Она мое безумие

Глава 42. Тени прошлого

Изабелла.

Проверь мои силы.

Прошло две недели с момента последнего разговора с Владом, и каждый день без его холодного присутствия казался мне одновременно облегчением и пыткой. Он исчез, словно растворился в тени, оставив меня в этом роскошном, но пустом заточении. Я бродила по саду, чувствовала на себе взгляд невидимого врага, но вокруг была лишь тишина, порой оглушающая.

Иногда мне казалось, что я попала в прошлое, где дамы в длинных платьях томятся в ожидании своих господ. Но я была одна — без права на спасение или надежду на свободу.

Когда я уже почти убедила себя, что видения и глюки — лишь плод моего отчаяния, в тишине, где слышался только шелест листьев, вдруг раздался тихий, почти шепчущий женский голос.

Он возник ниоткуда и обвил меня, как змей, шипя прямо в ухо:

— Ты думаешь, что одна? Я всегда рядом.

Сердце сжалось, а по коже побежали ледяные мурашки.

Я резко обернулась, но сад был пуст, воздух неподвижен. Моя голова закружилась, но что-то внутри кричало, что я не сошла с ума, что за каждым углом прячется нечто большее, чем просто игра моего воображения.

И тогда я услышала его снова, в этот раз ещё ближе:

— Я не оставлю тебя, никогда…

И с этими словами, сад начал сжиматься вокруг меня, как будто само пространство было частью его безумной игры, а я — лишь марионетка, беспомощно застрявшая в этом кошмаре.

Присев на корточки, я закрыла глаза и попыталась совладать с ситуацией. Мой разум метался между паникой и отчаянием, как птица, запутавшаяся в паутине.

Я заставила себя вспомнить лица близких: Яна с его светлой улыбкой, папу с его мудрыми глазами, маму с её ласковым голосом, даже Мелиссу. Воспоминания, словно лучи солнца, начали прогревать моё замерзшее сердце, и мне стало чуть легче.

Но голос — этот зловещий шёпот — не умолкал. Он не был частью воспоминаний. Он был здесь, рядом, и его слова, обволакивающие сознание, проникали в меня, как яд, наполняя каждую клетку страхом.

Я зажмурилась сильнее, пытаясь отогнать наваждение, отгородиться от его присутствия.

Когда я наконец решилась открыть глаза, передо мной возникли два лица: взволнованное лицо Дениса и обеспокоенная горничная Марина. Она что-то говорила, её голос дрожал от страха и нервозности.

— Денис Васильевич, я проходила мимо и увидела, что Изабелла Николаевна лежит здесь без сознания, — её слова доходили до меня, как через плотную пелену, и эхом разносились в голове.

— Изабелла Николаевна, можете встать? — Денис протянул руку, его лицо было серьёзным, но в глазах мелькнуло что-то, что я не смогла сразу распознать.

Я медленно подняла руку, ухватилась за его ладонь и начала приподниматься. Но даже когда я встала, мир вокруг оставался тёмным, словно окутанным невидимой завесой. Всё казалось странно искажённым, как в плохом сне, где ты пытаешься проснуться, но кошмар не отпускает.

— Прошу, не так быстро, — моя просьба сорвалась с губ, и Денис, почувствовав мою слабость, поддержал меня осторожнее, помогая встать на ноги.

И вот тогда, когда я, казалось, наконец обрела опору, что-то изменилось. Воздух вокруг меня сгустился, стал вязким и тяжёлым. Темнота сдавила грудь, как будто что-то невидимое сжало её своими ледяными пальцами.

И я осознала: этот шёпот, который я слышала, не был иллюзией. Он был здесь, в самой глубине темноты, и его источник был ближе, чем я могла себе представить.

Мир закачался, и я снова увидела перед собой лица Дениса и Марины, но теперь они были как будто отдалены. Пространство вокруг них становилось размытым, словно что-то, невидимое для них, начинало окружать меня.

— Изабелла Николаевна, вы слышите меня? — голос Дениса становился всё более глухим, как будто его отодвигали прочь.

Фигура той женщины медленно выплывала из тёмного пространства, словно ожившая тень. В этот раз она была не просто потерянной — от неё исходила угроза, зловещая, почти осязаемая.

Её ослепительно-синие глаза сверкали, как лёд, а их глубина отражала невыразимую злобу, как будто в них таилась вся горечь и ненависть этого мира. Белое платье женщины было испачкано алыми пятнами, как будто она только что вышла из кровавого кошмара. Длинные, запутанные иссиня-чёрные волосы падали на её бледное лицо, делая её образ ещё более жутким.

— Ты слышишь и видишь меня, дорогая Изабелла, — произнесла она, её голос был тихим, но наполненным ледяным холодом, от которого кровь стыла в жилах. — Не повторяй моих ошибок.

Я сжалась, как от удара. Эти слова, произнесённые призраком, прошлись по моей душе, как когтистые пальцы, вырывающие страх наружу. Её предостережение, звучащее как приговор, эхом отозвалось в моём сознании, порождая в голове туман из образов и тревог.

В тот момент реальность и кошмар слились воедино. Я стояла, обхваченная холодом, но тёплые руки Дениса всё ещё держали меня, как якорь, не давая мне окончательно утонуть в безумии.

— Изабелла Николаевна, вы как? — его голос прорезал пространство, как вспышка света в темноте, возвращая меня обратно.

Я попыталась прийти в себя, но не могла отвести взгляда от женщины-призрака. Она всё ещё стояла передо мной, её фигура начинала растворяться в воздухе, как дым. Но её глаза, эти яркие, леденящие душу глаза, всё ещё сверлили меня, и в них, как в зеркале, я видела свои самые глубокие страхи.

— Я в порядке, — прошептала я, пытаясь отогнать наваждение, хотя сердце стучало так громко, что казалось, вот-вот вырвется наружу.

Я подняла взгляд на Дениса, и в его глазах увидела отражение своей собственной тревоги.

— Что с вами произошло? — встревожено спросила Марина, её глаза метались, словно она искала ответы на вопросы, которые не могла озвучить.

— Я не помню, — прошептала я, чувствуя, как слабость накатывает новой волной, превращая мои слова в едва слышный шёпот. Голова кружилась, и всё, что было секунду назад, казалось далёким и расплывчатым, как сон на грани пробуждения.

— Вы лежали без сознания на траве. Как хорошо, что я увидела вас и позвала на помощь Дениса Васильевича, — быстро проговорила Марина, её голос дрожал, выдавая скрытую панику. Она не отрывала от меня взгляда, будто боялась, что я снова упаду.

Денис шагнул ближе, его лицо было напряжённым, взгляд острым, как лезвие ножа. Он, казалось, сканировал меня, пытаясь найти что-то, чего я сама не могла увидеть.

— Может, вам вызвать врача? — предложил он, не спуская с меня глаз, словно ожидая, что я вот-вот потеряю сознание вновь.

— Нет, не нужно, — отрицательно качнула я головой, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Видимо, получила солнечный удар. Ничего серьёзного.

Но мои слова прозвучали неубедительно даже для меня самой. В груди колотилось сердце, и в глубине души нарастал неясный страх. Я отступила на шаг, стараясь освободиться от тяжёлого взгляда Дениса, но он лишь приблизился, его движения были одновременно спокойными и решительными.

— Я отведу вас в вашу спальню, — сказал он, голос был ровным, но в нём чувствовалась скрытая настороженность. Его глаза, тёмные и проницательные, изучали каждую черту моего лица, словно пытаясь разгадать тайну, которую я сама не понимала.

Я хотела отказаться, уверить его, что смогу сама дойти до комнаты, но не смогла найти в себе сил. В голове звенел тот же шёпот, который я слышала перед тем, как потерять сознание, и я не могла избавиться от ощущения, что кто-то, или что-то, следит за мной.

Денис шагнул вперёд и мягко, но настойчиво взял меня за руку. Его прикосновение было тёплым, но я почувствовала холод, который пробежал по позвоночнику. Мы начали медленно двигаться к дому, и с каждым шагом мне казалось, что мрак сгущается, становясь всё более осязаемым.

Когда мы подошли к лестнице, я почувствовала, как холод стал сильнее, словно невидимое присутствие сопровождало нас. Я подняла глаза на Дениса, и в его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня остановиться.

Было ли это понимание?

Страх?

Или он тоже что-то чувствовал?

— С вами ничего не произойдет, — сказал он тихо, но его голос не прозвучал убедительно. Мы продолжили путь, и я знала, что в этом доме, за закрытыми дверями моей спальни, меня ждёт нечто, что не даст мне покоя.

Когда мы наконец дошли до комнаты, я ощутила, как мрак отступил, но ненадолго. Денис, не отпуская моей руки, помог мне сесть на кровать, его глаза снова изучали моё лицо, словно он пытался найти следы того, что произошло.

— Если что-то будет не так, сразу зовите, — сказал он, прежде чем медленно выйти из комнаты, оставив меня одну.

Я легла на кровать, словно под тяжестью невидимого груза, который тянул меня вниз. Закрыла глаза, пытаясь поддаться убаюкивающему туману сна.

Но перед внутренним взором снова возникла её тень — девушка-привидение, её лицо в мраке.

— Не повторять её ошибок? — мысли терзали, как острые иглы.

Что она хочет от меня?

Почему её слова, как хороводы теней, всё ещё кружатся в моём разуме?

— Боже, почему так много вопросов, и так всегда мало ответов? — я попыталась подавить страх и беспокойство, решив отложить разгадывание этого мистического послания на потом.

Уже засыпая, я услышала лёгкое шёпотание:

— Изабелла Николаевна, можно к вам?

Это была Марина, её голос мягкий и успокаивающий, как вечерний ветерок.

Влад передал свою любимую служанку мне, и теперь она стала для меня больше, чем просто помощницей.

В свои шестидесят лет Марина была невероятно добра, она заполнила пустоту, оставленную отсутствием бабушки, и её тепло было тем, чего мне так не хватало.

Мой отец был погружён в юридические дела, его внимание всегда было направлено на судебные заседания, и хотя он любил меня, его забота не заменяла отцовской любви, которую я так мечтала получить.

Маму я почти не помню, но в детских воспоминаниях она была самой заботливой, самой лучшей.

— Да, конечно, — пробормотала я, просыпаясь.

Марина вошла в комнату, несущая поднос с моим любимым ужином: салат Цезарь, стейк рибай и пирожное "Наполеон".

Женщина сама готовила эту еду для меня, и даже недавно показывала мне, как всё это приготовить. Я боялась поправиться и думалп, что эта пища слишком жирная, чтобы быть правильной. Но теперь эти страхи казались далёкими, как мрак за горизонтом.

Салат был прост в приготовлении, смешать и готово. Стейк и пирожное требовали больше усилий, но результат стоил того.

Я взглянула на поднос, и было ясно, что этот вечер стал особенным.

— Изабелла Николаевна, присаживайтесь и поешьте, пожалуйста, — нервно помахала Марина, её голос трепетал от беспокойства. — Как вы себя чувствуете?

— Всё нормально, — кивнула я, наблюдая за её тревожным взглядом.

Марина, как всегда, сделала своё дело с заботой, поставив поднос на кровать. Я откусила кусочек стейка, и вкус был невероятным — сочный, насыщенный, он вызывал бурю удовольствия.

— Боже, как это вкусно, — вымолвила я, наслаждаясь каждым кусочком.

Марина сделала паузу, её глаза наполнились тревогой.

— Вы меня перепугали, Изабелла Николаевна. Не зря говорят, что это место проклято.

В комнате все затихло, только старый часовой механизм на стене напоминал о том, что время продолжает идти. Я сидела на краю кровати, глаза расширены от удивления, словно ждала от Марины еще одно откровение.

— Что-оо-о? — вырвалось у меня, когда слова Марины наконец дошли до моего сознания.

Марина, которая села напротив, опустила взгляд и начала рассказывать, как будто разгадывала какую-то древнюю загадку:

— Моя сестра здесь работала всю свою жизнь. Когда хозяева приезжали сюда отдыхать, она убиралась, а когда уезжали, следила за состоянием особняка.

Я напрягла все свои чувства, не замечая, как еда на столе остывает. Внимание было сосредоточено только на ее рассказе.

— Вы, кушайте, Изабелла Николаевна, остынет же, — причитала горничная, а я кивнула, чтобы не терять нить разговора, — Вы и так очень худенькая, видно аж кости ваши.

Я поднесла ложку с помидором ко рту и продолжала жевать, хотя ощущение странной тревоги наполняло меня.

— А дальше? — спросила я, словно это могло развеять туман страха, что окутал меня.

— Ах, да, точно, Миленка, — женщина неожиданно улыбнулась, но ее взгляд был устремлен в потолок, как будто она искала там что-то, что подскажет ей, как продолжить. — Так звали мою старшую сестру. Она рассказывала мне, что здесь, тридцать лет назад, муж убил свою жену и ее любовника. Пятнадцать лет назад, другой муж также убил свою жену, а потом и себя. Каждая из этих женщин имела видения, Миленка писала мне об этом в своих письмах. Но в нашей деревне все считали, что эти женщины были сумасшедшими.

Марина замолчала, и в комнате снова воцарилась тишина, которую прерывал лишь теплый весенний ветер. Я смотрела на неё, напряжённо ожидая продолжения.

— Но самое удивительное, — продолжила она, её голос почти сорвался на шёпот, — Все эти женщины видели одно и то же: тёмный силуэт, стоящий под деревом в глубине сада. Сначала он выглядел просто как тень, но с каждым новым видением его черты становились всё более выраженными. Однажды Миленка сообщила мне, что нашла дневник первой женщины. В нём говорилось, что каждый раз, когда та входила в это зловещее место, всё менялось до неузнаваемости. Сначала её дом наполнялся глухим и давящим мраком, а каждый предмет вокруг словно начинал шептать отголосками её самых скрытых страхов. Всё становилось чужим и зловещим: образы на стенах и полах искажались, а тени принимали ужасающие формы. И что самое странное, её собственное отражение в зеркале начинало исказаться, показывая всё более изуродованные черты, словно оно было ожившим воплощением её ночных кошмаров. Женщина писала, что этот мрак не просто поглощал её, но и искал что-то — что-то, что она должна была отдать или стать частью чего-то более тёмного и жуткого. В конце концов, она упомянула, что перед тем, как уйти, ей удалось увидеть нечто ужасающее — силуэт под деревом начал двигаться, медленно приближаясь к ней, и, кажется, она увидела в его глазах отблеск собственного ужаса.

— Но первую женщину убил же её муж? Из-за её неверности? — спросила я, не обращая внимания на то, как мурашки бегут по мне, словно противные маленькие паучки.

— Так все говорят здесь, — ответила она, её голос дрожал, — Но Миленка перед своей смертью сказала мне нечто более жуткое. Словно в мужа первой жертвы кто-то вселился.

Я замерла, не веря своим ушам. Моя собеседница продолжала, её глаза расширялись от страха, как у человека, который только что узнал о невообразимой угрозе.

— Сестра утверждала, что муж первой женщины стал как будто другим человеком, когда они с женой в последний раз сюда приехали, — продолжила Марина, её голос теперь был тихим, как тень под покровом ночи. — Его лицо искажалось, а глаза… они стали пустыми, как глубокие колодцы, из которых не видно дна. Говорят, что он даже начал говорить странным голосом, как будто кто-то говорил через него.

Слушая весь рассказ, мне становилось плохо. Я никогда в жизни не верила ни в судьбу, ни в суеверия. Все это казалось таким бредом, не имеющим отношения к реальности.

Но это было до того, как я увидела отражения в зеркалах, призрака и начала слышать голоса.

Моё сознание окончательно поглотила жуткая ясность: я третья.

Мне суждено умереть здесь, в этом особняке, от рук мужчины.

Понимание этого было как ледяной нож, вонзающийся в самую душу. Больше не было ничего, кроме ужаса и неизбежности, и я знала, что всё, что мне осталось, это ждать своей участи в этом запутанном лабиринте времени и тьмы.