Одна ошибка

Глава 18 — «Панический ужас»

Незаметно пролетел день и наступил вечер.

Поужинав с сыном, Сони продолжила развлекаться с ним, играя в прятки, а когда прятаться уже стало негде, они продолжили, но уже весело бились подушками. Они так увлеклись игрой, что не заметили, как вернулся Камал и, прислонившись к косяку двери, наблюдал за их беспечными забавами.

Неистово щекоча и преграждая путь к отступлению, они наваливались друг на друга поочередно, беря верх над своим противником, кувыркаясь и меняясь позициями. То Сони, облокотившись на локти и пригвоздив Джимми к полу, дразнила его, одновременно целуя куда попало, то сын одолевал свою мать, оседлав ее, как коня, щекотал и заламывал ей руки, то в обнимку вместе укатываясь со смеху, ползли, как подпольщики, гогоча и улюлюкая боевым кличем индейцев.

Их детские забавы так завлекли Камала, что он не решался встревать в эту идиллию, а с любовью наблюдал, не двигаясь с места.

Неожиданно Сони взглянула в его сторону и, застыв на долю секунды, моментально изменилась в лице. Буквально какие-то мгновения в раз перечеркнули все недавно происходившие шалости, и лицо, только что сияющее лучезарной улыбкой, вдруг превратилось в натянутую маску отрешенности и неприступности. Нежно подняв и поставив сына на ноги, она ласково произнесла:

— Ну, всё, малыш. На сегодня хватит. Пора уже спать, делать баиньки.

Надув губки Джимми хотел возразить, но, заметив отца, бросился в его объятия с радостным возгласом:

— Папа!

— Привет, малыш. Как твои дела?

Присев на корточки, Камал с искренней заинтересованностью глядел в его глаза, по-мужски крепко придерживая за хрупкое детское плечо. И с таким же искренним взором полные наивности глаза мальчика сверкали счастьем и довольством, безмолвно отвечая на заданный вопрос. Импонируя чисто мужскому отношению отца, Джимми горделиво выпрямился и, кичась тем, что отец разговаривает с ним на равных, как мужчина с мужчиной, словно моментально повзрослев и без излишних нежностей стал делиться с ним всеми происшествиями дня. Малыш рассказывал каждую деталь, делая серьезный вид, и со стороны в его разговоре и повадках можно было отметить большинство отцовских замашек.

Пока доверительна мужская беседа отца и сына медленно текла своим чередом, Сони успела встать на ноги и привести в порядок свою растрепавшуюся прическу, незамысловато собранную в узелок на затылке. Не желая мешать такой милой беседе, она решила незаметно проскользнуть мимо них. Но не тут-то было. Джимми взглянул на мать и вполне серьезно, почти с гордостью, произнес:

— Мы даже ходили в лес и насобирали грибов. И мама приготовила классный пирог.

— Да-а-а, — удивился Камал, — ну, тогда необходимо срочно его попробовать. Ты ко мне присоединишься?

— Нет. Я съел вооооот таких два больших куска пирога, — Джимми раскинул руки, растопырив пальцы, явно преувеличивая количество съеденного им пирога.

— Сына, поторопись, — пожурила его Сони, — умойся и иди спать. Я приду к тебе пожелать спокойной ночи.

С явным нежеланием, но, все же, покорно склонив голову и не смея пререкаться с матерью, сын поплелся в сторону ванной. Сони с любовью в глазах проводила сына взглядом, одновременно инстинктивно отстраняясь сантиметр за сантиметром от Камала, ощутив, как он выпрямился и встал за ее спиной. Чувствуя напряженно осевшую тишину, постепенно окутывающую их со всех сторон, Сони поколебавшись пару секунд, быстро удалилась.

Не отрывая взгляда Камал, следил за Сони. Хотя и не видно было ее лица, он все же чувствовал, как напряглось ее тело, словно загнанная в угол дичь, преследуемая охотником. И скукожившись, готовясь к рывку, чтобы одним прыжком вырваться из плена, как ударенная током, она взметнулась, и упорхнула из его рук быстрыми шагами, направляясь в столовую. Она уже исчезла из поля зрения, но Камал, прислонившись к косяку, не мог отвести взгляда от двери, за которой она скрылась.

Проведя пятерней по волосам, он глубоко вздохнул и медленно зашагал. Неосознанно ноги сами завели Камала в столовую, где, как прилежная домохозяйка, мастерски орудовала домашней утварью Сони. В мгновение ока она накрыла на стол и принялась за грязную посуду.

Не издавая ни единого звука, как кошка, ступая тихо, подошел к ней Камал, в нерешительности оглядываясь по сторонам.

— Я все приготовила. Иди поужинай, — неожиданно раздался глухой голос Сони, приводя его в себя.

Оставив ее реплику без внимания, он ближе подошел к ней и глубоким баритоном пробубнил, не узнавая своего голоса:

— Ты была необыкновенно нежна и привлекательна во время совместной игры с Джимми. Я и не подозревал, что ваша идиллия может настолько обворожительно выглядеть со стороны. Глядя на вас я… я вспомнил… — голос его осекся и он прерывисто задышал, приподнимая руку в желании прикоснуться к Сони, но рука повисла в воздухе, лаская ее тело на расстоянии, — вспомнил… как давно это было… когда… ты… мы…

Не в силах больше сдержать себя, он нежно прикоснулся к ее плечу и, лаская, провел по нему, массируя круговыми движениями. Но Сони слегка вскрикнула от его прикосновения и выронила из рук тарелку, которую тщательно мыла, беспрерывно растирая ее, словно не могла никак удалить заразу, осевшую на ней. Резко отстранившись от него, как от чумы, она застыла на месте, как вкопанная, потупив свой взор, и склонила голову, подперев ее ладонью.

Неприязнь Сони и ее пренебрежение больно задевали самолюбие Камала, и горькие стрелы злобы и ненависти пронзали насквозь, вонзаясь прямо в сердце.

Внезапно изменившись в голосе, он выпалил, одновременно грубо прикасаясь к ней:

— Тебе неприятны мои прикосновения? …

Скинув его руку, и слегка повернувшись, оказавшись боком к Камалу, не поднимая головы, она вскинула руку в знаке «STOP», и болезненно прошептала:

— Прошу тебя… не надо…

— Не надо что? Что именно тебе не надо??? — гнев начал овладевать им, и, как всегда, его излюбленные издевка и цинизм начали пропитывать каждое слово. — Не надо прикасаться или прекращать прикосновения, задавая глупые, нежелательные вопросы? А может быть, смущение одолевает тебя, и ты не в силах признаться в своих желаниях…

Сони подняла голову и безразлично взглянула на него. Цинично ухмыляясь, Камал глядел в ее глаза в ожидании ответа. Сони молча стояла. Она ощущала, как дыхание плавно переходило на отрывистое, возбуждая в ней злость. Его нежное прикосновение было каким-то новым и необычным, таинственным и непостижимым, прекрасным и болезненным. Отчего Сони не могла понять странные ощущения, током пронзившие ее. Они разливались теплом по всему телу в момент этого прикосновения. А эта грубая хватка рукой, как щупальцами, оставляли неприятные, мерзкие ощущения. Как она могла ответить ему, если сама не могла понять своего состояния? Что она могла сказать?…

— … может, ты желаешь убедить меня в мнимой верности своему бойфренду? — с иронией на устах промолвил Камал. — Брось, Сони! Я в это не верю. Лучше признайся, сколько было у тебя любовников? Хотя, почему было… нет-нет, сколько их на данный момент?!.. Один? Два? Три?…

Не отрывая взгляда и больше не отворачиваясь, Сони глядела прямо ему в глаза, не веря своим ушам. Уязвленная в самое сердце, она гордо стояла, выслушивая всякие унизительные оскорбления, и не пыталась прервать его злобную тираду, чтобы обелить себя в его глазах.

Нет! Она не будет опускаться так низко, чтобы оправдываться, заламывать руки и клясться в истинности своих слов. Это было оскорбительно! Необоснованные обвинения причиняли ей боль, но она твердо решила не унижаться перед человеком, которому не требовалась истина. Который не нуждался в ней и не желал вникать в суть. Она покорно выслушивала его, и лишь боль в глазах выказывала, как ей тяжко было воспринимать эти грязные домыслы.

Болезненный взгляд Сони проник в самое сердце Камала, пронзая и зарождая в нем жалость. Он хотел нежно прижать ее к своей груди и приласкать, успокоить, отогнать кошмары, которые мелькали бешеным огоньком в искорках ее янтарных глаз. Он все чаще замечал их в каждом ее движении или даже мимолетном жесте. Однако, вместо этого, он продолжил свою ядовитую речь:

— Почему же один или два?! Скорее всего, их должно быть уйма у тебя! Зная твой темперамент, не ошибусь, сказав, что утолить твою жажду не по силам одному человеку… Слушай, а ты случаем, не устраиваешь иной раз незабываемые оргии? И, кстати, шведские семьи сейчас в моде… Может, пригласишь и меня?…

В конце концов, не сдержавшись, Сони влепила ему увесистую оплеуху, и, отвернувшись, тихо прошептала:

— Ты так ни чего и не понял. Даже время тебя не меняет, наоборот, ты прогрессируешь в своем цинизме и мерзости, — и быстро зашагав, не оборачиваясь, она вышла из столовой, оставив его ошарашенным наедине со своими домыслами.

Зайдя в свою комнату, она закрыла дверь, и прислонилась к ней спиной. Запрокинув голову назад, словно молилась, она устремила свой взор ввысь, пытаясь пробить толстый слой потолка и крыши в желании быть услышанной Богом, за семью небесами восседающим на своем троне. Но даже молиться она была не в состоянии… ибо душа металась в тесном теле из стороны в сторону, не давая ей покоя и сосредоточения на какой-либо молитве. Сердце гулко стучало, твердо вознамерившись выскочить из груди, дабы вывалиться и разлететься на мелкие кусочки, кричащие о несправедливости и жестокости судьбы. Судьбы, которая дарила кому-то блаженство, но ее обделила, наказав своим презрением и пренебрежением.

Внезапно дверь распахнулась — ее грубо оттолкнул Камал и вошел в комнату.

— Камал, если еще раз… ты осмелишься… — ожесточенно бросив взгляд в его сторону и отрывисто дыша, Сони процедила сквозь зубы, — я не останусь здесь ни на минуту… только… попробуй…

— И что? Что ты сделаешь?? Бросишься в мои объятия, став благосклонной к моим призывам?! — с иронией на губах произнес Камал.

— Мы договаривались, что все пройдет без лишних инцидентов…

— Но ведь их создаешь ты, своим пренебрежением, — наивно ответил он, прервав ее нарочито деловито.

От негодования Сони не нашлась, что ему ответить. Разинув рот и округлив глаза в изумлении, она с трудом сделала пару глубоких вздохов для восстановления прерывистого дыхания.

— Значит, опять во всем виновата только я? И в чем же заключается моя смиренность, в избегании таких неприятных нюансов?…

— ??? — ответа не последовало. Лишь вопросительный взгляд был устремлен на Сони.

— Не в том ли, что ты не можешь устоять перед моими порочными, по твоему мнению, прелестями, — съязвила Сони.

— В том самом, дорогая, именно в том самом. Ты попала в самую точку.

— Значит так, да-а?!..

Жест рукой, лавирующий по воздуху говорил сам за себя, явно указывая на ее замешательство.

— Что ж, дорогая, может, начнем прямо сейчас, и с самого главного блюда, без прелюдии, — наигранно растягивал слова, произнес Камал, глядя на её состояние и медленно приближаясь к ней.

— Нет уж, уволь, — приподняв руку и останавливая его, Сони машинально подошла к столику, где лежали сигареты, и закурила одну из них, — цинизм меня не привлекает!

— Да-а! Тебя привлекают малолетки, неопытные юнцы. Ты демонстрируешь им свой радикальный опыт, обучаешь искусству любви, как когда-то я делился с тобой?!

— Как же ты все-таки низко пал?! Ты стал безжалостным, беспринципным, беспардонным…

— Ну хватит! — прервал Камал и выхватив сигарету, толкнул ее на кровать, куда охнув приземлилась Сони, потеряв равновесие, — Я пришел за сладким, а не выслушивать горькие обвинения на закуску.

Сони часто заморгала в недоумении. А Камал затушив сигарету, бесцеремонно расстегнул рубашку и, стянув ее, швырнул на пол.

— Что… Что ты делаешь? — насторожилась Сони.

— Неужто, не видишь?

— Не-е-ет… ты не посмеешь… — с тревогой смотрела она на него.

Камал ничего не ответил, но она заметила блеск в его глазах, напрягшиеся плечи и выпуклость между бедер, откровенно говорящую за себя. Сони потихоньку начала отодвигаться от одного края кровати к другому, в надежде ускользнуть от него.

— Камал! — нервно сглотнула Сони и замотала головой, — Ты не посмеешь… Ты не можешь… Ты не сделаешь этого… ты… ты… ты не осмелишься так поступить со мной…

Страх незаметно подкрадывался к ней, обдавая холодком, обволакивая и обуревая ее. Нервно сглотнув слюну, она издала тихий хрип, и дрожь пробежала по всему телу, остановившись на кончике языка.

— Джимми… может войти…

— Он спит сном младенца, — без эмоции ответил Камал и сделал медленный шаг в ее сторону, нарочито растягивая время и наблюдая за ее растерянностью и попыткой убежать.

— Да в конце то концов, ты не имеешь права…

— У меня права и привилегии сильнейшего…

Сони попыталась встать, чтобы отстраниться, но не тут-то было, Камал успел схватить ее за руку и повалил навзничь на кровать, пригвоздив ее своим телом, он протяжно, томно произнес:

— А ты? Чем ты можешь похвалиться?

— Камал, пожалуйста… — тревожно пролепетала она.

— Чем? — протяжно прохрипел Камал, её аромат сводил его с ума.

Дымка натянулась на глаза. Его накрыло вожделение. Феромоны, что он вдыхал, отключили в нём тормоза. В игру вступили животные инстинкты, от предвкушения окунуться с головой в этот приторно-вязкий дурман.

— Ничем и ты это знаешь! — парировала Сони.

— Ответ неправильный, — не унимался Камал. — Не смущайся, скажи, чем?

— Камал, прошу, прекрати…Отпусти меня… Мне больно…

— Я жду ответа, Сони, — Камал смотрел на неё изогнув бровь.

— Нет никакого ответа… — выпалила Сони.

— Опять не то. Придется тебя наказать, — он сжал ее в своих объятиях и прильнул к пульсирующей жилке на шее.

— Прекрати… пожалуйста… — дрожь сквозила во всем теле Сони, а не только в ее голосе. Она упиралась кулачками в его мощную грудь, а глаза наполнились слезами от бессилия, — Камал… прошу тебя… только не это… прошу тебя… только не так…

Он крепче сжал ее отбивающиеся ноги к кровати, и раскинул над головой руки, скрепив на запястьях так, чтобы она не могла пошевелиться. Затем поглаживая руки и нежно целуя плечи, прошептал:

— Я жду, Сони…

Страх уже клокотал в горле, готовый вырваться хрипом загнанной жертвы. Но в тоже время необъяснимые ощущения овладевали ею, бросая Сони то в жар, то в холод. Она пыталась сопротивляться, но Камал так умело пригвоздил ее к кровати, что она не была в состоянии шевелиться, даже дыхание давалось ей с трудом, отчего казалось прерывистым и с хрипотцой.

Слегка приподнявшись, он взглянул ей в лицо, но дурман пеленой осел на глаза, затуманивая взор. Обострилось осязание. Вся видимость померкла перед его глазами. Он лишь мог чувствовать. Ощущать тело желанной женщины, подмятой под себя. Подушечки пальцев покалывали. И лишь касаясь ее, он снимал эту боль с пальцев, что разбегалась мурашками по всему телу. Пронзала его насквозь электрическими разрядами.

— Сони??? — прохрипел Камал, не скрывая своего дикого желания.

Не в силах смотреть на него, она отвела взгляд, но Камал свободной рукой взял за подбородок и, повернув к себе, прильнул к ее распухшим губам, которые она искусала, пытаясь подавить слезы и всхлипывания. Лаская губы, он старался раздвинуть преграду ее зубов, предвкушая сладкое погружение в глубины сочного рта, предвещающие наслаждение. Но прочный барьер был непроницаем, Сони плотно сжала зубы, не впуская и не отвечая на его ласку.

Поцелуй за поцелуем он ласкал ее лицо, шею и остановился у мочки уха. Он знал, что эта чувственная ласка, которая сильно заводила ее, возбуждая и заставляя извиваться всем телом. Просунув руку под свободную футболку, он с наслаждением ощутил ее свободную от лифчика грудь. Прильнув к мочке уха, он нежно ласкал и теребил розовый бутон соска, затвердевшего под его рукой.

Тело отзывалось на его ласку. И он зарычал от удовольствия.

Слезы горечи брызнули из глаз Сони. Искусав губы до крови, она срывающимся голосом произнесла:

— Я возненавижу тебя, если ты сделаешь это… прекрати мучить меня… остановись …

— Это не ответ… а я все еще его жду… — не отрываясь и продолжая ласкать ее, томно прошептал Камал, — ты такая сладкая… меня выводит из себя одна только мысль, что ты даришь другим этот сок наслаждения…

Лаская ей груди и живот, он плавно опускался ниже к застежке обтягивающих джинсов. Наконец, нащупав ее, он с медленной, чувственной лаской расстегнул и погладил упругий торс, впиваясь в ее губы со вздохом в страстном поцелуе.

Слезы безнадежности катились по лицу Сони, не принося облегчения, а лишь наоборот, возродили в памяти кошмарную ночь, которую она так и не забыла за все эти годы. Она ощутила наяву мерзкие прикосновения грубых лап, самодовольно ухмыляющееся лицо Гарика, склонившегося над ней…

Панический ужас охватил ее до самых корней волос, и Сони дико вскрикнула не в силах больше сопротивляться:

— Не-е-ет!!! Пощади меня! Ради Бога, пощади…

Словно удар хлыста, остановил его этот душераздирающий крик.

Он приподнялся и взглянул на Сони: склонив голову на бок, она теребила губы, истерзанные до боли и крови, пелена слез застилала глаза Сони, разливаясь ручьем по подушке. На нее больно было смотреть, словно крик раненой птицы, вырвался из груди Сони стон в последней, отчаянной попытке выживания. Этот крик будто отхлестал Камала по щекам и привел его в чувство.

— Пощади… — жалобно повторила она, захлебываясь в слезах, но все же с большим усилием сдерживая себя от плача навзрыд, — умоляю… пощади…

Ослабив хватку, он отпустил ее запястья, после чего Сони закрыла лицо руками и тихо зарыдала, свернувшись калачиком.

Тяжело дыша, Камал в недоумении глядел на дело своих рук, в ужасе ощущая, до чего довел он Сони в порыве ненависти и похоти. Все чуть было не закончилось трагически. Но, вовремя опомнившись, он прекратил притязания, остановился. И это далось ему нелегко. Он чуть было… не совершил очередную глупость…

Быстро встав и отстранившись, намереваясь удалиться, он вдруг остановился, и, повернувшись к тихо всхлипывающей Сони, злобно бросил, озлобившись больше на себя, чем на нее:

— Я бы мог без труда овладеть тобой сейчас… если захотел бы, но…

«Но я не хочу, чтобы это произошло вот таким образом», — пронеслась в его голове мысль, однако вместо этого он процедил следующее:

— Но не хочу мараться, после всей швали, пред которой ты стелилась, как подстилка.

Хлопнув дверью, он быстро зашагал, даже не потрудившись извиниться за содеянное…