Глава пятьдесят первая: Хёдд
За время до вечера выздоравливает еще больше десятка человек. Все они еще не совсем окрепли, у кого-то небольшое головокружение или ватные руки и ноги, у некоторых небольшое расстройство желудка, но все эти неприятности не идут ни в какое сравнение с тем, что их ждало в самом ближайшем будущем.
Сказать, что я рада — не сказать ничего.
Кажется, за последние долгие месяцы я ни разу даже близко не испытывала подобные эмоции. Исключение, разве что, начало Белой Ярмарки, где я немного поболтала с Дэми. А ведь я скучаю по ней. Понимаю это только сейчас, когда есть немного времени, чтобы передохнуть. Здесь у меня нет подруг. Вокруг множество людей, многие приходят с просьбами, проблемами, надеждами. Я много разговариваю, много слушаю, но все это лишь потому, что так должно. Это моя обязанность. А с Дэми можно поболтать просто ни о чем. О любой ерунде. Даже посплетничать о совсем уж личном.
Но я знала, что так будет. Тем более мне еще повезло, на меня почти не смотрели, как на прокаженную, когда я вышла замуж на заклинателя Костей. Дэми пришлось испытать куда больше боли и унижений, при чем основная их часть пришлась на собственную родню.
А мне всего лишь не достает общения.
Хотя, к вечеру тело все же дает о себе знать. Сегодняшний день я провела без чудо настойки Кела. Провела отлично. Но сейчас усталость и все еще незажившие ссадины дают о себе знать. И спину, чтоб ее, снова ломит.
Присаживаюсь прямо на пол возле Кел'исса и вытягиваю ноги.
— Прости, это дверь скрипнула или твои колени? — почти натурально заботливо интересуется Кел.
— Я так плохо выгляжу? — пытаюсь растянуть на лице бодрую улыбку.
— Да, — не моргает глазом.
И ведь не врет, зараза!
— Иногда женщине можно и соврать, по мелочи, — прикрываю глаза и пытаюсь расслабиться. — Даже если она выглядит, как пугало, которое обгадили весенние коты.
— Очень интересное сравнение…
Открываю глаза и пристально на него смотрю.
— Нет-нет, котами от тебя не пахнет, госпожа, клянусь.
— Злой ты все-таки.
— Поспи, тебе надо отдохнуть. Ничего не бойся, я сам проверил посты по периметру улиц. Правда, чуть не схлопотал в рожу, но то хороший показатель бдительности. И ненависти ко мне. Не знаю пока, чего там больше.
— Прости их, — у меня и правда закрываются глаза. — Все очень устали и напуганы.
— Какие обиды. Главное, чтобы хорошо делали свое дело. А пинок под зад я как-нибудь переживу.
— Спасибо, что помогаешь… всем нам.
Мне действительно важно ему это сказать. Просто чтобы знал.
В ответ Кел просто кивает, едва заметно.
— У тебя есть любимое место, где тебе уютно и спокойно? — спрашиваю неожиданно для самой себя.
— В целой Империи?
— Да. Ты же много, где был. Должно быть место. Которое тебе нравится больше остальных.
Какое-то время Кел'исс молчит, глядя в земляной пол у себе между ног.
— Я люблю тепло, но это ты и так знаешь, — говорит он.
Я киваю. Знаю. Он много раз говорил, как ненавидит морозы, как терпеть не может промозглые осенние и весенние ветра, как у него ломит кости от затяжных дождей, что наверняка не совсем правда. Он много чего говорил — и в основном все это касалось моего родного Севера.
— Значит, что-то на Юге? — предполагаю я.
— Не совсем. Жара и высокая влажность тоже не по мне. Да, мне не угодить, — пожимает плечами, точно извиняясь. — Холод — плохо. Жара — плохо. Дожди — плохо. Засуха — плохо.
— Тяжело жить в мире, где ничто не радует?
И снова молчание.
Он поднимает взгляд и переводит его на меня. Кажется, я спросила что-то уж совсем лишнее.
— Я привык. И такой взгляд дает силу.
— Как это?
— Ты сосредоточен на одной главной цели — выбраться из той грязи, в которой находишься. Стать лучше, выше, влиятельнее. Жизнь жестока и несправедлива — и чем раньше это поймёшь, тем лучше. Меньше воздушных грез и надежд на то, что вдруг станет лучше. Не станет. Уж точно не с тобой. Я научил себя видеть зло — в окружающих меня людях, в их поступках, мечтах, в особенности в тех, в которых они сами боятся себе признаться. Я видел зло в бушующей природе, в бедствиях, что накрывают те или иные страны или целые регионы, от которых нет спасения. Я видел зло в отчаянии, равнодушии, ненависти, гордыни.
Кел говорит монотонно — и у меня такое ощущение, что говорит больше не для меня, а чтобы просто вытащить все эти слова на свет, стряхнуть с них многолетнюю пыль и рассмотреть собственными глазами.
— Я верил в Империю, верил, что она делает что-то пусть жестокое, но правильное. Я видел, как разрозненные племена перестают рвать друг другу глотки только чтобы объединиться против куда более серьезной опасности. И все равно они неизменно проигрывали, потому что за своей бесконечной свирепостью и яростью упустили время, которое можно было посвятить собственному прогрессу. Я видел героев и изменников, чья судьба не отличалась ровным счетом ничем. И те и другие умирали, сметенные либо натиском Империи, либо собственными людьми. Я видел проповедников и прорицателей, что грозили Империи карами небес и разверзнутой под ногами землей, а собственным почитателям пророчили яркие победы. Обычно они лишь направляли людей на битву, а сами отсиживались за их спинами.
Заклинатель усаживается поудобнее, подгибает одну ногу под себя.
— Видел богатеев, которые становились только богаче, когда их же собственный народ изнывал от голода. Видел, когда люди брали оружие и шли на защиту собственных городов, не имея шансов победить, только чтобы дать возможность выжить, собрать вещи и сбежать тем, кто еще вчера отдавал бравурные приказы и призывал сплотиться.
— И ты думаешь, что Империя могла все это исправить?
— Да. Думал.
— А сейчас? Думаешь? Или что-то изменилось?
— Возможно, изменился я, — усмехается он. — Нет, я по-прежнему самовлюбленный ублюдок, у которого руки по локоть в крови. И если где-то за пределами этого мира существует нечто вроде Ада, то меня ждут именно там. И абсолютно заслуженно, — кажется, он говорит серьезно, не пытается намеренно обличить себя, чтобы вызвать во мне какие-то эмоции. — Помнишь, я назвал Магн'нуса вором? Там, в моей лаборатории.
— Да. Но подумала, что это так, для красного словца, потому что ничего больше не добавил.
— Так вот, с твоего раскопа синалума часть полезной породы идет в Империю, часть — в неизвестном направлении.
Смотрю на него и даже не понимаю, как реагировать. Ведь Император Эр всегда был доволен Магн'нусом, даже вручил ему благодарственную грамоту и сверх причитающегося выплатил какое-то деньги.
— У меня нет доказательств, всего лишь наблюдения. Я несколько дней провел на раскопе. Тайно, разумеется. Но этого мало. Собственно, вся эта схема не особенно и скрывается. Просто Магн'нус отчего-то уверен в собственной неуязвимости.
— Правильно я понимаю, что такое невозможно без высокого покровительства?
— Конечно. Чем дальше, Хёдд, тем больше я склоняюсь к мысли, что в Империи действует некая теневая сила, которую наш солнцеликий Эр благополучно игнорирует. Трехглавые, твой брат, Магн'нус — за ними кто-то стоит. И этот «кто-то» не брезгует работать руками что халларнов, что северян. Не знаю, идет ли синалум этой теневой силе, не удивлюсь, если это так.
— Слишком много предположений, — с большим трудом подавляю зевок. Мне очень интересно говорить с Келом. Разговор, который изначально был совсем о другом, неожиданно обрел серьезную окраску. Но усталость берет свое — и я едва не клюю носом. — Тебе никто не поверит.
— Я никому и не собираюсь об этом рассказывать. Только тебе. Да и то случайно, не планировал этого делать. Но ты поверила, — Кел'исс выглядит расслабленным и почти довольным. — Или сделала вид, что поверила. На самом деле, не так уж и важно. Это просто информация, в которую верю я сам. Могу ли ошибаться? Как показывает практика — еще как. Но у меня нет ни ресурсов, ни желания копаться во внутренней политике Империи. Уверен, для этого есть специальные люди, куда как более осведомленные, чем один полумёртвый заклинатель.
Его голос звучит все тише и тише. Я честно пытаюсь сохранить внимание и удержать веки открытыми, но напрочь проигрываю эту битву. Кажется, в последний раз, когда еще балансирую на грани сна и бодрствования, понимаю, что приваливаюсь к плечу Кела. Хочу отлипнуть, сесть ровно и хоть как-то взбодриться, но тело становится таким неповоротливым и ленивым, что даю себе пару мгновений, чтобы прийти в себя и уж точно открыть глаза.