Снова мне пригодилась грамотка, выданная знакомыми дьяками. В Стрелецкой избе хоть и сидели люди попроще, без грамотки мне тоже никто ничего не собирался делать и как-то помогать. Про особую стрелецкую сотню они и вовсе слышали в первый раз. Благо, я догадался захватить кремневую пищаль с собой, продемонстрировать.
Пообещали разобраться. Всё-таки сотня людей это не стадо овец и не табун коней, пастись в чистом поле не отправишь. Надо их где-то размещать, чем-то кормить, и так далее, а это вот так с наскока не делается. Плюс эту особую сотню придётся отрывать от службы в других местах, вынимать из сложившихся подразделений. Сомневаюсь, что мне дадут лучших из лучших, даже несмотря на то, что я выполняю царское повеление.
Главное, что начало положено. Мне сказали приходить на другой день, и я со спокойной душой отправился к Златоустовской слободе. Мысли мои крутились вокруг бездымного пороха и массового производства взрывчатых веществ.
Я чётко понимал, что переход от от поместного войска, сражающегося белым оружием, к регулярным воинским формированиям потребует колоссального количества не только денег, но и банального пороха, цены на который взлетят просто в небеса. Нынешние пороховые мельницы могут обеспечивать необходимый минимум для городовой артиллерии и стрелецкого войска.
Уголь, сера и селитра. С углём никаких проблем, лесов на наших просторах хватает, древесный уголь пережигать много ума не надо. Сера тоже. Месторождения есть, а с присоединением Казанского ханства есть шансы найти серу в Поволжье. А вот с селитрой однозначно проблемы. Нет на Руси столько выгребных ям, чтобы добывать селитру в промышленных масштабах. Вернее, ямы-то есть. Селитры столько нет. Не плыть же нам в Южную Америку за чилийской селитрой. Уверен, в России есть где-то и месторождения природной селитры, но их местонахождение оставалось для меня загадкой.
Толкнуть прогресс хотелось вообще по многим направлениям. Но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что непременно что-то этому прогрессу мешает. Одно тянуло за собой другое, затем третье и так далее. И что самое худшее, так это то, что не хватало мастеров. Грамотных людей, способных всё это обслуживать. Недостаточно застроить страну мартеновскими печами и каскадами ГЭС, нужно ещё и обеспечить всё это персоналом.
Я, конечно, планировал на базе своей особой сотни начать обучение не только стрельбе из огнестрела. Учить грамоте станет какой-нибудь приглашённый церковник, всё равно кроме псалтырей тут книжек почти нет, а вот математике, физике, химии и географии придётся учить самому. Задача не самая простая. Особенно для того, кто школьный курс повторял давным-давно.
Место для обучения мне выделили за пределами города, за Андрониевым монастырём, за Яузой. Подальше от любопытных глаз, чтобы можно было спокойно жечь порох и палить из пищалей, не опасаясь за спокойствие горожан. И возможных соглядатаев тут будет поменьше, чем могло бы быть в одной из существующих стрелецких слобод. Фактически нас выгнали на пустырь, и здесь я был волен делать всё, что пожелаю.
Людей уже пригнали туда, пусть и не всю сотню, а всего четыре десятка. Сводный отряд из московских стрельцов, от каждого полка по паре человек. И одного беглого взгляда хватило, чтобы понять — людей мне выделили по принципу «на тебе, боже, что нам негоже». Хромых, косых, увечных. Таких, которых ещё нельзя было списать в запас, но которые не могли служить в полной мере.
Мы с Леонтием подъехали как раз вовремя. Стрельцы в красных кафтанах разных оттенков сидели на траве и бездельничали. Многие — ветераны прошлых кампаний, но были и совсем молодые парни, только вчера оторванные от сохи. Все из простолюдинов, но хотя бы с их вооружением и снаряжением мне не нужно связываться, всё принесли своё, выданное из казны. Сабли на поясах, бердыши, даже фитильные пищали с собой.
Наше появление они восприняли на удивление равнодушно. Словно к ним на полянку заехали случайные прохожие, а не новый стрелецкий голова, хотя в Разрядном приказе я уже был вписан именно так. Возвращаться на порубежную службу не придётся, по крайней мере, пока что.
— Встать, бездельники, — проворчал Леонтий с высоты седла.
Я молча оглядывал своё воинство, понимая, что будет непросто. Стрельцы поднимались на ноги. Тут и седые старики, и наоборот, безусые мальчишки, и в своём времени я не взял бы их даже в стройбат, но теперь придётся работать с тем, что имеем. Среди них я заметил одного косоглазого, один глаз на нас, другой на Кавказ, одного хромца, тяжело опирающегося на бердыш, был даже абсолютно беззубый мужик. Пожалуй, мне стоило сразу же указывать критерии отбора. Если косой и хромой ещё хоть как-то смогут воевать в общем строю, то беззубый не сможет скусить патрон. Таких не берут в космонавты, и, по хорошему, в стрельцы тоже брать не стоило.
Среди них не было только толстых, да и то потому, что в нынешние времена позволить себе быть тучными могли только очень богатые люди. Как символ достатка. А вот рахиты имелись, и не один, чуть ли не целый десяток бухенвальдских бодибилдеров.
— Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы… — пробормотал я себе под нос.
Если вся сотня будет такой, то все мои планы пойдут псу под хвост. Царь только посмеётся, глядя на этих сирых и убогих, по нелепой случайности напяливших стрелецкие кафтаны.
С другой стороны, медведь в цирке на велосипеде одноколёсном ездит, а тут нужно всего лишь научить несколько десятков деревенских дурней стрелять плутонгами да обращаться с кремневой пищалью. Из фитильных они уже наверняка умеют.
— Становись! — рявкнул я.
Голос у Никитки был что надо, командный, зычный. Такой услышат и в грохоте орудий, и в жаркой сече.
Вряд ли стрельцы знали такую команду, но по контексту догадались, начали строиться в одну шеренгу. Я сидел верхом на коне, медленно проезжая вдоль строя и заглядывая в лица моих новых подчинённых. Четыре десятка, тоже немало. Для новика и вовсе — большая честь покомандовать даже полусотней. Всё-таки я не княжеского роду, из обычных бояр.
— Звать меня Никита Степанов сын Злобин! — громко представился я. — Ныне царским указом назначен командовать вами, особой стрелецкой сотней!
Стрельцы лениво и равнодушно смотрели на меня, как солдаты-старослужащие на пиджака-лейтенанта, решившего вдруг пожить по уставу.
— Вам доверена особая честь! Стать испытателями принципиально нового оружия! Новых пищалей! Нового способа огненного боя! — продолжил я.
Это их нисколько не воодушевило. Я и не надеялся.
— Вы все из разных полков, так? — спросил я.
— Истинно так, боярин, — прошамкал беззубый старик с длинной седой бородой.
— Десятников выберете сами, — сказал я. — Обучением займёмся потом, первым делом — расположиться. Кто из крестьян, руку поднять!
Больше половины стрельцов подняли руки.
— Значит, избы рубить умеете, — сказал я. — Всем миром можно и за день срубить.
— Было бы с чего рубить, боярин, — сказал старик.
— Как зовут? — спросил я.
— В день святого Фомы окрестили, — сказал старик.
— Фома, тебе ответственное комсомольское задание, — сказал я. — Остаёшься за старшего, выбираешь здесь, где поставить избы. Одна изба на десяток, рассчитывай только, что ещё шесть изб добавится.
— Понял, боярин, — склонил голову пожилой стрелец.
— Расчищаете место, готовите всё к строительству. Мы с Леонтием за стройматериалами. Топоры-то хоть есть у вас? — произнёс я.
— Как не быть-то, — хмыкнул Фома.
— Едем, Леонтий, — приказал я.
Стрельцы принялись выполнять задание, хоть и лето на дворе, а ночевать на свежем воздухе никому не хотелось. Мы же с дядькой поехали за брёвнами. Москва, полностью деревянная, горела часто, и строилась тоже часто, купить брёвна, брус и доски можно было на каждом шагу.
Взяли самых дешёвых брёвен, неотёсанных, и несколько уже загруженных подвод отправились к Андрониеву монастырю. Расплачивался я хоть из казённых денег, всё равно вынужден был экономить. А десяток мужиков без проблем поставят сруб-четырёхстенок за день. Избы, правда, получатся курные, то есть, без дымохода, топиться будут по-чёрному. Но здешним крестьянам не привыкать.
Кроме стройматериалов пришлось покупать ещё и всякую всячину. Те же котлы, домашнюю утварь, крупы и прочие съестные припасы, и многое, многое другое. Русский мужик неприхотлив. Но всему есть свои пределы. По-хорошему, нужен был старшина, который будет заниматься исключительно материальным обеспечением. Гонять чаи в каптёрке. И на этой должности я уже видел Фому. Всё равно боевой подготовкой заниматься он не сможет.
Когда мы с Леонтием вернулись на место постоянной дислокации, работа кипела вовсю. Стрельцы, скинув кафтаны и сложив оружие отдельной кучкой под присмотром Фомы, стучали топорами, собирая срубы. Работали на совесть, понимая, что стараются для себя же. Один четырёхстенок на десять человек, конечно, тесновато. Но в избы они будут приходить только к ночи, измученные тренировками, так что вряд ли кто-то станет жаловаться на тесноту. Скорее, будут жаловаться на другое.
Десятников, как я и приказывал, выбрали сами. В первом десятке главным поставили молодого бойкого парнишку Степана, во втором, наоборот, пожилого ветерана Казанского и Астраханского походов Кондрата, в третьем десятке назначили хромого и мрачного Епишку, в четвёртом десятке главным стал Нифонт. Я познакомился с каждым из них, запомнил в лицо, оценил. В будущем, конечно, желательно вообще всех стрельцов запомнить по имени, но пока что хотя бы так.
Обед сварили прямо на свежем воздухе, на костре, в большом котле. Ложки, благо, у каждого имелись собственные, как и ножи. Я тоже не побрезговал отобедать вместе со всеми, а после обеда стрельцы отправились доделывать срубы и сколачивать внутри деревянные нары.
Ни о какой боевой подготовке сегодня и речи быть не могло.
Я даже вспомнил, как, бывало, отправлял солдат на уборку территории, квадратить сугробы вместо того, чтобы заниматься по-настоящему полезными делами. Но здесь разместить людей и вправду было важнее.
Пожалуй, нужно будет срубить избу и для себя. Вернее, для сотника, чтобы не отрываться от коллектива. Жить вместе со всеми будет гораздо эффективнее, нежели мотаться сюда от самого Китай-города. Опасаться того, что кто-то из стрельцов, оставшись без пригляда, дезертирует, я даже и не думал. Боевых действий не ведётся, стрельцы из казны получают жалование, одежду и хлеб, а это лучше, чем шарахаться по лесам, останавливая случайных путников.
День пролетел почти мгновенно, в трудах и хлопотах. Леонтий решил остаться здесь, со стрельцами, я же отправился к постоялому двору, надеясь успеть до темноты. С заходом солнца жизнь тут практически останавливалась, а освещать улицы никому и в голову не приходило. Ночью честного горожанина встретить почти нереально, а вот лихих людей хватало, особенно на окраинах, подальше от ярыг Земского приказа.
Мне повезло, до постоялого двора я добрался без происшествий, хоть уже и по сумеркам. Я с нетерпением ждал следующего дня, чтобы наконец-то начать работу, начать обучение. Хотелось успеть как можно больше, пока не началась новая заварушка на западе или юге. Перемирие с Ливонией временное, ливонцы его бессовестно нарушат, и чем лучше я успею обучить стрельцов, чем больше пищалей изготовит мастер Рыбин, тем проще будет в будущем.
Так что на рассвете следующего дня я незамедлительно отправился к своим новым подчинённым. Нагружать их физподготовкой и политинформацией бессмысленно. Мне от них нужны только два навыка — шагистика и стрельба. Строевой подготовкой придётся заниматься не только для того, чтобы стрельцы беспрекословно слушались команд, но и для того, чтобы они знали все необходимые манёвры. А стрельба… Она и в Африке стрельба.
После завтрака я построил своё небольшое воинство по десяткам, оглядел снова. Время познакомиться поближе со всеми, так что я шёл вдоль шеренги, спрашивая у каждого имя и стаж стрелецкой службы. Просто чтобы знать. Небольшие организационные моменты.
А потом по моему приказу на улице выставили стол, и я начал демонстрировать стрельцам новую пищаль. Чтобы видеть могли все, построил их в три шеренги.
Выдать каждому пока не получится, нет столько, всего десять кремневых пищалей на сорок человек, но для объяснения принципа и демонстрации хватит.
— Стрелять вы все уже умеете! Это хорошо! — громко произнёс я, выкладывая пищаль на стол. — Степан! Сколько раз пальнуть за минуту сумеешь?
Один из десятников призадумался, запустил пятерню в короткую бородёнку.
— Коли заранее пищаль заряжена, то, пожалуй, дважды сумею, — сказал Степан.
— Отчего так? — спросил я.
— Ну… Небыстрое это дело-то, пищаль зарядить, — сказал Степан. — Пальнул раз, а потом бердышом работай, если кто из ворогов жив остался.
Я усмехнулся. Поднял вверх бумажный свёрток, так, чтобы его видели все, даже задние ряды.
— Кто знает, что это такое? — спросил я.
Стрельцы переминались с ноги на ногу, поглядывая то на меня, то друг на друга. Ответа я не дождался.
— Это называется бумажный патрон! — сказал я. — Порох, пыж и пуля, всё вместе, сразу!
До стрельцов дошло сразу же, заулыбались, закивали. Все из них были знакомы с огненным боем, и они сразу могли оценить преимущество унитарного патрона по сравнению с раздельным заряжанием.
— Обученный стрелец из такой пищали с таким патроном может выстрелить до пяти раз за минуту! — объявил я, и стрельцы зашушукались. Не поверили.
Не станковый пулемёт, конечно, но это уже огромный шаг вперёд.
Патрон я отложил в сторону, взял пищаль, повернув замком к строю.
— Сие зовётся кремневая пищаль! — объявил я. — Не требует фитилей, искру высекает кремень. В остальном всё похоже. Выстрел производится нажатием на скобу.
Я взвёл курок, потянул за скобу, замок сухо щёлкнул, высекая искры в пустоту. Вспомнить бы петровские экзерциции. На караул, на плечо, и так далее. Там все упражнения были составлены так, чтобы даже деревенские увальни, забритые в армию, могли быстро освоить обращение с мушкетом.
— Леонтий, выдай по одной пищали на десяток, пусть посмотрят, — попросил я.
Дядька молча прошёлся вдоль строя, раздавая оружие десятникам. Стрельцы тут же принялись изучать новое для себя оружие, защёлкали курки.
— Ой, а тут кремень выпал! — воскликнул один из молодых.
— Значит, вставь его обратно, — проворчал я. — Да, каждому придётся теперь иметь небольшой запас.
— А пострелять можно? — спросил Нифонт.
Я чудом сдержался, чтобы не ответить по привычке про Машку и ляжку.
— Для этого вас всех сюда и собрали, — сказал я. — Пострелять успеете. Только сначала нужно освоить строевую подготовку.
Объяснить, что такое шеренга, строй, научить всем основным командам, научить двигаться строем, чувствовать плечо товарища, и так далее. Работы предстояло много, и я не стал терять времени. Шагистику я никогда не любил, но здесь это не просто способ занять бездельничающего солдата. Здесь это будет навыком, реально полезным в бою.
А что самое тошнотворное, так это то, что мне придётся показывать каждую команду на собственном примере. Снова тянуть носочек, печатать шаг, и всё в таком духе. Ни на десятников, ни на дядьку я эту неприятную обязанность спихнуть не мог. Только обучить самых смышлёных, чтобы они, в свою очередь, обучали всех остальных. Но начинать всё равно придётся с меня.
— Равняйсь! — гаркнул я. — Отставить! Равняйсь!
Даже эти команды они поняли скорее по контексту, с грехом пополам выровнялись. Будет тяжело, это точно. Одно только радовало. Любые команды они выполняли беспрекословно. Будь здесь вместо бывших крестьян служилые люди, знатные, непременно начались бы вопросы, возражения и предложения. А мне требовалось подчинение.