Новик

Глава 18

Разбойник захрипел, в ужасе пытаясь отползти прочь от моего ножа.

— Не знаю я! Христом-богом клянусь! — простонал он.

— Ну-ка, не уходи никуда, — буркнул я, на всякий случай ударив его рукояткой ножа.

Если не знает один, должен знать второй, логика простая. Перевернул второго, точно так же ткнул ножом в нижнее веко.

— Твой приятель сказал, ты дела ведёшь, — хмыкнул я, глядя на замершего неподвижно бандита. — Кто меня выследить приказал?

— Да пошёл ты, — просипел тать.

— Тебе глаз сковырнуть? — спросил я. — Ты только попроси.

Бандит замолчал, скривился, тяжело дыша, словно каждый вдох причинял ему дикую боль. Неудивительно, со сломанными-то рёбрами.

— Не знаю имён, — сказал наконец он.

— Говори, как знаешь, — сказал я, на мгновение усилив нажим.

На щеке у него выступила маленькая тёмная капля крови.

— Боярин какой-то. Вернее… Договаривался-то не он… С холопом его болтали… — раскололся бандит.

С гнильцой орешек оказался, треснул только так.

— Какой боярин, что за холоп, где общались, как они выглядели, — я начал равнодушно закидывать его наводящими вопросами.

— Не знаю, какой, клянусь! С холопом в конюшне болтали, что у Ильинских ворот… Боярин, отпусти, не губи, Христа ради, — взмолился тать. — Не знали мы…

— Все вы так говорите, когда вам хвост прищемишь, — процедил я, убирая нож. — Холоп этот как выглядел?

Бандит всхлипнул, тяжело вздохнул, снова скривился от боли. Хорошее оружие — кистень.

— Холоп как холоп… В шапке рысьей, борода лопатой, в армяке сером… — тихо сказал тать.

— Приметы особые давай. Может, рябой он был, или кривой, — сказал я.

— Не рябой… — покачал он головой.

Хотя это особой приметой и не назвать, последствия оспы красовались на лице едва ли не у половины горожан.

— Шрам у него тонкий через бровь, аж на бороду заходит, — вспомнил разбойник. — Вот те крест, боярин…

— Ладно, отдыхай, — буркнул я.

Убивать их я и в самом деле не собирался. Вырубил обоих там же, где они и лежали.

К стрелецкой слободе подъехал уже в темноте, меня даже окликнул караульный. Не то чтоб у меня была острая необходимость выставлять караул в мирное время, но я справедливо рассудил, что пусть лучше стрельцы привыкают к нему сразу. Чтобы потом, уже во время походов, не делать глупых ошибок.

С постоялого двора я съехал давным-давно, зачем тратить на него деньги, если тут можно жить бесплатно. Так что я обитал в небольшой, но отдельной избе.

Даже после плотного ужина сон не шёл. Я ворочался на лавке, перебирая в мыслях имена и фамилии тех, кто мог бы навести на меня разбойников. Странно даже, что меня не подстрелили, но если это маскировалось под разбойное нападение, то, с другой стороны, работники ножа и топора предпочитают своих жертв брать на испуг, а не стрелять исподтишка. Поэтому-то меня и ссадили с лошади. Хотели оглушить, огорошить, раздеть, ограбить, а уже потом тихонько прирезать.

Боярин, значит. Ну, боярам я вроде особо насолить не успел. Не настолько, чтобы меня убивать. Обиды никому не чинил, в интриги не вмешивался. Разве что кто-то из покровителей доктора Стендиша мог усмотреть в моих действиях попытку навредить его планам, но так быстро разнюхать об этом, заказать и спланировать нападение попросту нереально. Значит, стрелецкие дела. Или оружейные, что, в принципе, практически одно и то же.

Но вот так сходу предположить, кому могла быть выгодна моя смерть, я затруднялся. Не настолько я ещё погружён в московские дела и придворные интриги. Но если мой неведомый соперник осмелился на первый шаг, придётся мне тоже сделать ход. И этот клубок придётся разматывать с самого начала.

Так что утром я твёрдо решил отправиться к Ильинским воротам. Поглядеть на людей, поспрашивать. Может, кто и видел этого холопа. А если найду его, то и ниточка потянется дальше, к его хозяевам.

И несмотря на то, что я полночи мучился бессонницей, всё равно поднялся с рассветом. Тут все поднимались с рассветом. Если хочешь успеть что-то в течение дня, приходится не отлёживать бока, а вставать.

Оделся я в самые затрапезные одежды, скромно. Зипун без вышивки, выцветшие шаровары, потёртая шапка. Даже саблю оставил висеть на гвоздике, ограничился одним только косарем и кистенём.

— Ты куда такой нарядный? — хмыкнул Леонтий, завидев меня во дворе.

Дядька, как обычно, начинал утро с саблей. Заодно гонял нескольких добровольцев из числа стрельцов.

— По делу важному, — сказал я. — Поискать кое-кого надо. Незаметно.

— Это что за дело, что ты аж без сабли вышел? — нахмурился дядька. — Разве можно сотнику, и без сабли?

— Важное, — сказал я, но слова дядьки посеяли во мне сомнения.

Он прав, человеку моего сословия показаться на людях без сабли и в таком виде всё равно что в моём времени показаться в эфире телевидения в дырявых носках. Хуже только без шапки.

— Идём тогда, покумекаем, — сказал я. — В избу.

Дядька кивнул, бросил саблю в ножны, жестом приказал стрельцам продолжать.

— Ну и чего? — спросил он, когда мы вошли в сотницкую избу.

— Убить меня пытались вчера, — признался я.

Дядька нахмурился.

— Надо было вчера с тобой ехать, — буркнул он. — Совсем расслабился тут в Москве.

— Нормально всё, — произнёс я. — Тати напали из засады, с лошади стащили. Ну я их кистенём и прибил.

— Батюшки святы… — перекрестился Леонтий. — Насмерть?

— Нет, рёбра им поломал только, — сказал я. — Допросил напоследок. Сказали, боярин какой-то смерти моей хочет. Сговаривались через холопа. Вот я того холопа и пошёл искать.

Дядька поиграл желваками. Нападение на меня он воспринимал, как нападение на него самого, даже ближе.

— Ну и куда ты собрался? Тебя же в лицо знают, — хмыкнул он.

— На лицо в последнюю очередь смотрят, — покачал я головой. — Если ищут боярина, будут человека в шубе или ферязи дорогой высматривать, а ежели нищего — то смотреть, кто в обносках и лохмотьях ходит.

— Тоже верно… Но рисковать-то так зачем? Отправил бы кого. Да хотя бы меня, — сказал дядька.

Я задумался. Леонтий снова был прав, но я и сам не знал, что буду делать, если найду этого холопа со шрамом, и внятного приказания отдать не мог.

— Узнать надо, чей тот холоп был, кому служит. В сером армяке, в шапке рысьей, бородатый. Со шрамом через бровь, — пересказал я описание. — У Ильинских ворот они сговаривались, в конюшнях.

— Только узнать? — на всякий случай уточнил дядька.

— Да, — сказал я.

— Пф, — фыркнул он. — Жди. Скоро вернусь.

— Ну и куда ты собрался? Рано же ещё, — сказал я.

— Всё разузнаю, не переживай. Меня, в отличие от тебя, не знает никто, — сказал Леонтий. — Даже бить никого не буду.

— Ладно, ступай, — я всё равно немного нервничал.

Делегировать обязанности, конечно, дело крайне важное для любого руководителя, но, как известно, хочешь сделать хорошо — делай сам. А в этом деле облажаться никак нельзя.

Леонтий ушёл, я переоделся, нацепил саблю. Чтобы убить время, вышел во двор, поупражняться с оружием. Тренировка никогда лишней не бывает.

Бились в толстых стёганках, не в полную силу, но всё равно взопрели, несмотря на прохладу осеннего утра. Нам всем было чему поучиться, но я чувствовал, что в драке на саблях уже нисколько не уступаю местным. До мастеров фехтования мне, конечно, как до Луны пешком, но с обычными стрельцами я дрался на равных.

Я немного переживал за дядьку, справится ли, и не привлечёт ли он слишком много внимания, но решил всё-таки дождаться его в слободе. Сотня жила по своему обычному распорядку. Ежедневные занятия и муштра до обеда, свободное время после обеда, караул и суточный наряд, повторять до особого распоряжения. Обычные стрельцы ещё несли гарнизонную службу, в башнях и на стенах, но моя сотня почему-то была освобождена от такой обязанности. Скорее всего, про нас просто забыли. Но как начнётся войнушка — вспомнят обязательно.

Леонтий вернулся после обеда. Сытый, румяный и даже немного пьяненький, и я незамедлительно вызвал его к себе.

— Чем порадуешь? — нетерпеливо спросил я, бродя по избе из угла в угол.

— Нашёл я того холопа. Добрые люди указали, — сказал он, довольно ухмыляясь в бороду.

— Ну и? — спросил я.

Дядька прошёл к кадушке с водой, зачерпнул ковшиком, отпил, крякнул.

— Не томи, — сердито сказал я.

— Старицкий, — коротко сказал Леонтий.

Я коротко выругался. Князь Владимир Старицкий, двоюродный брат царя. Кто тут в цари крайний? Вот после Иоанновых сыновей он и был. Только чем я успел его так рассердить, что аж целый удельный князь возжелал смерти обычному сотнику? Вопрос оставался открытым.

— Понял, — хмуро произнёс я. — Плохо дело.

Похоже, всё-таки из-за Стендиша. Врач всё-таки мог пожаловаться своему покровителю, тот мог задать пару вопросов стрельцам у ворот, которым я англичанина сдал. И вот уже моё имя всплывает.

Впору хвататься за голову. Если князь и впрямь настроен устранить меня любой ценой, он это сделает. Я, похоже, вляпался по полной программе. Хотя чего я вообще ожидал, приближаясь к трону? Рядом с троном — рядом со смертью, и вот пошли первые звоночки.

— Спасибо, Леонтий, — сказал я.

— Пустое, — отмахнулся он. — Думай лучше, что делать будем.

— Делать? Да всё то же самое, — сказал я. — У нас выбора нет.

Будем и дальше приближаться к царю. А он уже избавит нас от проблем. Хотя Старицкий ему родич, к тому же герой Казанского похода, а Иоанн ещё не настолько ожесточился, чтобы казнить двоюродного брата.

Вообще, насколько я помнил, в семействе Старицких основной зачинщицей была мать Владимира, Ефросинья. Вот уж кто мастер-интриган. Натуральный паук в паутине, чёрная вдова. И государю регулярно доносили о зреющей измене, однако грозный царь до последнего терпел их проделки, с поистине христианским смирением.

Этих двоих будет сложнее всего убрать, я это понимал прекрасно. Но нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики, значит, и со Старицкими разберёмся.

Однако меня не покидало ощущение, будто я залез двумя ногами в жир, сунул руку в банку с ядовитыми змеями. Нужно теперь быть гораздо внимательнее, следить за тем, что я пью и ем, не принимать пищу из незнакомых рук, и всё такое прочее. Византийские традиции, принесённые бабкой Иоанна, ещё живы.

Остаток дня я провёл в слободе. Здесь я ощущал себя в безопасности. Среди моих стрельцов не найдётся никого, кто был бы способен на моё убийство, а случайных прохожих тут не бывает.

Я, конечно, не собирался теперь безвылазно торчать здесь, боясь высунуть нос за околицу, но времени уже было много, и выезжать куда-то уже поздно.

Поэтому я размышлял о том, какие ещё нововведения могу в кратчайшие сроки представить царю. И не прослыть при этом колдуном или безбожником, разумеется. Нужно было что-то такое, что могло его впечатлить. И что можно сделать быстро и без особых затрат.

И я, в очередной раз поглядев на пищаль, стоявшую у стены, вспомнил про штыки. Пуля — дура, штык — молодец, эта аксиома не менялась столетиями, пока не изобрели пулемёты и автоматы. Значит, и тут штыковая атака будет очень кстати. Дать залп из пищалей, а потом ударить в штыки, и ни один враг не устоит перед натиском русского оружия.

Я достал свой нож-косарь, длинный и узкий, напоминающий шеф-нож, приставил его к стволу пищали и так, и этак. Багинет изготовить было бы гораздо проще, обыкновенное лезвие, вставляющееся в ствол, но это тупиковая ветвь развития, и в эту сторону не стоит даже смотреть. А вот штык или штык-нож… Это вам не это.

Нынешние пищали, конечно, слишком тяжелы, чтобы активно работать штыком. Всё же не трёхлинейка, ручные калибры сейчас как у иной пушки из будущего, и оттого весу в них набирается изрядно. Но для того, чтобы строй мог ощетиниться железом, они вполне подходят.

И, пожалуй, лучше будет, если штык сделать съёмным. Чтобы не утяжелять и без того увесистую пищаль.

На этот раз я даже не пошёл к Рыбину. В слободе имелась уже и своя кузница, простая и примитивная, но для того, чтобы починить пищаль, подковать лошадь или сделать несколько гвоздей, её хватало. Один из стрельцов оказался бывшим подмастерьем, и теперь вспоминал ремесло, за что был освобождён от нарядов и караулов.

— Ефимка! — зычно крикнул я, подходя к нашей собственной мастерской.

Он опять где-то пропадал, не слишком-то горя желанием работать в кузнице, и я отчасти его понимал. Если он сбежал в стрельцы от опостылевшей работы, а тут его снова заставляют ковать, такое отношение нисколько не удивительно. Чисто по-человечески я мог его понять, но с точки зрения непосредственного командира — нет. Мне нужен был кузнец в слободе, а других умельцев не нашлось.

— Ефимка, ети его через коромысло! — рявкнул я. — А ну, бегом сюда! Позовите его, кто-нибудь!

Кто-то из стрельцов сбегал, кликнул его. Спустя минуту в кузницу прибежал запыхавшийся Ефим, в сбитой набекрень шляпе. Это был молодой парень, всего лет на пять старше меня нынешнего, с короткой светлой бородой и лицом, усеянным чёрными пороховыми следами.

— Тутачки я, боярин! — выдохнул он, настороженно глядя на меня.

— Радуйся, работы тебе привалило, — проворчал я.

Крепить штык к пищали я решил по старой доброй схеме, с помощью паза на рукояти и кольца. Просто, дёшево, сердито. И изготовить такое крепление можно в любой кузнице, хоть в чистом поле, в походных условиях. Наварить снизу на ствол пищали полоску железа, выточить паз, сделать кольцо по размеру ствола. Элементарно.

Ефимка внезапно нарисовавшейся работе не обрадовался.

— Боярин, дык поздно уже, а ведь надо ещё огонь разводить, раздувать… — начал вилять он. — Завтра, может?

— Сегодня, — хмуро сказал я.

— Ладно… — понуро вздохнул Ефимка.

— Не «ладно», а есть, так точно, разрешите выполнять! — прикрикнул я.

— Есть, так точно… — пробормотал стрелец.

Он отправился разводить огонь в горне, а я, прихватив пищаль и будущий штык, пошёл следом. Этого молодца нужно было неустанно контролировать, иначе он мгновенно начинал отлынивать от работы. Я бы с радостью заменил его кем-то другим, но больше умельцев среди нас не было.

Пока горн растапливался, а Ефимка подкачивал самодельные кожаные меха, я начал подробно объяснять, что я вообще от него хочу. Что куда приварить, что отковать, как присоединить.

— Понял? — на всякий случай спросил я после того, как закончил объяснения.

— Да понял… — пробормотал он, хотя по его глазам я видел совершенно противоположный результат.

— Смотри мне… — проворчал я.

Ефимка наконец раздул горн до необходимой температуры. Кузница дышала жаром, мне пришлось даже скинуть верхнюю одежду. Сам Ефим и вовсе разделся до пояса, нацепив кожаный фартук сверху. А потом принялся за работу. Я же тем временем вытачивал паз в рукояти будущего штыка. Или штык-ножа, как угодно.

Всегда уважал тех, кто работает руками. Не так-то просто каждый день вот так усердно трудиться. Ефим, впрочем, откровенно лодырничал. Хотя работы тут было ну максимум на час. И это вместе с растопкой горна.

Когда он в очередной раз отошёл от заготовки, чтобы попить водички, я не выдержал.

— Ефимка! Остынет ведь! — сказал я.

— Не должно, — хмыкнул он, заливая в себя целую крынку студёной колодезной воды.

— Быстрее сделаешь — быстрее отдыхать пойдёшь, разве нет? — сказал я.

— Не-а, — покачал он головой.

— Это как это? — не понял я.

— Тут закончу, потом ещё чем-нибудь нагрузите, я же знаю, — сказал он.

Я чуть не задохнулся от такой наглости.

— Будешь долго возиться — обязательно нагружу! Нужники вычерпывать пойдёшь! — прикрикнул я.

— А вы не пугайте, пуганые мы, — равнодушно сказал кузнец.

Ей Богу, лучше бы вновь навестил Андрея Иваныча. Кто-нибудь из его учеников справился бы за десять минут, пока этот остолоп не может управиться за целый час.

— Значит, точно пойдёшь, — процедил я. — Давай, за работу, бездельник.

Ефимка откровенно пользовался тем, что он единственный кузнец в слободе. Быстро понял, что имеет свои привилегии вроде того же освобождения от суточных нарядов и прочих работ, вот только не стоило ему наглеть чересчур сильно.

Он, однако, вернулся к работе сразу же, решив больше меня не злить. И спустя некоторое время штык и крепление на пищали были готовы. Я присоединил его, с небольшим усилием загнав крепление в паз.

— Ерунда какая, — буркнул Ефимка.

— Дурак ты, Ефим, — сказал я. — Это не ерунда. Это оружие победы.

Надо бы теперь сделать хотя бы десяток штыков и креплений, но это будет уже не сегодня. И не с этим бездельником. Ладно хоть убирать всё на место в кузнице он начал без моего приказа, проявил инициативу. Я дождался, пока он снимет фартук и вновь наденет кафтан.

— Ступай к Фоме, — приказал я. — Скажешь ему, я тебя на чистку нужников отправил, за леность.

Ефимка скривился, тихо буркнул «есть», вышел. Я вышел следом, проследил, куда он направится. Пошёл куда нужно, к нашему старшине. Дед за ним проследит, это точно. Вот только кузнеца нам определённо придётся искать другого. Не такого лодыря.

Сам я пошёл упражняться с новой игрушкой. Мимо проходящего стрельца я озадачил приказанием найти мне мешок соломы, и он побежал к конюшням, чтобы через несколько минут выйти с плотно набитым холщовым мешком. Вот и мишень для штыка.

Мишень подвесили на перекладину, на которой обычно сушилось бельё, и я взял пищаль двумя руками. Сделал пробный выпад. Штык вонзился в солому, но всё же орудовать вот так пищалью тяжеловато. Попробовал иначе, поставил пищаль словно пику, на приклад, присел, держа её под углом. Длины пищали хватало, чтобы защитить меня от всадника. Вот это уже лучше. Попытался вспомнить комплекс приёмов рукопашного боя со штык-ножом, сделал ещё один длинный выпад с широким шагом. Да, это вам не калаш, точно не калаш.

Но даже так получилось неплохо.