не могла раскрыть правды. Она не желала проверять, что же с ней сделает за неповиновение пылающая яростью богиня.

— Вот как… — темно-синяя пони оглянулась, смотря на кого-то, кивнула. — Знаешь, мы ведь не маленькие, чтобы тренировать боевую магию в своих покоях.

— Я не думала, что все будет… Так, — принцесса обвела ногой обстановку вокруг, вернее, попыталась. Доспехи все-таки успели расплавиться и теперь его части сварились вместе, напрочь лишяя аликорна подвижности. — Оум…

Луна ничего не сказала. Она моментально поняла, что именно произошло, и поступила так, как и поступала всегда.

Рухнула на пол, и заржала, стуча по нему ногой.

— Да-да, очень смешно…

Селестия закатила глаза, но не смогла сдержать улыбки. Пусть ее пугала Хелена, пусть ужасала сила богини, чье давление значительно превосходило таковое у ее сестры — ведь именно ее она видела там, уничтожившую Сомбру. Пусть. Она все еще оставалась собой, у нее была любимая сестренка, ее Эквестрия, ее маленькие пони.

Ну а пламя внутри… Она была готова не просто мириться с ним, но и пользоваться, пусть и с осторожностью. Даже самый жаркий огонь может не только разрушать, уж кому, как не ей, дневной правительнице, знать об этом?

Аликорн позволила себе расслабиться, фактически повиснув на все еще горячем металле брони. Осталось дождаться, пока любимая сестренка проржется и поможет ей выбраться из западни, а потом она завалит ее вопросами.

Она хотела знать все.