Один в поле...

Глава 15

Поднявшись и тихо одевшись, стараясь при этом не шуметь, чтоб не побудить детей — вышел на улицу. Проверил генератор. Ага. Бак опять пустой. Видать опять сутки молотил. А выключить-то и некому. И меня срубило. А детишки, радуясь электричеству опять всю ночь провели перед телевизором, или даже с телефонами. Вон их какая «коллекция» на столе лежит-то… Отрывались, короче говоря. Но если дальше все пойдет такими же темпами, то мне бензину не напастись будет. Пока запасец-то есть ещё, спасибо запасливому мужику, но уже и не такой уж большой. Вывод один. Запас пополнить. Потребление — сократить. Не сутки напролет генератор гонять, а только по вечерам, часа на три-четыре включать. Так сказать, во время отдыха уже… А днем — работать. И мелкие — пускай тоже… Хоть что-то другое делают. В куклы там играют или еще что. Да и вредно это для них в их-то щенячьем возрасте. Ну и… Не стоит тратить ценные ресурсы на баловство постоянное. Электричество у нас теперь как награда должна быть. Всем, и им и мне. Ну и для дела. Да…

Так что заправить-то компрессор я заправил, а заводить его не стал. Наоборот, дверь в гараж впервые на ключ закрыл. Потом прошел в дом, запалил свечу. Благо с магазина тогда целую коробку притащил. Еще раз подкинул дров в печь…

Городскому человеку трудно представить, что такое печное отопление. Для него, привыкшего, что если тепло есть — то оно есть и все тут… Но с печью постоянной комнатной температуры нет. Нет и не будет! Она плавает. Постоянно. Подкинул — потеплело. Много подкинул — даже жарко. Но и, по мере прогорания — печь остывает. И за ночь, когда подкидывать новые порции дров особо некому, она остывает особенно сильно. Нет, понятно, что настоящая русская печь, это вам не скорострелка-буржуйка, которая быстро нагревается и, так же быстро, остывает. Тут счет идет на часы. Но все равно… Под утро в доме всегда прохладно. Обычно… Да, конечно — в русской печи есть вьюшка, закрыв которую ты остановишь выход тепла через трубу…

Но, во-первых, сам я — человек все же городской и как выглядит эта самая вьюшка понятия не имел. Нет, понятно что внимательно осмотрев печь я нашел и ее. Чего там искать… Тут и банальная логика поможет. Вот только закрывать ее надо вовремя! Всегда, ни раньше ни позже! Ибо, если закрыть ее слишком рано — вернейший способ угореть всем в доме. И от этого даже деревенские не застрахованы. Нет-нет, да случается. Даже с самыми опытными людьми. Так что я не рисковал ее закрывать. Ну его нафиг. Уж лучше лишний раз подтопить. Расход дров конечно выше, но и безопаснее так.

…Я не стал будить детей. Пусть спят еще. Вышел на кухню. Надо чего-нибудь приготовить. Вроде как, я обещал оладушки? Настроение резко испортилось. Обещал. Я обещал это Эле… Впрочем, черт с ним. Пусть будут оладушки. Обещания нужно выполнять. Хотя бы для самого себя. Так что заморочимся…

Сковорода вовсю шкворчала, а в глубокой миске уже лежали первые оладьи когда из дома выскользнула мелкая фигурка.

— С добрым утром, Настя!

— С добрым утром, — а сама быстрей на улицу. А, ну да. Первым делом в туалет. Тут не до разговоров.

Впрочем, через пару минут она и вернулась.

— Шиша, а почему света нет?

— Бензина мало. Да и зачем он будет весь день молотить? Вечером включу.

— Аааа… Надо на заправку наверное сходить?

— Ну почему сходить? Съездить можно… Да, надо. Но не сегодня. У меня после вчерашнего все тело болит.

— А что сегодня будешь делать?

— Ой не знаю… Что-нибудь легкое. Чтоб сидя… Ну, например — пошью. Комбез Еве зашью например.

— А ты умеешь? Это ж девчачья работа?

— Кто тебе такое сказал? — вполне искренне удивляюсь я. — А в армии, когда солдаты сами себе подворотнички пришивают, это как? Тоже девчачьей работай занимаются? А вот сейчас я завтрак готовлю, это тоже по твоему женская работа?

— Н-не знаю… — чуть запнувшись и очень неуверенно ответила девочка.

— Вот и я, не знаю, — горько вздохнув отвечаю я. — Да, ты права, по большому счету это — женские работы. Но если их некому делать, то как тогда быть? Носить рваное? Есть сырое? Не стирать одежду и ходить в грязном?… Тут уж не до разделений на то какая работа нравится, а какая не очень. Все равно ее нужно выполнять.

— Ну да… — задумчиво соглашается Настя.

— Давай буди мелких. Пусть руки моют, сейчас завтрак готов будет.

Настена ушла поднимать детишек, а я стал накрывать стол. Заварил чаю, поставил на стол, кроме собственно миски с оладьями, ещё и пару розеток с вареньями, из запасов хозяина. Яблочное и клубничное. Достал чашки с сервиза… В общем, делал всё как положено… Это сам я спокойно перехвачу чего-то на бегу и мне нормально, а дети… Дети должны питаться регулярно! И накрытый стол с посудой тоже как еще один признак той, прошлой жизни…

С Андрюшкой, правда, возникли проблемы. Ребенок и в самом деле оказался до безобразия избалован. Сперва он наотрез отказался умываться. А когда я заявил, что грязнули у нас завтракать не будут, заорал на одной ноте:

— Ааааа…

Причем, самое противное, что это был не плач, а именно ор. Никаких слез в нем и в помине не было. Там было одно только требование! «Дайте мне то, что я хочу или я буду орать! Вам же хуже будет.»

— А кто будет орать, получит по жопе, — сквозь стиснутые зубы процедил я. Как же меня бесят эти детские попытки манипулирования…

— Аааа… — ничуть не испугался мелкий пакостник. Даже наоборот, добавил громкости и гнусавости в свой вой. Не верит, блин.

— Ну, сам напросился! — схватив за одежку слегка разворачиваю и действительно, пару раз припечатываю его по заднице. Причем из последних сил сдерживаясь, чтоб не в полную силу.

— Аааа… — тональность воя моментально меняется! Теперь в нем звучит неприкрытое возмущение! «Как, мол, так!? Меня нельзя! Я ж ребенок! Да уж…» Не думаю, что он так же качал права с Элькой. Та, насколько я мог судить, с ним не церемонилась. Почему же тогда он так «выёживается» со мной? Видимо, просто потому, что четырнадцатилетний Альберт кажется ему вполне взрослым. А в общении со взрослыми эта тактика всегда приносила свои плоды. Вот и не может переключится обратно. И что мне с ним делать? Вздуть капитально? Но орать-то он не перестанет. Только что орать будет уже по делу. Но бить ребенка? Вот такую вот соплю? Мда… А что тогда? А вот что…

— Ладно, подождем пока ты успокоишься… — я, по прежнему держа его за шиворот, хватаю его курточку и штаны и тащу скандалиста на улицу. Он пытается упираться, но куда там. Против меня-то? Не получается, мелок ещё. В баню его. Запихиваю в парилку. Кидаю ему его одежду и закрываю дверь. Запора на двери нет, но я подпираю ручку двери лавкой. Все. Заперт. Пусть охолонет немного.

Сам же возвращаюсь в дом, булькая от злости. Будет он мне тут капризы свои показывать. За столом ухаживаю за девочками и шучу с ними… Хотя получается так себе… Меня еще немного потряхивает. Хотя, гляжу — Настена смотрит полностью одобрительно. Ну а Ева… Ева еще ничего не понимает. Хотя тоже — с какой-то опаской взирает. Напугалась, что ли? Ну, ничего страшного. Отойдет.

После завтрака Настя внезапно засобиралась домой. Я даже как-то растерялся. Почему-то был уверен, что мы теперь одной семьей жить будем, а она домой вдруг.

— У меня же там Динка не кормлена… Ну, собачка наша. И Рыжик. Котенок. Меня и так дома больше суток не было. Они там замерзли наверно и проголодались.

— Так приноси их сюда? Всем вместе-то веселее будет.

— Да и сам дом… Это же мой родной дом. Как можно бросить его? Я же там — с самого детства. Когда еще маленькая была.

— Ага, а сейчас уже большая?

— Ну, все равно. Я всю жизнь в нем прожила. Мой родной дом. Как я его брошу? Нет, я домой.

— Ну да, ну да, — кисло согласился я, — дома и стены помогают… В гости-то заходить будешь хоть?

— Да, конечно. А можно я телефон принесу зарядить вечером? И телевизор посмотреть…

— Приноси. И сама приходи конечно. И вообще, если тебе чем-нибудь помочь надо будет — ты всегда можешь ко мне обратиться. Я всегда помогу чем смогу. И вообще, вот держи — я протянул девочке травмат. — Случись что, может и спасет. Мало ли… Собаки той нет, конечно, уже, но может же и другая прибежать. Или этот Дениска опять попадется… Права качать начнет. Так что пусть будет у тебя на всякий случай. Защита.

— Спасибо, — очень серьезно отвечает та. И опять своими гляделками так посмотрела. Блин, ну и взгляд у девчонки. Словно из глубины откуда смотрит. — Ну я пойду?

— Иди, — сожалеюще вздыхаю я, — а я пойду гляну на нашего «узника совести». Остыл, поди, немного «горячий парень»…

Подходя к бане я уже почувствовал какое-то беспокойство. Что-то было не так… Но что — сразу не сообразил. И, лишь убрав лавку и шагнув в парную увидел — что. Окно было разбито. И не только окно. В бане были два пластмассовых тазика. Теперь они оба были разбиты. Видать просто бросил на пол и сверху пробил дно ногами, навалившись всем своим весом. Еще и попрыгал наверняка, чтоб сломать. Гаденыш мелкий! Оба таза превратились в груду осколков. Там же валялись пустые бутылки от шампуня и жидкого мыла, что стояли на полке… Вылил, с-сучонок. Там же в куче валялась мочалка. Ну ее не порвешь. А вот большую губку, что была там, разорвать таки смог. Всю исщипал на кусочки. И камни с каменки. Тоже в общей куче теперь валяются. И окно разбито. Тоже камнем с каменки вышиб, надо полагать. И сам стоит, смотрит с вызовом…

— Ах ты ж, сука! — бешенство накрыло меня с головой. — Пакостить, значит? — отвешиваю ему звонкий подзатыльник, из последних сил сдерживаясь, чтоб не бить в полную силу, как мне того сейчас хочется. А он еще отмахивается. Бьет меня своими кулачками, пытается пнуть по ноге.

— Ах ты, гандон! — последние бастионы самообладания падают. Отвешиваю оплеуху уже в полную силу. Так что тот отлетает как мячик. И реветь начинает сразу. И рев уже не требовательный, не возмущенный даже. Испуганный рев. Видать ни разу в жизни конкретных пиндюлей еще не получал. А я уже себя вообще не контролирую. Добавляю ему ещё пару затрещин, хватаю его за шиворот и волоком вытаскиваю на улицу. За калитку. Вздергиваю его на ноги и отвешиваю конкретного пинка под задницу. В полную силу. Того подбрасывает, и в ближайший сугроб он аж влетает.

— Все! Пошел на х… отсюда! — рычу я, — Его как человека приняли, а он куском говна оказался. П…й давай отсюда! На х… ты тут никому не впился. «Вые…ы» твои тут терпеть. А если ты еще что-нибудь напакостить попробуешь, колеса там машине проткнуть или еще что — я тебя просто убью. Просек? Оторву твою пустую головенку напрочь. Все равно ты ей не пользуешься. Пшел отсюда! Ну? Бегом!!!

Меня трясло. Вот ведь — скотина какая. Довел-таки. Я всегда считал, что могу поладить с любым ребенком. А тут… До срыва довел, гаденыш. И, словно желая доказать самому себе, что я все-таки могу, а это просто недоразумение, я вернулся в Еве.

И окружил ее заботой и вниманием. Зашил-таки ее комбинезон. Грубой, мужской штопкой, но зашил. Разговаривал с ней, отвечая на сотни и тысячи ее вопросов, которые никак не заканчивались. Дурачился с ней, словно мне самому от силы лет пять не больше. Подбрасывал ее под потолок и не ловил обратно, а лишь корректировал траекторию так, чтобы радостно верещавший ребенок падал именно в центр кровати. Взаимопонимание было абсолютным! Девочка была в полном восторге! Но, пожалуй, это общение мне самому было ещё нужнее чем малявке. И… постепенно успокоился. Меня перестало потряхивать от злости. Словно отогрелся душой, общаясь с Евой. На меня снизошло эдакое снисходительно-умилительное настроение. Да и пошел он… Нужен он мне… У меня вот Ева есть. Не капризуля, не задавуля… Тихая, ласковая девочка. Зассанка конечно. Но ничего. Это — временное. Отучим. Это пройдет. А еще растрепа немного. Обычно от девочки ожидаешь опрятности и аккуратности, а тут такое вот «чудо»… Но это, наверное — уже мой косяк. За ее внешним видом мне нужно следить. Сама она еще слишком мала. Ну что ж, будем следить. Подтянем сползающие колготы. Расчешем спутавшиеся волосы…

… И все равно я не усидел дома. Полдня провел с малявкой. И, вроде, все отлично, ан нет… Аж зудит, куда-нибудь идти и что-нибудь сделать. Полезное, а не просто так прогуляться и развеяться. Ну что делать в таком случае — понятно. Надо баньку-то восстанавливать. Сама собой она точно не приберется, не в сказке мы, тут руки приложить надо. Нужно принести новые тазы из других бань. Выкинуть все осколки. Камни вернуть в каменку. Вставить стекло. От же — гад какой… Напакостить ему хватило пяти минут, а мне теперь минимум пару часов возни предстоит, восстанавливая все обратно… Так что, когда притомившаяся Ева начала клевать носом, уложил я её спать, а сам рванул на улицу. Работа сама себя не сделает.

В принципе, ничего особо сложного там и не было. Со всем справился влет. Единственное, что вызвало затруднение, это отрезать кусок стекла по размеру. Ибо, точно такого как был в окошке, не нашлось, пришлось отрезать от большего. Стеклорезом, честно сказать, я не очень уверенно пользуюсь. Ну вот не чувствую я стекла. Дерево — да. Железо — хуже, но, в принципе, тоже могу… А вот стекло…. Совсем никак. В общем — плотник-столяр. Кое-какой слесарь. Но никак не стекольщик. Но тут, опять же… Кроме меня — никто не сделает. Совсем никто! Так что хочешь, не хочешь, сколь не оттягивай — делать все равно мне.

Справился все-таки. Ну а куда я денусь? Все недостатки «стеклорезания» спрятал столяркой. Набивая массивные штапики, скрывшие все неровности. В общем, домой возвращался довольный собой и в прекрасном настроении. И потому я даже не сразу сообразил, что дома, что-то не так. Хотя некая несуразность сразу мазнула по глазам. Чуть нахмурившись я поглядел внимательнее, что же мне не понравилось? Блин! Евы нету!…

Что? Кого? Куда? Полнейшая растерянность. Практически паника. И где-то глубоко внутри чуть ли не отчаянье! Еще утром дом был полон детей. Но вот Настя ушла, Андрея выгнал сам, а теперь и Ева пропала! Я вновь один! Блин, было из-за чего впасть в отчаянье. Не думал, что так привяжусь к ней.

Но всё же, всё же… Куда могла деться маленькая девочка? Меня не было-то в доме от силы полтора часа. Причем, когда я уходил, малявка мирно спала. Украли ее? Да ну, бред. Комбинезона ее свежезашитого тоже нет. Нет и обувки. Так что, скорее всего — пошла сама. Опять что-то приснилось? Может испугалась чего? Или опять маму вспомнила? Гм. Очень может быть. А куда она могла пойти? Гм, ну вариантов не так много. Либо к могиле, либо в свой дом.

Метнулся бодрым кабанчиком к могиле. Нет, нету никого. И, похоже, и не было. Снег не сыпал, но ветерком все равно заметает. И, если у самой могилы ещё не понять, был кто-то рядом или нет, то тропинку у калитки подзанесло. О нет, никаких непроходимых сугробов, что вы. Но следы бы остались. А их не было. Значит, остается дом. И да… Её бывший, мамин…. Подходя к ее дому я увидел следы маленьких ножек. Есть! Тут она! Облегчение было просто невероятным… Но и преждевременным. Заскочив в дом я быстро пробежал его насквозь. Благо и этот домишко тоже небольшой. Евы не было. Нигде! Куда она могла деться? Ведь заходила же! А если она пошла искать меня? И теперь бродит где-то по садоводству? Блин, да за что мне все это?!

Я уже собирался бежать на улицу, искать ее по всему СНТ, когда меня насторожил легкий шорох со стороны шкафа. Напрягшийся, я подошел к шкафу, издававшему таинственные звуки и распахнул дверцу… Да. Девочка была тут. Она сидела забившись в висящие в шкафу одежды и плакала. Не навзрыд, не напоказ, а тихонечко так… Молча. Только слезы катились из глаз.

— Ева… — мой голос полон растерянности. — Ты чего тут? Почему в шкафу?

— Мама… Мамой пахнет.

Блин… Точно. В шкафу в основном платья ее матери. И пальто. И шуба. Короче, все то что она носила. И что пахнет для малявки ее матерью. Это для меня ее смерть — уже пройденный этап. Закопал и забыл. А для девочки-то трагедия всей ее короткой жизни. И я играя днем с ней и слыша ее смех на полном серьезе считал, что все уже прошло. Что дети быстро забывают всё негативное. Может и так. Но, все-таки, и не так быстро. И еще не раз девочки проснется посреди ночи в слезах, потому что вспомнила маму… Или папу.

Я не стал ничего говорить ей. Да и что тут скажешь? Я просто прижал к себе девочку, обняв ее и молча гладил по голове. А в горле вновь стал колом ком. Не проглотишь. Блин, я определенно стал здесь более сентиментален. Не то чтоб я раньше был таким уж заядлым циником, но всё же, всё же… Видимо, все дело в том, что в той, прошлой, благополучной жизни я просто не испытывал настоящих потрясений и, как следствие, столь сильных эмоций. А тут вона как… Аж через край.

— Пойдем домой, Ева — блин, до чего же хрипл мой голос, — пойдем домой?