Лиза стояла перед зеркалом, расправляя складки платья. Затем застыла, замерев, гипнотизируя гладкую поверхность огромными серыми глазами, опущенными длинными ресницами.
Тонкие, нервные пальцы пианистки поднялись вверх и запутались в густых светлых волосах — словно тонкие лепестки лилий в жемчужной пене.
Она рассматривала себя, в миллионный раз пытаясь понять, осознать — что в ней было не так?
Прошло пять лет, проведенных в доме Армстронгов. Пять лет, благодаря которым тело развилось и превратилось в идеальную имитацию мраморной скульптуры.
В свое время Лиза боялась, что останется плоскогрудой… Или что ее ноги будут слишком тонкими. Или она, не дай Бог, растолстеет.
Ведь слишком много времени она провела в приюте, и это не могло не отразиться на ее внешности. А внешность и талант были единственными, что у нее осталось ценного в этом мире.
Прочитав взахлеб множество сказок — в доме была огромная библиотека, которой ей разрешили пользоваться — Лиза осознала, что Золушка не была бы нужна принцу, если бы вдруг родилась уродиной.
Или если бы высохла от работы на мачеху и падчериц.
Поэтому она сама очень старалась ухаживать за собой. Не пила, не курила. Правда, избегать стрессов не получалось.
Лизе повезло, что она сразу осознала свое место и сразу же вписалась в эти рамки. Очередная дрессированная собачка миссис Армстронг. Красивенькая куколка, которая играет на пианино — если ее дернуть за веревочку. Улыбается, развлекает хозяйку, никогда не перечит, никого не нагружает своими проблемами, и вообще, держит все эмоции на замке. Просто фарфоровая красотка, купленная в очередном магазине. Безделушка. Возможно, не из самых дорогих.
Впрочем, Лиза сама не желала кому-то раскрывать свое сердце. Равнодушная маска была ей к лицу и приносила пользу. Она научилась безразлично относиться к ядовитым и злобным выходкам родни Армстронгов, когда те приезжали в гости. И ее постоянно заставляли выступать, хотя каждый раз критиковали и обзывали ничтожеством.
Лиза была уверена, что ее музыка нравится им, поражает их, как выстрел в спину. Сначала она не понимала, отчего они так издеваются над собой, если ее исполнение им не нравится. А потом, через пару лет, поняла, что, напротив, очень даже по вкусу. Но признаться в столь ужасном извращении они не могут. Так как по законам семьи для них существовал лишь один кумир — Джастин.
Джастин оставался и ее идеалом — в самой глубине сердца. Но красивый парень, надменный сынок богатых и знатных англичан, по-прежнему смотрел на нее, как на что-то отвратительное, гадкое и низменное.
Каждый его взгляд отравлял душу, наполняя горечью и болью. Ей хотелось кричать: "За что? Что я тебе сделала?", каждый раз, когда он демонстративно отворачивался от нее. И обнимал свою "бледную блондинку".
Джина, которая оставалась его невестой — незыблемая, как скала, — тоже презирала ее. Только к этому чувству, которое у Джастина все-таки было поверхностным, примешивалась женская ревность и зависть.
Взгляд ее серо-голубых глаз казался нацеленным на серебристую лисичку дулом винтовки. Прищур — как прицел. Этот взгляд постоянно следовал за ней, подмечая каждый шаг и жест, как только обе девушки оказывались в одном помещении.
Лизе требовалась железная выдержка, чтобы не кинуться на Джину, и не вцепиться ногтями ей в горло. Пару раз она даже серьезно задумывалась над тем, чтобы проучить ее, как в свое время Розу. Но Роза была прислугой, мексиканкой, которая не стала жаловаться, так как очень ценила хорошо оплачиваемую работу. Лиза прекрасно понимала, что, если она тронет холеную аристократку хоть пальцем, ее просто выкинут на улицу, как нашкодившего щенка. Если в тюрьму не запроторят.
Нет, она понимала, что Джина Остин — слишком сильный соперник, который ей (пока) не по зубам. И она, сжав зубы, терпела. Носила маску бесстрастности на лице, что несказанно бесило вспыльчивую аристократку.
Однажды, когда они остались одни, Джина попыталась замахнуться на нее, но натолкнулась на такой взгляд, что быстро убрала руку и отшатнулась, словно дотронулась до раскаленного, кипящего чайника.
Больше она ни разу не пыталась ее ударить, но ненавидела еще сильнее за тот свой промах.
По мнению мажорки, Лиза не желала знать свое место… И оставаться на нем, как собачка на своей подстилке.
Зато после того случая Джина распустила слухи, что Лиза сумасшедшая. И постоянно рассказывала об этом ее приемным родителям и остальным родственникам, которым и так не нужен был повод, чтобы ненавидеть детдомовского приемыша.
Лиза научилась избегать их общества. Она любила время, проведенное наедине с собой, понимая, что для нее одиночество — это отрадная отдушина, оплот покоя, по сравнению с океаном всеобщей ненависти.
Ей было хорошо в своих комнатах. Только там она ощущала, что на самом деле стала богатой, а еще свободной. Ну, почти. По крайней мере, две ее самых больших мечты сбылись: она ушла из приюта, и не на улицу, да к тому же, у нее всего было вдоволь. Шмотки, еда, даже служанка… А еще — большой рояль и возможность сочинять музыку. И не бояться, что кто-то найдет и порвет ее ноты, как это однажды случилось в приюте — после этого случая ее бывшая учительница всегда закрывала ее на замок, когда оставляла одну в аудитории. Потому что однажды, когда учительница пришла, то Лиза оказалась избитой — а в ее волосах запутались обрывки ее драгоценных нот.
Лиза не забыла, как это — терять. Когда у тебя буквально вырывают из рук твое самое драгоценное творение — и разрывают, а потом швыряют в тебя обрывками.
Именно тогда она ощутила, что обезумела. Потому что накинулась на них, хотя ребят и девушек было десять против нее одной. И чуть не убила одного из них. Она швыряла в них все тяжелые предметы, которые могла поднять, и ей было плевать на последствия.
После этого случая ее ненадолго оставили в покое. Девочку больше не трогали, обижали только словами. Боялись. Даже самым гнусным наглецам не всегда хочется умирать.
Вдохнув, очень красивая девушка с невероятно тонкой талией, длинными, стройными ногами и высокой грудью отошла от отражающего ее во весь рост зеркала.
К ее глубокому сожалению, произвести такое же впечатление на Джину у нее не получалось. Та никак не хотела от нее отцепиться, хотя за прошедшие годы должна была уже привыкнуть. Но с возрастом, по мнению Лизы, та все больше превращалась в визгливую психопатическую сучку.
Иногда, наблюдая за ней в свою очередь, Лиза пыталась оценить, кто из них более сумасшедший.
Иногда Лизе казалось, что Джина одержима ею. Точнее, одержима страстным желанием доказать Джастину, что она во много раз лучше.
Вот этого Лиза никогда не могла понять. Ведь красивый, холеный аристократ и так принадлежал своей невесте без остатка. Такой же холеной и богатой.
"Наверное, все дело в том, что я намного красивее ее. И она это видит — не слепая ведь", — с некоторым удовлетворением подумала Лиза, поглаживая себя по бокам и томно улыбаясь.
Иногда она удивляла саму себя, когда мысленно превращалась в героиню любовного романа, думаю о возможности когда-нибудь… Черт, а почему бы и нет? — соблазнить Джастина Армстронга.
Темноволосого принца на белом "мерседесе". Красивого, молодого, талантливого и богатого. Да еще и аристократа в придачу. Чем не сюжет для какой-нибудь глянцевой книжонки, на обложке которой слились в объятиях две противоположности?
Только они с Джастином все-таки были на слишком дальних полюсах.
А ведь она не прекращала любить его. Но ей приходилось тщательно скрывать свою страсть. Особенно сложно было это сделать, когда он играл. От его музыки она ощущала экстаз, возносивший ее на черных крылья куда-то далеко от этого мира.
Прекрасные звуки музыки сливались с образом темноволосого ангела. В эти моменты его глаза сияли, губы алели, а щеки покрывал румянец. И его руки порхали над клавишами так, как — она была в этом уверена — не касались тела ни одной девушки.
В эти моменты он казался ей неземным созданием. И от этого ее любовь превращалась в боль, терзающую сердце.
В такие вот минуты она ощущала, что далека от него, хотя и сидит в одной с ним комнате. Как близки и одновременно далеки фанаты в первом ряду от концертного идола. Вот, казалось бы, музыкант находится в двух шагах от тебя, но ты намного ниже, а он — летит на недосягаемой высоте. Он — высшее создание…
И ей даже в голову не приходила возможность отбить Джастина у Джины. Ей были смешны эти вспышки ревности. Она и Джастин так же не могли очутиться в одной постели, как собачка завести потомство с кошкой.
Девушка поправила короткое голубое платье и растянулась на своей огромной постели, уставившись в потолок. На дворе снова была поздняя осень, как тогда, когда она только познакомилась с Джиной. И узнала, что такое настоящая любовь. Запретная страсть.
Лиза широко улыбнулась, изумляясь, откуда в ее внутреннем голосе столько книжных штампов.
"Наверное, набралась этой пошлости в период моего увлечения любовными романчиками, — подумала она. — Кажется, я увлеклась ими с тринадцати до четырнадцати лет. Когда я пыталась хотя бы в сказке найти счастливый конец для моей любви к названному братику".
Семнадцатилетняя девушка ощущала себя очень странно. Иногда ей казалось, что ее сознание покрывает толстая ледяная корка, под которой бушуют вулканы и текут огненные реки, сжигающие все живое.
Она научилась себя контролировать. Впрочем, вся та ненависть и презрение, что испытывали к ней новоявленные родственники, даже наполовину не могли достигнуть той кондиции раскаленных чувств, которые испытывали — и постоянно демонстрировали, — психопатические уроды в приюте.
Поэтому то, что пытались ей продемонстрировать англичане — казалось просто каплей в море. К тому же, тут ее не били и не оскорбляли матом. А также прекрасно кормили, одевали и у нее было несколько больших комнат и собственный музыкальный инструмент.
Иногда она ощущала с какой-то горечью, что пошла бы и на большие унижения ради подобной роскоши — да и многие из ее приютских соседей пошли бы.
Она знала, что они все, если и вспоминают ее, то завидуют черной завистью.
И девушку охватывало ощущение триумфа, что она действительного многого добилась… Пусть и ценой унижений и некоторого душевного дискомфорта.
А иногда от подобных мыслей, ощущая, что она превращается в какое-то ничтожество, в то существо, которое на самом деле похоже на домыслы Джины, — ей хотелось выть волком и самой себе вцепиться ногтями в лицо.
Паскудно было соглашаться с ролью тряпки.
Улыбка Лизы, появившаяся от приятных воспоминаний о чудесных минутах прошлого — а такие были, к примеру, вечера, проведенные наедине с книгами, пианино и большим пространством комнаты, — поблекла.
Самым страшным кошмаром для нее по-прежнему оставалось то, что от нее могли попытаться избавиться.
То есть, она была уверена, что как только она достигнет совершеннолетия — то ее точно выгонят. Пинком под зад — и без копейки.
Но Джина могла бы попытаться нажать на будущих свекра со свекровью и уговорить их куда-нибудь ее деть.
Лиза читала это в ее глазах.
Но время шло. И пока что ничего не менялось. Однако Лиза уже знала, что неизменность — это та структура вселенной, которая имела свойства меняться очень неожиданно, искажая чужие жизни, ставя их с ног на голову.
И горе тем, кто не подготовился к своей будущей казни. По крайней мере, не написал завещание.
Лиза училась индивидуально, у нее был свой репетитор. Это была немолодая англичанка, которая вела себя с ней приветливо и почтительно. Для Агнессы Ридерс Лиза была девушкой из знатной и состоятельной семьи, пусть сто раз приемной.
Девушка знала, что намного усовершенствовала английский и французский языки, которые начала изучать еще в детстве. Другие предметы также давались ей достаточно легко: математика, география, биология, физика, химия. Геометрию она терпеть не могла, как и черчение.
Вообще, ей нравилось учиться. К тому же, она понимала, что эти знания очень пригодятся ей, если… КОГДА ее прогонят.
Как-то раз она — очень робко — поинтересовалась у Джастина, не мог бы он ей помочь с раскруткой ее музыки. Может быть, издать диск…
Он лишь презрительно скривился, смерил взглядом, полным ненависти, буквально раздавившим ее — и отошел, не сказав ни слова.
И она поняла, что он скорее застрелится, а еще лучше — пристрелит ее — чем поможет ей пробиться.
А Лиза прекрасно понимала, что без связей ничего сделать не сможет. И без денег. Тот продажный конкурс оставил неизгладимые впечатления в ее душе.
К тому же она понимала, что ее музыка — для избранных. И поэтому не может считаться коммерческой. Так что найти спонсора тоже не представлялось возможным.
— Привет, — неожиданное появление Джастина Армстронга в ее спальне, к тому же, зашедшего без стука, застало ее врасплох.
Все эти годы он избегал ее комнат, как чумы, и охотнее спустился бы в подвал в смокинге, чем отправился бы к ней. Или хотя бы прикоснулся к дверной ручке.
Девушка, лежащая в очень коротком платьице в теплой комнате, когда за окном дул холодный ветер, срывающий последние желтые листья с деревьев, подскочила и резко села. Тонкие руки обхватили коленки, подтянув их к подбородку.
Лиза была ошеломлена. Она не знала, как трактовать его появление тут: в джинсах, футболке и тапочках. Как внезапную галлюцинацию, либо как какую-то очень крупную неприятность.
Ему уже исполнилось двадцать два года. Повзрослев, он стал еще красивее. Перед ней стоял мужчина "с обложки": широкие, но в меру, плечи, тонкая талия, длинные ноги. Одно оставалось неизменным: тонкие, нервные пальцы пианиста.
Молодой мужчина тоже казался ошеломленным, словно его ударили тяжелым предметом по голове, а потом впихнули в эту комнату.
Сердце Лизы екнуло: внезапно вспомнились все прочитанные любовные романы. Ведь там главные герои тоже довольно долго ненавидели друг друга, прежде чем "слиться в страстных объятиях". А потом и душами — на всю оставшуюся жизнь.
— Что-то произошло? — робко спросила она, стискивая руками стройные белые ноги. Густые волосы золотым шлейфом рассыпались по плечам и спине.
Его взгляд нервно перемещался по ее телу, словно боясь долго на чем-то останавливаться.
— Да нет, — он пришел в себя. Прищурился, облокотился на стенку, сложил руки на груди, уставившись на девушку.
— Ты всегда в таком виде по дому разгуливаешь? — он кивнул на ее платье, подол которого спускался чуть ниже бедер, едва прикрывая причинное место. — Не холодно? — язвительно добавил он, опуская руки и отводя от нее взгляд.
— Я сейчас в своей спальне, — она пожала плечами. — К тому же, твои родители уехали в гости. Не слуг же мне стесняться? — Лиза не знала, как себя с ним вести. Этот его поступок и попытка нормально с ней поговорить — вообще разговаривать, — сбивали с толку.
— Да, ты явно не из стеснительных, — взгляд парня вновь начал путешествовать по стройному телу. — Недаром говорят, что в вашей стране самые красивые девушки. Только самые тупые, — он рассмеялся.
— И вовсе мы не глупые, — возмутилась Лиза. — Просто у нас государство отстойное. И никакой феминизм на почве подобной нищеты просто не приживается.
Его глаза округлились:
— Ого, какие мы слова, оказывается, умные знаем.
— Ты что-то хотел? — уже начиная сердиться — особенно оттого, что его взгляд делал ее слабой и податливой, — поинтересовалась она. — Насколько я в курсе, меня ты терпеть не можешь. Что, в доме умерли все слуги, что ты решил пообщаться со мной? А где же твоя Джина?
— Не знаю, — резко ответил он. — А тебя настолько беспокоят мои отношения с моей девушкой? А ты не думала, что я зашел к тебе просто так? Все-таки ты моя приемная сестра… Хочу я этого или нет.
Глаза Лизы расширились, она чуть не свалилась с кровати.
"Нет, это сон. Конечно же, сон. В реальности подобного просто не могло бы произойти. Чтобы он зашел ко мне… Да скорее в клетку к голодному тигру".
И все-таки, несмотря на множество оскорблений и тонны презрения, вылитых на нее, она продолжала сходить по нему с ума.
И от вида его стройной фигуры на фоне светлых обоев, ее сердце начинало ускорять биение. Словно она куда-то бежала… За своей мечтой.
— Ты похожа на Барби, — неожиданно "выдал" он. Парень отлепился от стены и прошелся вокруг кровати. — Никогда не думал, что у меня будет сестра, похожая на сказочную принцессу.
Лиза уставилась на него почти с ужасом, полуоткрыв рот.
"Выпил? Покурил? Сошел с ума?" — мелькало в голове.
Подойдя поближе, парень запустил руку в ее волосы.
Лиза закрыла глаза, ожидая боли — того, что он потянет ее за волосы.
Быть может, именно сегодня, когда она так долго думала о нем — и, возможно, мысленно притянула его к себе? — он решил ее побить?
Но парень лишь начал гладить светлые, густые, чистые волосы с легким и приятным ароматом.
Затем нежная ласка прекратилась, он отстранился от нее.
— Знаешь, нам нужно куда-нибудь сходить, — серьезно заметил он, глядя в серые глаза девушки.
— Что ты имеешь в виду? — Лиза ненавидела ощущать себя такой. Беспомощной и слабой. Но она не знала, как бороться с чувством к парню, стоявшему так близко. Да и не хотела этого. Он был словно из другого мира. Благополучный, красивый, уверенный в себе. Живущий так, как хотелось бы многим.
— Ну, например, в ресторан. Я знаю одно неплохое местечко.
— Подожди, а что скажет Джина? — Лизе казалось, что кто-то из них сходит с ума. Или она заснула в одной реальности, а проснулась в параллельном мире.
— А что она может сказать? Она моя невеста, а не мой начальник, — довольно резко отозвался он. — Так как, ты согласна? Завтра, в шесть вечера. Все равно наши родители до послезавтра не вернутся.
— Хорошо, — тихо отозвалась она, все еще думая, что это какой-то жестокий розыгрыш.
Но Джастин кивнул с серьезным лицом и молча удалился, тихо прикрыв двери.
После его ухода Лиза вскочила и начала нервно расхаживать по комнате. Произошедшее не хотело укладываться в ее голове. Разве возможно, чтобы ее названный братик, который все эти пять лет ненавидел ее и презирал, вдруг решил подружиться? Да зачем ему это? Что она может ему дать? Ведь даже Дженифер ее не слишком любила, и ему не нужно завоевывать ее расположение, чтобы, допустим, угодить матери. А Стив так вообще с самого начала относился к ней, как к пустому месту.
"А может, он заметил, как я красива? — с надеждой подумала девушка, вновь подходя к зеркалу. — Ведь я действительно лучше его Джины. Но ведь я же считаюсь его сестрой. Разве он может думать обо мне, как о девушке? Но мы же не кровные родственники", — Лиза под конец сама запуталась в паутине выводов и растерянно уселась на кровати, уставившись в одну точку.
"С одной стороны, я действительно люблю его… А с другой… Все-таки мы, как бы, родственники. Чтобы там не говорила остальная родня, которая меня так и не признала. Но по документам я считаюсь его сестрой. А он ведь такой правильный. Или нет? Чего он от меня хочет?"
Лиза снова встала и направилась в гостиную с несколькими уютными диванами и креслами. Усевшись на один из них, она уставилась на стеклянный столик, украшенный вазой с искусственными синими розами.
"Интересно, а способна ли я ответить на его чувства, если он действительно меня захотел?"
Лиза ощутила, что задыхается от волнения, а сердце стремится к горлу.
Подобного волнения она не испытывала уже давно. И, несмотря ни на что, это было приятное ощущение. Словно она возрождалась к жизни.
Даже призрачная надежда на тень любви наполняла ее счастьем.