Опытный взгляд мог бы различить малейшие тонкости придворной обстановки по одной только рассадке гостей. По тому, кому царь пожаловал первый опричный кусок со своего блюда, кому поднесли вина по его приказу. Для меня же все эти люди были пока незнакомыми, и разобраться вот так сходу не получалось. Я мог только догадываться.
Громкая музыка скорее раздражала, нежели развлекала, но полностью заглушить разговоры не могла, весь зал гудел, обмениваясь новостями и шутками. Я же молча поглядывал по сторонам, рассматривая то царя Иоанна Васильевича, то его приближённых, сидевших за столом рядом с ним, то других гостей. Нужно было разведать обстановку, прежде, чем погружаться в пучину дворцовых интриг.
Ну, единственного священника за царским столом не узнать было нельзя. Царский духовник, отец Сильвестр. А вот остальные ближники были мне незнакомы.
— Ну-ка, сынок, отщипни-ка мне гусятинки, — шамкая беззубым ртом, попросил меня старик-сосед.
Я молча подвинул блюдо поближе к нему, чтобы он мог сделать это сам. Не хватало ещё прислуживать за столом кому бы то ни было. Старик и на это благодарно кивнул, длинным ножом отрезая себе ломоть жирного мяса.
— Скажи-ка, отче, кто это по правую руку от государя? — спросил я.
Старик пригляделся, прищурился.
— Который? — не понял он.
— А всех назови, коли знаешь, — попросил я.
— Как же не знать! — фыркнул старик. — Вот тот — князь Курлятев-Оболенский, рядом с ним кэх-нязь Курбский, далее князь Воротынский, затем Серебряный. Дьяк Висковатый вон, Алёшка Адашев за ним.
Он называл каждого, бесцеремонно тыкая пальцем, ну а я слушал и запоминал. Мотал на ус.
Женщин, кстати, за столом не было ни одной, ни царицы, ни кого-то ещё, только взрослые мужчины. Не женское это дело, на пирах гулять.
Первым блюдом на пиру были жареные лебеди, вкуса которых я не оценил абсолютно. Пробовал дичь и поинтереснее, и на мой вкус, даже обычная домашняя курица на голову превосходила эту царскую птицу, но все остальные гости уплетали и нахваливали, словно это был редчайший деликатес.
Пили и вино, и пиво, и квас, и даже предтеча водки — хлебное вино в изобилии стояло на столе. Я старался не налегать на алкоголь, пусть даже питие на Руси есть веселие. Царь, насколько я мог заметить, тоже почти не пил, во всяком случае, в его кубок вина почти не доливали.
Зато многие бояре пили от всей души, не пропуская ни одной. Кричали здравицы государю, желали долгия лета, крепкого здравия и так далее. Периодически царь сам приказывал поднести тому или иному гостю чарку вина. Не отравленного, обычного, фряжского или французского. Иногда, если царь хотел подшутить над гостем, то хлебного, потому что выпить нужно было всё угощение целиком.
Некоторые уже лежали мордами в стол, хотя не прошло даже одной перемены блюд, и насколько я мог заметить, всё это были бояре, далеко не самые близкие к царю. В окружении Иоанна таких алкоголиков не нашлось ни одного, и я понял, что принял верное решение пить умеренно.
Наконец, настало время подарков. Первым дарить вызвался князь Андрей Курбский, румяный, розовощёкий мужчина с короткой светлой бородой. По его приказу слуги внесли в зал большие золотые часы «аглицкой» работы, с механическими птицами и узорами. Князь, похоже, не знал о дурной примете, что часы дарить нельзя.
Государь к часам остался почти равнодушен, князя поблагодарил, жаловал ему шубу с царского плеча. Само собой, не раздевался прилюдно, просто слуга вынес заранее заготовленную одежду сюда, в зал. Таких жалованных шуб у Курбского, наверное, был уже целый гардероб.
Следующим вызвался князь Воротынский, грузный, краснолицый мужчина в тяжёлой шубе. Он долго и пространно вещал о делах ратных и победах славных, а потом преподнёс Иоанну персидскую булатную саблю, обильно украшенную драгоценными камнями, такую, что весь зал застыл в восхищении. Даже я оценил. Такой подарок переплюнуть будет сложно, Воротынский постарался на славу. Отдарился государь, однако, всего лишь конём из царских конюшен.
Нужно было срочно дарить своё ружьишко, пока царю не наскучило принимать подарки. И я вскочил со своего места, нарушая церемониал и устоявшуюся очередь.
— Дозволь, государь, и мне подарок преподнести! Какого ты ещё не видывал! — воскликнул я.
Бояре в зале недовольно загудели, я не подходил ни по знатности, ни по старшинству для того, чтобы дарить подарок так рано. Однако самого царя я, похоже, сумел заинтересовать. Он прищурился, погладил острую бородку, разглядывая меня со своего места.
— А ну-ка, други, поглядим, чем ныне дети боярские удивить меня хотят, — произнёс он.
— Никита Степанов сын Злобин, новик из владимирских, — представился я.
Лучше быть в немилости, но на слуху.
— Иоанн Васильевич, государь земли Русской, — посмеиваясь, произнёс царь.
Весь зал, как по команде, тоже начал посмеиваться и подшучивать надо мной. Я же взял чехол со своим мушкетом, вылез из-за стола. Рынды, стоявшие в тени по периметру зала, заметно напряглись. Царь спокойно ждал, когда я наконец соизволю принести подарок.
— Пищаль кремневая, работы мастеров Андрея Рыбина и Федота Головы, по моему чертежу сработана, — сказал я, с поклоном преподнося Иоанну мушкет.
В зале зашушукались, видимо, вспоминая указанных мастеров.
— Добрая пищаль, — протянул Иоанн, разглядывая резное ложе и необычный кремневый замок. — Значит, без фитиля. А ежели сломается или потеряется твой кремень?
— В чехле пара запасных на тот случай имеется, — ответил я. — Зато на ветру даже искру выбьет.
— Занятная игрушка… — хмыкнул государь.
— А коли такими пищалями полк стрельцов вооружить и обучить как следует, то они раз в десять секунд залпами палить смогут! — добавил я.
— Невозможно сие! — выпалил князь Воротынский. — Нельзя пищаль так быстро зарядить!
— С одной пищали два выстрела в минуту, три шеренги стрельцов по очереди палят, — возразил я.
— А из луков и вовсе можно без остановки, — произнёс кто-то из бояр, но его реплика осталась без внимания.
— А нам Никита Степанов сын Злобин сейчас и покажет, — сказал Иоанн Васильевич. — Можно так быстро палить, или же нет.
Он протянул карабин обратно мне. Я достал из чехла перевязь с патронами, надел на плечо, поставил карабин рядом с собой.
— Куда стрелять прикажешь, государь? — спросил я.
Царские рынды на всякий случай переместились поближе к его столу, готовясь в случае чего закрыть государя собой или же броситься на меня, хотя такие глупые мысли мне даже в голову не приходили.
В глубине души я побаивался, что царь пожелает, чтобы я стрелял в кого-то из гостей или ещё что-нибудь в этом духе, но нет. Передо мной поставили жареного поросёнка на блюде. В отдалении, конечно, в двадцати шагах от меня.
— Давай, новик, поохоться, — усмехнулся царь. — А мы считать будем.
На линии огня никого не было, можно спокойно стрелять.
— Раз! — громко произнёс царь.
— Два! — подхватили все остальные.
Я опомнился, начал спешно заряжать мушкет. Вчерашние стрельбы мне всё-таки пригодились, я хотя бы освежил в памяти порядок действий. Скусил патрон, насыпал пороха, шомполом забил пулю. Вскинул ствол, пальнул по румяному поросю. Выстрел прогрохотал на весь зал, всё затянуло едким дымом. Он ещё не успел рассеяться, как я уже забивал новую пулю. Уверен, какой-нибудь капрал Преображенского гвардейского полка времён Петра Великого справился бы раза в два быстрее.
— Тридцать пять! — грянули все одновременно со вторым выстрелом.
Кажется, я даже и третий успеваю.
— Пятьдесят семь! — бояре и князья даже стучали кружками по столу и топали ногами, словно толпа в трактире.
В итоге за минуту я выстрелил трижды, хотя для того, чтобы успеть в третий раз, пришлось просто бросить шомпол вниз и почти не целиться. Но у меня получилось. Гости захлопали и заулюлюкали, зрелище для них выдалось на славу. Царь тоже насмешливо улыбался в усы.
Я поклонился, снял перевязь, убрал карабин в чехол, снова поклонился государю. Один из слуг забрал мой подарок. Пока кланялся, заметил, как тлеет на дорогом ковре обрывок бумажного пыжа. Пришлось шаркнуть ногой, словно французский мушкетёр на приёме у короля, чтобы затоптать его, пока не разгорелось пламя.
— На поросят охотиться ты горазд, — усмехнулся царь. — А под стрелами татарскими сумеешь так? Или когда на тебя кованая рать скачет?
— Против лыцарей повоевать не довелось, а с татарами уже встречался, — сказал я. — Возле Путивля сторожевую службу нёс этой весной.
— И чего же ты в Москве, а не в Путивле? — хмыкнул царь.
— В полон к татарам угодили, сбежать удалось. Воевода Матвей Иванович согласно царскому указу нас и отпустил по домам, — сказал я.
— Стало быть, и кровь на службе царской пролить успел? — произнёс Иоанн Васильевич. — Иди-ка сюда.
Я подошёл, настороженно поглядывая то на царя, то на его ближников, большая часть из которых радела скорее о собственном процветании и богатстве, а не о судьбе государства.
— Добрую ты пищаль измыслил, — сказал царь, снимая с мизинца золотое кольцо с квадратным изумрудом. — За то жалую тебе перстень.
Я поклонился, принял подарок. Руку целовать не стал.
— А за кровь пролитую и страдания в полоне жалую тебе опричный кусок с царского стола, — продолжил государь, и один из его стольников отхватил ножом здоровенный кусок жареного порося. Кажется, того самого, на которого я и охотился.
Бояре закричали «любо», загомонили, начали пить за моё здоровье и меткость. Всем понравилось и моё представление, и пальба, и царский подарок. Иоанн Васильевич отпустил меня взмахом руки.
— Дозволь, государь, слово молвить? — спросил я.
Царь нахмурился. Всё-таки, он меня уже отпустил, показывая, что разговор окончен. Моя настойчивость могла выйти мне боком.
— Нешто ещё подарков для меня припас, новик? — фыркнул он, и гости снова засмеялись.
Я замялся немного. С одной стороны, хотелось предупредить его об изменниках. Не факт, что мне доведётся ещё раз поговорить с царём вот так вот, не кидаясь ему в ноги. С другой стороны, делать это на пиру… Нет, лучше будет, если я попытаюсь влезть в его ближнее окружение. Там, возможно, будет шанс поговорить с ним тет-а-тет.
— Дозволь сотню таких пищалей изготовить для стрельцов твоих? — спросил я. — Да обучить всех, чтобы стреляли так же быстро и метко?
Царь усмехнулся.
— Дозволяю? Ха! — воскликнул он. — Требую!
Похоже, он легко сумел представить, как сотня стрельцов ведёт беглый огонь по неприятелю. Так не стреляла ещё ни одна армия в Европе.
— Лексейка! — государь обратился к одному из своих ближников, к Адашеву. — Присмотрись. Достойная смена растёт.
Я поклонился ещё раз, вернулся к своему месту с опричным куском. На пиру не место и не время для обсуждения подробностей, но предварительный результат меня уже устраивал.
— Ловко ты! — похвалил меня сосед-татарин. — Поперёк всех!
— Молодец, так и надо удаль показывать, — сказал другой сосед.
Я кивнул, делая вид, что занят опричным куском, царской наградой. Перстень я надел на мизинец правой руки, для меня, да и для всех остальных, это было не просто украшение, это был символ царского расположения, гораздо более ценная вещь, нежели просто кусок золота с камнем.
Теперь можно было и расслабиться. Переменили блюда, слуги убрали блюда с обглоданными остатками лебедей и внесли огромные пироги. Весь зал одобрительно загудел, даже те, кто, казалось, пребывал в бессознательном состоянии.
Подарки дарили ещё, самые разнообразные, но перещеголять князя Воротынского и, что удивительно, меня не удалось никому. Это было видно и по самим подаркам, и по реакции государя. Искорка интереса зажглась в нём только один раз, когда какой-то боярин преподнёс ему толстую книгу в серебряном переплёте. Книга и здесь — лучший подарок, а если учесть стоимость и редкость, то и вовсе.
Непосредственно к пирушке и празднику я интерес потерял, всё, чего я хотел, я уже добился, и поэтому сидел, размышляя о том, где разместить столько заказов и как быстро часовщик сможет сделать сотню кремневых замков. С обучением проблем возникнуть не должно, всё-таки не высшая математика, а вот материальную базу надо подготовить. Всё ещё зависит от того, сколько Иоанн выделит на это дело из царской казны. Буду просить больше, чтобы получить необходимый минимум, как всегда.
А ещё меня непременно запомнят по моей выходке. И князья, и бояре, и царские дьяки. Лучше мелькать при дворе почаще, чтобы меня знали в лицо, нежели скромно сидеть в сторонке. На места и должности, какими бы они ни были, выдвигают тех, кого знают, а не тех, кто обладает нужными качествами. Можно быть просто супер специалистом и всю жизнь просидеть на одной должности, пока те, кто регулярно мелькает у высоких кабинетов или вовсе ходит в курилку одновременно с начальством, получают повышение за повышением.
Все остальные, впрочем, веселились от души. Топали и хлопали в такт музыке, громко похвалялись ратными и иными подвигами, напропалую хвастались. Государь на всё это поглядывал свысока, будто его больше веселила не задорная музыка и море выпивки, а пьяные бояре.
Некоторые покидали зал и не возвращались, например, Сильвестр исчез почти сразу же, но я планировал сидеть до конца. Может, удастся завести хотя бы пару полезных знакомств. За этим на пиры и ходили. Вкусно покушать можно и дома, а вот пообщаться с уважаемыми людьми удаётся не каждый день.
В итоге пир, по моему ощущению, длился часов восемь. Несколько раз переменили блюда, вносили новые бочки с вином, огромных осетров, запечённых целиком, пряники на меду с патокой, чернослив, сахарные пироги с рисом. Многие блюда я даже не попробовал, потому что объелся так, что больше не лезло ничего, а многие попросту не узнал, пока кто-нибудь не подсказал мне.
Так, например, подали жареную баранину, которая на самом деле оказалась сделана из рыбы. Чёрную икру, варёную в маковом молоке, я пробовать не осмелился, а вот мои соседи оценили.
Распустить тайком пояс пришлось не только мне, почти все присутствующие осоловело глядели на ломящийся от яств стол, понимая, что всё осилить не получится. Некоторые выходили на двор, чтобы опорожнить желудок, точно как древние римляне. Таких товарищей я тоже не понимал и осуждал.
Когда именно зал покинул государь, я даже и не заметил, пирушка продолжалась и без него. Но если царя нет, то и мне здесь делать нечего, и я, вежливо распрощавшись с соседями, касимовским татарином Данияром и бывшим сокольником великого князя Петром Даниловичем, поднялся из-за стола.
В городе тоже продолжались гуляния, и что-то мне подсказывало, что гулять будут всю ночь до утра, как в песне. Скоморохи и гусляры без устали веселили народ, делая за один вечер свой месячный заработок. Цветок папоротника в Москве вряд ли кто-то будет искать, но костры уже местами горели. Народ праздновал Иванов день.
Я же не без труда взобрался в седло и поехал к нашему пункту постоянной дислокации, на постоялый двор. Хоть я и старался пить в меру и больше закусывать, меня всё равно изрядно штормило, но верная Гюльчатай довезла меня аккурат до нужного места. Привыкла уже к тёплой конюшне постоялого двора.
Ухаживать за ней, как обычно, я предоставил конюху, а сам зашёл по пути в баню и выгреб из остывшей печки несколько угольков. Даже не активированный, он немного поможет после такого застолья. Затем я добрался до своей светлицы, скинул сапоги и рухнул на перину лицом вниз, не удосужившись даже раздеться. Нужно было отдохнуть, новый день ожидался долгим и хлопотным.