«Фриш! Фриш!»
На заметку: вообще не круто приходить в себя от звонких пощечин. Это только в кино романтично смотрится, когда герой, вытащив прекрасную даму из воды, лупит ее почем зря по щекам, пока она не вернется в этот мир с неизменной улыбкой на губах и благодарностями в адрес спасителя. Все ровно наоборот. Больно и обидно до слез. Мало того, что ты чуть не утопла, тебя еще и избивают. Вот я и зарыдала. Как умела с детства, не сдерживаясь. Обычно срабатывало. Особенно в магазине. Родители всегда покупали мне то, что я хотела.
— Эй! Фриш! Фриш! — слава всем богам, он перестал меня лупить по лицу и, обхватив за плечи, прижал к груди.
Фу, блин! Мокро! Хотя, сердце у него там бьется так, что едва не переходит на один скоростной вой. Приятно слышать.
— Для тебя я Танеферт, — заявила капризно и, упершись в его плечи пальцами, оттолкнулась. Черта с два. Он не отпустил. Я извернулась, подняла голову.
Рожа у него взволнованная. Как будто не сам меня в воду кинул:
— Как ты?
— Лучше, чем тебе хотелось бы, — буркнула я, — Повторим? Может со второго раза, наконец, получится меня утопить?
Мы сидели на полу возле самой кромки бассейна. Его сильные руки тесно прижимали меня к его груди. Да сколько же можно! То ласкает, то топит, то дерется! Какой непоследовательный тип. И что, скажите на милость, его побудило толкнуть меня в воду? Обещал накормить, а сам…
Слезы покатились из глаз с новой силой. В основном от разочарования. Пусть бы притопил. Да пусть бы даже лишил девственности, лишь бы накормил. Но, судя по всему, поздний ужин не планировался. Ахмес с упорством ночной няни укачивал меня в своих объятиях. Серьезно? С нас обоих вода текла!
— Дерьмо Апопа!
Он замер. Ну да, желаемый «долбоящер» нашел приемлемый в этом мире эквивалент. Знать бы еще кто такой Апоп. Вон как Ахмес напрягся. Наверное, тип не из приятных, а уж дерьмо у него и вовсе скверное.
— Как в твоем нежном сердце могут рождаться такие изысканные ругательства, — то ли укорил, то ли восхитился он.
— Жизнь, знаешь ли, вносит свои коррективы, — я завозилась в его объятиях, которые уже начали как-то подозрительно теплеть и перемещаться в область груди, — Если ты больше не намерен меня топить, я бы хотела дойти до своих покоев и переодеться.
Он не стал спорить. Встал сам, поднял меня и, без спроса взяв за руку, повел к выходу из локации с бассейном. Мой мокрый парик он нес в руке. С него тоже капало.
— Тебе нужно хорошо отдохнуть этой ночью, — проговорил он.
И лучшей шутки я от него не слышала. Просто залетела в топ!
— В самом деле?! Какая забота с твоей стороны! Спасибо, что толкнул меня в воду. Я и не знала, что все для того, чтобы я получше отдохнула!
— Прости!
Он развернулся в намерении снова сгрести меня в объятия. Но мне все это уже надоело, поэтому я проворно отскочила на шаг в сторону. Так что он обнял воздух. Вздохнул обреченно.
— Я понимаю, теперь ты мне веришь еще меньше.
— Меньше нуля? Разве это возможно?
Я знала, в этом мире нет отрицательных величин. Он согнул руки перед собой, показав мне ладони. Пытался заверить в чистоте своих намерений?
— Думай, как хочешь, Фриш.
— Танеферт! Я настаиваю!
— Не знаю, помнишь ли ты, но завтра у тебя ответственный день. С утра ты участвуешь в ритуале воодушевления Хатхор в храме Джесер-Джесеру. Церемония назначена на третий час утра.
— А сейчас сколько часов?
Три часа утра, это же еще ранняя ночь! Получается, я не только не поем, я еще и не посплю?
— Седьмой час ночи. Тебе давно пора быть в постели.
Я не спорила. Если бы мне дали нормально поужинать, я не потащилась бы к Тамит, не стала бы участницей неприличных торгов, и, в итоге, не зависала бы сейчас с Ахмесом.
— Мы идем не в мою спальню! — я замерла на пороге.
Ахмес взял меня за руку и потащил на дорожку, ведущую в темный сад, прочь от дворца.
— Переночуешь в моей мастерской, — долетели до меня его объяснения. На мое сопротивление он не обратил внимание, — В твоих покоях даже двери нет. Если кто-то настойчиво пытается тебя отравить, не исключено, что ему надоест впустую расходовать дорогой яд, и он возжелает попросту вспороть тебе горло для надежности.
Бессмысленно напоминать, что именно его я считаю главным кандидатом на роль моего убийцы. Мы довольно быстро миновали сад и подошли к уже знакомому павильону. Оказывается, если не петлять и не отвлекаться на дерзкие поцелуи у стены, то до него от дворца рукой подать. Ахмес затащил меня в большую комнату, да, опять с бассейном. Тут я уже была, а вот дальше нет. Мы стремительно прошли по кромке воды, обогнули пару горшков с цветущими геранеподобными кустиками и вошли в другую комнату. Тут, посередине стояла широкая кровать на толстых позолоченных ножках, стилизованных под львиные лапы. Походу, это был пункт назначения нашего стремительного путешествия. Но закончить его финалом-апофеозом, когда двое падают и предаются всему, чему можно придаться на кровати, нам обоим показалось очень неправильным. Мы замерли в метре, тьфу, то есть в двух локтях от мягкого ложа.
— Я мокрая, — в этом мире понятие «холодно» не существовало. И пока мы шли, платье мое уже подсохло на теплом ветерке. И все же спать в нем не хотелось.
Он кивнул. Отпустил, наконец, мою ладонь, подошел к большому сундуку, открыл его, выудил лежащую сверху рубаху и протянул мне.
— Переодевайся.
И вышел. Я огляделась. Спальня была… я попыталась подобрать правильные слова, но кроме «спокойной» ничего на ум не приходило. Большая кровать, стены, выкрашенные в ровный светло зеленый тон, деревянный потолок, прямо над кроватью огромный люк, который можно открыть как в нашем автобусе. Нужен он для того же, чтобы проветривать помещение. Никаких излишеств, но зато есть толстая дверь и даже засов на ней. Конечно, если на обитателя этой спальни решит напасть банда разбойников, то они, рано или поздно дверь эту выбьют. Но что-то мне представляется маловероятным, чтобы по территории дворца бродили разбойники. Да еще и бандами. Я огляделась. Слава небесам, тут тоже была комнатка для уединений. А уединиться мне уже давно хотелось. Умывшись и переодевшись, я почувствовала себя куда лучше. От рубашки пахло Ахмесом. И несмотря на то, что он был моим злейшим врагом, это меня успокаивало. Из далекого детства прилетали предательские воспоминания о наших играх, о том, как он учил меня сражаться на палках, и как щадил всякий раз, когда я промахивалась и должна была получить заслуженный удар, о наших прогулках в саду позже, когда мы уже почти не были детьми, о поездке в колеснице, о празднике Ночных Факелов, о том, с какой нежностью он смотрел на меня, когда думал, что я не вижу. Все закончилось в прошлую ночь Ренепет. Все закончилось. Но запах его остался. И я с жадностью вдыхала его, сама стыдясь своего желания чувствовать его вокруг себя. Чувствовать его в себе. Как же все сложно!
Я села на краешек кровати. Задумалась. К сожалению, события последней недели Ка Танеферт почему-то не помнил. Я понятия не имела, на кой черт она приперлась во дворец, по всей видимости место не самое для нее дружелюбное. А главное, чего эта жрица хотела добиться, выпив стремное зелье и пожелав, чтобы ее Ба покинуло тело. Понятно, что все пошло не по плану. И поэтому я здесь. Но каков был первоначальный план? Вот в чем вопрос. Спустя пять минут голова уже раскалывалась. Или сердце пухло. В этом мире люди уверены, что думают не мозгом, а сердцем. Необразованные в общем.
Дверь отворилась, и сначала я увидела поднос с хлебом. Думала ли я, что Ахмес подонок? Когда?! Не помню такого! Он милейший из всех живущих в этом мире!
— Это конечно против правил, — он поставил поднос с едой на маленький столик, — Но ты выглядишь такой истощенной, что, наверное, не уснешь, если тебя не накормить.
Чего он там хотел? Мою девственность?! Да пусть забирает. Даже без колечка!
Я мгновенно переместилась с кровати в кресло у стола. Ахмес сел напротив. Я с жадностью окинула принесенные дары: остроконечный сладкий хлеб, мед, гранатовое варенье, мягкое печенье, что-то типа кексов, виноград, финики и глиняный сосуд с вином. Я готова была его расцеловать. Если все это отравлено, ну… и черт с ним. Хоть наемся напоследок.
— О, Ахмес!
Я схватила хлеб и откусила жесткую, сладкую горбушку. Волшебно! Он разлил красное тягучее вино по бокалам, похожим на распустившиеся тюльпаны. Прозрачные прожилки в матовом камне стали красными. Красота!
— Ты лучший! — я не стала жадничать на похвалы. Он их заслужил.
Ахмес, к моему удивлению, растекся в сироп. Серьезно? Ему важно мое мнение? Мне казалось, что я для него навязчивая муха, которая путает его гениальные планы и которую хочется прихлопнуть. Он подал мне бокал, взял свой. Мы совсем по-русски чокнулись.
— Ужасно вот так нарушать правила богов, — он ухмыльнулся и подмигнул мне, — но мне нравится делать это с тобой. С тобой ничего не страшно.
Ладно. Я не стала спорить. Булки, сдобренные медом и сладким вареньем укладывались в желудке ватными слоями. Вино тоже оказалось вкусным. Немного терпким, щекочущим язык и оседающим во рту виноградно-липовым послевкусием. Дома я почти не пью. Но тут все казалось таким естественным. В этом мире вино пили даже дети. Голова от трех глотков пошла кругом. Скорее всего от усталости.
— Давай притворимся, что между нами нет последнего года, — он посмотрел на меня поверх бокала.
Я улыбнулась ему. Сейчас я была щедра на позитив. Пусть к сердцу мужчины лежит через желудок? Это вы еще голодную женщину не кормили!
— Допустим, — я сделала еще одни глоток. Четвертый. И явно лишний.
— Фриш, зачем это все, а?
И он уставился на меня ожидая внятного ответа. Ха! Знал бы он, как я сама хотела это знать. Вот на кой Танеферт вынесло из родного дворца, комфортного и защищенного даже от Ахмеса и кинуло сюда, в столицу? К новому царю, которого она знать не знает. И от которого можно ждать любой пакости. Чего ей дома-то не сиделось?! Чего она ждала получить от милостей правящей семьи? Почему так доверяет Тамит? Ведь по большому счету она ее почти не знает. Тамит — старшая сестра Ахмеса. Верее, у них один отец на двоих. Но Тамит — дочь от старшей жены, а Ахмес хоть и признан наследником, родился от юной красавицы, которую его отец взял в жены вопреки желанию матери Тамит. Проблема налицо! Вряд ли Тамит питает к младшему брату нежные чувства. Тем более, что не она, а он унаследовал все за отцом. А ее сплавили в царский дворец даже не женой правителя, а распорядительницей его женского дома. Та еще должность для красивой девушки. Ни любимая, ни жена, а бухгалтер. Почетное унижение. И вот что у Таниферт общего с этой дамой?
Ахмес не сводил с меня взгляда. Я ничего не могла ему ответить. Улыбнулась. Наверное, получилось жалко.
— Мне казалось я поступаю мудро…
По мне так прекрасный ответ. Универсальный. Мой собеседник криво ухмыльнулся:
— Для человека, желающего быстро оказаться за горизонтом, да. Кто надоумил тебя, Фриш?
В задумчивости я допила вино. Ахмес тут же подлил еще. Как же красиво заполнялись красным прожилки в каменных стенках бокала. Я залипла на этом зрелище.
— Птахмес… кажется это был он. Он мне посоветовал обратиться за помощью к новому царю.
— Визирь Птахмес? Твой добрый дядюшка?
Я пожала плечами. Перед глазами плыло.
— Птахмес сказал, что, став невестой царя я смогу избежать опасности. Что меня защитит дворец.
— Чего ты так боялась?
Я хмыкнула, снова сделала глоток и ответила:
— Тебя, кого же еще?
Пальцы мои ослабли. Не знаю, подхватил он мой бокал или дал остаткам вина вылиться на его рубашку. Я уже мало что соображала. Хотелось спать. И я не стала противиться своему желанию. Сытая и довольная я стремительно погружалась в царство небытия.
— Я поняла, почему ты толкнул меня в воду, — я глупо хихикнула, уже блуждая в серой дымке сгущающегося сна, — Ты меня проверял! Я не похожа на Танеферт. А она не умеет плавать!
— Ты стала немного необычной, но ты все еще моя Фриш, — его губы касались легко, оставляя теплые воспоминания о нашем последнем лете, о том, что было за несколько дней до страшной ночи Ренепет.
— Что меня выдало? — я улыбнулась, и попыталась поймать его поцелуй. Не вышло, он дразнил меня касаясь губами невпопад, то щеки, то виска, то носа, — Точно, я поняла. Жрицы не едят ночью! Нам нельзя!
— Тебе надо вспомнить, Фриш, — его дыхание обожгло губы.
И все. Можно сказать на самом интересном месте. Неужели этот гад опять меня чем-то опоил?!
— Определенно!
Я вздрогнула и открыла глаза. Я сидела в пустом VIP-зале кинотеатра. Не в кромешной тьме, потому что на экране мелькали белые с черными прожилками надписей технические кадры.
— Этот гад по-другому не умеет.
Я повернула голову. В соседнем кресле расположилась Танеферт. В своем парадном одеянии, в парике и украшениях. А на мне все то же дурацкое платье средневековой Джульетты.
— Он сказал, что мне нужно что-то вспомнить.
Я задумалась. Он меня поцеловал. Опять. Может быть, и сейчас целует обмякшее тело. Вот же действительно гад.
— Собачье дерьмо! — это мы разом выдохнули. И хихикнули.
— Давай, выкладывай, — потребовала я, а то у меня голова пухнет от подозрений. Меня, то есть тебя постоянно кто-то хочет убить. Ты знаешь, кто?
Она вздохнула:
— Кто-то всегда хочет тебя убить, если ты чего-то значишь в этом мире. Чтобы занять твое место. Разве нет?
Я бы поспорила, но на это времени не было. Поэтому спросила прямо:
— Почему ты подозреваешь Ахмеса? Он милый парень, когда не подсыпает зелье в вино.
— Смотри, — она кивнула на экран.
И я увидела фильм, словно снятый Танеферт на телефон. В ее спальне горела лишь одна масляная лампа. Ее желтые всполохи вырывали из тени переруганное лицо Неши. Как всегда со съехавшим на глаз венком, но на этот раз одетую в какую-то белую хламиду. В этой тьме она казалась привидением.
— Тише, госпожа, — шептала она, и голос ее дрожал, — Они нас не найдут.
За стенами огромного дома Сына царского в Инбу Хенж бушевала буря. Не ветер, не шторм, а восстание, устроенное недовольными людьми. Они кричали и дрались с военными, с теми, кто защищал действующего правителя. Город раскололся на две части — недовольные наместником царя и те, кого все устраивало. Что послужило триггером уже сказать трудно. Но в ночь Ренепет, самую страшную в году, когда жрецы молятся в храмах, а добрые люди поют гимны на улицах, чтобы поделиться силой с богами, которые вступили в схватку с великим хаосом Апопом, в эту ночь хаос победил, и горожане, зараженные его ядом, решили свергнуть законного правителя. Бой бушевал уже под стенами дворца. Потом ворвался внутрь, руша красивые цветочные композиции и оставляя кровоточащие тела в бассейнах с золотыми рыбками.
— Ты слышишь, Неша? — Танеферт замерла, превратившись в слух.
— Ты не посмеешь, мальчишка! — донеслось из соседнего зала. Это крикнул ее отец, сын царя в Инбу Хенж, все еще правитель гордого города. Послышался лязг металла, кто-то дрался с отцом Танеферт. Кто-то хотел его убить.
— Нет, госпожа! — пискнула за спиной Неша, но она ее не послушала. Дочь спешила отцу на помощь. Хотя чем она могла помочь? У нее ведь даже оружия не было.
Она пробежала по коридору и вылетела в зал, замерев у колонны. Все было кончено. Под телом отца, распростертом на полу растекалась лужа алой крови.
— Нет! — взвизгнув она и прикрыла рот рукой. От отца поднялся его убийца и, вздрогнув, повернулся к ней.
Я видела Ахмеса разным. Усмехающимся или мрачным, злым, с пылающим черным пламенем взором, или улыбающимся, когда в его темных глазах плясали желтые искорки. Сейчас его лицо походило на каменную маску, взгляд твердый, уверенный, но ничего не выражающий. Возможно так и должна выглядеть ожившая статуя, возле которой так долго пляшут жрицы в храмах. Он встал на ноги и, пошатнувшись, шагнул к Танеферт. А она попятилась, не в силах оторвать глаз от его рук, перепачканных кровью ее отца.
— Фриш… — голос его был безжизненным, как и лицо.
Она вздрогнула как от пощечины. Метнулась к телу отца. Почему-то она была уверена, что он уже мертв. Упала перед ними на колени, схватила его за безвольную руку.
— Отец! — вырвалось из горла вместе с рыданиями.
Глаза человека, который так часто смотрел на нее то с любовью, то с удивлением, то с вопросом, а иногда, всякое же случается, и с гневом, теперь безучастно пялились в потолок. Она умела лечить людей отварами и заклинаниями. Но помочь отцу она не была не в силах. Потому что нет такого отвара и нет такого заклинания, которые смогли бы вытащить нож из сердца. Тогда она схватилась за рукоять, торчащую из груди отца и с силой выдернула короткий меч — идеальное орудие убийства. И огляделась с желанием проткнуть негодя. Но Ахмес словно растворился в тенях.
И все же, что-то в этой сцене показалось мне неправильным. Как во сне, ты знаешь, что есть подвох, но вот какой…
Фильм закончился. Мы помолчали, заново переживая ту ужасную ночь.
— Почему Ахмеса не осудили? — спросила я, — Вряд ли убийство наместника царя, а по-нашему губера сошло бы с рук пусть и знатному, но мальчишке.
Танеферт вздохнула и пожала плечами:
— Не нашлось достаточных доказательств. Мое слово против его. Он клялся, что не виноват. Что пришел, когда уже все было кончено.
— Но может быть он не врал?
— Ты же видела, он держался за рукоять меча, которая торчала из груди отца. И потом… у него был мотив.
— Какой? Вы должны были пожениться. Он стал бы сыном твоего отца и получил город по наследству!
— Это версия Ахмеса, — Танеферт горько усмехнулась, — И если бы на то была наша воля, так и случилось. Я любила Ахмеса, а он, любил меня. Ну, во всяком случае, он мне так говорил. Хотя я, конечно, понимала, что слишком большие перспективы, связанные с женитьбой на мне, лишают меня права быть искренне любимой.
— Да ты нравилась ему с детства!
— Это ничего не меняет. Наши отцы дружили, и все же, семья Ахмеса пусть и влиятельная в городе, не настолько сильна. Да что рассказывать, смотри.
Экран снова вспыхнул цветной картинкой. На сей раз я увидела живого и здорового отца Танеферт. Он был видным мужчиной. Портили его пышный парик и по-женски подведенные глаза. Но что поделать странности местной моды. Он сидел в саду, в беседке, увитой виноградной лозой и розами.
— Я хочу, чтобы ты отправилась в Уадж, моя дорогая, — завил он и, взяв со столика бокал с вином, сделал глоток.
— Зачем? — удивилась за кадром Танеферт.
— Новому царю собирают женский дом. Ты станешь его женой.
— Отец…
— Не стоит спорить, Фриш, дело решенное. Младшая жена царя — прекрасное будущее для любой девицы. А нам это придаст силы и влияние в Септе. Никто не посмеет больше сеять смуту против меня.
Экран снова замелькал техническими кадрами. А потом зажегся новой картинкой. На лице Ахмеса бушевали чувства.
— Я не позволю ему разлучить нас! — процедил он сквозь зубы. Так же как недавно на вечеринке у Тамит, — Я что-нибудь придумаю!
Экран погас. В зале зажегся приглушенный свет.
— Это была наша последняя встреча. За два дня до восстания.
— Ты же не думаешь, что Ахмес все организовал, чтобы заставить тебя выйти за него.
— Не он один, конечно. Но они просчитались. Нашим сторонникам удалось отбить натиск. И власть осталась в руках нашей семьи. Но только семьи больше не было. А я слабая и молодая девица. Никто не позволит мне управлять городом и тем более септом самостоятельно.(«Септ» или по-гречески «ном» — регион в Древнем Египте). Разумеется, сторонники начали подыскивать мне достойного мужа. В общем, я упросила дядюшку Птахмеса, он визирь царя, чтобы он пригласил меня на выбор невест. И сбежала из дома.
— А Ахмес потащился за тобой?
Она развела руками и усмехнулась:
— Если он женится на мне, власть в городе достанется ему. Особенно если мы заручимся поддержкой нового царя.
— Зачем же ты приняла зелье? Зачем решила выскочить из своего тела?
Танеферт вздохнула и ответила голосом полным горечи:
— Потеряв отца я перестала быть выгодной невестой. Зачем царю брать меня в жены? Это не принесет ему никакой политической выгоды. А я устала от всего этого. Не хотела, чтобы меня разыгрывали как фигурку в Сенеке(Сенек — настольная игра в Древнем Египте). Брали второй женой в дом престарелого интригана или отдали молодому и ретивому вояке, у которого с десяток наложниц. В любом случае брак для меня — хуже каменоломен в Куше. И единственный способ освободиться от чужих притязаний — стать женой царя. Поселиться в его женском доме и посвятить жизнь жречеству и магии. Для меня это лучший вариант. Так что я решилась на преступление. Я вознамерилась поменяться телами с матерью царя, всесильной Мутемуйей, — именно она собирает для сына женский дом и утверждает его жен. Я всего лишь хотела на время стать ею и утвердить саму себя в царском женском доме. Но, наверное, что-то перепутала с ингредиентами. А может быть боги наказали меня за дерзость.
— Или кто-то подпортил зелье, — усмехнулась я, — кто-то знающий в них толк. И кто-то, кому очень не хотелось, чтобы ты стала женой царя.
Мы посмотрели друг на друга и снова разом проговорили:
— Собачье дерьмо!
Лично я имела в виду Ахмеса. А уж кого имела в виду Танеферт останется с Танеферт.
Я открыла глаза. В комнате было сумрачно. Ночь все еще таилась в углах и под мебелью, но из узких окон из-под самого потолка уже сочилось легкое сиреневое утро. Я лежала на большой кровати в мужской рубашке и в крепких мужских объятиях. Сердце мое скакнуло в горло и забилось там, щекоча гланды. Этот Ахмес, он меня доконает! До чего же настырный тип! Неужели он воспользовался тем, что я провалилась в сон и не могла оказать сопротивления?! И как теперь быть?
— Я тебя и пальцем не тронул, — задушевно сообщил он мне в ухо хриплым шепотом. От которого по спине заструились мурашки.
— А это что? — я хлопнула по его лапищам, сцепившимся на моем животе.
— Это я охранял твой сон, — его губы коснулись нежной кожи за ухом, прижались к пульсирующей венке на шее, опустились на плечо.
— Чего ты добиваешься?
— А ты не понимаешь?
— Я не хочу понимать!
Он все же позволил мне вывернуться из его объятий и слететь с кровати.
— Ладно, — перевернувшись на спину, он закинул обе руки за голову.
— Я в душ! — заявила я и суровым тоном припечатала, — Это не приглашение!
Он очень громко фыркнул. Через окна до нас донеслись два глухих, но мощных удара. Не пушки стрельнули, но тоже внушительно. Это на ближайшем от дворца Храме Ипет Сут два раза ударили в огромный барабан, оповещая жителей, что начался второй час дня. Я попыталась пересчитать местное время на нормальное. Тут, образно говоря, встают с петухами и ложатся с ними же. Ра всему голова, солнце то есть. Есть на небе солнце — день, нету — ночь. По этой логике первый час ночи у них наступает с закатом — если по нашим меркам в шесть часов вечера. А рассвет ознаменует собой первый час дня. Всего в сутках нормальные 24 часа. И это значит, что второй час местного дня в переводе на Московское время восемь часов утра. Для меня вполне комфортное время пробуждения. Дома приходится и раньше вставать, чтобы успеть в институт.
Душ оказался прохладным, но зато мыло пахло очень приятно: летним лугом. Я с удовольствием намылила свою лысую голову и вдруг ощутила на коже легкую поросль. Улыбнулась счастливо. Нет, пока я живу в этом теле бриться не буду. Ни за что!
В спальне вместо Ахмаса я обнаружила Нешу, которая хлопнула на меня хронически осоловелыми глазами и с поклоном предложила одеваться. После увиденного во сне я уже не могла относиться к ней как как к ходячему недоразумению. Я помнила, что она была рядом с Танеферт в ту страшную ночь и рисковала жизнью, оставаясь рядом с хозяйкой. А ведь могла сбежать. Платье она предложила мне простое, без вышивки и пышных рукавов. Я бы сказала офисный вариант — строгое, из плотной ткани, без изысков. А вот парик на этот раз, к сожалению, был пышным. Я бы даже сказала чересчур помпезным: тысячи тонких косичек, переплетенных в жгуты, перехваченные золотыми заколками. Все это здорово напоминало афроприческу на конкурсе безбашенных парикмахеров. Еще мне было предложено подвести глаза, что я сделала, но вот от остального макияжа Неша меня отговорила. Попросту она выпучила глаза в своей манере и испуганно прошептала с присвистом:
— Что вы, госпожа! Это же храм!
Спорить я не стала. Вместо этого покопалась в памяти Танеферт и поняла, что мне предстоит полдня изнурительных танцев на голодный желудок. Так что завтрак я даже просить не стала. И ужин-то не полагался, но мы с Ахмесом откровенно сжульничали. Спасибо ему за это. Но только за это! Все же остальное…
— Ты опять подсыпал мне в вино какую-то гадость?! — я вышла из спальни в тот самый зал с бассейном. Гостиную, наверное. Уперши руки в боки и картинно выставив ногу, я уставилась на этого гаденыша, который как ни в чем ни бывало попивал что-то такое пахучее из глиняного кубка. Не кофе, но напиток точно бодрил, я по терпкому аромату почувствовала.
— Точно, — он кивнул мне на котелок, от которого еще поднимался пар, — Хочешь?
— Ага! Щас! У меня ритуальные танцы по списку. Так что ты мне на этот раз подмешал? Надеюсь, у меня почки от твоих травок не отвалятся?
— Я смотрю ты зря время не теряла. Прочла медицинский трактат?
Вот черт! Я забыла, что в этом мире образованных людей раз-два и обчелся. А уж тех, кто знаком с анатомией, так и вовсе единицы. Забавно, что Ахмес один из них. Есть хоть что-то, чего он не знает? А по виду нормальный парень, не ботан.
— Что ты подмешал в вино этой ночью? — я решила вернуть разговор в нужное мне русло.
Он сделал глоток с явным удовольствием. Даже глаза прикрыл. Потом промурлыкал довольным котом:
— Сонное зелье и немного соединения с памятью. Мне показалось, что ты кое-что забыла, пока твоя Ба летала вне тела.
— Я вспомнила, но для тебя лучше бы забыла, — я миновала бассейн, и пошла к выходу, — Теперь я знаю, зачем я здесь. Но тебе это не понравится.
— И зачем же? — он поставил кубок на стол и уперся в меня требовательным взглядом. Зря старался напустить внушительности. Я видела, что он волнуется.
И жалеть его не стала.
— Секрет, — с этим и вышла из его мастерской. Пусть мучается. Хотя, должен же он сложить два и два и понять, что я делаю в царском дворце в разгар отбора невест в женский дом царя. Не на курсы кройки и шиться записалась, уж точно.
Опять же справившись у Ка Танеферт, я примерно представляла, как пройдет сегодняшний день. Нас, потенциальных невест или почетных гостей царского дома отвезут в храм Джесер-Джесеру, название которого переводится примерно как «Самое прекрасное место в этом мире». Самонадеянно, конечно, надеюсь, это не чудеса маркетинга. А то у нас такое сплошь и рядом. Продают под слоганом «Божественный вкус», а на деле оказывается химическая клубника. В этом храме нам предстоит показать свое умение в деле оживления статуи. Ну что тут сказать. Это как раз то, чего я делать не умею. Танеферт на этом возможно поднаторела, но у меня вряд ли получится. Так что мой план на сегодня не отсвечивать. Авось не заметят и на первую линию не поставят.
Неша проводила меня через живописные локации женского дома царского дворца, и вывела к центральному входу. И я тут же офигела. Площадь была полна народу. Парадно разодетого, в пышных париках, с обилием золотых украшений. В самом деле, эти ребята носят на себе ассортимент ювелирного магазина. У некоторых особенно ретивых поклонников желтого металла даже сандалии были из золота. Носить их было не просто, бедняги постоянно скользили на дорожках из мелкой гальки и особенно на площади, уложенной гладкими белыми плитами, но мужественно держались. Даже улыбались, хотя и вымученными улыбками. Я встала с остальными девицами, с удивлением обнаружив, что среди них я прямо-таки засидевшаяся в девках невеста. Обидно сознавать, но большей часть моих конкуренток не было и пятнадцати. Нас перезрелых ягодок насчитывалось от силы с десяток. И смотрели на нас соответственно: со смесью жалости и презрения. Я впервые за все время почувствовала себя неуверенно. Конечно, Танеферт нельзя назвать красавицей в классическом понимании. Да и лысый череп ей придает разве что шарма, но никак не привлекательности. Однако реакция на нее Ахмеса и мужчин из ночного клуба любителей клубнички под руководством Тамит убедили меня, что в этом мире она сойдет за очень даже ничего. Вон сколько золота за нее отвесили на ночных торгах. Так что оказаться среди юных девчонок, и почувствовать себя старой девой стало для моей самооценки холодным душем. Я поняла, что мне придется здорово постараться, чтобы заинтересовать царя своей персоной. Тем более, что никакого политического капитала у меня уже нет.
Нас рассадили в красочные носилки по двое. Каждые носилки тащила четверка загорелых плечистых мужиков в белых труселях, черных коротких париках и обмотанных цветочными гирляндами на манер новогодних елок. Только что огоньками не светились. В попутчицы мне досталась мелкая егоза, которой от силы было лет восемь. Неужели в этом возрасте уже выдают замуж? Я порылась в памяти Танеферт и ничего там не нашла. Когда ей самой было восемь, о свадьбе речь не заводили. Впрочем, в нашем мире, в средние века царские браки могли заключать чуть ли с самого рождения жениха и невесты. Были случаи, когда невесту отправляли в дом к жениху еще в детстве и она воспитывалась там до совершеннолетия. И уж потом играли свадьбу. Так что возможно все эти девчонки попадут в царский дом царя, где из них воспитают прилежных жен еще до совершеннолетия. А что, очень удобно.
— Ты кто? — мелкая девчонка оглядела меня заинтересованно. Слава богу без презрения.
Она была симпатичной, большеглазой с пухлыми губками и щечками. Портило все нарочито взрослый парик, подведенные глаза и красный лак на ноготочках. И обилие золота: серьги, браслеты, цепочки вплетенные в косички парика.
— Я Танеферт из города Инбу Хенж. А ты кто?
— Госпожа Тия, дочь начальника царских конюшен, — она вскинула подбородок так высоко, что стало понятно, начальник царских конюшен — это вам не простой дворник.
— Приятно познакомиться, Тия.
Я протянула ей кулак. И она, немного помедлив, дотронулась до него своим. А потом расцвела в счастливой улыбке. Ей нравилось все новое.
— У нас так не здороваются. Ваш город красив?
— Очень, — я покопалась в памяти Танеферт, даже глаза закрыла и от увиденных картинок у меня дух захватило. Выдохнув, я принялась живописать, — Белые стены домов и храмов утопают в зелени садов и розовых зарослях тамарисков. Ввысь взметаются позолоченные пики обелисков, а с Запада высятся, сверкая белизной огромные пирамиды. Девчонка слушала раскрыв рот, но потом вдруг нарочито пренебрежительно фыркнула:
— Пф, подумаешь пирамиды! А вот у моего папы колесница вся из золота!
Ну, понятно, надо похвастать. Я с трудом удержала улыбку. Поинтересовалась:
— Совсем-совсем целиком? Даже поводья?
— Да! — уверенно кивнула та.
— Но ведь трудно управлять лошадью золотыми поводьями. Они же не гнутся.
Она задумалась, а потом весело и искренне расхохоталась. И призналась тут же:
— Да я соврала. У колесницы и колеса не из золота. А из дерева. Но очень дорогого!
Тут наши носилки, очевидно, вытащились за территорию дворца и были встречены овацией. Я и не знала, что шествие планировалось с привлечением зрителей. Люди кричали, хлопали и даже топали. Я слегка отодвинула шторку. Кажется, весь город пришел поглазеть на то, как царские невесты едут к храм. За толпой мой цепкий взгляд нашел лавочников и еще каких-то торгашей, которые что-то предлагали праздному люду. Там же выступали уличные артисты: жонглеры, танцовщицы ми акробаты. Мне стало обидно. Я бы с большим удовольствием оказалась там, в гуще народа. Не такого разряженного, местами так и просто голого. Совершенно точно без всякого золота, а вместо париков по большей части с платками на головах, повязанный как у пиратов узлом на затылке. Но там на улице было весело. А мне тут приходится решать ребус за ребусом.
— Закрой! — Тия толкнула меня в бок. Я с удивлением на нее уставилась.
— Отец говорит, что глаза простолюдинов меня осквернят. И я не смогу стать супругой царской. Не смогу стать богиней на земле.
Ничего себе амбиции! Это в восемь-то лет!
— А тебе не жаль уходить из совей семьи? От родителей?
Девчонка задумалась. Потом пожала плечами и призналась:
— Жалко, конечно. Матушка меня любит, и нянька тоже. Но я должна стать единственной женой царя. Чтобы прославить свой род. Это важно! К тому же в царском доме игрушки лучше!
— Иначе и не может быть… А если ты не станешь единственной супругой царской? Ты же видишь, сколько нас.
— Стану, — уверенно заявила Тия, — Я ведь уже умею убивать.
Мне очень захотелось выйти из носилок прямо сейчас. Черт ее знает, не сочтет ли она меня опасной конкуренткой.
— Не бойся, — словно поняв мои страхи, она погладила меня по коленке, — Ты мне нравишься. Мы же друзья! И ты точно не станешь супругой царской. Ты же старая!
Я выдохнула. Хотя, конечно, расслабляться в присутствии юной конкурентки с опасными навыками уже не планировала.
Тем временем наши носилки миновали толпу зевак и оказались на большой ладье, которая поплыла на другой берег широкой реки. Воздух наполнился свежестью.
— А ты что умеешь? — поинтересовалась девчонка.
Я перебрала в уме свои навыки. На двоих с Танеферт тех, которыми я могла бы заинтересовать восьмилетнего ребенка, набиралось не так уж много.
— Смотри! — я виртуозно продемонстрировала фокус с бородой, под названием, отрубленный палец.
И, о чудо, привела ребенка в восторг. Вообще-то это всегда срабатывало. Отличный способ наладить контакт с детским коллективом. Проверено на практике. Этим летом я две смены отработала в летнем лагере «Совенок». И все мои отряды были как раз из семи-восьми леток. Еще можно попробовать игру «рука-нос, рука-ухо». Я показала это волшебное действие, которое, как правило, надолго вырубает из режима «орать и бегать» даже самых шкодливых малышей. Тия четко подходила по возрасту для всех моих развлечений. Она визжала от удовольствия, когда у нее получалось ухватить левой рукой правое ухо, а правой дотронутся до кончика носа, а потом стремительно поменять позицию: правой рукой схватить левое ухо, а левой тронуть нос. Потом я научила ее «соку-соку, бачи-бачи». И под конец закрепила успех чрезвычайно азартной игрой «камень-ножницы-бумага». Она даже узнавать не стала, что такое ножницы. Просто приняла как факт, что ножницы режут бумагу.
К храму Джесер-Джесеру у меня появилась поклонница. Которая поклялась не убивать меня ни при каких обстоятельствах. Только если царь выберет меня главной женой, то есть супругой царской. Но это особый случай. Тут я должна ее понять и простить. На том и порешили.
Выйдя из носилок, я замерла в удивлении. Храм действительно был прекрасен. Он находился далеко, у самых гор. К нему вела длинная в полкилометра аллея из белого камня, с широкими ступенями, по краям которой росли пальмы и на постаментах замерли причудливые каменные звери с туловищем льва и золотой головой барана. Но все это было не так важно, как то, что этот храм я уже видела! Видела, когда мама потащила нас всех на экскурсию, оторвав от пляжа и бара allinclusive. Я помню, как всю долгую дорого стенала, что мне дела нет до старых развалин. И симпатичный аниматор в отеле мне куда интереснее всей истории Древнего Египта. Но мама была неумолима. Не знаю почему, но она посчитала своим священным долгом приобщить всех нас к истории далекой и совершенно нам ненужной. И оказалась опять права. Мама никогда не ошибается. Сейчас я смотрела на храм царицы Хатшапсут и на меня стремительным водопадом снисходило озарение: я перенеслась не в какой-то неведомый мир, я перенеслась в прошлое. Примерно на четыре тысячи лет назад!