Глава 30 — «Самосуд»

Сони очнулась от беспокойного сна, терзаясь мучительными и тревожными предчувствиями. Ночь не приносила облегчения в сетях забвения сна, а дни предвещали ежедневную бурю склок и перебранок. Отчего Сони мысленно металась из стороны в сторону в надежде найти хоть малейший просвет в решении этих наваливших проблем. Но каждый последующий день словно продлевал агонию и наказание…

… кара небесная!..

Внезапная догадка о каре небесной застала ее врасплох, и Сони вскочила с постели. Рука машинально потянулась к сигаретам. До рассвета оставалось не более часа, медперсонал еще отдыхал. Сони была уверена, что до обхода больных, она успеет сделать пару спасительных затяжек и вдобавок проветрить свою одиночную палату.

Стоя у окна, она с наслаждением затянулась и выпустила дым. Мысли молнией пронзали ее насквозь с каждым вздохом. Пытаясь собрать все воедино и логически мыслить, Сони начала анализировать.

… Это кара небесная! За все мои прегрешения. Но … какие??? Что такого ужасного я могла совершить в своей жизни, что Бог так жесток со мной? …

… … …

… Это за мою безмерную любовь к Камалу…

… Человек не должен так самозабвенно любить кого-либо…

… Бог наказывает меня за всю любовь, отданную Камалу, ему единственному…

… За всё то райское наслаждение, что я испытала в его объятиях…

… За все те страстные ночи, что мы дарили друг другу… сладостные поцелуи… жгучие объятия… как же слаба плоть… слаба… абсолютно слаба, если плотские утехи стали превыше духовности…

… Господи! Что за глупости!? Разве можно наказывать за любовь!? За желание любить и быть любимой? … Что за чушь я несу… Фу-у-у… Но… ведь, оказавшись в плену этих плотских наслаждении, в плену страсти, мы забыли о Боге… забыли, что неземная любовь не предназначена для смертных… нельзя любить так сильно, самозабвенно… грешно предаваться плотским утехам!

И Сони мысленно взывала к Богу, истошно крича в подсознании.

Господи!!!!

Разве я забыла твои заповеди?

Нет! Нет! Нет!

Не убей!

Не укради! …

Что же еще? Что дальше? …

… прелюбодеяние…

… О, Боже! Прелюбодеяние!..

… Господи, ты наказываешь меня не за любовь к супругу, а за… за измену…

Внезапная догадка заставила окаменеть Сони. Кровь отхлынула от лица, и она побледнела, как смерть.

Сигарета в руках Сони давно истлела в неподвижности, и она подкурила новую дрожащей рукой. Смутные воспоминания о той далекой ночи, проведенной в объятиях другого мужчины, страстные вздохи, долгие поцелуи, жгучие объятия привели ее в трепет. Сони задрожала всем телом. В ушах раздался гул эхом, чеканящий биение сердца.

… Димка!

… О Боже! Димка!

Милый, верный, надежный друг Димка!

Это с ним… именно с ним… с лучшим другом Камала она когда-то совершила прелюбодеяние… Сделав очередную затяжку, Сони потушила сигарету. Мысли метались в разные стороны, ей хотелось закричать во все горло, чтобы боль, гнетущая внутри, утихомирилась. И сердце зарыдало навзрыд, переча разуму:

«Нет! Нет! Нет!.. Господи! Господи! Я не изменяла Камалу! Это он явился ко мне во сне, как мираж. Я отдалась в ту ночь миражу, бессознательно предавалась любви с призраком в облике Камала…»

Но разум наперекор сердцу твердил свои доводы:

«Ложь! Ты просто нашла оправдание своему поступку. Ты не хотела думать иначе. Твоя лихорадка не оправдывает то, что ты не желала видеть лица Димки, и просто вообразила себе Камала на его месте…».

От горечи самоанализа сердце Сони сжалось до боли. Спрятав лицо в ладонях, она разрыдалась, всхлипывая и завывая от безнадежности. Самосуд довел ее до отчаяния.

Что же делать в таком случае? Согласиться с доводами Камала и подписать отказную от Дони?! Чтобы тень ее греха не пала на малыша. Невинный ангел не должен нести крест своей матери.

???…

Нет! И еще раз нет! Она подарит всю свою нерастраченную любовь и нежность своему малышу и будет бороться за его благополучие. Отказаться от него не значит сделать его счастливым. Этим его не уберечь от всех бед и невзгод. Лишь своей любовью и заботой можно отгородить его от всех и вся. А для начала ей нужно отвоевать своего сына у Камала. А если удача улыбнётся, то, возможно, получится вернуть опекунство над Джимми тоже…

И, видит Бог, она окончательно приняла решение бороться за свое дитя, за своих чад до последнего вздоха!

Полная решимости, Сони подошла к раковине, привела себя в порядок и взглянула на себя в зеркало. В отражении на нее глядела женщина, уверенная в себе и подбадривающе улыбалась ей. И Сони поняла, что она не одна. Ее второе «я» вновь распрямило плечи, и встало рядом, поддерживая и подбадривая в минуты отчаяния.

Внезапно открылась дверь без предупредительного стука. Сони вышла из ванной комнаты и встретилась взглядом с Камалом. Лукавый взгляд посетителя не предвещал ничего хорошего и Сони насторожилась.

— Не слишком ли ты рано для очередной перепалки, — съязвила Сони, глядя ему в глаза, — это вредно для переваривания завтрака.

— Не тревожься за мой желудок, это ни к чему, — парировал он, и без приглашения, придвинув стул, сел, скрестив ноги.

— Наглости тебе не занимать, — фыркнув Сони, достала из сумочки крем и начала натирать им руки. Безразличный вид давался ей с трудом, и она выпалила, — я тебя не приглашала. Твоя бесцеремонность просто невыносима.

Камал лишь фыркнул в ответ и достал из кармана диктофон. Покрутив его в руке, он произнес:

— Вообще-то я к тебе по делу.

— Ты прав! Нам нужно покончить с этим делом раз и навсегда, — перебила его Сони, и подошла к тумбочке, где лежал ненавистный бланк, ожидающий ее подписи, — мой окончательный ответ «нет». Я не откажусь от Дони и буду бороться до конца.

Сони перевела дыхание, встретившись взглядом с Камалом, и разорвав бланк на мелкие кусочки, бросила их ему в лицо.

— А если повезет, я еще и Джимми отвоюю у тебя. Так что готовься к суду. Ты объявил мне войну, я принимаю твой вызов.

Камал вскочил с места, взбесившись от ее выходки, и прогремел басом:

— И на что же ты надеешься? Я ж выверну тебя наизнанку в суде, ты забыла мои возможности?!

— К сожалению, нет! Я отлично тебя знаю!

Сони не отводила глаз, которые почернели как ночь.

Камал перевел дух и первым взял себя в руки.

— Стоп! Временное перемирие, ты согласна? Послушай это, — и Камал включил диктофон.

Через пару секунд она услыхала повторно ту самую тираду Камала, ту самую запись на диктофоне… Она возродила в памяти злосчастный день, когда Римма чуть ли не силком затащила ее в кафе и убедила в тайных злых умыслах Камала.

Не сдержавшись от обиды и боли, она закрыла уши, закричав:

— Я не хочу этого больше слушать.

— Дослушай до конца, — схватив ее за руки, потребовал он.

Покорившись его силе, она вновь прислушалась, и до ее сознания стали доходить странные звуки, которые с каждым словом меняли свой оттенок. В итоге, каким-то чудесным образом голос Камала превратился в голос Риммы.

Выхватив из рук Камала диктофон, Сони со всей силы швырнула его об стенку. Хрупкая аппаратура разлетелась на мелкие кусочки.

— Что все это значит? — в гневе выпалила Сони. — Какую еще шутку ты решил разыграть???

— Что с тобой? — обеспокоился Камал, — Ты что совсем ничего не понимаешь?

— Этот номер со мной не пройдет, — взбесилась она не на шутку, — этим ты ничего не добьёшься. Я не отдам тебе Дони.

— Сони, — Камал схватил ее за руки.

Но она, выдернув руку, подошла к окну и нервно закурила.

— Чего ты добиваешься?

— Я всего лишь хотел показать тебе, что вся эта запись — филькина грамота. Это монтаж. Римма тебя провела, — раздраженно выпалил он, с трудом сдерживая нарастающий гнев.

— Не пытайся запутать и запугать меня. Хочешь разбудить во мне чувство раскаяния. Обвинив во всем меня, в моей глупости…

— Если ты так считаешь, то ты на самом деле глупа!

— Даже раскаявшись, Дони я тебе не отдам.

Сони пронзила его гневным взглядом.

Кинувшись к Сони, Камал выдернул сигарету из рук и прижал ее к стенке. Глаза его метали молнии. На скулах заиграли желваки. Он с трудом сдерживал свою ярость.

— Я заберу его и без этих уловок.

И тяжело дыша ей прямо в лицо, он съязвил:

— Сомневаюсь, что суд может присудить детей падшей женщине.

— Что? — только и смогла промямлить Сони, словно подавившись комом, застрявшим в горле.

— И не сомневайся, речь пойдет о твоей нравственности и моральных устоях. Любой добросовестный человек дважды подумает, прежде чем вверить в руки порочной особы безвинных детей.

— Глупости! Ты шутишь?!

До ее сознания стал доходить смысл сказанных Камалом слов. Кровь прилила к лицу и Сони с трудом произнесла:

— Это необоснованно… — она нервно сглотнула.

— Ты так думаешь? — ехидно усмехнувшись, Камал поглядел на нее, и его бровь изогнулась дугой. — Твой молокосос признается в чем угодно. Тем более, что он уже во всех красочных деталях поведал о ваших шалостях…

Звонкая оплеуха не дала ему возможности и дальше разглагольствовать.

Смерив Сони презрительным взглядом, он гневно выдавил:

— С него хватило и двух ударов в челюсть, чтобы он завизжал, как свинья, умоляя о пощаде…

Еще одна оплеуха и Сони процедила сквозь зубы:

— Это жестоко! Ты просто омерзителен!

Камал сжал ее руки цепкой хваткой, что Сони сжала зубы от боли и зажмурилась, но не издала ни звука. Ему этого и не требовалось. Вся боль, как физическая, так и душевная проявилась в чертах ее лица. Он и забыл, с какими намерениями пришел к ней. Ведь его жгучим желанием, до прихода в клинику, было помириться с ней. Объясниться с Сони во всех недоразумениях, что произошли с ними так внезапно… хотя нет! Это было продуманное, просчитанное действие Риммы. И что в итоге? Он набросился на Сони с обвинениями. Для чего! Для того чтобы обидеть ее как можно сильнее, задеть ее чувства, заставить страдать? Но зачем? Разве не хватает того, что она уже перенесла, выстрадала, ошибочно веря в то, чего нет. Страдая в одиночестве от сомнения в его чувствах. И зная все это, как же он может продолжать дергать ее за нервные окончания, причиняя еще больше боли и мучения?

… нет… он просто хотел самостоятельно убедиться в словах Джона, что между ними не было никакой интрижки…

И эта звонкая оплеуха была откровенным доказательством того, что Сони оскорбилась беспочвенными обвинениями, касательно её порочности… и на мгновение Камал ощутил неимоверную легкость и полную уверенность в супружеской верности…

И вдруг, ощутив внезапный прилив нежности к своей непокорной возлюбленной, он прильнул к ее щеке, вдыхая давно забытый аромат нежной кожи. Ослабив хватку, он коснулся ее плеч, которые нервно вздрогнули от неожиданности.

Сони в замешательстве оттолкнула его и процедила сквозь зубы:

— Не смей!

Их глаза встретились — ее, полные удивления, и его, смягчившиеся от прилива нежности.

— Что ты еще задумал? Решил сфабриковать компромат против меня?

Камал ухмыльнулся и уже более спокойно произнес:

— Мне понадобятся всего несколько человек, которые подтвердят мои слова. Так что соблазнять тебя не придется…

— Тогда зачем все эти игры, все эти уловки, наигранная нежность?

— Ты опять делаешь неправильные выводы, — прошептал тихо Камал и разочарованно вздохнул.

Сони с недоумением посмотрела в его глаза, в них искрилась нежность и искренность. Что-то еще было в его взгляде, но Сони не могла этого уловить.

— Я был не прав милая… я и впрямь разъярился, и наговорил много лишнего.

Он не отрывал взгляда от ее удивленного взора, в котором таилось сомнение и неуверенность.

— Поверь, я пришел не для того, чтобы обвинять тебя. Я решил, что ты все поймешь, прослушав запись.

— Я все поняла, — тихо прошептала Сони и отвела взгляд, слишком уж невыносимо было смотреть в его горящие глаза, как она поняла, но боялась себе признаться, что в его взгляде горела неподдельная любовь и нежность.

— Тогда почему делаешь неправильные выводы? — он заботливо взял обе ее руки в свои и нежно сжал.

Словно ток прошелся по всему телу, от кончиков пальцев, и Сони съежилась и ощетинилась:

— Я не верю тебе.

— Я заметил, — Камал пытался поймать её взгляд, — в каждом моем слове ты видишь цинизм. В каждом действии ищешь подвох.

— Ты утверждаешь, что это не так? Однако несколько минут назад твои уста не изливали такие слащавые речи.

— Не спорю, я не сдержался и … не знаю, что на меня нашло, — на его губах заиграла озорная улыбка, — может, мы все-таки рискнем поговорить, как нормальные цивилизованные люди? Обсудим все вопросы, которые беспокоят нас все эти годы.

Он все еще держал ее руки в своих, то поглаживая, то страстно сжимая их. Мурашки, пробежавшие по телу, уступили место странному теплу, растёкшемуся по венам, достигая сердца, от чего то забилось, ускоряя ритм. Взглянув Камалу прямо в глаза, Сони решила пойти на таран:

— Ты на самом деле мог бы под пытками заставить Джона солгать на суде?

Он ухмыльнулся, но голос его оставался как прежде мягким и нежным.

— Тебе так важно это знать?!

— Да, — она отрывисто вздохнула.

— Ты так уверенна, что я способен на подлость?

Разочарование в его голосе шокировало Сони, она не знала, как отреагировать, неожиданное изменение его поведения завело ее в тупик.

— Я… я… не знаю… — ее голос задрожал и перешел на шепот, — я тебе не верю…

Не имея больше сил сдерживаться, Камал прильнул губами к ее устам в нежном поцелуе. Сони разомкнула губы от неожиданности, но Камал воспринял это как за приглашение и попытался слиться с ней в страстном поцелуе. Сони не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласки, слишком ошеломляющей казалась эта эфемерная ситуация.

Осознав, что она не отвечает, Камал с трудом оторвался от нее и прошептал ей почти в ухо.

— Не сомневайся, Джон не под какими пытками не солгал бы на суде. Я на самом деле беседовал с ним вчера. Но все обошлось без лишних инцидентов. По обоюдному согласию мы обсудили все, что требовалось для разрешения этой глупой случайности.

Посмотрев ей в глаза, Камал с грустью в голосе продолжил:

— Он на самом деле любит тебя.

— Я знаю, — тихо прошептала Сони.

— Странно… И что тебе мешало дать ему шанс?

Сони продолжала смотреть ему в глаза, молча и тяжело дыша.

— Если ты меня об этом спрашиваешь, тогда и впрямь это странно, — наконец нашлась она что ответить.

Его тихий бархатный голос ласкал слух и создавал ощущение интимности и безопасности, располагающее к откровенности. И Сони сама не поняла, как могла произнести следующее:

— Невозможно впустить человека, если дверь в сердце заперта другим.

Наступило гробовое молчание, которое туманило разум обоим, сводя их с ума. А недоговоренность рождала сомнения.

Их глаза не отрывались друг от друга, пожирая и лаская, ведя свой своеобразный диалог.

— Смею ли я надеяться, что… — наконец произнес Камал, его голос дрожал от страсти и неуверенности, — … что этот другой — я?

В ответ в глазах Сони зажегся какой-то огонек и затуманил взор.

На этот раз Камал впился в нее требовательным поцелуем, и Сони робко ответила на него. Рука скользнула под воротник к его жесткой шевелюре.

Его руки властно блуждали по изгибам ее трепещущего тела, а поцелуй длился целую вечность.

Играя локонами его волос, Сони издала тихий стон.

Но этот непроизвольный стон вырвал её из сетей дурмана.

«Он вновь играет на твоих чувствах…», — внезапно прошептал внутренний голос Сони, как молния, пронзая ее разум и приводя в сознание её затуманенное вожделением существо.

Сони со всей силой оттолкнула его и прокричала:

— Нет!

— Сони?

— Нет! Нет! Не прикасайся…

Камал с недоумением смотрел на нее, хлопая глазами в растерянности:

— Сони? …

Сони била мелкая дрожь, а глаза повлажнели. Но Камал этого не заметил, так как внезапно открылась дверь, и он обернулся.

— Ну и что тут у вас происходит? — спросил Алекс, войдя в палату.

Сони резко отвернулась, чтобы протереть повлажневшие глаза и привести в порядок разметавшиеся во время поцелуя волосы.

— И что же происходит? — ответил Камал вопросом на вопрос, прикасаясь к губам, которые еще пылали от послевкусия сладкого поцелуя.

— Не знаю-не знаю, однако Анна не решилась войти, услыхав за дверью громкие голоса, и послала за мной, — обеспокоенно произнес врач, — Сони, мне нужно вас осмотреть.

— Да, конечно, — покорно согласилась Сони и подошла к больничной койке.

После тщательного осмотра Алекс увел с собой Камала в свой кабинет, оставив Сони отдыхать.

— Но, Алекс, я еще не виделась с сыном, — попыталась противоречить она.

— Пока я вам это запрещаю, — требовательно заявил он и вышел из палаты.

Загрузка...