Орленок (Щегол-2)

Глава 15

22 ноября 2512 по ЕГК.

…Все четыре часа двадцать шесть минут, потребовавшиеся специалисту по установке артефактной системы защиты «Кордон» для финальной отладки дорогущей приблуды,

мы с Ольгой грызли гранит наук. Причем разных. Она штудировала базу данных по этикету, а я старательно запоминал школьную программу по новейшей истории анклава. Естественно, тщательно создавая ассоциативные связи, упрощающие оперативный доступ к этой информации, и намертво вбивая их в память с помощью видеоряда, подготовленного верной помощницей. Занимались предельно добросовестно, поэтому, узнав, что все работы завершены, и для начала полноценной эксплуатации «Кордона» нужна только аурная привязка, не сразу поняли, о чем идет речь. Впрочем, в нужный режим переключились достаточно быстро, прошли замороченную процедуру, поблагодарили артефактора за оперативность и отвезли к КПП. Вернее, отвез. Я. Ибо Кольцова, проголодавшаяся как бы не больше меня, унеслась на кухню. Не столько помогать дроидам, 'выбравшимся из транспортных контейнеров, с готовкой, сколько наблюдать за процессом со стороны, дегустировать все, что попадется под руку и… залипать на картину, купленную у Максаковых.

Покатушки по территории поселка испортили мне настроение. Из-за дождя, ради разнообразия решившего не лить, а моросить, очень низкой серой облачности, превратившей середину дня в вечерние сумерки, и толстого ковра из листвы, облетевшей с деревьев. Нет, в «прошлой жизни» я относился к осени, можно сказать, индифферентно. Но только потому, что на Китеже она была нормальной. То есть, всего с семью-девятью дождливыми днями в месяц, а не местной реинкарнацией Всемирного Потопа. А еще в моем родном мире осень обязательно начиналась с теплого и почти безветренного бабьего лета, что тоже радовало и не давало погружаться в меланхолию. Ну, а на Надежде… на Надежде лило четвертую неделю без перерыва, и я морально устал даже от безостановочного шелеста струй за открытым окном спальни. Так что, загоняя «Порыв» в гараж, мысленно уговаривал себя потерпеть еще девять дней, после которых, по уверениям синоптиков, в северную и центральную части Империи должна была прийти зима, а к нам, в Южную — «нормальная» осень.

Пока шел по подземному коридору, уговаривал себя не расклеиваться, а на лестнице нашел веское основание переключить внимание на куда более приятную тему. И, рванув на аппетитнейшие ароматы, оказался на кухне. А там мазнул взглядом по суетящимся андроидам, бесшумно опустился в свое кресло и накрыл рукой ладошку Ольги, снова потерявшейся в работе одного из выпускников Новомосковской Академии Искусств.

Мне тоже нравилась эта картина — крашенная блондинка была в моем вкусе и казалась живой, «нимб» из ее волос и лепестки подсолнухов выглядели настоящими, а переходы красок там, где играло яркое летнее солнце, запросто могли заворожить.

Но мой интерес не шел ни в какое сравнение с чувствами, которые этот шедевр вызывал в Кольцовой. Что, в общем-то, не удивляло. Ибо я своими глазами видел фотографии ее погибшей сестры, лет в шестнадцать перекрасившейся точно в такой же оттенок, и понимал, что года через два-три Инна должна была стать точной копией этой грустящей красотки.

Почувствовав мое прикосновение, напарница сбросила марево, которое не снимала в принципе, переплела наши пальцы, уперлась коленом в мое бедро и виновато вздохнула:

— Я в порядке, Игнат. Просто засмотрелась и вспомнила прошлое. В этот раз приятное.

— И не захотела возвращаться в настоящее? — невесть с чего спросил я и получил не тот ответ, которого ожидал:

— Знаешь, последние года три перед гибелью родителей я считала себя самой несчастной девчонкой на Надежде. Ведь они любили сестру намного сильнее, чем меня, не уделяли мне столько времени, сколько требовала душа, загоняли домой ровно в десять вечера, категорически запретили гулять с самой отвязной компанией нашей деревни и так далее. После того, как мне пришлось взвалить на свои плечи ответственность за Инну, настоящее стало потихоньку открывать глаза на «несчастное прошлое». Первая же неделя самостоятельной жизни помогла понять, почему папа с мамой, вернувшись с работы, брались за домашние дела, а не бросались развлекать меня. Где-то месяцев через восемь, когда за растление несовершеннолетних арестовали и посадили всех парней из компании, частью которой я мечтала стать, я поняла, от чего меня уберегли родители. А потом вдруг задурила сестренка, которой захотелось свободы и независимости, и этот бунт помог увидеть аналогичный, но мой, со стороны. Таких «прозрений» было много, так что я постепенно избавилась от большей части розовых очков и научилась ценить то, что у меня есть. Поэтому теперь наслаждаюсь каждым мгновением настоящего, которое ты мне подарил, очень неохотно его покидаю и с радостью возвращаюсь. В общем, я действительно в порядке и… и изнываю от желания побыстрее уйти в Пятно, чтобы стать еще чуточку сильнее!

— Маньячка… — мягко улыбнулся я, дождался подтверждающего кивка и ответил на завуалированный вопрос: — Мои планы не изменились: сразу после обеда мы сгоняем в Лукоморье за продуктами, потом соберем рюкзаки, часик-другой поленимся и завалимся высыпаться перед долгой дорогой…

…Поездка в «Бессонницу» и обратно прошла без каких-либо эксцессов. Сборы — тоже. Но стоило нам с Кольцовой разобраться с делами и обсудить самый первый вариант расслабления, как мне позвонил глава рода Докукиных. Никакого желания общаться с этой личностью у меня не было, но оставлять вопрос с вирой в подвешенном состоянии было нерационально, поэтому я принял звонок, вежливо поздоровался и превратился в слух.

— Добрый вечер, Игнат! — поприветствовал меня старый интриган и вроде как похвалил: — Я смотрю, вы не теряете времени впустую и обзаводитесь серьезными связями аж в самом Новомосковске?

— Стечение обстоятельств… — честно признался я. Потом заметил в глазах Ольги искорки любопытства, плюхнулся на диван, жестом поманил ее к себе и продолжил прерванный монолог: — Придумал еще один способ «раскачать» слишком уж медленно возвращающуюся память, настроил планов, отправился в столицу на три дня и, как обычно, вляпался в очередную историю.

— … из которой, как обычно, выкрутились с неплохим прибытком, верно?

Я мысленно хмыкнул, приобнял напарницу, привалившуюся к плечу, и вздохнул:

— Меня загнали в угол. Пришлось выкручиваться.

— У вас, определенно, получилось! — хохотнул аристократ и посерьезнел: — Теперь, когда ваше имя на слуху у всей молодежи Империи, а черная «Стихия» стала символом неудержимости, и проблем с набором постоянных клиентов не будет. Впрочем, теперь, когда вы заинтересовали саму Ксению Станиславовну Веретенникову, искать альтернативные каналы сбыта высокоранговых Искр, по сути, не обязательно: одно слово этой целительницы — и вся ее клиентура станет вашей…

— А ему-то какое дело? — сварливо поинтересовалась Дайна, повторив мои мысли по этому поводу, от Ольги потянуло нешуточным возмущением, а Докукин и не думал замолкать:

— Знакомство с Ольгой Максимовной Максаковой тоже не будет лишним — ректор НАИ заслуженно считается одной из влиятельнейших аристократок Империи, соответственно, ее слово может открыть для вас очень многие двери.

— Мне были нужны всего одни… — стараясь не злиться, сообщил я. — И они уже открылись: я познакомился с дипломными работами выпускников Академии Искусств разных лет и полностью удовлетворен. А просить открывать себе другие двери не собираюсь.

— Зря: да, вы, потомственные добытчики, занимаете нишу вне сословий, но даже самые уважаемые представители ваших родов обретают хоть какой-то вес в высшем свете страны только с помощью по-настоящему влиятельных аристократов и в их свите.

— Возможно… — не стал спорить я. — Но в данный момент я решаю задачи, которые считаю не в пример более важными, чем обретение веса в высшем свете: ищу родных, делаю все возможное, чтобы вернуть память, вкладываюсь в развитие напарницы и в меру имеющихся возможностей создаю фундамент для самостоятельной жизни. На тот случай, если мои поиски родных по какой-либо причине не увенчаются успехом.

Доказывать, что обретение веса в высшем свете Империи не в пример важнее всего вышеперечисленного, Харитон Павлович, слава богу, не стал. Зато воспользовался фразой про фундамент и спросил, проконсультировался ли я юристом Императорского банка. Тут я и разошелся:

— Да, проконсультировался. И даже досконально разобрался в причинах его совета не соглашаться на ваше предложение…

— Не соглашаться? — неприятно удивился аристократ.

— Вы не ослышались… — мысленно хохотнув, подтвердил я. И объяснил, что в этих «льготах» не так. Открытым текстом: — Ваше предложение поставит меня в уязвимое положение перед Законом и создаст море возможностей для шантажа. Ну, и зачем мне такое счастье?

Тут Докукин закосил под дурачка — вроде как расстроился и спросил, уверен ли я в адекватности юриста, а после того, как получил утвердительный ответ, попросил при первой же возможности заглянуть к нему в поместье, поделиться полученной информацией и обсудить еще один вариант виры.

Я пообещал заглянуть в первых числах декабря, достаточно уклончиво ответил еще на несколько вопросов о моих отношениях с Веретенниковой и Максаковой, попросил передать Александре Ярославовне благодарность за теплые слова в мой адрес и с большим трудом дождался завершения разговора. А после того, как Докукин, наконец, пожелал мне всего хорошего и сбросил звонок, криво усмехнулся:

— Новомосковск — одна большая деревня, слухи в ней разлетаются со скоростью света, а Харитон Павлович…

— … жадная старая гнусь! — гневно прошипела Кольцова. — Вместо того, чтобы до конца своих дней благодарить тебя за неоднократное спасение жизни внука, эта тварь жаждет наложить лапу на твои знания, появившиеся связи и доходы! Удавила бы…

— Да, урод он еще тот… — подтвердил я, успокаивающе погладив девушку по плечу. — А таких алчных деятелей лучше всего бить по карману. Поэтому к следующему визиту в поместье Докукиных я придумаю способ забрать виру деньгами.

— Это его, мягко выражаясь, не обрадует…

— Плевать: прогибаться я не буду в любом случае! — холодно усмехнулся я и счел, что мы потратили на Харитона Павловича слишком много времени: — А теперь предлагаю забыть об этой личности и, наконец, расслабиться…

…В этот раз с выбором способа расслабления мы пролетели — 'новый и фантастически интересный детектив с невероятно закрученным сюжетом, со средним баллом востребованности, зашкаливающим за девять единиц, и тремя с лишним миллионами просмотров за два месяца оказался такой нудятиной, что не передать словами. К сожалению, первые минут сорок я еще надеялся на то, что неспешное повествование вот-вот взорвется феерией событий, и не хотел расстраивать Кольцову, предложившую этот вариант отдыха, поэтому стоически боролся со скукой. Потом незаметно для самого себя провалился в полудрему и отключился. Проснулся по верещанию будильника в гарнитуре и не сразу сообразил, что задрых в гостиной, на разложенном диване. Потом понял, что не чувствую левую руку и левый квадрицепс, приоткрыл левый глаз и мысленно хмыкнул, обнаружив, что лежу на диване в гостиной, в объятиях Ольги и накрыт теплым пледом, а экран ИРЦ уже не в режиме ожидания, а полностью выключен.

Не знаю, как Дайна догадалась, о чем я подумал в этот момент, но ее монолог заставил смутиться:

— Доброй ночи, Игнат! Вам пора вставать, ибо уже два тридцать. И не вздумай искать в поведении «этой лисы» двойное дно: девочка задрыхла раньше тебя и ни разу не просыпалась, ИРЦ вырубила я, а пледом вас накрыли дроиды. Вопросы?

Я отрицательно мотнул головой, мысленно обозвал себя параноиком, посмотрел на умиротворенное личико «не-лисы» и вдруг понял, что не хочу ее будить. Поэтому выпростал из-под пледа правую руку и показал бестелесной вредине пять пальцев.

— Можешь понежиться и десять! — великодушно разрешила она. — Дождь не льет, а еле моросит, денег на депозите хватит на несколько сотен штрафов за превышение скорости, а я, если что, подстрахую.

Требовательно выгнутая бровь и серия жестов были поняты достаточно быстро, и Дайна раскололась:

— Да, эта девочка мне нравится. В разы сильнее, чем все твои бывшие, вместе взятые: они были самовлюбленными и самоуверенными пустышками с завышенными ожиданиями, а Ольга — цельная, состоявшаяся, битая жизнью личность, умеющая и любить, и ненавидеть, и брать на себя ответственность за тех, кто дорог, и ценить чужую помощь. Впрочем, ты это понимаешь ничуть не хуже меня. Иначе держал бы эту умничку на расстоянии и не берег ее, как зеницу ока…

В этот момент на ярких, чуть припухших губках «цельной, состоявшейся и битой жизнью личности» вдруг заиграла слабая улыбка, и у меня потеплело на душе. За компанию.

— Ты даже улыбаешься похоже! — сварливо заметила вредина и съехала с темы: — И это радует. В отличие от планов Докукина-старшего: после разговора с тобой он поручил помощнику приобрести коттедж по соседству с нашим. Для «любимого внука». Дабы тот сошелся с тобой поближе и к весне помог деду выйти на Максакову.

— Вот с-сука! — одними губами проартикулировал я.

— Угу… — поддакнул БИУС. И расстроил снова: — Что самое грустное, эти планы более чем реальны: внук Ольги Максимовны, Павел, уже купил коттедж в нашем поселке и собирается прикатить сюда на зимние каникулы на новой «Стихии». Если получится уговорить родителей, то на пару с сестрой. Кстати, эта парочка мне тоже нравится — я слушаю их четвертые сутки и еще ни разу не разочаровалась: они друг друга по-настоящему любят, проводят вместе все свободное время и решают любые проблемы сообща.

Я задумчиво расфокусировал взгляд и вспомнил Павла Демьяновича,

а Дайна подкинула еще немного информации для раздумий:

— Слово «любые» я использовала не просто так: позавчера вечером Павел три с лишним часа помогал Лизе разбираться в принципе решения квадратных уравнений и добился понимания, ни разу не показав и тени раздражения; после того, как уроки были сделаны, описал последнюю выходку своей девушки и с помощью юной советчицы придумал забавную стратегию адекватного ответа; внимательно выслушал откровения сестры, влюбившейся в какого-то певца, и, ни разу не улыбнувшись, пообещал выяснить все, что можно, о характере, привычках и интересах этого парня. А теперь оцени еще несколько фактов: у Лизы есть неограниченный доступ к банковскому счету брата; пароли на их телефонах одинаковые; в начале августа Павел расстался с некоей «сисястой красоткой» только из-за того, что та нелестно отозвалась о его сестре; если он дома, то девочка не засыпает, не дождавшись его визита в свою спальню и поцелуя в лоб, а любые попытки матери себя поцеловать встречает в штыки. И последний факт, который требует особого внимания: друзей-аристократов у Павла нет. Два его друга — из семей потомственных военных, а третий — из купеческих.

Я коротко кивнул в знак того, что понял и этот намек, затем вздохнул и разбудил Ольгу. Как и следовало ожидать, толком не успев прийти в себя, она страшно расстроилась и попробовала извиниться за то, что «испортила» вечер, выбрав не тот фильм. Пришлось перебивать и «лечить»:

— Солнце, плед на нас видишь?

— Да.

— Тогда включи голову и скажи, о чем говорит его появление?

Ей мгновенно полегчало, а во взгляде появились искорки сдерживаемого смеха:

— О том, что ты воспользовался представившейся возможностью законно пообнимать это роскошное тело?

Шуток на эту тему она себе раньше не позволяла, так что я опешил. Но только на миг. А затем контратаковал:

— Во-первых, я, в отличие от тебя, в привычке обнимать спящего рядом замечен не был. Во-вторых, мое тело ничуть не менее роскошно, чем твое. И, в-третьих, ты почему-то вынесла за скобки мою редкую самоотверженность. А моя рука, до сих пор нещадно вминаемая тобою в диван, кошмарно затекла!

Кольцова демонстративно заглянула под плед, задумчиво потерла носик и «сокрушенно» вздохнула:

— И ведь не придраться ни к одному тезису! И как теперь с этим жить?