Владислав.
Те, кто не помнят свою историю, обречены повторять ее, но те, кто отказываются забывать прошлое, обречены вновь переживать его.
— Владислав Дмитриевич, добрый вечер! — Георгий, мой водитель, приветствовал меня, как только я уселся в роскошный Rolls-Royce. В его голосе я уловил нотки уважения и искренней привязанности, а в глазах — интерес, который я всегда ценил. — Как прошёл ваш полёт?
— Всё нормально, — ответил я, кивнув в его сторону.
Мне было приятно видеть этого человека, который годился мне в отцы.
Георгий был для меня не просто водителем. Его верность и опыт были ценными не только в работе, но и в жизни, как и для моего покойного отца. Я всегда знал, что могу на него рассчитывать, и это знание придавало мне понимание.
Воспоминания о том времени, когда мой отец был ещё жив, всё ещё остались со мной. Георгий был рядом, поддерживал его в трудные моменты, когда тираническая власть моего отца требовала лояльности. В такие моменты надёжность Георгия становилась критически важной, и я был бесконечно благодарен ему за это.
Когда мой отец решил сделать маме особенный подарок на их юбилей, он выбрал особняк в Италии. Марина, жена Георгия, помогла выбрать именно тот дом, в котором сейчас проживает принцесса.
Моя бабушка, итальянка по происхождению, переехала в Россию после замужества. Она продала всю свою недвижимость, чтобы быть рядом с моим дедом. Несмотря на это, отец всегда тянулся к своей родине.
И когда он и Георгий отправились в очередную поездку в Италию, они увидели Марину. Встреча Гоши и Марины можно было бы назвать случайной, если бы не тот вихрь эмоций и страсти, который она породила. Вскоре друг отца влюбился в Марину.
И всего через месяц их любовь переросла в брак, и Марина переехала в Россию. Теперь, спустя годы, они стали не просто частью моей жизни, а её важной опорой, связывающей прошлое с настоящим.
— Как братья? — Георгий, проезжая по запутанным улочкам старого итальянского города.
Вечерний сумрак окутывал улицы, погружая их в мрак, в который не проникали даже огоньки уличных фонарей.
— Марк работает, Тимур учится и также работает, Матвей участвует в соревнованиях, — отозвался я, расстегивая верхние пуговицы на рубашке, чувствуя, как тепло, которое оставалось в теле, начинает выдуваться наружу.
— А как жена Марка, Алина? — спросил Георгий, не отвлекаясь от дороги, усеянной тенями и подмороженными улицами.
— Идет четко по моему плану, — ответил я, усмехаясь, вспоминая лицо Лины.
— Влад, Инга была бы против, — произнес он, едва слышно, — Она не любила, когда твой отец манипулировал людьми.
Я улыбнулся, глядя в черные окна старинных домов, отражающих мрак.
— Верно, а еще она чуть не убила всех нас, Георгий, — сказал я, процедив сквозь зубы, — Ублюдок разрушил всю нашу жизнь. Не только моих родителей. Его дети отплатят, хотят они этого или нет.
Георгий тяжело вздохнул.
В его дыхании слышалась тень страха и отвращения.
Он не хотел, чтобы я похищал Принцессу, и я помнил, как мы знатно орали друг на друга по телефону в тот день. Но он знал, что я все равно сделаю то, что запланировал. Однако его слова были не просто пустым звуком.
Друг отца взял слово с меня, чтобы я не причинил Изабель физическую боль.
Я понимал, что за этой просьбой скрывается не просто забота, а страх. Страх того, что за каждое действие придется платить, и расплата может быть непредсказуемой.
В вечернем тумане, среди обветшалых зданий, я чувствовал, что мрак не только окутывает улицы, но и проникает в самую суть моих планов. От этого становилось легче, и я знал, что смогу скрыть свои намерения.
Георгий, миновав бедный район с его облезлыми зданиями и затопленным мусором, уже подъезжал к моей вилле, которую я получил в наследство от своего отца.
Это место сохраняло в себе призраки прошлого, оставившие глубокие шрамы в моем сознании.
После того как Николай Стефенс, это олицетворенние ублюдка, похитил и изнасиловал мою мать, он не остановился на этом. Словно стремясь окончательно разрушить нашу жизнь, он натравил все правоохранительные органы на бизнес моего отца. Вскоре после этого мы стали банкротами. Наши активы, некогда впечатляющие, как и репутация семьи, были уничтожены. Крах был полным, и ничто не осталось от того, что когда-то было велико.
Однако, перед своим падением, отец успел переписать виллу на свою мать, так что хотя бы этот кусок земли остался в нашем владении.
Когда ворота, тяжело скрипнув, открылись, перед нами предстала картина, которая, несмотря на мрак, сохранила в себе загадочное очарование. Мы въехали на широкую, слегка выцветшую от времени аллею, вымощенную кирпичом, по бокам которой росли величественные кипарисы, их стройные силуэты тянулись к небу, словно застывшие в бесконечном поклонении.
Двор виллы был как произведение искусства, забытое временем, но сохранившее своё величие.
Огромная центральная лужайка была замощена мраморными плитами, частично покрытыми мхом и лишайниками, но все ещё сохранившими светлый оттенок. В центре лужайки стоял фонтан с изысканными барельефами, на которых были изображены древнегреческие божества. Вода, когда-то журчавшая из статуи Нептуна, теперь падала в бассейн тонкой струёй, словно подчеркивая неминуемую утрату былой роскоши.
Около фонтана раскинулись заброшенные цветочные клумбы, которые некогда радовали глаз буйством цветов, а теперь, устав от времени, лишь напоминали о том, что когда-то здесь был оазис жизни и красоты. Дикие травы и папоротники стремились вырваться на свободу, как будто с каждым новым ростком пытаясь скрыть следы разорённого великолепия.
С левой стороны двора находился старинный розарий, и его заросшие кусты роз имели непривычный, но всё же очаровательный вид. Цветы, несомненно, пережили множество сезонов, и их затёртые лепестки создавали сюжеты мрачного, но не менее завораживающего романтизма. Пряные ароматы, что ещё до недавнего времени наполняли воздух, исчезли, но воспоминание о них всё ещё витало в воздухе, заставляя вспомнить времена, когда двор был полон жизни.
Края двора были огорожены стеной из древнего камня, где пробивались плющи, стремящиеся охватить её полностью. Стена словно охраняла тайны прошлого, пряча за своими неприступными краями уцелевшие фрагменты былого величия.
Всё это было окутано вечерним туманом, который скрывал детали и создавал ощущение мистического спокойствия. Каждый элемент двора, хотя и свидетельствовал о времени разорения, всё же сохранял в себе глубокую ауру недавнего величия, которую только усиливали вечерние сумерки.
Внутри меня разгорался огонь любопытства и ожидания. Принцесса, которую я похитил, манила меня своим невообразимым очарованием, которое становилось всё более сложным и многослойным.
Когда я увидел её в первый раз, она была просто красивой тупой мажоркой, но с тех пор она трансформировалась в нечто гораздо большее. Каждая встреча с ней открывала новые грани её личности, которые меня поражали.
Принцесса обладала внутренним миром, куда не мог попасть любой наблюдатель. Она перестала быть просто живым украшением. Изабелла стала загадочной силой, которая завораживала меня все больше.
Она умела обращаться с пистолетом, и это было лишь верхушка айсберга её невероятных способностей. Я помню тот момент, когда она выстрелила в Кирилла, не вздрогнув и не проявив ни капли страха перед моей реакцией. Этот акт смелости был настоящим вызовом, демонстрирующим не только её бесстрашие, но и её готовность действовать в условиях абсолютной неопределённости.
Она приняла решение, которое могло стоить ей жизни, и сделала это с таким холодным расчётом, что каждый, кто видел это, не мог не восхититься её стойкостью.
Я, блядь, был очарован Изабеллой.
Если бы кто-то другой осмелился так поступить, его уже давно бы поглотила земля с моей помощью.
Но Изабелла не была обычной жертвой.
Уже нет.
Она перестала быть пешкой.
Её решительность и умение манипулировать ситуацией ставили её вне привычных рамок. Она могла быть моим союзником, но она дочь моего врага.
Так что, подъезжая к особняку я чувствовал, что это больше, чем просто физическое присутствие. Это был момент, когда её личность и её выборы начали заполнять пространство вокруг меня, создавая сложный лабиринт эмоций и ожиданий.
Но я не мог отойти от задуманного.
Я знал, что все, что уже запущено, не может быть отменено. Всё это уже приняло свою форму, став частицей неотвратимого плана, который двигался, не зная о сомнениях или сожалениях.
Картину я уже видел перед собой: её жизнь, изначально полная надежды и ожидания, должна быть разрушена до основания.
Обычная существование, полное комфорта и предсказуемости, будет превращено в обломки и пыль.
Принцесса будет возвращена в мир, который больше не будет её домом, а станет напоминанием о том, что когда-то было, о чём теперь можно лишь сожалеть и плакать в одиночестве.
Разрушенная жизнь, разрушенные мечты, всё, что она когда-то знала, будет затоплено тёмным потоком отчаяния и беспомощности.
Осталось совсем немного до конца. Мои действия, казалось, вели меня к неизбежному финалу, который уже рисовался в самых жутких оттенках. Я чувствовал, как каждая минута приближает меня к моменту, когда всё завершится.
К тому моменту, когда её последний крик и её последний взгляд будут затоплены в хаосе разрушений.
А я, стоя на краю этой бездны, буду возвращаться к своему опущенному спокойствию. Спокойствию, которое будет не таким уж мирным. Оно будет наполнено тишиной, пронизанной шёпотом ужасов, которые я породил. И которые я любил.
Когда дворецкий открыл передо мной входную дверь, я увидел уставшую Марину. С её безразличной позой и усталым взглядом было ясно, что принцесса снова умудрилась натворить что-то непотребное.
— Владислав Дмитриевич, здравствуйте! Мы рады вас видеть! — её улыбка была искусственной, но её тон выдавала скрытую тревогу.
Марина была не просто служанкой Изабеллы; она управляла этим домом, её связь с моими людьми была прочной, и я знал, что ей можно доверять. Её сестра и она были знакомы с моей матерью, и вместе они знали множество ее секретов. Именно поэтому я передал Изабеллу под её присмотр.
Я намеренно отвез сюда принцессу. Их дружба с Линой была помехой, которую я не мог игнорировать. Я не мог позволить личные привязанности мешать моим планам.
Сняв пиджак, я передал его Маше, другой служанке, и направился к лестнице, нетерпеливо ожидая встречи с принцессой.
— Владислав Дмитриевич, подождите, пожалуйста, — Марина сказала это, задыхаясь, поднимаясь по ступенькам с трудом, как будто каждый шаг давался ей нелегко.
Я обернулся, раздражённо посмотрев на неё. Каждая минута, потраченная на разговоры, отнимала у меня драгоценное время, которое я хотел провести с Изабеллой.
— Что-то случилось? — спросил я, в голосе моём звучало пренебрежение. — Вы мешаете мне.
— Да, это касается Изабеллы Николаевны. Она упала в обморок сегодня днем в саду. Мы с Денисом Васильевичем привели её в чувства и отвели в комнату. Я переживаю, что всё снова повторяется, — она излила свои страхи, её голос дрожал от волнения.
Я вздохнул, и желваки на моём лице забились в ритм с моими мыслями. Моя привязанность к Изабелле, мой ненасытный интерес к ней переполняли моё сознание.
— Марина, ничего не произойдет. Девушка будет жить, — произнёс я, сдерживая свои эмоции. Мои глаза затуманились от жгучего желания увидеть её, утонуть в её глазах, почувствовать её присутствие.
Отвернувшись, я направился в сторону комнаты Изабеллы, стремясь к ней с таким видом, будто каждый шаг приближает меня к источнику моего необузданного влечения.
Я, блядь, был одержим ею, и ни одно препятствие, ни одно напоминание о её хрупкости не могло изменить этого.
Медленно постучав в массивную дверь, разделяющую меня и принцессу, я ждал. Сердце билось в груди, как барабан, в ответ на тишину, которая витала за дверью. Каждая секунда тянулась мучительно долго, пока, наконец, я не решился отворить дверь.
Мой инстинкт помог мне, как всегда: я успел отпрыгнуть в сторону, едва избегая падения подноса, который рухнул в десяти сантиметрах от меня. Куски пищи разлетелись, оставляя следы на белоснежных стенах.
— Я же сказала никому не заходить! — зашипела Изабелла, стоя посреди спальни в одной ночной сорочке, волосы развевались в воздухе, словно тени от мрачного сна.
От открытой двери, ведущей в сад, тянуло свежим ветром. Ее глаза были стеклянными, будто отдалились от реальности, провалившись в мир своих страхов.
— Принцесса, что с тобой? — спросил я невозмутимо, стараясь сохранить показательное спокойствие.
В ее обезумевшем состоянии я видел нечто большее, чем просто сумасшествие. Я знал, что подобные моменты могут стать решающими, и что важно было не допустить, чтобы она причинила себе лишнего вреда.
Глаза девушки были сверкающими, как острые кристаллы. В её взгляде был леденящий страх, который я видел только у тех, кто был на краю пропасти.
Ответом принцессы был яркий блеск серебристого ножа, который она подняла так, чтобы лезвие сверкающим отражением разрывалось в темноте. Руки дрожали, а нож, казалось, был готов к последнему решительному движению.
— Влад, не подходи ко мне! — её голос звучал как зарычанный приказ, глаза — это теперь не просто гнев, а настоящая ярость и безумие.
— Что ты хочешь от меня? — продолжила Изабелла, процедив сквозь зубы, — Убить меня? Как тех женщин, что здесь жили? Если да, то лучше я это сделаю сама, чем позволю тебе прикоснуться своими отвратительными руками!
Принцесса прижала нож к своему горлу. В ее синих глазах загоралась решимость, от которой должно было холодить нормального человека.
Она готова была отдать свою жизнь, в отличие от моей матери, которая была готова убить всех вокруг.
Лезвие нежно царапало белоснежную кожу девушки, и я, устало вздохнув, направился к ней. Но Изабелла вновь закричала:
— Не подходи, я сказала!
Я не могу позволить ей погибнуть.
Ее жизнь дорога мне, как и она мне сама.
Она стала моим кошмаром.
Она стала моим безумием.
— Хорошо, принцесса, сыграем в игру, — насмешливо сказал я, понимая, что все это уже долго затянулось, — Ты думаешь, что если умрёшь, всё закончится? Ошибаешься.
Синие глаза заморгали от удивления, рука с ножом замерла.
— Что? — её голос дрогнул, руки еще больше задрожали, — Почему?
Быстрое замешательство хватило мне, чтобы подойти к ней, захватить её правую руку и перевернуть её, повернув хрупкое тело ко мне спиной.
— Потому что если ты умрёшь, всё не прекратится, а наоборот вскроет то, что должно остаться скрытым, — произнёс я, стараясь показать хоть какие-то яростные эмоции.
— Отпусти меня! — Изабелла попыталась вырваться, но я только крепче сжал её руку. — Марина рассказала мне историю. Я не хочу погибнуть, как те девушки. Это было по твоему приказу? Чтобы напугать меня?
— Нет, принцесса, — сказал я с холодной уверенностью. — Марина — сплетница. Но она поведала тебе эту историю, потому что переживает за тебя.
— Не верю, — закричала она, её голос был полон отчаяния и страха. — Ты всё время манипулируешь мною!
Её слова были как удар молнии, пробивший тишину ночи. Я понимал, что каждое её слово, каждое движение было вызвано страхом, и я должен был действовать осторожно. Я наклонился, чтобы оказаться ближе к ней, и прижал губы к её уху, чувствуя её дрожь.
— Я ценю твою жизнь, сейчас она даже важнее моей, — произнёс я, стараясь вложить в слова всю искренность, которую мог.
Её ответ был похож на удар по лицу. Она взвизгнула, её руки дернулись, и нож, блеснув в тусклом свете, стремительно двинулся к моему бедру.
— Прекрати лгать мне! — зашипела она, её голос был холодным и острым, как лезвие ножа.
Я успел перехватить её руку до того, как нож нашёл свою цель, и резко вырвал оружие из её рук. Он с глухим стуком упал на мраморный пол, оставив за собой следы ссадин и трещин.
— Принцесса, я сильнее тебя, — усмехнулся я, ощущая, как её сопротивление постепенно угасает, её разум начинает возвращаться из мрака отчаяния.
Изабелла, сквозь слёзы и злобу, выдохнула.
— Физически — да, а вот психологически — надо поспорить! — её голос был полон презрения и усталости. — Отпусти меня уже!
Я почувствовал, как нарастающее давление её эмоций медленно начинает спадать, и искра надежды пробивается сквозь её тьму.
— У меня есть идея получше, — сказал я, улыбаясь.
С этими словами я повернул ее к себе, схватил за талию и одним движением перебросил через своё плечо.
— Ты что делаешь! — закричала Изабелла, её кулаки, словно молоты, стучали по моей спине, не вызывая боли. — Отпусти меня не медленно!
Мы вышли из комнаты и направились по коридору, её тёплые, дрожащие руки коснулись моей спины, а её горячее дыхание обжигало кожу.
Когда я спускался по старинной лестнице, каждое моё движение отдавалось глухим эхом, от которого вибрировали каменные стены особняка. Густой мрак окутывал всё вокруг, и только слабый свет люстр метался тенями, озаряя мрачные ступени.
Я остановился у основания лестницы, развернувшись к собравшимся там людям. Мой голос, наполненный угрозой, рванулся в ночной тишине:
— Чтобы все, блядь, закрыли свои глаза! Иначе останетесь без них нахрен!
В моей команде не было места для сомнений. Я был полон решимости защитить принцессу любой ценой. Она была в состоянии крайнего стыда, и я не собирался позволить, чтобы её унижение стало общедоступным зрелищем.
Если кто-то осмелится нарушить мою заповедь, ему будет предназначено одно — погибнуть. И мне было абсолютно всё равно, насколько мне этот человек дорог.
Изабелла, с её смятением и отчаянием, продолжала упираться. Её голос звучал хрипло и горько.
— Влад, отпусти меня уже, я в прозрачной сорочке, — её слова дрожали от стыда и беспомощности, её попытки освободиться от моих рук становились всё слабее, — Вдруг кто-то пойдет против твоей команды?
Я не мог не усмехнуться, несмотря на ситуацию. Мой взгляд скользнул по её изящным формам, которые почти не скрывались в тонкой ткани её ночного платья. В этой невидимой игре стыда и достоинства я был игроком, который не мог позволить себе проиграть.
— Принцесса, ты переживаешь, что тебя все увидят обнажённой? Или что меня кто-то не послушается? — мой голос был полон сарказма и настойчивости. — Но что касается меня?
Я держал её так, чтобы прикрыть её обнажённое тело, мои руки упирались в её бедра, прикрывая как можно больше. Ничто не скрывало её голые формы, только узкий кусочек ткани стрингов и крохотное ночное платье. Я знал, что её ужас от этого был палкой о двух концах — я был её защитником и одновременно тюремщиком.
— О чём ты? — спросила она, перестав слабо пытаться вырваться, её голос уже не был полон гнева, а скорее выражал смирение и усталость. — Ты уже видел меня в нижнем белье, так что ты уже всё знаешь.
Моё лицо оставалось бесстрастным, когда мы проходили мимо моих слуг и охранников. Все они стояли с закрытыми глазами, ни один не осмеливался нарушить мой приказ. Эта сцена была установкой для каждого, кто работал на меня — я был жестоким правителем, чья власть была неоспорима и абсолютна.
Мой отец, пусть он и был отзывчивым, никогда не понимал, что означает быть по-настоящему жестоким. Я знал, что правление требует силы, и, в этом месте, она была только у меня.
— Денис, открой мне дверь, — мой голос прозвучал резко и решительно.
Мой телохранитель, не оборачиваясь, шагал на ощупь к двери, его движения были точными и быстрыми, несмотря на невидимость его окружения. Он действовал с той же беспощадной точностью, с какой я подходил к каждому аспекту своей жизни.
Мы вышли из особняка и направились к открытому бассейну. Ночной воздух был как удар в лицо, холодный и пронизывающий. Изабелла дрожала от свежести, её кожа покрылась гусиной кожей под воздействием ночного холода.
Я видел, как её гордая маска треснула под давлением момента, но она пыталась сохранять равновесие, её голос был полон высокомерия.
— Почему мы на улице? — спросила она, её слова звучали как вызов и одновременно как попытка вернуть контроль.
— Нам стоит охладиться, — ответил я с холодной усмешкой. Моё намерение было ясно, и каждый мой жест передавал решимость и власть, которую я держал в своих руках.
В мгновение ока, я схватил её сильнее, и вместе мы погрузились в тёплую воду бассейна. Погружение было резким, и температура воды оказалась неожиданной для принцессы. Вода хлынула вокруг нас, поглощая каждый звук и каждое чувство.
Изабелла вынырнула из воды, и каждая капля, скатывающаяся по её коже, блестела в лунном свете, словно драгоценный камень. Вода, стекшая с её тела, оставляла серебристые дорожки на её идеально белой коже, которая контрастировала с темнотой ночи. Я был совершенно очарован этим зрелищем, не в силах оторвать взгляд.
Её глаза, полные бурной ярости, встретились с моими. Тёмные волосы, взвивающиеся в воздухе, создавали вокруг неё ореол, придавая ей почти мистический вид. Ветер, игравший с её мокрыми локонами, только усиливал драматизм этого момента.
— Ты… — её голос дрогнул, она сбилась, глотая воду, — Знаешь, кто ты?
Я отрицательно качнул головой, всё ещё улыбаясь, как будто это был мой самый любимый спектакль. С каждым мгновением я всё глубже погружался в её взгляд, ощущая, как гнев и недовольство только подчеркивают её необыкновенную красоту. Она была совершенством, как будто сама природа создала её для этой ночи.
Без малейшего следа макияжа, её натуральная красота сверкала в полной мере, как если бы она была самой яркой звездой в ночном небе. Как же она могла быть такой зловещей и завораживающей одновременно?
Мои глаза невольно переместились к её губам, губам, которые я так жаждал почувствовать снова. Я чувствовал, как внутри меня бурлит нечто дикое и безумное, привязанное к её образу. Теперь Изабелла была для меня запретным плодом, манящим и недоступным, который притягивал меня с невероятной силой.
— Ты монстр! Я тебя ненавижу! — её голос прорезал тишину, и вода вокруг неё всплеснулась, как знак её ярости и отчаяния.
Я ответил ей, улыбаясь с лёгким вызовом, в глазах играла искорка веселья:
— Ты очаровательна, — произнёс я, не в силах скрыть восхищение.
Её ярость и моя холодная уверенность переплелись в этом ночном спектакле, создавая ощущение, что всё это — только начало большой игры, в которой ставки были выше, чем я мог себе представить.