Лиза проснулась очень рано, словно ощущала, что должно произойти нечто прекрасное.
Это ощущение было новым и желанным. Раньше оно возникало только в редких снах и покидало девушку, стоило только проснуться.
Счастье захватывало ее в момент игры на рояле, когда придумывалась новая музыка, и некий грешный ангел шептал ей на ухо дивные сочетания нот.
Но она никогда не думала, что когда-нибудь будет так радоваться при мысли о каком-нибудь человеке.
Что ее душа будет летать…
Яркий, прозрачный, словно брильянт, ноябрьский день, ничуть не угнетал. Хотя обычно она не слишком любила осень.
Она чувствовала, что ее словно пронизывает энергия. А душа подверглась нешуточной встряске. Слишком много проблем, масса странностей. Части пазлов не стыкуются друг с другом, царапая нежный мозг, сводя ее с ума.
А ведь Лиза всегда гордилась, что думает холодно и логично. Как кумир ее детства — Снежная королева, которая, возможно, тает каждую весну, но зато всегда возрождается, когда приходят холода.
Буйство урагана бесило, сбивало с толку, заставляло ее злиться, но и странным образом давало ощущение жизни.
Целый день она носилась по комнатам, наталкиваясь на мебель, чертыхаясь, теряя и вновь находя в неожиданных местах свои вещи, постоянно поглядывая на часы.
Она то застревала надолго в ванной, пытаясь успокоиться в джакузи, то пулей вылетала оттуда. Сушила длинные волосы феном, потом пыталась уложить их с помощь пенки и геля.
Примеряла нижнее белье, радуясь, что ее, по крайней мере, не стесняют в средствах, и она может бродить по дорогим магазинам, покупая с помощью карточки все, что ей хотелось бы.
Ну, почти все. Сумма на каждый месяц была стандартной — и выходить за ее рамки она не имела права.
В любом случае, она жила настолько замкнуто, что денег ей хватало. А еду и напитки, она, понятное дело, не покупала. А в кафе и рестораны ходить не любила. Ей все время казалось, что на нее пялятся. Причем, враждебно.
Ей нравилось жить в заточении собственных комнат. В шикарной, золоченной клетке. Но сегодня она впервые почувствовала, что пора вырываться на волю.
Девушка застыла перед зеркалом, словно позируя для невидимого фотографа. Достаточно короткое перламутрового оттенка платье из атласа позволяло рассмотреть красоту ног. Вырез был почти целомудренным, но нежная ткань платья так льнула к телу, что казалась почти второй кожей. Словно стремилась срастись с фарфоровым великолепием ее тела. Длинные, пышные волосы цвета настоящих драгоценностей мягко сияли под точечным освещением возле зеркала. Любой источник света придавал и так шикарной шевелюре оттенок лунного сияния.
Изысканные, правильные черты лица завораживали, словно идеальная мелодия. Легкие серебристые тени и блеск для губ придавали чертам большую выразительность, подчеркивая блестящие серые глаза с длинными ресницами и чувственные губы. Стоило только немного затенить тушью светлые ресницы — и почти прозрачные глаза стали намного выразительнее, придав неземную красоту этому лицу — словно вырезанной из слоновой кости старинной камее.
Легкий поясок обвивал талию, подчеркивая ее стройность.
Взяв маленькую серебристо-серую сумочку, подходящую к платью и туфлям на высоком, но не слишком, каблуке — ходить в них можно было — она метнулась к выходу, на ходу поправляя пышные волосы.
Джастин ожидал ее в коридоре, недалеко от двери ее комнаты. Он был в черном смокинге и белоснежной рубашке — типичный портрет современного джентльмена.
Увидев ее, он замер, застыл, словно не в силах переварить подобное совершенство и отличить реальность от фантазий.
Его глаза приняли стеклянное, застывшее выражение.
Затем парень несколько раз тряхнул головой, улыбнулся — рассеяно и немного дико: — Ты молодец, быстро. А то Джина обычно три часа перед зеркалом пляшет — и мы часто опаздываем.
Лизу покоробило, что в этот момент он вспомнил про свою невесту. И ей вспомнилась сцена, подсмотренная вчерашним вечером. Она обычно гуляла после ужина по саду, в любую погоду, и в любое время года. Накинув пальто, но не надев шапку и перчатки, Лиза в тот вечер выбежала на улицу, как обычно. Ей хотелось еще раз подумать о неожиданном приглашении брата.
Возле свой любимой беседки, которую она обожала обходить кругами, словно совершая некий важный обряд, она увидела "сладкую парочку". Ей стало неприятно и захотелось уйти как можно быстрее. Но она отметила, что влюбленные занимаются тем, что кричат друг на друга, а не милуются.
"Как ты мог пригласить эту уродину на ужин. Я тебя ненавижу. Ты меня предал", — кричала Джина так, что ее, наверное, слышали даже на луне.
"И никакая она не уродина. К тому же, она — моя сводная сестра. Глупо ненавидеть ее столько лет. Она нам ничего плохого не сделала".
"Потому что мы держимся настороже, и не позволяем ей влиять на наши жизни. Она злобная, психически неуравновешенная сука"
Лиза застыла, мгновенно спрятавшись за дерево, но все равно опасаясь, что пальто синего цвета будет заметно за километр на фоне голых осенних веток. Но она в тот момент понадеялась, что, увлекшись ссорой, они не будут глазеть по сторонам.
Она не могла понять, какие чувства вызывают в ней их крики. Безусловно, это было приятно. Остальные чувства настолько смешались между собой, что Лиза не смогла их осознать. К тому же, в тот миг ее терзало отчаянно бьющееся сердце, а перед глазами мельтешила огненная пелена.
Впервые на ее памяти Джина ссорилась с женихом, за которого обычно цеплялась руками и ногами, присосавшись, как пиявка.
Лизе было даже приятно, что она довела девушку до такой бурной истерики. И чем — своей красотой.
К тому же, было дико приятно наблюдать, как Джастин набрасывается на свою невесту, защищая ЕЕ.
Отринув воспоминания, Лиза с наслаждением погрузилась в настоящее, словно в любимую ванну.
Время словно застыло, когда они смотрели друг другу в глаза. И в этот момент Лиза действительно поверила в возможность того, что между ними может что-то быть. Нечто, выходящее за рамки ненависти.
— Ты выглядишь… — парень запнулся, подбирая слова. — Просто потрясающе.
Ей показалось, что, с одной стороны, он был искренен, а с другой — выдавливал из себя комплименты.
"Ну, да, ему тяжело привыкнуть. Столько лет презрения, а тут… А что тут? Мне непонятно, чего он от меня хочет. Хотя, быть может, главное, что я хочу от него? И хочу ли? Безусловно хочу. Но могу ли я себе позволить чувствовать к нему хоть что-то? Стать ранимой, зависимой от него? Слишком долго все мои чувства превращались в грязную тряпку под чьими-то ногами".
Тоже взволнованная, она подошла к нему. Заглянула в теплые, янтарные глаза — так, как всегда хотела: прямо, не таясь. Захлебываясь золотом этих темных глубин.
Улыбнулась — словно впервые встретила его. Будто бы он из ненавидимого братика стал прекрасным, таинственным незнакомцем.
В вечернем платье, накрашенная, с прической — она чувствовала себя играющей приятную роль светской леди. Ей даже как-то удалось отрешиться от прошлого.
Брат тоже вроде как расслабился, улыбнулся ей в ответ, взял под руку и вместе с ней торжественно спустился вниз, по парадной лестнице, не таясь. Лиза краем глаза с удовлетворением заметила, как отвисли челюсти у видевших их слуг.
Внизу, во дворе, их уже ждал белоснежный, как свежевыпавший снег, "лимузин".
Она вдруг вспомнила, как впервые ездила на "лимузине" когда ее только удочерили. И снова возникло ощущение, что она каким-то образом — через черный ход — попала в волшебную сказку.
Они уселись рядом, водитель без дополнительных приказов — наверное, все было сказано заранее — повез их куда-то, через заснеженный Альбион.
— Так странно, дождь, — боясь сказать глупость, и все-таки не в силах молчать, проговорила девушка, глядя в окно.
Удлиненный салон с шикарными креслами и баром казался миражом в пустыне.
— Почему странно, осень же, — глубокомысленно протянул Джастин. Они рассмеялись.
— Все равно красиво, правда? Дождь словно бы очищает землю от грязи и зла.
Парень с иронией глянул на красавицу:
— Неужели ты романтичная, Лиза?
Она пожала плечами:
— Иногда, очень редко. Я же девушка. Ну и музыку сочиняю. Кстати, давно хотела тебе сказать — твои творения гениальные, — с воодушевлением и радостью воскликнула девушка, оборачиваясь к нему с сияющими глазами.
— Спасибо, — тепло поблагодарил он. — Ты тоже творишь весьма… нестандартно. Правда, я все никак не могу привыкнуть к твоему жестокому стилю.
Лизе было приятно и тепло сидеть с ним, хотя и не вплотную, но рядом. Возникало ощущение приятного волнения и покоя.
Это ощущение было настолько редким, так как обычно беспокойство, страх и боль терзали ее и в одиночестве, словно свора жестоких демонов, что Лиза замерла, стараясь растянуть его, как самый вкусный десерт.
— О чем задумалась? — с некоторым беспокойством поинтересовался он, глядя на нее, пытаясь по глазам прочесть тайны ее души.
— О том, что все прекрасно. А все хорошее слишком быстро заканчивается, — ответила она, сама удивляясь своей открытости. Обычно с людьми она была более чем сдержанной, ледяной, как статуя. В детдоме ее научили, что демонстрировать свои чувства другим — это подвергать себя насмешкам, подставлять самые уязвимые части души под чужие кулаки, плевки и удары.
А с ним она ощутила себя неожиданно раскованной. Будто бы действительно переродилась.
— Вот мы и приехали, — он вышел на улицу и протянул ей руку, помогая выбраться из автомобиля. — Я ведь угадал, ты любишь "лимузины"? Или стоило выбрать другу марку машины? Например, Феррари, — светски спросил он, непринужденно беря ее под руку.
Осенние сумерки уже начали отливать синевой. Лужи придавал лондонским огням новую, сюрреалистическую прелесть, отражая их великолепие.
— Да, люблю. "Лимузин" — это просто замечательно.
Она кокетливо улыбнулась:
— Все девушки любят "лимузины".
Он как-то нервно улыбнулся и кивнул ей.
Лиза повернулась и замерла, ослепленная сиянием огней шикарного ресторана. Здание с множеством колон и арок — стилизованное под старину — казалось декорацией из какого-то голливудского фильма про богатую жизнь миллионеров.
Они поднялись по лестнице, покрытой влажным от дождя багряным ковром. Швейцар сперва тщательно изучил их словно рентгеновским взором, а потом пропустил, открыв перед ними дверь.
Лиза ощутила, как у нее кружится голова. В этих высоких, роскошно обставленных залах, вполне можно было заблудиться, затеряться, будто в миражах. Отовсюду раздавался неуловимый, глухой шум — иногда так шумит в ушах на глубине. Звон бокалов, стук столовых приборов, неслышные шаги официантов, тихий смех и говор посетителей. Словно растревоженное улье злых пчел.
Лиза отметила, что все посетители этого заведения одеты безукоризненно, дорого, словно массовка голливудского фильма про прием у знатной особы или бал. Да и двигались они словно отлично вышколенные слуги.
Улыбнувшись этому сравнению, она позволила отвести себя за столик и усадить. Джастин даже отодвинул ей стул, чем привел в ступор на пару секунд.
"Он словно бы действительно за мной ухаживает. Это так необычно".
Парень заказал им еду и бутылку шампанского. Так как Лиза все еще чувствовала себя не в своей тарелке, то позволила ему сделать выбор на свой вкус.
— Нам надо выпить за примирение, — улыбаясь, объяснил он. Ей продолжило казаться, что он нервничает, находясь рядом с ней. Но те его взгляды, которые ей удавалось перехватить, выдавали его восхищение.
— Ты сегодня очень красивая, — заметил он, разливая шампанское. — Похожа на Золушку.
— А мне кажется, что на Снежную королеву, — игриво отозвалась она, принимая из его рук бокал. Когда их пальцы случайно соприкоснулись, оба вздрогнули, словно от удара током.
Их взгляды постоянно встречались, тонули друг в друге. Теплый янтарь его взгляда растопился, обволакивая ее, как мушку, заставляя утонуть. А лед ее взора растаял, словно от яркого весеннего солнца.
— Почему ты любишь музыку? — когда их бокалы издали хрустальный звон, соприкоснувшись, поинтересовался Джастин.
— Потому что она — настоящая. В ней нет фальши. Даже слова в песнях лгут, а музыка… Она говорит с тобой по-другому. Сразу с твоим подсознанием, с твоим настоящим я, — задумчиво проговорила Лиза, любуясь пузырьками в светлой жидкости. Она отпила немного шампанского. Затем еще чуть-чуть.
Еда ее мало интересовала. От волнения есть ей совершенно не хотелось. Она лишь слегка поковыряла салат и откусывала маленькие кусочки хлеба. — И еще музыка — она жестокая. По крайней мере, для меня. Она увлекает тебя, как водоворот, как наводнение, топит в себе. И это прекрасно.
— Да, я согласен, — он вроде как даже оживился, то поворачивая свой бокал и разглядывая его на свет, то переводя взгляд на ее лицо или руки. — В твоих словах что-то есть, — с некоторым удивлением протянул он. — Жаль, что мы раньше с тобой так серьезно не разговаривали.
— Мне тоже жаль, — подтвердила она. — Я всегда хотела выразить тебе свое восхищение.
Они замолчали, не желая касаться скользких тем. Например, вспоминать, с каким презрением и яростью он прогонял ее, стоило ей оказаться в зоне видимости. И с каким упорством он регулярно отталкивал ее, презрительно кривя губы.
— То, что мы с тобой так спокойно — и долго — общаемся, это уже маленькое чудо, — тихо заметила Лиза, обращаясь скорее сама к себе, чем к нему.
— Да, согласен, — он был не оригинален в выборе выражений. — И ты знаешь, я совсем не против принять этот маленький, милый подарок от судьбы.
Еще одна солнечная улыбка красивого парня буквально озарила зал. И все это великолепие досталось ей одной.
Ее душа расширилась, она почувствовала боль в груди. Словно ее распирало нечто прекрасное, ошеломлял переизбыток чувств. Будто она переела вкусностей — как это происходило в первые месяцы ее проживания в новом доме. Тогда она едва не растолстела, наедаясь, словно медведь на зиму. Только через некоторое время она заставила себя одуматься и перестать накидываться на еду, особенно на сладости.
Лиза любила свою стройную фигуру и не хотела ее лишиться. И тогда с глубокой грустью она начала тщательно подсчитывать калории и выбирать диеты. Впрочем, она никогда и не была склонна к полноте.
— Прокатаемся? — предложил он, явно не зная, чем заполнить паузу между разговорами. Когда она молчала, он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Да, хорошо, — она ощущала себя сытой и немного пьяной. К тому же, Лиза тоже не знала, о чем с ним говорить.
Холодный ветер врезался в горло, как нож убийцы. Порывы ветра швыряли в лицо ледяные капли. Они проехались, любуясь извилистой лентой Темзы и старинными зданиями, перемешанными с современными постройками. Лиза с улыбкой выглянула из окна, чтобы полюбоваться Биг-Бэном.
— Ну, что, заглянем в музей мадам Тюссо? — дурачась, предложил парень, внезапно опрокидывая ее на мягкие кресла и нависая сверху. — Ты была бы самым хорошеньким экспонатом. Только ты сделана не из воска, а из белого мрамора.
— Нет, я там была. И таращиться еще раз на Генриха с его убиенными женами мне не охота.
— Тогда заглянем в какой-нибудь ювелирный магазин. Я хочу купить тебе колечко, — лукаво добавил он и вдруг наклонился еще ниже. Его дыхание коснулось ее губ — словно ветер, только теплый, полный надежд.
Она невольно приоткрыла губы, ощущая, как трепыхается сердце.
Это чувство было таким сильным и неожиданным.
И он поцеловал ее — долго и трепетно, держась на руках, нависая над ней. Лаская губами, прядками темных волос…
Тяжело дыша, они сели рядом, разомкнув объятия через какое-то время.
— Ты знаешь, я вдруг поняла, что в Лондоне самый лучший в мире туман, — улыбаясь краешками губ, проговорила она, радуясь тому, что может говорить с ним на любые темы, даже дурацкие, а он не оскорбляет ее, как раньше, не окидывает ледяным взглядом.
— Почему? — его брови чуть приподнялись, выражая живую заинтересованность.
— Потому, что в Лондоне туман намного дороже, чем в других городах мира. — Тем более, тут его много. И каждый писатель, который упоминает Великобританию, всегда описывает знаменитый английский туман.
— О, вот и магазин, — он снял трубку внутреннего телефона и приказал водителю остановиться. — Пошли, — схватив ее за руку, словно ребенок, нетерпеливо куда-то тянущий сестренку, чтобы показать что-то очень интересное, он повлек девушку за собой.
Перед ними оказался небольшой, но шикарный ювелирный магазин, освещенный так искусно, что сам казался шкатулкой с драгоценностями.
Они поднялись по влажным от дождя ступенькам. Он галантно отворил перед ней дверцу и решительно направился к прилавку.
Лиза уже немного привыкла к дорогим украшениям — у нее самой уже появилась парочка довольно-таки неплохих безделушек. И все же, сама мысль, что Джастин собирается купить ей кольцо, вызвала такую бурю чувств, на которые она никогда не считала себя способной.
— Смотри, это кольцо прямо создано для тебя, — он осторожно надел на тонкий указательный палец изящное колечко из белого золото с темно-синим, словно беззвездное небо, сапфиром. — Тебе нравится? — их взгляды встретились.
— Да, — прошептала она, любуясь больше его сияющим лицом, чем кольцом, каким бы прекрасным оно не было.
— Отлично. Тогда я его тебе куплю. Знаешь, если бы я знал, как приятно дарить тебе подарки, то начал бы раньше, — задумчиво проговорил он на улице.
Неожиданно для самой себя Лиза кинулась к нему на шею и поцеловала, прижавшись всем телом.
Этот порыв не отпугнул, а подстегнул его к более решительным действиям. Его руки скользнули под полы синего пальто и принялись ласкать податливое тело девушки.
Дождь полил сильнее, ветер растрепал ее волосы, и те обвились вокруг них влажными, хищными змеями, словно привязывая его к ней.
Джастин завершил поцелуй и повлек девушку к "лимузину". Она уселась, раскрасневшаяся, взволнованная, сняла пальто и положила на другой конец диванчика.
— Выпьем еще немного шампанского? — предложил он, уже открывая бар и вынимая два тонких бокала. — Вечер отлично удался. Спасибо тебе — я прекрасно провел время.
Лиза улыбалась ему, думая, что парень больше всего напоминает мираж. Особенно когда говорит так красиво… С ней. Это было так непривычно — видеть его не в амплуа эгоистического ублюдка.
"Можно сказать, что и я далеко не подарок. Наверное, я и раньше ему нравилась, и он наконец-то решил это признать. Да даже мне сложно устоять, когда я любуюсь в зеркале собственным отражением", — с усмешкой и долей иронии подумала она.
Эта мысль позволила ей ощутить себя более непринужденно. "Я всегда считала, что лучше других: и умом, и внешностью, да и талантом тоже. Так почему я так трепещу рядом с ним, так его боюсь? Опасаюсь сказать что-то лишнее, сделать неверный шаг".
Пока она размышляла, Джастин оказался рядом и обнял ее. Свободной рукой он держал свой бокал. Они медленно пили шампанское, улавливая из окон продолговатой машины ("Словно гроб", — внезапно подумалось девушке), отзвуки уличного шума и свет многочисленных источников освещения.
Лиза чувствовала себя до странности чужой в его объятиях. И в то же время ощущения были самые приятные. Уют, тепло, нахлынувшая страсть, помутившая разум.
Они выбрались из города, выехали на дорогу, ведущую в их владения.
Лиза почувствовала панику и душевную боль — она так не хотела, чтобы чудо заканчивалось. Потому что это ощущение — когда она рядом с ним, да не просто, как кошка, которую все пинают, а как девушка, за которой ухаживают, — вызвало в ней больше счастливых эмоций, чем весь громадный дом, ее комнаты и "тряпки" с "бирюльками".
Впервые в жизни она ощутила себя живой, нормальной девушкой, не пережившей ужасающее детство в кошмарном детдоме.
— Почему ты вдруг стала такой грустной? — Джастин погладил ее по щеке, заглянув в глаза.
— Не хочу, чтобы все заканчивалось так быстро. Этот вечер… он действительно был сказочным, — проговорила она, глядя в сторону. Она не хотела так явно демонстрировать ему свои слабости.
— Ну что ж… В этом мы с тобой солидарны.
Они выбрались из "лимузина". Джастин холодно кивнул шоферу, затем взял ее за руку, и они направились в дом.
— Если ты пригласишь меня к себе… То вечер сегодня не закончится, — нежно прошептал он, глядя в глаза с такой страстью, что Лиза ощутила, как у нее подкашиваются ноги.
Она задумалась — все здравые мысли разбежались или утонули в сладком сиропе страсти.
"Почему бы и нет? Я столько лет его люблю. Когда еще будет такая возможность? К тому же, он с Джиной поссорился".
— Хорошо, — прошептала она, опустив взгляд.
Они буквально побежали наверх, игнорируя изумленные взгляды слуг. Впрочем, для них слуги были лишь мелкими винтиками в их личной вселенной.
Джастин буквально затолкал девушку в комнату, буквально в одно мгновенье растеряв всю свою холодную аристократичность.
Он так впился в ее губы, словно хотел выпить до дна. Его руки сначала погрузились в густые волосы, словно в стог мягкого золотистого сена. Затем начали ласкать плечи, шею. Мгновенно сняли пальто, швырнули его куда-то в угол.
— Ты… У тебя в первый раз? — оторвавшись от нее, спросил он, задыхаясь от желания.
— Да.
Он подарил ей еще один поцелуй, сметающий те сомнения, которые могли у нее возникнуть.
Она оказалась беззащитной перед такой силой страсти. Впервые в жизни Лиза полностью потеряла контроль над своим телом и разумом. И это было приятно — словно погрузиться в океан блаженства.
"Наверное, так ощущают себя наркоманы во время первого укола", — это была последняя связная мысль, покинувшая мозг во время еще одного поцелуя.
Умелые и сильные руки ласкали ее. Поцелуи покрывали кожу, вроде бы беспорядочно, но находя свои цели — центры удовольствия на девичьем теле. Он явно знал в этом толк — и был мастером утех.
Наслаждение накатывало волнами, усиливаясь. Реальность ускользала, словно мир, не заключенный в плен двух сплетающихся тел, полностью растворился.
Лиза хотела отдать ему всю себя — никогда она не испытывала такой потребности. Она всегда старалась брать — и даже не испытывала благодарности.
Она дрожала от восторга, ощущая его сильное, стройное тело под своими ладонями, хотела доставить ему как можно больше удовольствия, выжечь себя в его душе — словно оставить невидимые шрамы на его сердце. Как собственные инициалы на коре дерева, обведенные сердечком.
Полностью обнаженные, они переместились на кровать.
Спускаясь поцелуями по длинной, стройной шее, парень начал ласкать ее грудь — довольно большую для ее хрупкого телосложения, с розовыми сосками.
Затем его руки и губы переместились ниже, на плоский живот и треугольник светлых волос.
Он оказался между раздвинутых длинных ног, лаская центр ее наслаждения, наслаждаясь чувственными стонами, ее метаниями по кровати, тому, как длинные волосы скользили по белой простыне. В полутьме она казалась еще прекраснее — неземным созданием.
Погружаясь в нее, он ощущал восторг обладания. Ощущая сопротивление плоти, сильное сжатие ее мышц; услышав, как она вскрикнула, трепыхнувшись в его объятиях. Он убедился, что она была девственницей.
Ему пришлось заставить себя не быть слишком жестоким, потому что звериное естество требовало грубых движений.
Ему было так сладко обладать покоренной жертвой.