Я очень плохо помню все, что было после того, как я вступил в ворота Красного шипа. Разум будто еще какое-то время плавал где-то на подступах к реальности, но уже тогда давал сбои — звуки, образы, запахи — все это казалось таким нереальным и далеким, что я просто перестал обращать на них внимание. А потом и вовсе отключился.
Прихожу в себя в деревянной бочке с горячей водой. Травами воняет — аж дыхание сбивается.
Они что, сварить меня удумали? Дикари, что с них взять! Но уж лучше бы так собакам отдали — все равно кожа да кости. Еще бы и псы такой дохлятиной побрезговали.
Первое время в глазах все плывет, лишь спустя время замечаю неподалеку от себя, в кресле с высокой спинкой, гостеприимную хозяйку — смотрит прямо на меня, но молчит. Веду головой из стороны в сторону — ага, пара вооруженных халларнов. Выглядят весьма напряженными, руки на эфесах коротких мечей, на бедрах притороченные арбалеты — готов биться об заклад, что уже снаряжены добрыми болтами, что пробьют меня насквозь. Почему мне кажется, что стерегут воины именно меня?
Даже интерес разбирает: если дернусь или завою — они мне башку сразу отрубят или подождут приказа своей новой хозяйки?
— Ты пришел в себя? — нарушает молчание Дэми, поднимается и медленно вышагивает ко мне. — Как чувствуешь себя?
Ни тебе обращения «господин», ни даже уважительного по имени. Что произошло с этим миром? Или дикари успели поставить Империю раком, и та теперь лижет им пятки? Это было бы весьма занятно.
— Твоими молитвами, госпожа, — стараюсь изобразить искреннюю благодарность, но, кажется, мышцы лица настолько ссохлись и одеревенели, что получатся из рук вон худо. — Кажется, это место заметно преобразилось с того дня, как я был здесь последний раз. Тьёрд был прав, когда выбрал тебя своей женой, твоя сестра пустила бы все по ветру.
Я говорю вполне искренно. Мало какая женщина способна в одиночку тянуть на плечах столь непростое хозяйство, как огромный замок, к тому же весьма сильно поврежденный в ходе разного рода нападений.
— Тьёрду будет приятно услышать лестные слова в адрес своей жены, — говорит, чуть вскинув подбородок.
Некоторое время пытаюсь переварить услышанное. У меня еще немного кружится голова и в ушах гудит, но что она сказала?
— Ты до сих пор не похоронила его? — догадка бьет в затылок многотонным тараном.
Не припомню за северными дикарями подобных пристрастий. В некоторых южных странах действительно существует традиция подолгу не выносить мертвеца из дому. Считается, если человек при жизни был мудрым мужем или искусным воином, то и после смерти он станет оберегать свою семью. В сущности, ничего страшного в этой традиции нет. Разве что кроме изрядной вони.
— Разумеется, я не похоронила своего законного супруга, он бы был несколько против этого. — Ее лицо почти неуловимо меняется. Что это? Улыбка? Смех? — Он жив, заклинатель Костей. И сильно изменился. Думаю, вам будет, о чем поговорить при встрече.
Наверное, мое лицо выражает всю степень моего недоверия и непонимания.
— Слава богам, Тьёрд действительно жив, — снисходит она для повторного пояснения. Как с ребенком говорит. — В тот день, когда я вернулась в Красный шип, произошло много всего. Не уверена, что сейчас тебе стоит забивать голову подобными деталями. Отдохни, окрепни, а потом я расскажу тебе все, что знаю. Или расскажет сам Тьёрд. Сейчас его нет в замке. Он улетел две недели назад.
— Служба-служба. Понимаю, — выдавливаю из себя, хотя, сказать по правде, мало чего понимаю.
— Я отправила ему письмо. Уверена, он вернется так быстро, как только сможет.
Она изменилась. Куда больше уверенности в себе и собственном статусе, куда больше дерзости. Нет, эта женщина и раньше не отступала перед страхами и трудностями, иначе бы Тьёрд не выбрал ее в качестве матери своего сына. Но время точно играет на эту женщину… время…
— Сколько меня не было?
— Полгода. Ты умер полгода назад, Кел’исс. Я сама видела, как взорвалась и обвалилась гора. Там никто не мог уцелеть.
Напористая, даже где-то надменная. Что ж, Тьёрд явно сделал верный выбор.
Она явно ждет от меня каких-то разъяснений ее сомнений, но я пока не могу их ей дать. Не могу, даже если бы очень хотел.
— Ты голоден? — ее голос становится теплее, мягче. — Прости, я не знаю, как принимать гостя, который… — она пытается подобрать слово, но я перебиваю.
— Который умер? Ничего, все хорошо. Я бы выпил теплого бульона.
Дэми кивает куда-то в сторону, в полумрак — и я различаю размытую тень, бросившуюся прочь.
— Я не знаю, что произошло, — говорю с полной искренностью. В конце концов, это я притащился в ее дом грязным и вонючим, едва переставляющим ноги. Это я выгляжу ничуть не лучше мертвеца. Она имеет полное право опасаться меня. — Думаю, я действительно умер. По крайней мере, не помню себя до… даже не знаю, сколько дней был в дороге.
Дэми подходит вплотную к бочке. Вижу едва заметный взгляд на охрану.
— Тьёрду было видение. — Говорит значительно тише, чем мгновение назад. — Он решил, что это было видение. Он летал на место твоей… гибели. Три недели назад.
— И что там делал? Что за видение?
Она вкратце пересказывает мне сон — полная чушь, откровенно говоря. Бред обкуренного гашишем.
— И он поверил в это?
Дэми кивает.
Сейчас, сидя в горячей бочке, трудно спорить о правильности или неправильности его выводов.
— Не знаю, чем он занимался в пещере, где я пришел в себя, но рядом лежал его мешок и его брошь. Наверное, поэтому я и пошел сюда.
Тогда и подумать не мог, что все эти вещи оставил сам Тьёрд. Продумал, что кто-то из его людей. Непонятно зачем, но оставил. Возможно, чтобы направить меня. А, возможно, я вообще ни о чем таком не думал, а просто уцепился за первую попавшуюся нить в реальности, которая вытянула меня из странного холодного оцепенения, в котором провалялся, корчась на каменном полу темной пещеры.
— Ты все дорогу проделал пешком? — на ее лице откровенное удивление.
— Ну, как видишь, крыльев у меня нет. На диких медведях я тоже не научен скакать, так что, вероятно, пешком. Это я к тому, что почти ничего не помню. Шел и шел. Какие-то обрывки воспоминаний, не больше. — Она о чем-то думает. Наверное, пытается представить, каково это — пройти пешком, без одежды и снаряжения, уйму километров по незнакомой пересеченной местности, да к тому же в совсем не благоприятную для подобных прогулок погоду. Я бы и сам хотел это знать. — Понимаю, ты можешь не верить мне, но я точно не из тех людей, кто бы по собственной воле на полгода спрятался в этих проклятых лесах. Без обид. Я люблю комфорт, хорошую еду и вкусно пахнущих женщин.
Лицо Дэми чуть заметно дергается, но она быстро берет себя в руки.
— Как бы там ни было, я рада, что ты вернулся.
На ее лице нет радушной улыбки до ушей или заискивающего взгляда. Но по ее тону мне кажется, что говорить она искренно.
— Я знаю, что смущаю тебя своим присутствием, — говорю, закрывая глаза и откидывая голову назад.
— Ты вовсе…
— Ну же, Дэм, ты всегда говорила то, что думала. Неужели за время моего отсутствия северная красотка перестала быть опасной кошкой и превратилась в беззубую лисицу?
Она молчит, но мне и не нужен ответ. Она старается быть хорошей хозяйкой, старается блюсти закон гостеприимства — напрасно, я бы на ее месте выбросил меня за ворота. Просто так — чтобы спокойнее спалось. И даже если я сильно расстроюсь по этому поводу, эта женщина и весь замок находятся под покровительством Тьёрда, я бы не смог отомстить им… ну, по крайней мере, официально.
Им нечего бояться — плясать вокруг меня на задних лапах вовсе не обязательно.
Но она все равно пляшет. Хотя и с достоинством.
Мне приносят бульон — и я очень медленно пробую наполнить свой желудок чем-то теплым и питательным. Поначалу не чувствую ни вкуса, ни запаха, хлебаю, точно пустую воду, не обжигаясь. Лишь когда в тарелке показывается дно, во рту появляется что-то отдаленно напоминающее ощущение вкуса.
— Введешь меня в курс последних событий? — спрашиваю Дэми, когда служанка, принесшая мне бульон, уходит.
— Ты же понимаешь, что ничего по-настоящему ценного и важного я не знаю. Может, лучше поговоришь с Тьёрдом, когда он вернется?
Конечно же она ничего не расскажет мне о своих соплеменниках, даже если бы те готовили глобальный заговор с целью убийства Императора. И Тьёрду бы ничего не рассказала… хотя, прошло время, а они все еще не поубивали друг друга. Возможно, кошка действительно пообтесала свои когти.
— Я не задержусь у тебя надолго, — кажется, тело начинает понемногу оживать. — Я сам себе лекарь. Мне нужно только добраться до своей лаборатории. Смогу стоять на ногах — и этого достаточно, доберусь.
Я жутко устал — и меня клонит в сон, но жажда информации все же оказывается сильнее.
— Вероятно, твой муж не успеет вернуться. — Я до сих пор не могу осознать, что Тьерд жив. Я видел его мертвым. И это точно была смерть — настоящая и невозвратимая. Даже с учетом его темной модификации. Но смысл этой женщине врать мне? — Не переживай. Мне многого и не нужно, скоро избавлю всех вас от своего пресветлого общества, — невольно ухмыляюсь, вспоминая панические взгляды, какие бросали на меня собственные люди, когда тащили от ворот. Подобные взгляды я бы мог ожидать от суеверных аборигенов, но от халларнов — помилуйте. Какую цивилизацию мы несем в иные земли, если сами все еще полны предрассудков и необоснованных страхов?
— Что с меченными Великим Треугольником?
Дэми хмурится, явно не понимая сути моего вопроса. Но Тьёрд не зря выбрал для себя именно эту женщину. Она гораздо сообразительнее большинства ее товарок.
— Ты об одержимых?
Киваю.
— Их осталось совсем немного. Скрываются по лесам. Большинство уничтожено в первый же месяц после твоей гибели. Оставшиеся опасны только для одиноких путников. Не рискуют нападать даже на небольшие обозы в несколько человек.
— Хорошо. А культ Трехглавого?
— Насколько мне известно, распущен. А еще было много казней. Большего, прости, не знаю.
Снова киваю — и на том спасибо. От северянки я все равно не узнаю действительно важных новостей, но вот так, по мелочи, по верхушкам, будет полезно ознакомиться. Впрочем, я уверен, что знает она гораздо больше, чем расскажет мне даже под пытками. Искусная женщина всегда развяжет язык своему мужу. На то природа наделила ее ртом и двумя дырками между ног. Глупо не пользоваться столь щедрым подарком Создателя.
— Активные военные действия? Здесь, на Севере.
— Насколько мне известно, нет.
Не могу скрыть ухмылку. «Насколько мне известно» — разумное начало для каждой фразы, на которой тебя могут поймать на лжи.
Дэми отходит к камину, останавливается, обхватив себя за плечи. Ее взор устремлен в огонь. Что она там видит? Неминуемую смерть собственного народа или триумфальное изгнание мерзких захватчиков с родной земли?
Нет, она никогда не перестанет верить в свой народ. Кто угодно, но только не она.
— Север получил послабления, — неожиданно для меня продолжает она. — Теперь кланы снова могут сами выбирать себе ярлов, могут следовать нашим традициям, чтить собственных богов. Внутри кланов мы почти свободны.
Я хорошо умею слышать то, что люди не говорят в открытую. Мало кто отдает себе отчет в том, насколько много можно считать из их мимики, жестов, интонации.
И сейчас Дэми, смотрящая в огонь и «говорящая» со мной спиной, открыта для меня больше, нежели, когда стояла, пристально глядя в лицо.
Она до сих пор находится в каком-то раздрае, в смущении или непонимании. И это при том, что ни в одной провинции Империи подобных послаблений нет.
— Это Тьёрд для тебя вытребовал? — озвучиваю первую пришедшую в голову версию.
Глупость, конечно, Император никогда не пойдет на подобное только из прихоти одного из его генералов, пусть и самого приближенного. Женщины приходят и уходят, а Империя должна стоять веками. Никакой слабости, никакой пощады к слишком высоко поднявшим головы, никаких послаблений завоеванным землям. Каждый должен знать свое место. Господину всегда должно стоять над рабом.
Она отрицательно качает головой, потом разворачивается ко мне.
Смотрит даже с вызовом.
— Мы завоевали это право кровью, заклинатель. Когда первыми встали на пути тех, кого успели обратить Скорбные девы и те, кто пошел за ними. Тебе ли об этом не знать… — она хмурится, а затем рассказывает мне о штурме замка, о неожиданной помощи северян и кратко о воскрешении Тьёрда. — Да, это Тьёрд рассказал Императору о произошедшем. Но он ничего не требовал.
Позволяю себе легкую усмешку.
«Ты-то откуда знаешь, о чем и на каких тонах они разговаривали, женщина?»
Но в целом шаг Императора вполне обоснован. Он бросил голодной и израненной, но все еще опасной, собаке кость, чтобы псина почувствовала себя сытой и немного более счастливой, чем минуту назад. Обычный принцип — сначала сделай людям плохо, а затем верни, как было, и они тебя отблагодарят. В отношении Севера все несколько сложнее, но в целом так же укладывается в примитивные рамки управления дикой толпой.