Ноа оставил эти слова без внимания. Как и движения языка, шевеление бровей, дрожание рук, что доводило практически до приступа паники. А уж он то знал, что такое приступы паники.
— Мой… опыт не шутка.
Ему удалось, произнести слова так, чтобы они звучали оскорбленным тоном, а не шокированным. Или соблазнённым. И это было бы хуже всего — если бы Эдриан узнал, как сильно Ноа соблазнился, и тогда было бы очевидно, что энтузиазм геймера не больше, чем уловка, чтобы разговорить его.
— Прости. — Эдриан выглядел раскаивающимся. — Мне не следовало тебя дразнить. Не то, чтобы я не был чуть-чуть серьёзен. В смысле, я ожидал от этой поездки много секса, а этого не произошло. Так что, если я могу тебе помочь…
— У вас с Трентом не было… отношений?
— Боже. Мы должны поработать над твоим сексуальным словарным запасом. Нет. Как оказалось, споры меня не возбуждают.
— Могу представить.
— Можешь? Потому что на кону кредит в десять миллионов на «Жителя».
Голос Эдриана был лёгким, но не веселым.
— Почему тебя это так восхищает?
— Горячий парень с литературными наклонностями, у которого может, есть, а может и нет опыта в отношениях. — Эдриан взмахнул рукой. — Да, чёрт возьми, я восхищён. Ты, мой друг, очень интригующая головоломка.
— Ты действительно считаешь меня горячим?
Ох, будь проклят его глупый язык.
— У тебя ведь есть зеркало? — Эдриан медленно улыбнулся. — Или тебе нужно, чтобы я перечислил твои выразительные глаза и твою сексуальную бороду и твои вкусные…
— Забудь.
Его кожа казалась сухой и чешуйчатой, будто он несколько часов стоял в каньоне Гранд-Уош посреди июля, и мог претендовать на постоянно красное лицо. Несколько раз, когда Ноа действительно рассматривал свой внешний вид, он видел слишком много волос везде, кроме своей головы, где залысины появились в прошлом году или около того. Археолог оставлял свои волосы достаточно длинными и взъерошенными, чтобы скрыть это. У него были слишком широкие губы и слишком узкое лицо, и глаза никогда не казались достаточно ясными или счастливыми. Он понятия не имел, какая часть его внешнего вида могла называться горячей.
Ноа провёл пальцем по жаккардовому узору на своём пледе, избегая взгляда Эдриана.
— Полагаю, я не понимаю, как такой привлекательный парень как ты, может так долго оставаться девственником. В смысле, я понял, что твоя бывшая невеста была супер религиозной и хотела подождать…
— Я. Это я хотел подождать.
Это было глупо, но даже после всех этих лет он чувствовал, что задолжал Саре чуточку правды — правды, которую никак не мог тогда произнести.
— Она считала, что я милый и старомодный, но потребовалось бы не так уж много, чтобы убедить её изменить взгляды на брачную ночь.
Ноа всё ещё помнил поцелуи Сары, блуждающие руки на себе, вопросы в глазах, когда он останавливал её знаки внимания. И чувство вины. О, Боже, чувство вины из-за того факта, что прикосновения и губы девушки никак на него не действовали. Это чувство нахлынуло на него снова, болезненный страх из-за того, что его не возбуждали вещи, о которых его друзья говорили приглушённым шёпотом.
— Почему? Я сейчас не пытаюсь осудить, просто интересно. Почему ты не принял её предложение?
Ноа охватила злоба, стремительно проникшая через небольшой разлом в его самоконтроле. «Просто интересно» Эдриана заставило его сжать в кулаки плед.
— А как ты думаешь, Эдриан? — голос Ноа стал громче, чем он сам когда-либо от себя слышал, и оба пса сбежали с кровати. — Потому что, может быть, я был геем и не был заинтересован в сексе с ней?
— Ох, — тихим и удивлённым тоном произнёс Эдриан. — Я не знал, сможешь ли ты на самом деле произнести эти слова.
— Какие? Что я — гей? В этом был смысл всех твоих наводящих вопросов? Какое-то упражнение, чтобы заставить меня признаться, что я гей? Я был точно уверен, что книги это подтвердили, но я счастлив, что смог тебя развлекать несколько часов.
— Полегче.
Эдриан похлопал его по руке, поглаживая, будто Ноа был злым пони.
Исследователь и чувствовал себя таким. Он никогда так не спорил, и уже давно пообещал себе, что никогда не превратится в громкого, склочного мужчину, как его отец. Вместо этого Ноа установил для себя обязательно уходить от конфликтов, прежде чем они разгорятся. Господи, он бросил свою невесту с помощью тонко сформулированного письма.
Но что-то в Эдриане прорвалось сквозь защиту Ноа, заставив его захотеть вступить в бой.
На самом деле, он хотел, чтобы парень тоже взбесился. Без этого бреда со словами «успокойся».
— Для тебя всё это игра, да? Жалкий тридцатипятилетний скрытый гей, да ещё и девственник, и его печальная жизнь. Что-то, над чем ты сможешь позже посмеяться, когда расскажешь своим друзьям о том, как застрял в дороге.
Эдриан рассмеялся над этим, резкий, ожесточённый звук стал эхом беспощадного ветра на улице.
— Я не собираюсь рассказывать своим друзьям о том, что застрял в дороге. Ты не жалкий. Ты принял своего рода благородный обет целомудрия или что-то такое. А я? Я не могу найти парня, который хочет быть в том же штате, что и я. И, поверь мне, я не расскажу своим коллегам, что парень, с которым я познакомился на наших форумах, бросил меня.
— Ты познакомился с Трентом на форумах «Космического жителя»?
— Ага. Он был большим фанатом наших видео. Он тоже программист и всегда оставлял комментарии под моими видео «Код Ревью». Знаешь, под теми, которые мы кидали на «Твиттер» или «YouTube», говоря о проблемах с развитием игры. И он был одним из людей, кто присылал нам подарки…
— Одним из? Много людей присылает программистам подарки?
Ноа не смог избавиться от скептического тона в своём голосе.
— Не только программистам. Покупатели поддерживают людей: Роберта, нашего основателя; парней, отвечающих за маркетинг и продвижение. Вся команда получает бесконечный поток бесплатной еды и маленьких игрушек. Ты не представляешь, какие бешеные фанаты у «Космического жителя». — Голос Эдриана звучал более чем гордо. — Мы уже самая популярная космическая ММОРПГ игра (прим. пер.: массовая многопользовательская ролевая онлайн-игра) с самым большим фандомом, а мы не будем выпускать игру ещё год.
— И Трент был одним из этих бешеных фанатов? В смысле, я давал деньги на управление краудфандингом, и заходил на сайт пару раз, но у меня никогда не было соблазна послать бублик или болванчика.
— Трент прислал мне пистолет от «Нерф», чтобы я мучил им свою команду. Я подумал, что это мило. В любом случае, в видео мы всегда благодарим своих покровителей и тех, кто нас поддерживает, но я неправильно произнёс тогда его имя. Он прислал мне сообщение, и одно за другим…
— И затем вы вместе отправились путешествовать по стране?
Ноа не был полным идиотом. Он мог дополнить «другое» множеством горячего чат-секса, но его изголодавшему воображению не нужна была конкретика.
— Затем я застрял в единственной одежде, которая была на мне, с этим горячим профессором… — Эдриан хитро ему улыбнулся. — Но, в любом случае, вся эта девственность?
Позволь сказать, что это не так унизительно, как моя неделя. Хочешь быть тем, кто попросит новый ноутбук у компании?
— Я понял. И это не была благородная клятва.
Ноа снова откинулся на подушки, стремление спорить исчезло, и его заменило странное спокойствие — чувство, что пришло, наконец, время произнести определённую правду вслух.
— Разве?
Эдриан последовал его примеру и лёг на подушки, повернувшись на бок, чтобы видеть лицо мужчины. И нет, это ничуть не смущало, оказаться под наблюдением, будто ты интересная улитка.
— Ну, может быть, так всё и начиналось. В старшей школе я понял, что гей, но вера говорила мне, что это грех. Я ходил в консервативный колледж, отчасти потому, что не доверял себе в более свободной школе. Я думал, что, может быть, смогу контролировать эту часть себя.
Потом моя дружба с Сарой стала казаться больше судьбой — будто я мог бы жениться на ней, и всё было бы нормально.
— Но это было не так, — догадался Эдриан, в его голубых глазах появилось сочувствие.
В окне позади него снег продолжал медленно опускаться ленивыми слоями, создавая чувство, что они остались только вдвоём на заснеженной планете, где Ноа мог делиться вещами, которые обычно прятал под замок.
— Не то, чтобы я не любил её. — Ноа пытался подобрать слова, чтобы описать ту путаницу, которой были тогда его эмоции. — Любил.
— Ты любил её слишком сильно, чтобы причинить боль.
Эдриан был слишком чертовски восприимчивым.
— Именно, — вздохнул Ноа. — Я разбил ей сердце и отправился заканчивать учёбу с убеждением, что если никогда не буду вести себя как гей, то сделаю миру одолжение…
— Это так печально, — произнёс молодой человек. — Так себя запирать.
— Ну, я считал, что заслужил это после того, как обошёлся с Сарой. Но постепенно…
Он затих, не уверенный, что может рассказать следующую часть.
— Что-то изменилось?
Эдриан наклонился вперёд; и не столько рвение парня вызвало у Ноа желание продолжить, сколько обещание в глазах, что он не будет его осуждать.
— Я нашёл Улисса, и он стал для меня чем-то вроде… терапии. Я начал ненавидеть себя чуточку меньше.
— Боже. Это я понимаю. Пару месяцев заботы о Пикселе, и я перестал чувствовать себя вечной бестолочью, какой считала меня семья. Вот что делает безоговорочная любовь.
В груди Ноа что-то странно встрепенулось, и ему пришлось помахать на себя рукой, чтобы ослабить это чувство.
— Да, ну, другие вещи шли не так хорошо. Я был на последнем курсе доктората, и мне нужно было выполнять все эти официальные функции, и в каждом месте, где я проводил собеседования, они проходили в группах и во время официальных приёмов и… Я не очень хорошо справляюсь с толпой.
— Думаю, я сразу понял, что ты не совсем общительный человек, — поддразнил Эдриан.
Он снова погладил Ноа по бедру. — В этом нет ничего плохого.
— Есть, когда ты работаешь преподавателем до заключения контракта. Всё стало так плохо, что у меня случались приступы паники до вылетов на собеседования, — признался он.
— Эй, не расстраивайся. У меня случаются приступы паники из-за полётов, даже когда я лечу на отдых. Мне приходится или выпить или проглотить несколько таблеток маминого «Ксанакса», чтобы справиться.
Невидимый узел в спине Ноа развязался. Эдриан поймёт это.
— У меня не было мамы с аптечкой в сумочке. Но я ходил к студенческой медсестре, чтобы посмотреть, смогу ли получить какое-нибудь лекарство, и меня для начала отправили к психологу.
— Это умно, — Эдриан похлопал Ноа по ноге. — Ничего плохого нет в том, чтобы получить немного помощи. Если только, конечно, врачи не заставили тебя чувствовать себя хуже?
— Нет, ничего такого. Но доктор сказала, что почти уверена, что меня что — то обременяет. И, конечно же, я не сказал ей, что…
— Это могло бы помочь, — мягко перебил его Эдриан.
— Могло бы. Но я не мог произнести эти слова вслух. Но, думаю, она, возможно, догадалась. — Ох уж этот стыд, который он тогда чувствовал, ощущая, что может быть на грани обнаружения. — Она дала мне почитать эту книгу, «Всё о любви к себе», которая была полна вещей новой эпохи…
— Эй, я был воспитан на этом невнятном лепете новой эпохи, — голос Эдриана принял оборонительный тон. — Моя мама читает книги о себялюбии для расслабления.
— Ну, ей бы, вероятно, понравилось это название. Но это заставило меня понять, что я не могу провести остаток жизни с ненавистью к себе…
— Чертовски верно.
Фиолетовый локон волос Эдриана подскочил от силы его слов.
— И я начал пытаться… принять свой гомосексуализм. Я по-прежнему и не собирался признаваться, но, в то же время, я обнаружил романы о геях и работал над попытками примирить свою ориентацию с верой.
— И тебе не хотелось… поэкспериментировать? — спросил Эдриан.
— У меня были приступы паники из-за спокойных научных приёмов. Я ни за что не собирался идти в переполненный гей-бар. А обычный секс меня не привлекает.
— Но секс в отношениях привлекает? Или ты вообще не любишь секс? Потому что это тоже нормально. У меня есть два асексуальных друга…
— Не всему нужен ярлык, — сказал Ноа. — Я нахожу идею отношений привлекательной, да. И я не против секса или иммунитета к желанию, но для меня это нечто священное, скрытое для объединения смысла, а не какое-то желание позаниматься гимнастикой в пятницу вечером…
— Приятно знать.
Эдриан ободряюще улыбнулся ему, и желудок мужчины перевернулся. Этот разговор проходил на стольких уровнях, что Ноа просто не поспевал.
— Но я всегда умел структурировать эту часть своей жизни, — он знал, что снова краснеет. — В любом случае, я медленно мирился с тем, кто я есть и кем был, а затем…
Он замолчал, и ему пришлось отвести взгляд от вопросительного взгляда Эдриана.
— А затем?
Рука парня мягко легла на подбородок Ноа, поворачивая его лицо обратно.
— А затем я получил работу в Лэндвью. И мне пришлось подписать пункт в контракте о морали. Они выгнали двух студентов из баскетбольной команды за год до этого из-за секса до брака. Признание больше совершенно и абсолютно не обсуждалось, и я…
— С облегчением выдохнул?
— Да.
Ноа почувствовал, как эти слова прошли через всё его тело к ногам, каждый мускул расслабился от понимания, что Эдриан разговорил Ноа на ту тему, о которой он никогда ни с кем не говорил.
— Да. Я вздохнул с облегчением. Мне бы не пришлось справляться с… беспорядком реальности того, как признание разрушит мою семью. Мне бы не пришлось выяснять, как именно управляться с гей-культурой, когда я против обычного секса. Я подумал, что это божий знак, что так я должен прожить свою жизнь. Осознавая и принимая себя таким, какой я есть, но не… просить о большем.
— Это, вполне вероятно, самое грустное, что я когда-либо слышал. — В голосе Эдриана слышалась дрожь, что пробрало Ноа до самых скрытых частей души. — Значит, ты просто смирился, что будешь жить один? Ты не думал поискать работу где-нибудь ещё?
— Ты знаешь, как мало должностей археолога появляется каждый год? Нет. Сейчас это просто моя жизнь. И я в порядке.
Может быть, если он произнесёт это достаточно много раз, то сам в это поверит.
— Нет, не в порядке, — покачал головой Эдриан. — Люди не должны быть одни, Ноа. У меня сердце болит от мысли, что ты выбираешь холостую жизнь только для того, чтобы сохранить работу. И потому что боишься. Я знаю, признаваться в таком страшно, но поверь мне…
— Для меня это не вариант, — Ноа быстро перебил ободряющую речь Эдриана. — Не важно, если, в конце концов, я найду мужество сделать это. В прошлом году открылись две должности преподавателя. Во всей стране. Я здесь работаю над своей книгой, потому что в этом семестре у меня академический отпуск. Если предположить, что я закончу книгу в срок, весной у меня будет последний смотр, а затем со мной заключат бессрочный контракт. Для меня это достаточно. Возможность работать над моими исследованиями огромная.
— Но исследования не согреют тебя ночью. И я знаю это, потому что работаю по восемьдесят часов в неделю над этой игрой. Я беру Пикселя с собой в офис, потому что иначе никогда не буду его видеть. Но я достаточно честен, чтобы признать, что чертовски одинок.
— И посмотри, куда тебя это привело, — сказал Ноа, и лицо Эдриана исказилось, весь этот искренний свет исчез из его глаз. Молодой человек отвёл взгляд, изучая рисунок пустыни Юты на стене. Даже его руки прекратили обычное вечное движение. — Подожди. Я не имел в виду…
— Всё нормально. Я понял. Как насчёт того, чтобы сейчас включить этот фильм?
Голос Эдриана был плоским, никакой нетерпеливой интонации, которой Ноа начинал наслаждаться. Эдриан умел делать даже пустой разговор оживлённым, но сейчас его тон был, безусловно, похоронным.
Ноа кивнул, но его движения казались топорными, стеснёнными этим глубоким чувством потери — больше, чем самим моментом, чем тихой интимностью разговора, даже чем доверием Эдриана. Он потерял что — то за прошедшие несколько секунд, что-то, чему даже не мог придумать название, но что инстинктивно хотел вернуть обратно.
Эдриан попытался передвинуть свои ноги, но не мог сделать этого, не разбудив Ноа.
Мужчина уснул в течение первых тридцати минут фильма. Потому что, конечно, иначе не могло быть. Все эти часы работы, эмоционально обременительный разговор, и он внезапно лишился сил примерно тогда, когда Алекса Рогана увезли инопланетяне, и Эдриан остался бороться со своими мыслями.
Он знал, что Ноа так не считает, но они на самом деле были очень похожи — оба многим жертвовали ради своей трудовой деятельности. И оба были одиноки. Только разница была в том, что у Эдриана хватало мужества, чтобы признать своё несчастье, и сил, чтобы попытаться изменить статус-кво. И да, Трент был ужасной ошибкой, но, по крайней мере, Эдриан рискнул.
Ноа забыл о своей молодости, попрощался со своими двадцатью и достиг середины тридцати, крепко заперев на всё это время свои лучшие стороны. Худшее было в том, что Ноа мог сделать кого-то замечательным партнёром — не просто бой-френдом или спутником.
Партнёром. Ноа был глубоким и верным, как какая-нибудь медленная черепашка, которая находит партнёра на всю жизнь. Конечно, ему бы потребовалось много времени, чтобы добраться до счастливого конца, но, боже, путешествие стоило бы этого. И, может быть, он не был дикой секс-машиной и никогда не будет, но каково было бы быть с кем-то, кто искренне верит, что занятие любовью — это единение духа?
И ладно, думать о сексе, пока Ноа лежал рядом с ним, вероятно, было не лучшей идеей.
Но Эдриан не прикалывался, когда выступил добровольцем, чтобы лишить Ноа девственности.
И это не должно было быть такой грандиозной мыслью о том, чтобы быть чьим-то первым, чтобы быть тем, кто покажет Ноа пир чувственных наслаждений после голодания на протяжении всей жизни.
Ноа перевернулся рядом с ним, закинув одну руку поперёк торса Эдриана. Парень рискнул и обнял Ноа, позволяя ему подвигаться, пока не стало уютно и удобно. Тот переплёл свои ноги с ногами Эдриана и положил голову на его плечо. Собаки вернулись в конец кровати, и геймер делал звук фильма тише до тех пор, пока мир не сжался только до него, обнимающего Ноа, в то время как снег по-прежнему падал снаружи фургона. Вот оно. Вот чего ему не хватало в жизни.
«Никаких безнадёжных влюблённостей, помнишь?»
Но было ли это действительно безнадёжно? Он пропустил сквозь пальцы шёлковые волосы Ноа. В словах и действиях мужчины было так много желания. В том, как он обнимал Эдриана, даже во сне, было определённое отчаяние, и от этого рёбра Эдриана крепко сжимались вокруг его сердца.
— Мм-м. Дре? Ты ещё здесь?
Ноа уткнулся носом в шею Эдриана. И молодому человеку понравилось это сонное прозвище почти так же сильно, как нравилось ощущение на шее от бороды Ноа.
— Да, приятель, я ещё здесь. Фильм почти закончился. Продолжай спать.
«Лежи так вечно. Я не против».
— Ох, нет. Я его пропустил, — пробормотал Ноа. — Я сплю?
— Ага. Ты заснул. Думаю, прямо сейчас ты всё ещё спишь. Спи дальше. Закрывай глаза.
И затем он сделал единственное, что казалось разумным в этот момент — он поцеловал макушку Ноа.
Но вместо того, чтобы отправиться обратно в мир грёз, мускулы мужчины напряглись, и он, казалось, понял, где находится. Их взгляды встретились. Расширенные, ошеломлённые глаза Ноа заставили Эдриана тяжело сглотнуть. Он знал, что все его страхи, каждая унция нежности, которую геймер чувствовал, отражалась в собственных глазах. Казалось, он ничего не мог с этим поделать — Ноа вызывал у него желание заботиться так, как он не заботился ни о ком и никогда. Может быть, из-за того, что мужчина так сильно в нём нуждался. Ноа заслуживал жизни, полной сладких моментов.
Сладких воспоминаний.
Хотя его мускулы были напряжены достаточно сильно, чтобы отпрыгнуть на четверть длины комнаты, Ноа не отодвинулся. Он продолжал удерживать взгляд Эдриана.
— Мы обнимаемся? — тихо спросил мужчина.
— Ага, — ответил Эдриан. — Обнимаемся. И ты наслаждался этим. Очень.
— Нам не следовало этого делать.
Глаза Ноа предупреждающе вспыхнули, и его рука упала с груди Эдриана, но мужчина не сдвинулся с места.
«Я хочу тебя», — Эдриан послал это сообщение глазами, что было больше похоже на ласку взглядом. Он позволил Ноа почувствовать его желание, позволил увидеть то, что сформировалось за прошедший час. На самом деле, за прошедшие два дня.
Чудесным образом Ноа не отпрянул.
Медленно, очень медленно, будто чтобы не разрушить момент, Эдриан погладил подбородок Ноа. Его лицо теперь было в нескольких дюймах выше лица мужчины.
— Я собираюсь тебя поцеловать, — тихо сказал молодой человек своими глазами, своими ласковыми пальцами и крепкой хваткой руки вокруг Ноа.
По-прежнему никакой дрожи.
Возможно, что Ноа всё ещё был в полусне. Равно как и возможно, что он не мог прочесть намерения Эдриана. Но лучше было ставить на то, что он тоже этого хотел, хотел парня также сильно, как геймер хотел его.
Наклонив голову, молодой человек едва коснулся губами губ Ноа и замер в ожидании.