Глава 39


Джулия вышла в сад. Она не знала, куда еще пойти. Альба поймет, что что-то не так, и снова будет донимать вопросами. Уже не удержится. А Джулия и сама не знала ответов. Тем более теперь. Она не могла даже предположить, что происходило за той дверью, никогда не видела подобного. Магия брата, как и магия других одаренных семей, вырождалась, ее едва хватало на брачные обряды и незначительные мелочи. Ученые мужи объясняли это неразумной преемственностью. Дар передавался от умирающего отца к старшему сыну — и лишь тогда не претерпевал изменений. Но не всегда это было возможно, порой прямых наследников попросту не оставалось. И тогда магия из поколения в поколение что-то утрачивала, истончалась, как вытертая шерстяная пряжа… Когда-нибудь последний тонкий волосок безвозвратно порвется. С владетелями Альфи этого не произошло, и оставалось лишь догадываться, какую силу получил Фацио. Джулию буквально разрывало от желания узнать, что же было там, в подвале, но она отчетливо понимала, что едва ли эта завеса когда-нибудь для нее откроется.

Она спустилась по каменной лестнице, прошла мимо сушивших на мраморе роскошные перья павлинов. Две невероятные огромные птицы улеглись на брюшки, распластали крылья. На их переливающееся яркое оперение под солнцем было почти больно смотреть. Точнее, яркой была лишь одна птица — самец с пронзительно синей грудкой и сказочным хвостом. Другая была невзрачной, серо-коричневой, лишь длинную шею украшали зеленые переливы. Самочка. Нянька Теофила говорила, что природа очень мудра. В этом птичьем мире лишь самцы блистают красотой, а от их спутниц подобного не требуют. В отличие от мира человеческого…

Джулия свернула влево, в тень розовой шпалеры, чтобы не спугнуть величавых птиц — она не хотела их тревожить. Медленно шла по галечной дорожке и не сразу поняла, что направляется в сторону аптекарского огорода. Она остановилась, прислушиваясь, огляделась. Здесь было безлюдно. Джулия раздумывала несколько мгновений. Тираниха запретила ходить сюда… Но что случится, если она пройдет этой частью сада и выйдет к нижним террасам? И в какой-то детской запальчивости захотелось непременно пройти, назло. Она вспомнила, как Мерригар не пожелал открыть для нее аптекарскую, и только теперь догадалась, что тираниха наверняка попросту запретила что-то делать для нее.

Показалось уже знакомое лимонное деревце, за которым виднелись аккуратные пышные грядки, помеченные колышками. Дикий чеснок вытянулся, разросся упругой яркой листвой. Джулия не удержалась, сорвала жесткий складчатый лист, инстинктивно понюхала пальцы, но знакомого запаха не ощутила. Да и сам лист был уже каким-то не таким. Она подошла к грядке с морковью. Теперь кажется, это вовсе и не морковь, а сныть. Какая польза от сныти? Она сорвала стебелек, размяла ботву в пальцах, вновь понюхала, едва не ткнувшись носом, ощутила приятный запах. Все же, морковь…

— Что вы делаете?

Джулия порывисто обернулась на резкий голос и увидела Мерригара, стоящего у лимона с плоской корзинкой. Плотное лицо покраснело, круглые глаза едва не вылезали из орбит. Теперь расскажет тиранихе…

Не дожидаясь ответа, лекарь сделал несколько шагов и выдрал из пальцев Джулии сорванные листья. Без всякого уважения и деликатности. Словно в каком-то остервенелом припадке.

— Не трогайте это. Никогда не трогайте! Вы слышите? И, как следует, обмойте руки в фонтане, сеньора. Да потрите хорошенько! А потом хорошо бы для верности подержать их в морской воде.

Джулия стояла в онемении.

— Ни в коем случае не касайтесь лица. Тем более, губ или глаз! Вы меня слышите? Вас, кажется, просили не ходить сюда! Надеюсь, на ваших руках нет никаких ран?

Джулия с недоумением посмотрела на свои ладони, на которых остались зеленые пятна, перевела взгляд на лекаря и покачала головой:

— Нет… Что это за растение, маэстро Мерригар?

Тот на мгновение замялся, но, все же, ответил:

— Цикута, сеньора. И у оной цикуты смертельно ядовиты все части. И листья в том числе. — Он тяжело выдохнул, покачал головой: — Не думаю, что стоит кому-то в доме рассказывать об этом.

Джулия все еще пребывала в каком-то оцепенении. Она слышала об этом страшном растении, но никогда не видела. Она растерянно повернулась, посмотрела на грядки, вновь перевела взгляд на Мерригара:

— Но… зачем яд здесь? В этом саду?

Губы лекаря нервно дрогнули, он воинственно выпрямился:

— Это аптекарские грядки, сеньора. Сеньоре Антонелле постоянно нужны мои снадобья, чтобы облегчить страдания. Яд в малых дозах — есть целительное лекарство. Разумеется, в знающих руках. Поэтому не повторяйте ошибки, сеньора, и лучше не прогуливайтесь здесь. Вашего зверя я бы тоже рекомендовал держать подальше.

Джулия удрученно кивнула:

— Значит, это не чеснок?

Мерригар задрал подбородок:

— Это чемерица. Действенное средство при подагре и суставных болях. Неплоха, как слабительное, и как средство против кожных паразитов. — Он поджал губы: — Поторопитесь, сеньора, пока яд не проник в поры. И спуститесь к морю. Фонтан там, за шпалерами, ниже.

Джулия молча пошла вниз по тропинке, но потом, когда скрылась с глаз лекаря, припустила бегом. Держала руки перед собой, словно слепая. Наконец, за шпалерами, увитыми белыми розами, показалась мраморная чаша фонтана. Джулия окунула руки и принялась с остервенением тереть пальцы до тех пор, пока их не заломило от ледяной горной воды. Она стряхнула капли, прошла немного вниз. За кромкой ограждения последней террасы виднелась морская гладь. Но как спуститься? Тайное место, которое показала Розабелла, было единственным выходом к морю, который Джулия знала.

Она пробралась в подвал, стараясь оказаться незамеченной, запалила стоящий в нужном месте фонарь и вышла к гроту. Оставила фонарь у дверцы, разулась, подкатала юбки и присела, окуная ладони в ласковую прибрежную воду. Сидела, пока ноги не затекли. Наконец, отошла и устроилась на уже знакомом теплом валуне.

Бывала ли здесь Розабелла еще раз? Как славно было сидеть здесь вместе с ней… Тайное место… Никакой тиранихи, никаких чужих глаз… Как было бы чудесно взять Лапушку, корзинку с едой и устроить здесь посиделки. Джулия очень хотела бы иметь такую сестру. Розабелла и станет сестрой, но кем станет сама Джулия?

Нужно было возвращаться. Джулия оправила юбки, окинула бухточку взглядом. Камень в виде груши был на своем месте. Розабелла предлагала прятать под ним тайные записки… Джулия приподняла камень и с восторгом увидела чуть отсыревшую бумагу, сложенную вчетверо. Значит, Розабелла приходила… Она развернула лист, вгляделась в чуть поплывшие от сырости ровные буквы:

«Дорогая сестрица Джулия, надеюсь, ты догадаешься прийти сюда. Матушка отчитала меня и приставила соглядатаев, чтобы я не изловчилась встретиться с тобой. Она очень сердилась, и, ума не приложу, сколько может продлиться ее гнев. Я навещу тебя, как только ее недовольство немного уляжется. Надеюсь, ты сдержишь обещание и прибережешь для меня тот чудесный голубой атлас. Будь осторожна, дорогая сестрица. Я не слышала всего, при мне стараются теперь ни о чем таком больше не говорить, но мне чудится, что матушка решила избавиться от твоей служанки. Наставь ее, чтобы не совершила какой оплошности. Если что разузнаю — постараюсь оставить записку в этом же месте.

Твоя любящая Розабелла».

Бумага задрожала в руках. Этого только не хватало! Джулия наспех свернула письмо, сунула за корсаж и кинулась к двери. Поискала взглядом фонарь, но не нашла. Толкнула створу, но та не поддалась. Джулия толкнула еще и еще, с ужасом понимая: заперто.


Загрузка...