Огонь для Проклятого

Глава девятнадцатая: Хёдд

Рано утром я на ногах.

Несмотря на праздник, текущие дела никто не отменял. Больше того, с многочисленными гостями определённых докладов становится только больше.

И это ожидаемо. Потому что горячительные напитки и суровый непреклонный нрав в обязательном порядке толкают людей к выяснению отношений. Это было всегда и будет тоже всегда. Единственное, чего категорически не хотелось бы, — чтобы люди хватались за оружие. Но никакие запреты и никакая кара не способны на корню изничтожить подобные выходки.

Даже на моей памяти случались настолько серьезные конфликты, когда за отдельного драчуна целиком становился весь клан. И тоже самое с другой стороны. И бывало, дело доходило даже до серьезной крови.

К счастью, пока что у нас все хорошо: мелкие конфликты были, но их быстро гасили. Так же одного торговца медом уличили в том, что тот баловал свой товар, выдавая смесь из старого и нового меда за чистый новый. А еще поймали двоих карманников. И что тут самое неприятное — оба жители Лесной Гавани. Эти до конца праздника просидят в леднике, а уж после решим, что с ними делать. Самое распространенное наказание на подобный проступок — изгнание. Но последнее время, после прихода халларнов, за любое нарушение существует лишь одно наказание: безвылазная работа в рудниках синалума. Разумеется, исключение — покушение на убийство любого из халларнов. Подобное захватчиками карается неизменно смертью.

— Что-то еще? — спрашиваю Бурка — сотника, что отвечает за сохранность порядка на празднике.

Почтенный воин, в чьей густой бороде уже прорезались серебряные нити, хмурится и жует губами.

— Что-то еще случилось? — немного подаюсь вперед и перевожу взгляд на сидящего рядом мужа. Разумеется, в его присутствии в Лесной Гавани все отчеты я выслушиваю вместе с ним. Ибо можно сколь угодно бить себя кулаком в грудь и кичиться послаблениями Императора Эра, а в реальности вся полнота власти в моих землях принадлежит именно захватчикам, чьим представителем является лорд Магн’нус. — Говори, как есть. — Снова смотрю на Бурка.

Это проверенный опытный воин, который не станет мямлить по мелочам. Если в чем-то сомневается, значит, на то есть причины.

— Вам лучше услышать из первых уст, господин, — он явно делает над собой усилие, чтобы первым обратиться к своему новому ярлу, — госпожа.

Магн’нус едва заметно пожимает плечами. Он вообще редко высказывается в открытую, предпочитая оставаться в тени, если так можно сказать. Ну, то есть для северян вокруг создается видимость, что власть все еще в моих руках. Намеренно так поступает муж или нет, я не знаю.

Однозначно можно сказать одно: рядом с ним я говорю гораздо больше, чем говорила рядом с Заклинателем костей.

Бурк идет к закрытым дверям, полуоткрывает их и кого-то подзывает. Вскоре перед нами стоит щуплый парнишка лет двенадцати. Он сутулится и вообще выглядит весьма испуганным.

— Говори все, что рассказал мне, — подталкивает его в спину Бурк.

— Тень я видел какую-то. И даже не тень, а тварь. Лазила в ночи возле свинарнике нашего. В западной части Гавани. Я, значит, по нужде до ветру вышел — вижу, трется кто-то у жердины. Думал, кто-то перепил. Кликнул его. А он… оно, значит, как вздрогнет, встрепенется, и давай бежать. От забора — одни щепки остались,

— Это все? — не понимаю я.

— Как есть все, госпожа.

— Ну, собака чья-то забрела? Или волк.

— На человека оно похоже, госпожа, как есть на человека.

— Это еще не все, — говорит Бурк. — Есть еще двое.

Бывает, в студеную долгую зиму изголодавшиеся волки подходят к человеческому жилью.

Об этом все знают. Бывает, даже медведь какой проснется — и давай метаться по лесу, да к иной деревне выйдет. Оставлять такое без внимания нельзя, но и таинственность разводить тоже причины нет.

В зале появляется молодая женщина с явственно просматриваемым нарождающимся животом, а вслед за ней семенит старуха, сухая, как ветка, но вполне себе еще в силах.

— Матушка, — помогает дойти старухе Бурк, — расскажи, что видела вчера.

Старуха подслеповато щурится, посильнее запахивается в видавшую виды шкуру.

— Глазища видела красные, точно головешки. А больше ничего… акромя подавленных курей. Курва какая-то всех наседок моих подавила. Сидела там, затаившись. А как я пришла — так прыг под потолок, сквозь крышу такова и была. Дыра там по сей час.

Мне кажется, что муж рядом неожиданно встрепенулся. Смотрю на него — и вижу, как на идеальном лице проступает несколько морщинок в области между бровями.

Но пока все равно молчит.

— На меня прямо выскочил, — говорит беременная девушка. — Домой я возвращалась, ужо почти к дверям подошла, а в стороне шум какой-тою. Я — глядь. Стоит кто-то. Будто мужик голый. Тощий. И руки ко мне тянет. Я как завизжу. Так мужик испужался — и деру давай. Но вот глаза алые тоже приметила. Как будто насквозь прожигают, до самого до сердца достают. Всю ночь не спала нынче. За маленького боюсь, как бы чего не случилось, — она кладет руки на живот и начинает легонько поглаживать.

— Это все, — говорит в заключении Бурк. — Если все трое не сговорились, то… не одержимый ли к нам забрел?

Снова смотрю на мужа — и снова тот молчит.

— Нужно проверить Гавань, — говорю, пока не очень понимая, с какой проблемой мы столкнулись. Не похоже существо из описания на одержимого. Да и не испугался бы он крика безоружного человека. Не испугался бы даже вооруженного.

— О том, что рассказали здесь сейчас, никому ни слова. Это понятно? Слухов нам только не хватало.

— Да, госпожа, конечно… — кивают опрашиваемые.

— Все свободны, — говорит тихо муж — и это чуть ли не впервые, когда он подает голос на подобном собрании.

Его мало интересуют наши внутренние проблемы и дрязги, ему все равно до конфликтов между родами и отдельными ярлами. Все его решения касаются Лесной Гавани в целом. И принимаются и озвучиваются они за пределами чужих ушей. В том числе, зачастую, за пределами моих ушей.

— Ты знаешь, о ком они говорили? — спрашивает лорд Магн’нус, когда остаемся наедине в целом зале.

— Нет. Но предполагаю, что не об одержимом. Или я недостаточно о них знаю.

— Об одержимых никто достаточно не знает, — усмехается муж. — Возможно, кроме служителей Трехглавого, но, если они кому и открылись в своих знаниях, так это Имперским дознавателям.

Он замолкает и снова погружается в раздумья, а мне остается лишь ждать, когда за чередой мыслей настанет время новых слов.

В лесах, вокруг Лесной Гавани, одержимые были. Не так скученно, как возле Красного шипа, но достаточно, чтобы вырезать целые деревни. С ними боролись на протяжении всего лета, но отдельные особи так и остались бродить по самым дальним чащобам. Питались они всякой падалью, а охотиться по-настоящему уже не могли, потому эти остатки посчитали несущественными. Грядущую зиму они все равно не переживут.

— Никакой новой информации я о них не слышал, — снова начинает говорить муж. — Значит, ее нет.

— Но тебя что-то беспокоит? — рискую предположить я.

— Ничего определенного. Или кто-то веселится, под праздник решив нарядиться в нечто, пугающее людей. Либо…

— Либо? — подталкиваю его продолжать.

— Либо возвращение Кел'исса и эти россказни — звенья одной цепи. Не хочу впустую наговаривать на Заклинателя костей, но скажи мне честно, ты знаешь его лучше меня, насколько Кел’исс обидчив и на что он готов, чтобы вернуть свое?

— Свое?! — я аж вскакиваю на ноги. — Я не его собственность! И я сказала ему об этом в лицо, сказала, что теперь у меня новый муж.

— Не ты, — качает головой Магн'нус, — твой сын.

— Я надеялась, что была достаточно убедительной, чтобы он понял: больше ему здесь не рады.

Понятное дело, что ни одному из халларнов в северных землях никогда рады не были, но, надеюсь, муж не станет придираться к моим словам. Вообще, я сказала так намеренно, желая подчеркнуть, что больше не имею с Келом ничего общего.

И Магн'нус не придирается.

— Он вернулся не просто так. Но я не знаю, зачем.

— Но какая связь между Келом… Кел’иссом и существом из сегодняшних рассказов?

— Что ты знаешь о его стражах?

— Ничего. Никакой иной стражи, кроме той, что и сейчас охраняет Лесную Гавань, у него здесь никогда не было.

— Я о той страже, что охраняет его лабораторию. Ты была там?

— Нет. Ни разу. Он не предлагал, а я… не осмелилась просить.

— Почему не просила? Неужто совсем не интересно, чем он там занимается? — на красивом лице мужа появляется легкая усмешка.

Просто усмешка, которая даже в глазах не отражается, но мне становится очень тревожно.

— Не знаю, почему. Наверное, боялась увидеть там то, чего не хочу.

А действительно, почему не просила? Я беспрекословно следовала за ним везде, куда он меня звал. Да даже не звал, просто говорил: завтра будь готова. И я была готова. Каждый раз. Я была его тенью, очень удобной и покладистой тенью. Абсолютно беспрекословной.

Только теперь, оглядываясь на себя назад, начинаю понимать, как жалко выглядела.

Беру руку мужа в свою. У него очень гладкая кожа, почти женская, как кожа молодой девушки, чьи руки еще не огрубели от непосильных тягот жизни. И мне до сих пор это кажется таким странным. Но я привыкну.

— Нам что-то угрожает? — спрашиваю, глядя ему в глаза.

— Описанное этими тремя существо подозрительно похоже на стража, каких когда-то использовал Кел’исс. Я видел их лишь единожды — и этого оказалось достаточно, чтобы не хотелось видеть снова. Возможно, все совсем не так, и Заклинатель костей тут ни при чем. Но если он что-то задумал и для этого использует своих стражей — проблемы могут быть у всех нас. И очень серьезные.

— Мы — часть великой Империи, — говорю нарочито уверенно. — Он не рискнет пойти против Императора.

В конце концов, пусть проявят силу и волю — и приструнят собственное порождение. И мне вообще все равно, что Кел’исса опасаются даже сами халларны. Он — порождение смертоносной Империи, он плоть от плоти завоеватель и хозяин там, куда ступила его нога. И если он действительно хотя бы даже подумал покуситься на моего сына — я хочу, нет, я требую для него самой высшей кары.

Осознаю, как внутри все бурлит, еще немного — и мне начнет трясти от ненависти на человека, которого полгода назад едва не боготворила.

Я знаю, почему это. Знаю, что во мне, в том числе, говорит обида. Но мне все равно.

— Эмоции, Хёдд‚ — Магн’нус снова улыбается и касается пальцами моей щеки, — они способны свести с ума любого. Даже самого сильного. Но — нет, я все еще не верю в сумасшествие Кел’исса. Я слишком уважаю его. Он слишком много сделал для Империи, чтобы теперь вот так опрометчиво поставить все на карту удовлетворения собственного эго. Не будем торопиться с выводами, но станем держать глаза и уши открытыми.