"Что делать, когда у тебя уже все есть?" — Лиза улыбнулась от странности пришедшего в голову вопроса.
"Может быть, просто жить и наслаждаться жизнью?"
Красивая молодая женщина сидела в большом темном зале, глядя, как помещение постепенно и неуклонно наполняется зрителями, как поставленная под поток воды посуда.
Отдельная ложа, в которой ей никто не мешал придаваться раздумьям, позволяла наблюдать за людьми, оставаясь в одиночестве.
Мучила ее и другая мысль: "Можно ли любить двоих?"
Зрители постепенно заполняли зал — от их движений, разговоров и шуршаний одежды огромное помещение заполнялось неясным гулом. Как всегда бывает перед концертом.
Лизе было странно ощутить себя в кои-то веки с другой стороны. Не выступающей, а зрителем.
Возможно, это была попытка посмотреть на себя со стороны.
Девушка была рада, что отговорила Тома идти с ней. Этот концерт должен был стать для нее особенным — во всех смыслах. И ей не нужны были свидетели. Достаточно было собственного колотящегося в груди сердца и дыхания, которое никак не желало помещаться в груди и разрывало легкие.
"Скоро начнется", — эта мысль едва не вызвала остановку сердца или нервный припадок.
"Как бы не закричать".
Громадным усилием воли Лиза заставила себя сжать губы, чтобы из них не вырвалось ни крика, ни стона.
Она и так специально пришла пораньше, чтобы у нее было время, чтобы придти в себя. Но из-за муки ожидания лишь волновалась все больше и больше.
Злость, дикая ярость разрывала душу на части, будила в ней дикого зверя. Зверя, который, как она полагала, давно уже почил с миром.
Но нет, она все равно оставалась прежней. Маленькой девочкой, оставленной наедине с собой в вихре урагана в разрушенном домишке. Одновременно и одинокая, и испуганная, и полная ненависти. И ничуть не похожая на добренькую Элли из сказки "Волшебник изумрудного города".
Ей хотелось отомстить всему миру.
За то, что в детстве ее оставили одну. За то, что ей никто не помог. За то, что этот чертов мир — настолько равнодушная сволочь.
Девушка начала тяжело дышать, перед ее глазами замерцали звездочки. Ей захотелось умереть.
Она пропустила момент, когда Джастин Армстронг появился на сцене. С высоты ложи он казался маленьким и беззащитным.
Мужчина с каштановыми волосами уселся за рояль и заиграл. Ее словно ударило током.
Хотелось завизжать, завыть волком, разодрать ногтями лицо, чтобы хотя бы физической болью заглушить в себе непрошеные воспоминания.
Но картины прошлого вдруг обрели реальность, и она снова увидела, как маленькая девочка слышит прекраснейшую в мире музыку — словно Ангел спустился с небес и решил прикоснуться к клавишам рояля (а что будет?) — и полилась чудесная музыка, которая никоим образом не могла принадлежать этой мерзкой планете.
Девочка с блестящими серебристыми волосами поднимается вверх, чтобы найти источник прекрасного пения. И находит темного ангела, прекрасного, как вымечтанный герой всех ее романов.
Только потом сказка закончилась. Он на нее накричал и выгнал, продемонстрировав оглушающее презрение.
Указала маленькой сироте на ее место.
На котором она находится до сих пор.
Лиза, несмотря на свои достижения и победы, — даже в личном плане — никак не могла ощутить себя достойной любви, даже жизни.
Она до сих пор ощущала себя ничтожной — такой ее сделал Джастин. И никакая показная мания величия не могла вернуть ей былой уверенности в том, что она — самая лучшая.
Уверенности, защищавшей ее невидимым, непробиваемым панцирем в детдоме. И в шикарном особняке Армстронгов в первые дни, когда она еще не знала его.
Заскрипев зубами, Лиза вспомнила, как он обманывал ее, чтобы она отказалась от денег его семьи.
А могла думать лишь про их горячие ночи. О его нежности и заботе. О том, как она оживала в его руках. Как хотела жить. Тогда для нее все было в радость: и солнце, и небо, и рождавшаяся в ней новая жизнь.
А он все разрушил.
И она до сих пор, несмотря на прошедшие годы, не может выбраться из-под обломков. Глубоко в подсознании она все еще была там. В мусорном контейнере, где он ее оставил умирать от побоев, убив в ней своего же ребенка.
Это мог быть мальчик с каштановыми волосами и серыми глазами. Или девочка-блондинка с глубоким, янтарным взором. Вобравшая красоту и талант обоих родителей.
От всей ее прекрасной мечты остался лишь омерзительный зародыш, не успевший родиться. Точнее, исторгнутый ее телом.
Музыка, которая всегда лечила ее, на этот раз стала погибелью, палачом, самой казнью.
Яркие, как ядовитые цветы, звуки, врывались в мозг через уши, и разрушали ее изнутри, наполняя тлетворным дыханием давно умершего чувства. Эта любовь когда-то убила ее, сделав полностью бездушной.
И она не сможет возродиться, как феникс из пепла, пока не отмстит.
Потому что боль прошлого осталась в ней, ее нельзя было вытравить ни любовью, ни счастьем.
Словно громадная заноза в сердце, которая с каждым годом впивается все глубже…
Наконец, мучившая ее музыка закончилась. Джастин встал из-за рояля и поклонился публике. Раздались оглушительные аплодисменты. Через некоторое время на сцену вышли еще двое: худенькая молодая женщина в роскошном вечернем платье синего цвета и маленькая, лет пяти, девочка.
С расширенными от ужаса глазами Лиза следила за этими маленькими фигурками, словно это были чудовища из ее кошмаров.
"Неужели он осмелился привести на свой концерт жену и… дочь?" — мысли закружились в голове, словно в странном, диком танце. Ей в который раз хотелось умереть, а несчастное сердце опять оказалось на грани разрыва — превращения в жалкие кровавые тряпочки.
"А почему бы и нет? — равнодушно прозвучал другой голос в ее голове. — Концертная зала — общественное место. И он мог привести сюда кого угодно. Даже своих умерших предков, если бы догадался вытащить их из гроба и устроить сеанс воскрешения… Так, я точно схожу с ума"
Снова непрошеная порция воспоминаний просочилась в сознание — так маленьких деток насильно кормят с ложечки.
Он лежит на ней, абсолютно голый, впечатывая сильным, горячим, чуть влажным от пота телом в матрас. Они так интимно близки. Между ними больше нет и сантиметра препятствия. Его горящие страстью глаза неотрывно смотрят в ее глаза, пока он вколачивается в нее, вбивая в кровать. Словно забивает гвозди в ее гроб. Быстро, неутомимо, неотвратимо.
Награждая ее своим семенем, будущим ребенком.
Он берет ее грубо и неистово, в глубине души (теперь-то уж она это знает) ненавидя. А их тела решили повенчаться, скрепить союз, создав нового человека. Тела, завороженные друг другом. Околдованные совершенной красотой противоположности.
Ее любовь и его ненависть. Отвращение и презрение. А где-то в глубине его глаз всегда таился лед, вымораживая чувства. Даже страсти придавая оттенок серости, как на старинных гобеленах.
Ах, если бы и от ее чувств к нему остался лишь пепел сожженного прошлого.
Лиза даже высунулась из ложи, рискуя свалиться на головы партеру, пытаясь разглядеть лица главных действующих лиц.
Счастлив ли он? Счастлива ли она? А их дочь? Слишком маленькая, чтобы думать о таких сложных материях?
"Идеальная картина счастливого семейства, — с горечью думала она. — Словно на какой-то идиотской рождественской открытке. Не хватает лишь елки, щекастого Деда Мороза на заднем плане и кучи подарков… Которые щедро подарила им жизнь, отобрав у таких несчастных, как я. Отобрав у меня"
Лиза без сил упала обратно, на жесткое сидение стула. Полумрак ложи скрыл ее от всех остальных, словно резинкой стер с картины этого мира, замаскировав полутьмой и тенями.
Она тяжело дышала, размышляла, пытаясь справиться с лавиной чувств.
Мир померк — на какой-то миг Лиза потеряла сознание, оставшись наедине с демонами своего разума.
В ее голове звучала музыка — тихая, и безумно печальная, от которой слезы текли из глаз, и хотелось повеситься. Эта музыка истязала душу, как изощренная пытка. И была по-своему, извращенно, прекрасной.
Когда молодая женщина очнулась, то увидела, что никого уже нет. В зале застыла оглушающая, словно законсервированная тишина. Каждое собственное движение казалось оглушительно громким. Она вскочила и снова свесилась вниз, диким взглядом сверля пустую, но еще освещенную одиноким прожектором сцену. Словно указующий огненный перст показывал ей… Обводя огненным полукругом то место, где еще недавно стояла семья Джастина, ожидая оглушительных оваций от публики.
Она поняла, что ей делать.
Решила, что нужно сделать то, что она так давно хотела. О чем тайно мечтала долгие годы, и что не смогла вытравить, даже влюбившись снова.
Лиза встала, ощутив, как затекли ноги, руки, все тело. С трудом, ковыляя, прошла в коридор, спустилась вниз, на первый этаж. Еще раз глянула на сцену — с этого ракурса та казалась ближе, открываясь, как огромная темная поляна, с одним единственным светлым пятном.
Затем развернулась и ушла, постепенно переходя на бег. И все же понимая, что от прошлого, как и своих ужасных мыслей, не убежать.
Самым ужасным было не жуткое намерение, а отсутствие действия. Ожидание — вот что на самом деле выматывало, сводило с ума.
Она вернулась на свою вторую родину, к которой испытывала в настоящее время нечто вроде холодного отвращения.
Постоянно просматривала все лондонские газеты, сидя в маленьких пабах, попивая темное пиво, к которому пристрастилась. А рядом сидел любимый человек — и совершенно не подозревал о том, что она затевает. Он улыбался ей, а она улыбалась ему. Нежно, сладко, искренне. Словно раз и навсегда разделив себя на две противоположные личности. И поставив между ними непреодолимый барьер — чтобы те друг другу не мешали. И они не смешивались, словно вода и подсолнечное масло.
Она была холодной, когда задумывала очередное преступление, и горячей, когда смотрела в полные любви глаза Тома. И когда целовала его, ощущая его нежные губы с привкусом черного кофе, который он просто обожал, хотя она его мягко журила за то, что он пил такой крепкий напиток поздними вечерами.
"Тебе же будет лучше — я буду неутомим в постели. А потом все равно засну. Ты же выпьешь из меня всю энергию", — смеялся он, обнимая ее.
Концерты Джастина она тщательно отслеживала, но больше не рискнула там присутствовать. Она боялась, что действительно умрет или сойдет с ума от нахлынувших слишком сильных эмоций. Ее душа не выдерживала настолько интенсивной стимуляции. Все равно что ласкать грудь электричеством.
"Я не прощаю никому слабостей, даже себе. А особенно ненавижу тех, кто делает меня слабой" — вспыхивали мысли, подобно неоновой рекламе в полной темноте.
Правда, на королевский прием она не могла не прийти. Увидеть королеву, принца Чарльза, других знатных придворных — это было на самом деле здорово.
Во дворце проводился бал-маскарад, поэтому она прихватила Тома, заставила его нацепить маску, и сама надела черный парик и большую, на пол-лица, маску. А большие серые глаза скрыла линзами синего цвета.
Том смеялся, обнимал ее, и говорил, что она в любом облике самая красивая на свете.
И они танцевали в большом зале, полным гостей в бальных нарядах. Танцевали вальсы, словно погружаясь в славное прошлое. А Лиза смотрела только на одного человека — Джастина она узнала бы и под маской. Красивый, уверенный в себе, не подозревающий о том, что рядом с ним — хладнокровный и готовый идти до конца враг.
Она смотрела и на Джину — дочь они не взяли с собой, наверное, посчитав, что та — слишком маленькая. И ее сердце разрывалось от ненависти. Каждая улыбка этой маленькой твари забирала у нее минуту жизни.
В этот вечер Лиза на самом деле явственно ощутила свое раздвоение: с одной стороны — любящая женщина, с другой — жестокий мститель.
"Я еще не совсем решила, что с ними делать. Но идеи уже есть", — подумала она, с милой улыбкой, обращенной к возлюбленному, обнимая его сильное тело, позволяя легко и грациозно вести ее в вальсе.
В вихре танца она наконец-то смогла расслабиться и одарить еще одной нежной улыбкой прекрасного возлюбленного, ее настоящего принца.
И забыться, потерять саму себя, словно утопить в сверкающем золотом шампанском, которое вскружило голову, вспенило легкими пузырьками воздуха.
Растаять, как кусочек льда в бокале алкогольного коктейля. Забыть обо всем. Просто перестать существовать, отдаться на волю гибких движений.
Этим вечером она была пьяна, легка, как пушинка. Сняв маску и бальное платье, она помчалась в ванную — с Томом наперегонки. Они визжали, как расшалившиеся дети.
Небольшой особняк Тома стал именно тем Домом мечты, который она так часто когда-то представляла в детстве, в фантазиях и во снах. Два этажа, большой сад, внизу — зала с огромным роялем.
А также большая библиотека с множеством книг — классики и современной литературы. У нее были собственные полки, куда она могла складывать купленные книги. После длительного проживания в России у нее остались не только незабываемые впечатления, но и достаточное количество денег на счету. Впрочем, Том тоже не был бедным. Правда, он не был и богатым, но девушку это больше не волновало. Главное, что они были вместе. И ему удалось убедить ее в своей любви. А ведь это было так сложно… И так долго. Но, главное, что Том не потерял желания убеждать ее в своих чувствах. А она не потеряла желания ему поверить. Хотя, скорее всего, огромную роль сыграло ее упрямство и сила воли. И в упрямстве доказать самой себе, что она может вырваться из порочного круга: боль, страданье, отвращение к самой себе.
Вытолкав его из ванной, она залезла под горячие струи, с удовольствием вымылась, а потом вышла.
Том, судя по влажным волосам и банному халату, открывающему его сильное, загорелое тело, воспользовался другой ванной.
На небольшом круглом столике горела свеча в высоком массивном канделябре. А по обе стороны стояли два "бокала" — тоже свечи, горящие нежным пламенем. Рядом со свечными бокалами Том поставил два обычных, пустых. А немного в стороне в ведре со льдом возлежала бутылка ее любимого розового шампанского. Любимого, скорее всего, потому что напоминало оттенок крови. Пенящейся крови.
Дразняще улыбающийся мужчина открыл шампанское, едва не попав стрельнувшей пробкой в люстру, отчего они оба расхохотались, затем налил им шампанского оттенка умирающего заката.
Они выпили, а затем долго и со вкусом целовались, сцеловывая капли шампанского с губ друг друга.
Затем Том взял ее на руки и понес в кровать.
Внезапно ее накрыло незаметно подкравшееся дежа вю. Том в полутьме словно бы превратился в Джастина. Черные волосы казались темно-каштановыми, голубые глаза — золотистыми, как густой мед.
— Я люблю тебя, — прошептала она, почти не осознавая себя, прижимаясь к нему все телом, раздвигая перед ним ноги, мечтая вновь ощутить его внутри. — Я люблю тебя так сильно, — горячий шепот придал бархатную мягкость окружающей тьме.
Она прижималась к нему с отчаяньем, словно чувствуя, что эта иллюзия больше никогда не вернется. Обвила его руками и ногами, как вьющийся виноград — дом. Цеплялась, обвивала всеми конечностями — чтобы не ушел. Чтобы остался навсегда. Чтобы любил так сильно — и два сердца слились бы воедино.
Бурная страсть кипела в ней, наполняя целиком. Она ощутила его внутри и со всхлипом начала двигаться, направляя его, подталкивая к оргазму. Управляя им.
Высшая точка наслаждения будто взорвала тело и сознание — и Лиза без сил упала обратно на простыню, уставившись широко распахнутыми глазами на тающую мечту.
Перед ней снова был Том — и ей хотелось громко закричать от разочарования.
"Я не знаю, что со мной творится" — с этой мыслью она постепенно засыпала, стараясь не думать о том, что сегодня произошло. Обычно она не фантазировала о Джастине в постели с Томом…
"Наверное, мне не стоило его видеть".
Но Лиза понимала, что не может просто забыть и оставить его и дальше блаженствовать. Она решила, что причинит ему самую большую боль, которую только сможет.
Перед закрытыми веками возникали горящие, словно нарисованные пламенем строчки: "Концерт-прием известного музыканта Джастина Армстронга. Вход только по приглашениям".
Во сне Лиза улыбалась, а осчастливленный Том гладил ее по волосам. Ведь раньше она никогда не говорила ему, что любит.
Лиза сидела перед огромным зеркалом и держала в руках помаду так, словно это был револьвер, из которого она собиралась либо застрелиться, либо убить кого-то другого. В отражении видела застывшее лицо, стеклянный взгляд злой куклы, всклокоченные светлые кудряшки.
Повела плечами, чтобы оценить блеск стразов на роскошном вечернем платье, облегающем тело и оставляющем мало простора мужскому воображению.
Лиза медленно провела розовым кончиком помады по своим нежным губам, вспоминая, как отослала Тома на ближайшую неделю в Париж — закупить множество приятных, модных мелочей (который встречаются только в Париже) для их тайной, романтичной свадьбы.
Попыталась расчесать волосы и уложить их в новую прическу, так как прежняя внезапно разонравилась. Полюбовалась своим отражением, наклонилась, чтобы продемонстрировать зеркалу вырез платья и верх упругой груди.
Улыбнулась — улыбка получилась холодной и притягательной одновременно, как немигающий взгляд змеи.
Сегодня она попыталась стать холодной и расчетливой соблазнительницей. Это было даже приятно. Немного. В основном же она ощущала себя плохо запрограммированным роботом.
Лиза понадеялась, что на "элементарные" действия остатков ее ума хватит. Того, что осталось от ее рассудка.
Прием-концерт Джастина Армстронга должен был стать важной вехой в ее жизни. Лиза решила сделать ему сюрприз — и не один. Цепочку нанизанных друг на друга сюрпризов. Милое ожерелье, на котором потом вполне можно будет повеситься.
Сперва она сделала так, чтобы ее пригласили выступить на этом мини-приеме. Причем, чтобы он об этом не знал до последнего. Это было первое звено цепи, которая неумолимо обвивала его шею, как пока еще невидимая, а потом стальная, змея.
Лиза сначала сидела в зале, спрятавшись за спинами более массивных людей. Это была небольшая зала, с выгнутыми, как чаша, местами для сидений. И она выбрала место в самой глубине "чаши".
Он вышел на сцену: ее проклятие, ее личный ад. Демон-мучитель. Прекрасный, как никогда. Лиза чувствовала, как бьется сердце, и прикрыла его ладонью, чтобы оно не выскочило наружу.
Дрожь сотрясала тело, а перед глазами вспыхивали искры, когда она на него смотрела. Осознавая, что она его видит, а он ее — нет. Это было великолепное чувство рыбака, наблюдающего, как в прозрачной воде рыбка потихоньку заглатывает приманку.
На этот раз в зале была не полутьма, а яркий, почти дневной свет, сцена была условной, а наряженные люди угощались вкусностями и спиртными напитками.
Лиза знала, что Джина с дочерью Джулией остались дома, так как девочка простужена. Это она тоже вычитала в газетах. Быть известной личностью — в этом есть и свои минусы. Про тебя все знают. Ну, почти все. То, что является твоей официальной маской. Да, но из-за этой проклятой известности невозможно никуда пойти, чтобы об этом тот час же не узнала большая часть мира.
Его музыка оборвалась, вызвав еще один приступ моральной боли. Словно у нее оторвали кусочек сердца.
"Пора" — поняла девушка, и ее сердце глухо забилось.
Стройный конферансье в белом фраке заявил, обращаясь к зрителям, увешанными всевозможными драгоценностями, и к Джастину, севшему в первый ряд:
— А сейчас пришло время для подарка-сюрприза нашему знаменитому исполнителю, Джастину Армстронгу, — поклон в сторону улыбнувшегося мужчины. — Для него согласилась исполнить свои лучшие мелодии известная исполнительница классической и современной инструментальной музыки — Лиза Мэлоди.
Девушка медленно, сохраняя эффект неожиданности, вышла из-за спин нескольких высоких и полных мужчин, подумав, что обожает свой псевдоним. В конце концов, не представляться же ей фамилией бывших опекунов?
Их взгляды встретились — и она чуть не споткнулась на совершенно ровном деревянном полу небольшой сцены. Он смотрел на нее, глядел — и не мог оторваться. И она видела в глубине его глаз целый океан самых разнообразных, противоречивых чувств, сильных, как тайфун, цунами, землетрясение.
Она с трудом заставила себя сесть за фортепиано, добиться того, чтобы руки ни в коем случае не дрожали — и заиграла. Для него.
Несколько новых композиций — и ту, старую, под которую она убивала бывшего директора детдома. Она ощутила вдохновение и дикую радость от мысли, что она играет ему — своему, несмотря ни на что, любимому. Ах, если бы чувство так просто можно было вырвать из сердца. Если бы любовь не была сорняком, не желающим расставаться с привычной почвой. Если бы люди могли контролировать собственные чувства, и не поддаваться им.
Всю ту бурю чувств, которую она испытывала, девушка выразила в экспрессии своего исполнения, чувствуя, что сама погружается в бушующий океан звуков, что ее накрыли громадные волны, почти утопив в глубине и бессмыслице старых переживаний.
Она едва смогла улыбнуться и поклониться залу, отметив краем глаза, что Джастин тоже ей аплодирует — медленно, словно находясь под воздействием гипноза.
Затем она тоже села в первый ряд — недалеко от него. Осталось послушать игру еще нескольких выступивших — а потом будет фуршет. И можно будет уйти.
Все это время они оба чувствовали себя, как на иголках. Лиза ощущала, как ее буквально сверлит его жгучий взгляд — и постоянно содрогалась.
Лиза радовалась, что на фуршете было принято стоять, а не сидеть, и переходить от одного столика, уставленного маленькими закусками, к другому. Впрочем, выпивка тут полагалась. Но она осушила лишь один бокал, потому что и так чувствовала себя пьяной от нахлынувших переживаний.
— Как ты тут оказалась? — он подкрался к ней почти незаметно, положив руку на дрогнувшее горячее плечо.
— Да так… Проходила мимо… Решила зайти, почтить тебя своим вниманием, — она дернула плечом, намекая, что руку лучше убрать.
Он убрал, но медленно, проводя пальцами по нежной коже, открытой большим вырезом.
— Решила продемонстрировать свои достижения? — лениво усмехнулся он. — И лишний раз помозолить мне глаза?
— Скажи спасибо, что я не рассказала все полиции, — зло отозвалась Лиза, яростно дергая плечом, чтобы избежать его касания.
— И за что мне такая честь? — ухмыльнулся он, впрочем, с некоторой нервозностью во взоре.
— Потому что, — она прямо посмотрела ему в глаза, — я на самом деле тебя любила.
— Что за пафос, моя дорогая. Ты так и не избавилась от излишней чувствительности за эти годы.
— Зато я избавилась от тебя. И твоей мерзкой женушки, — она скривилась. — Удачи тебе в постели с этой худой уродиной. У нее, как мне представляется, даже груди нормальной нет, а ноги — как две палки. Изучаешь анатомию по ночам и грызешь кости? Интересно, ты признаешь когда-нибудь, что я все-таки лучше? — медленно произнесла она, чувственно улыбаясь, хотя уголки ее гуд подрагивали. — Или так и будешь лгать себе и мне? Я ведь красавица, а она — нет. Правда жизни глаза колет? Не так ли?
— Я не буду отрицать очевидное, — неожиданно мирно признал он. — Ты на самом деле гораздо красивее Джины.
— Мне нравится, что ты не оправдываешься передо мной. Иначе я бы тебя убила. Теперь я тебя не убью, — задумчиво произнесла она, отпивая еще немного белого вина из бокала.
— Какая честь. Вот уж не ожидал. До сих пор питаешься остатками нашей любви? А это уже честь для меня, что ты меня до сих пор помнишь.
— О, ты сделал нашу последнюю встречу незабываемой. Убийство собственного ребенка — такое не забудешь. Хотя, судя по многочисленным современным ужастикам — это уже даже становится неинтересным — никакой новизны.
Они молчали, вглядываясь друг в друга, словно враги перед дуэлью.
— Если б ты стал оправдываться или извиняться, я бы тебя все-таки убила. Знаешь, мне уже приходилось убивать мужчин.
Его брови ползли вверх: — И скольких?
— Полтора. Я точно не знаю, убила ли я второго. И мне тогда было всего лишь одиннадцать лет, — криво улыбнулась девушка. — Так что не играй с огнем, Джастин. Хотя свою игру ты уже сыграл. Теперь настало время моего хода. Я буду играть черными.
— Как мило, — он усмехнулся. — Позволишь не принимать тебя всерьез?
— Как хочешь, дорогой, как хочешь. Не принимай — и быстрее проиграешь. Это только мне на руку, — лениво-тягуче растягивая слова, произнесла девушка.
— Тогда, пошли, потанцуем, — он увлек ее в толпу. Она даже не успела начать сопротивляться. Все произошло слишком быстро. И она снова оказалась в его власти. Во власти его рук и взгляда.
И Лиза снова таяла, прижимаясь к нему, заглядывая в золотисто-медовые глаза — и ничего не могла с собой поделать. А в его глазах мало-помалу проявилось торжество. Глупец решил, что выиграл.
И его рука, словно невзначай, начала поглаживать ей спину, плечи. Он прижимался к ней — и она чувствовала, что он начинает возбуждаться. Их горячее дыхание постепенно становилось прерывистым и хриплым.
Заглянув в омут зрачков друг друга, они быстро покинули зал.
Джастин посадил ее в свой черный "Феррари".
— Куда? — быстро поинтересовался он, оглядываясь на хрупкую фею, замершую в салоне.
— В гостиницу, — улыбаясь уголками губ, ответила она.
Машина резко, нетерпеливо сорвалась с места, сразу развивая головокружительную скорость.
На Лизу навалились воспоминания: его автомобили, их долгие поездки в Лондон. Их счастливые дни, зачеркнутые временем, стертые реальностью, но до конца не умершие в ее душе.
Девушка обняла себя руками и заглянула в прошлое через свои мысли и наполовину забытые ощущения.
Они быстро сняли номер — Лиза ждала его в отдалении холла, чтобы не привлекать внимания. Кто знает, где и когда очутятся папарацци?
Затем они отправились на восьмой этаж.
Громадный номер явно был предназначен для молодоженов. Лиза скривилась в усмешке, но эту гримасу быстро стерли жадные губы Джастина. Его руки принялись лихорадочно шарить по ее телу.
— Ты все так же стройна, так же прекрасна. Я не смог тебя забыть, — жаркий шепот по-змеиному заползал в уши. Она потеряла голову, обнимая его в ответ, с такой страстью, будто он единственный для нее в этом мире.
Они упали на постель, по пути к вожделенному ложу оставив в беспорядке валяться свою одежду.
Их взгляды будто поджигали друг друга, огонь желания разгорался, превращаясь в раскаленную лаву, сжигающую все на своем пути. Они сплелись в одно целое, словно две ядовитых змеи в брачном танце.
Все смешалось в разгоряченном сознании: поцелуи, ласки, хриплые стоны.
Она направила его в себя, желая ощутить его твердость и жар у себя внутри. Словно он трахал ее собственным сердцем.
Ее грудь налилась, словно спелое яблоко, увеличиваясь. Он жадно целовал идеальные окружности, лаская губами соски, а его пальцы тем временем нашли центр ее желаний и принялись ласкать клитор.
Она стонала и сильнее расставляла ноги, позволяя ему проникнуть в себя до конца. Чтобы он смог взять ее целиком, овладеть, выпить до дна все ее крики и стоны.
Накал их страсти едва не сжег их до пепла — и тела, и души.
Они занимались любовь в разных позах. То она, покорная, стоит на четвереньках. То в роли смелой амазонки — сверху на нем, покоряя и контролируя его движения…
Пока они оба почти не отключились.
Затем, по просьбе Лизы, Джастин принес им шампанское, спрятанное в мини-холодильнике, и два бокала из бара.
Лиза почти с грустью улыбнулась Джастину, который крепко заснул на широкой кровати. Она знала, что он будет спать еще долго — она подсыпала ему снотворное, пока он ходил в душ.
Теперь она собиралась поставить самую жирную точку на свете — и убить остатки их любви. И вырвать часть своего сердца.
Лиза пошла в душ, тщательно вымылась, затем вытерлась полотенцем, стряхивая на пол капли с кончиков волос. Накрасилась возле зеркала почти не дрогнувшими руками, затем оделась.
Вышла из номера, повесив на резную ручку табличку: "Не беспокоить".
Спустилась вниз по лестнице, звеня ключами, которые взяла у Джастина, порывшись в его карманах. На брелоке к ключам был написан код, чтобы открыть ворота особняка. Лиза уселась в его машину, и поехала по той самой дороге, которая часто снилась ей в кошмарных снах.
Этот путь когда-то соединял две точки: их особняк и Лондон, а потом — ее любовь и смерть их ребенка. Можно даже сказать — прошлое и будущее, являясь почти мистическим связующим звеном.
Безумно улыбаясь, девушка жала на тормоза, надеясь, что не разобьется в этой машине, и ее не остановит патрульный полицейский — все-таки она еще очень плохо водила, да и гнала на сумасшедшей, почти предельной скорости.
Она глянула на бардачок машины, куда запихнула свой револьвер тридцать восьмого калибра. Подумав, что полицейский очень удивится, если его увидит. Если, конечно, решит обыскать автомобиль. Также она подумала, что Том тоже удивится, если заметит его отсутствие. И порадовалась, что отец ее жениха владеет магазином оружия, что позволило ей заполучить этот револьвер, разумеется, нигде не зарегистрированный.
Впрочем, она осознавала, что ее, скорее всего, арестуют — но даже это не слишком волновало. Главной была месть — и точка, которую она в конце концов решилась поставить.
Машина остановилась у таких знакомых ей ворот. Она взяла пульт, оставленный в машине Джастином — и ворота послушно поднялись.
Девушка объехала вокруг дома и поставила "Феррари" в гараж. Затем вышла. Никого не было, что ее только порадовало.
"Сама судьба мне благоволит" — подумалось ей. В любом случае, она не теряла бдительности, отринув завораживающие мысли, которые могли лишь ей навредить, заставив чрезмерно увлечься и выпасть из реальности. Пока еще она не могла себе этого позволить.
"Ах, да, по пятницам они всегда отпускают слуг" — внезапно вспомнила она — и широко улыбнулась, удивляясь, как она могла об этом забыть.
У нее возникло странное ощущение, что ее голова — воздушный шарик, наполненный гелием, который рвется в небо, желая порвать веревочку, связывающую его с грешной землей.
Она взвела курок и проверила барабан — все патроны были на месте. Впрочем, волноваться было не о чем — в тире она показывала прекрасные результаты, радуя Тома. В будущем его свидетельство могло обернуться против нее — но ей было плевать. По крайней мере, сейчас.
Она открыла двери черного хода ключом и поднялась наверх. Комнату Джины с Джулией она нашла не сразу, но сориентировалась на голоса: женский и детский. Они явно играли в какую-то игру.
"Что ж, надеюсь, что моя игра понравится им больше" — с этими мыслями она толкнула дверь.
Медленно подняв голову, Джина увидела направленное на нее дуло пистолета и широкую улыбку Лизы на фоне безумно блестящих глаз.
Лиза отошла от Джины, любуясь ее связанными руками и ногами. Неподалеку стояли два крупных мужика, которых Лиза вызвонила через пару минут и пропустила на участок. Они были уже на подходе — профессионалы из России, которые не задавали вопросы, сносно говорили на английском и были лишены какой-либо морали. Она понимала, что может потерять контроль над ситуацией и не собиралась подставляться.
Маленькая девочка с каштановыми волосами и голубыми глазами отчаянно верещала, что действовало Лизе на нервы. Она хотела отдать ее на забаву бандитам, но понимала, что в этом случае те могут слишком быстро ее убить.
Молчаливые помощники привязали их обеих к деревьям сада, выбрав редко посещаемое место, и заткнули их рты кляпами, скрепив их изолентой, а затем отошли, изображая статуи, темнеющие в ночи.
Лиза снова вернулась к воротам и позвонила по мобильному. Там уже ждали ее звонка и сообщили, что все готово. Заказ доставили через минут пятнадцать — Лиза даже не успела как следует соскучиться.
Это был большой черный гроб.
Не показываясь рабочим на глаза, она по мобилке приказала поставить его недалеко от ворот. Расплатилась она заранее, так что носильщики не спорили.
Ее особенно веселило, что она сделала заказ на имя Джины Армстронг.
Приказав помощникам притащить гроб, не снимая перчаток, Лиза застыла и уставилась на побледневшую Джину.
— Вот, — тонкая ножка ударила по гробу, — твое новое жилище. Нравится? Или он не гламурный? Извини, не было времени выбирать, — язвительно произнесла она.
Глаза Джины расширились. Пятилетняя девочка вообще мало что соображала, но тоже рвалась из веревок, а по ее щекам текли слезы.
— В общем, я сегодня добрая, — Лиза еще раз пнула гроб. — И я дам тебе выбор, которого ты мне не оставила. Ты либо умрешь сама, либо заживо похоронишь своего ребенка. Ах, да, еще яму рыть. Хорошо, хоть мне не придется этим заниматься, — скривившись, Лиза сходила в сарай для лопат, взяла несколько штук и вернулась. Нарочито небрежно кивнула одному из амбалов, чье имя даже не запомнила, и тот пожал плечами и принялся рыть яму сильными, механическими движениями, поглядывая время от времени на часы и что-то насвистывая. — А ты пока думай, дорогуша, — глянув на совершенно обезумевшую, судя по взгляду и виду женщину, сказала блондинка.
Когда яма была готова, Лиза приказала мужчине поместить в нее гроб, и сама открыла крышку.
— Ну, что? — она выпрыгнула из ямы, дошла до пленницы и вытянула кляп изо рта Джины.
На нее полился поток проклятий.
Лиза ждала, постукивая ножкой от нетерпения. — Слушай, я не собираюсь тут торчать с вами до следующего пришествия. Давай, делай свой выбор. Или выбирать придется мне. Но, учти, как это будет ужасно и больно. Представь, ты окажешься в полнейшей темноте, начнешь постепенно задыхаться. Ты не страдаешь клаустрофобией? Значит, начнешь ею страдать. Затем у тебя начнут разрываться внутренние органы, лопаться, как перезрелые плоды, на которые наступают ногой, — Лиза не была уверена, что все происходит именно так, как она говорит, но зато это звучало достаточно устрашающе. — Так что, еще раз подумай, захочешь ли ты спасти себя… Либо свою дочку.
— Хорошо, умру я, — кривясь, пробормотала Джина. Ее лицо стало серым, она пошатнулась и упала в обморок.
Лиза нервным движением рук и охрипшим голосом приказала амбалам развязать ее и отволочь к гробу, немного завидуя их силе. Когда женщину поместили в гроб, она закрыла крышку, удовлетворенно улыбаясь. Затем взяла в руки револьвер, чтобы поиграться, придать себе еще большей крутости, как в боевиках.
Неожиданно из гроба раздались дикие крики — женщина изо всех сил забарабанила руками и даже ногами.
— Что такое? — Лиза нагнулась над гробом. — Тебе дует? Или подушка жесткая?
— Выпусти меня отсюда. Выпусти, — орала Джина, продолжая стучать.
— Ну, как знаешь, — Лиза пожала плечами и открыла крышку. Наемники шагнули ближе, чтобы вмешаться при надобности.
Джина, дергаясь, как червяк на крючке, с трудом выбралась наружу, оказавшись на земле.
— Но ты же знаешь условия… — Лиза вновь приказала мужчинам, и те отвязали девочку. Один из них схватил ее и толкнул к матери, а второй наставил на Джину свое оружие.
— Ты сама положишь ее в гроб и похоронишь, ладно? У нас тут самообслуживание. Мои парни и так перетрудились. Не хочу платить им сверхурочные, — язвительно заметила блондинка, топая ногой в нетерпении.
Лиза тоже наставила на нее оружие, не желая оказаться в стороне от главного приключения своей жизни. Хоть благодаря наличию опытных бандитов это было излишним, скорее, показухой. Она чувствовала себя героиней гангстерского кино, прислонившись к дереву, не спуская с них взгляда, с выражением холодной решимости и отстраненной жестокости.
Конечно, Джина пыталась ее умолять…
— Лиза, ты же не можешь так поступить, — она схватила свою дочь и запихнула в гроб, а затем приложила крышку. — Ты же тоже была беременная. Ты же понимаешь, как я люблю ее, — захлебываясь слезами, причитала совершенно сломленная женщина. — Прости меня, прости за все. Мы с Джастином отдадим тебе все деньги, только отпусти нас.
— Знаешь, я бы на твоем месте за Джастина бы не расписывалась. Он еще тот жук, — девушка нетерпеливо дернула пистолетом. — Давай скорее, мне не интересны твои причитания. Надо было думать раньше, моя дорогая. Если бы мой ребенок тогда выжил — я бы еще подумала, может и отпустила бы вас, но… Пока мое прощение вымолил только Джастин. Наверное, я не буду слишком жестокой к тому, кого любила. Но к тебе и твоему мерзкому отродью это не относится. Живее, — Лиза топнула ногой.
Плача и причитая, придерживая крышку гроба ногой, чтобы дочь не выбралась, Джина остервенело засыпала могилу землей… Лиза и не подумала приказать своим амбалам ей помогать.
— Знаешь, я никогда не думала, что ты, дорогая моя "Мадонна с младенцем", на самом деле способна на детоубийство, — сделав огромные глаза, произнесла Лиза, с видом художника-импрессиониста, выполнившего очередной аляповатый шедевр, любуясь видом закопанной могилы. — Я, между прочим, пошутила. Если бы ты отказалась убивать своего ребенка, я бы отпустила и тебя, и твою дочь. Но ты сама сделала выбор, показала свою мерзкую, гнилую натуру. Ты показала, что твоя дочурка для тебя — пустое место. И свою жизнь ты ценишь гораздо выше. И я поступлю честно — оставлю тебя в живых, как обещала. Наслаждайся жизнью, если сможешь.
Хрупкая женщина упала на землю, забившись в конвульсиях и пытаясь подобраться к могилке, заливаясь слезами: — Джулия, моя дорогая Джулия. Пожалуйста, откопай моего ребенка. Я умоляю тебя, Лиза. Спаси ее, не дай ей задохнуться там.
— Какая патетика, — ехидно заметила белокурая красавица, подходя к бьющейся на влажной земле Джине и изо всех сил ударяя ее рукояткой пистолета по голове. Та рухнула на землю, как соломенное чучело.
Лиза приказала верным помощникам привязать оглушенную жертву к дереву, но не сильно.
— Возможно, ты даже успеешь развязаться и спасти свою дочь. Или Джастин очухается раньше, чем я планировала. Это даже интересно, словно русская рулетка… — так бормоча, девушка вышла из дома, сделав знак бандитам следовать за ней. Отпустив мужчин, которые сели в свою машину и уехали по своим делам, она долго шла пешком, ничего не соображая, машинально стряхивая землю с рук на асфальт. Вскоре ее подобрало такси.
Откинувшись на сиденье, она назвала адрес, а затем впала в оцепенение.