Владислав.
Семья прежде всего.
— Влад, я не преследовал такую цель, — твердо отчеканил Матвей, не отрывая взгляда от моих глаз и стоя передо мной, словно в немом протесте. Его голос был полон решимости и самоуверенности, а руки, скрещенные на груди, свидетельствовали о внутреннем напряжении. — В следующий раз я выберу правильную траекторию движения. Я искренне прошу прощения, — добавил он, слегка опустив голову, будто надеясь, что это смягчит мои чувства. Он оставался в той позе, напрягая мышцы, как будто готовясь к неминуемому удару.
— Я, блядь, не понимаю, как ты, вообще, угнал Бугатти, мелкий, — процедил Тим, не отрываясь от планшета, с явным раздражением и недоверием в голосе. Он нервно поджал губы, бесконечно прокручивая экран, как будто это могло изменить исход ситуации. Его тело было расслаблено, но движения пальцев по экрану были резкими и нетерпеливыми, показывая, как сильно он взвинчен.
— Я не думаю, что Влад даст тебе еще одну тачку, Матвей, — пробормотал Марк, тяжко вздыхая и снимая свой пиджак. Он аккуратно сложил его на спинку кресла, попутно раздраженно поправляя галстук. Затем, с явным напряжением, откинулся в кресле и закрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от всего происходящего, и надеялся, что это окажется дурным сном, который вот-вот закончится.
— Я уверена, что Матвей этого не хотел, — сладко прощебетала Лина, закатывая рукава своей рубашки и повязывая на шею кухонный фартук. Она села на край кресла Марка, прикоснулась к его плечу с лёгким прикосновением и, глядя на него с умоляющей улыбкой, постаралась смягчить гнев. Её голос был полон лукавой мягкости, и она старалась изо всех сил, чтобы её слова звучали искренне.
— Да, Матвей? — повторила она с ожиданием, её голос был наполнен ложной мягкостью, которая должна была перекрыть тревожные нотки её слов.
— Он именно этого добивался, Ли, — пробормотала маленькая девочка, играя с длинными рыжими волосами, которые переливались при каждом её движении. Её взгляд был полон невинного озорства, и она застыла в позе, словно любая фраза может сбить её с толку.
Лили, сидя на пушистом ковре у дивана, вытаращила свои голубые глаза и умоляюще посмотрела на Тима, который вновь игнорировал её, сосредоточив внимание на планшете. Она сложила ручки в мольбе и, делая большие глаза, старалась изобразить беспомощность.
— Ты можешь мне включить мультики, Тимми? — её голос был полон надежды и детского восторга, словно один вопрос мог изменить всё, что происходило вокруг.
— Тебе не поздно мультики смотреть, Лили? — сухо спросил Тим, поднимая глаза от экрана и бросая на неё мимолетный взгляд, полный усталого раздражения. Его голос был грубоватым, а выражение лица — демонстрацией измотанности.
— Да, иди спать, отродье. Твое детское время закончилось, — процедил сквозь зубы Матвей, его глаза метались в сторону Лили с неприязнью и осуждением. Его лицо было искажено гневом, и голос звучал как надломленный треск.
Его взгляд был настолько жесток, что казалось, он мог вонзиться в её душу, словно кинжалом. Лили обратила на него свои невинные, широко раскрытые глаза, полные детской уязвимости, но Матвей лишь усмехнулся в ответ, демонстрируя свою непреклонность и холодное равнодушие.
Я прекрасно осознавал, что именно сейчас начнется буря. Подняв правую руку, я сделал явный жест «стоп», мой пальцы были напряжены, а движение четким, как сигнал к немедленному прекращению всех разговоров. Мой взгляд был полон решимости и строгости, и я стоял, не шевелясь, ожидая реакции.
Все члены моей семьи мгновенно повернулись ко мне, их взгляды были наполнены ожиданием и тревогой. В комнате наступила гробовая тишина, как будто время замерло, и все шумы мира исчезли, оставив только меня в центре этого напряженного внимания.
Через несколько минут, которые тянулись бесконечно долго, я, наконец, вынес окончательный приговор. Мои слова звучали четко и весомо, как удар молота по наковальне:
— Матвей, ты можешь брать машины с одним условием. Если ты их разобьешь, то, когда тебе исполнится восемнадцать, будешь возвращать деньги. Я ясно выразился? — произнес я, мой голос был холоден и настойчив.
— Да, Влад, я понял тебя, — покорно произнес Матвей, склонив голову и прижимая губы, его голос был полон подавленного послушания. Его глаза смотрели в пол, он избегал зрительного контакта, словно боясь дальнейших репрессий.
Матвей бросил злой взгляд на Лили, его губы шевелились в шёпоте, и я уловил несколько нецензурных слов, еле слышных, но полных ненависти:
— Заебала меня, эта подрастающая сучка с огненными волосами.
— Прекрасно, — проговорил я, сжимая кулаки до побеления, мой взгляд стал еще более жестким. — Тим, твоя задница завтра едет со мной в офис. Мне будут нужны твои способности, — приказал я, мое лицо было сосредоточенным и суровым. — И еще, скажи Диме, чтобы присылал фотографии девчонки мне каждый день.
Мой средний брат молча кивнул, продолжая печатать на iPad, его движения были механическими и безразличными, словно он был погружен в свои мысли и не замечал происходящего вокруг.
Лина, казалось, собиралась задать вопрос о девчонке, но я бросил на неё свирепый взгляд, полный недовольства и угрозы. Это мгновенно заставило её замолчать, её глаза наполнились страхом, и она опустила голову, не решаясь продолжать разговор.
— Марк, тебя ждет завтра мэр. Лина, ты остаешься с детьми. Если Матвей захочет покататься, проследи, чтобы он не угробил машину. Все мои указания понятны? — спросил я, мой голос был строгим и требовательным.
Все члены моей семьи дружно кивнули, их лица были напряжены, каждый отмечал моё свирепое выражение и непреклонность. В их глазах читалось понимание и страх.
— Превосходно. Всем спокойной ночи, — произнес я, завершив свой диктат. Мое выражение лица смягчилось, но глаза все еще были настороженными, готовыми к любым неожиданным поворотам событий.