Основание. Пятый пояс

Глава 10

Поминая дарса, я ухватил зелье Духовной Росы и выскочил из пространства кольца Путника, сжимая два фиала в пальцах.

Рванул зубами пробку на лечебном зелье, через миг плюнул её в сторону, и тут же опрокинул откупоренный фиал в рот, одновременно расширяя восприятие, чтобы найти тех, с кем нам предстоит сражаться.

Боль, к которой я притерпелся и уже даже не замечал, резанула меня с удвоенной силой, стоило только алхимии добраться до желудка. И чем сильней алхимия разносилась по телу, тем больше на меня накатывало боли.

Если до этого, в зоне запрета движения силы, боль ослепляла мои глаза, заполняя всё вокруг ослепительно-белым светом, то сейчас она словно дёргала восприятие, сбивая его, не давая мне взглянуть далеко и туда, куда я хотел.

Да и со слухом творилось что-то неладное — что-то прорычал Зеленорукий, но я не сумел разобрать ни слова.

В себя пришёл, стоя на коленях. Ну как пришёл — справился с болью, притерпелся, задавил её, вернув управление как телом, так и восприятием.

Расширил его раз, другой, наконец, сумев обнаружить тех, с кем нужно биться. Големы. Можно было и догадаться.

Огромные, больше похожие на медведей, чем на привычных мне пантер, серые големы, переваливаясь с боку на бок, бежали к нам, огибая куски руки статуи.

— Леград!

Я, наконец, разобрал слова, правда, кричал на этот раз не Зеленорукий, а Седой.

— Леград! — в этот раз это вообще были не слова, а мыслеречь. Видимо, Седой отчаялся докричаться до меня или, наконец, вспомнил, что мы сменили зону запретов и здесь мыслеречь доступна.

— Слышу, — выдохнул я в ответ, пользуясь тем, что можно не напрягаться и толкнуть мыслеречь обратно уже по проложенной Седым «тропе».

— Не лезь в схватку, займись остальными, подлечи их, — Седой на миг обернулся. — Только не сам, зелья, глава, зелья.

Я кивнул, правда Седой уже отвернулся, но если я использую восприятие, то и он, а значит, всё равно видел мой жест.

Големы за время этого короткого разговора преодолели половину разделявшего нас расстояния. Невольно обратил внимание, что с каждым шагом они бегут всё легче и плавней, словно освобождаясь от плена сна. Да и былая серость сходила с их тел, оказавшись всего лишь толстенным слоем каменной пыли. Сквозь серость проглядывала угольная чернота и вязь каких-то сложных узоров, внезапно напомнивших узоры на Зверях в городах Древних.

Я рванул пробку второго фиала, Духовной Росы, что должна немного помочь моим разодранным меридианам. К счастью, глотки этой алхимии не принесли с собой боли.

Я разжал пальцы, выпуская пустые фиалы и просто, и незамысловато роняя их себе под ноги. Холод между лопатками беспокоил меня. Либо я сейчас очень слаб, либо Прозрение считает, что набегающие големы очень сильны, либо дело вовсе не в големах. Толкнул мыслеречь к Седому:

— Я могу помочь в битве, — прежде чем он возразил, напомнил. — У меня есть Призрак.

Но Седой всё равно рыкнул:

— Нет! — через миг чуть более спокойно добавил. — Только в крайнем случае, молодой глава, только в крайнем случае. Я сам скажу, что пора его использовать. Не раньше.

Я не стал спорить:

— Хорошо, — добавил уже для змеев. — Кружитесь.

Позволил себе потратить на големов ещё один взгляд и вдох. Стоило ему истечь, как я повернулся к ним спиной и снова провалился в пространство кольца. Все запасы зелий у искателей в их кисетах, чтобы пронести их через зону запрета движения духовной силы, искать кисеты, затем ломать привязку, искать в чужом порядке эти зелья… Что может быть глупей?

Я обратился к своим запасам, которые отлично знал, и спустя ещё вдох уже сжимал в ладони пять первых пузырьков того же средства, что сейчас терзало болью моё тело. Лучшее лечебное зелье, которое можно купить за не слишком большие деньги. Бывает и лучше, сделанное по какому-то редкому рецепту из дорогих ингредиентов и руками лучшего алхимика Пояса. На аукционе я насмотрелся и на такие зелья, но мы с Седым тогда не купили ни одного такого. Орден, вернее, семья Сломанного Клинка, не настолько богата, чтобы тратить деньги впустую.

Наш выбор — за те же деньги купить десять чуть более простых зелий.

Пусть я и отвернулся от големов, но восприятием приглядывал за происходящим там и удерживал защитные кольца змеев. То, что я в это время разжимал зубы лежащих в беспамятстве людей и вливал в них лечилки, мне ничуть не мешало.

Седой так и не достал меч, вместо этого продолжал швырять во все стороны артефакты проверки. Разумно, не хватало ещё во время схватки шагнуть в сторону и на своей шкуре выяснить, что там оказывается ловушка.

Правда, ни один из артефактов проверки не обнаружил ни единой ловушки, а Седой всё же взялся за меч.

Я вливал седьмое зелье, когда до меня дошло и я вскинулся:

— Чтобы добраться до нас, големам нужно пройти сквозь моих змеев. Тут-то они и сдохнут!

Седой, не оборачиваясь, покачал головой:

— Это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Я, выругавшись под нос на безвольно висящую левую руку, которая простое действие по вливанию зелий превратило в целую проблему, выплюнул очередную пробку и сунул восьмой фиал между зубов Рутгоша. Сам же не отрываясь следил за големами, которые уже почти добрались до нас.

Вот первый из них, крупный, чуть наклонил башку, врубаясь в кольцо моих змеев и…

Проскочил насквозь, роняя с изукрашенных орнаментом боков голубые искры.

Сбоку в него тут же вонзился меч Седого. Второго голема, который был мельче, чуть ли не лоб в лоб встретил Зеленорукий.

Выходило, что ни голем, ни мои змеи даже не заметили столкновения.

Злость не помешала мне достать новую порцию фиалов и продолжить лечение.

Но я всё же выругался:

— Да как так?

Седой, отскакивая от уничтоженного голема, даже ответил:

— Эти големы защищены от стихий, они должны были добить уцелевших в ловушке, нам просто повезло, что они проснулись с опозданием.

Я молча кивнул, принимая ответ. Разумное объяснение. Раз Древние ошиблись, у нас есть шанс. Здесь мы можем использовать внутренние усиления, делая себя быстрей и сильней.

Через миг понял, что не только Седой был прав. Голем, которому он разрубил бок, крутнулся, пытаясь припечатать его лапой. И так вышло, что это движение заставило его погрузить разрубленный бок в моего змея. Голем тут же дёрнулся, рухнул, руны-рисунки на его теле засияли синим, вспыхнули, выпуская синее пламя, и потухли, открывая нам начавшую трескаться шкуру.

— Раны! Делай пробои в защите и выпихивай тварей в змеев главы! Так проще.

— Думаешь, выпихнуть такую тушу проще? Да мне проще её на куски порубить! — изумился Зеленорукий.

Зато я заорал:

— Шаг назад!

Едва Седой и Зеленорукий поняли меня, я тут же отправил приказ змеям:

— Сжать кольца! — меня на миг окатило страхом, когда змеи сделали это так яро, так резво, что я едва успел остановить их. — Стоять! Назад! Растянитесь!

Зеленорукий, который едва-едва не оказался поглощённым кольцами моих змеев, сглотнул, покосился на меня, но смолчал. Оттянувшиеся змеи открыли нашим взглядам ещё одного выжженого ими голема и сразу трёх новых, целых, по шкурам которых струились голубые потоки.

— Бей! — рявкнул Седой, а через миг добавил. — И отходим на пять шагов.

Так и пошло. Седой командовал отход, я заставлял змеев сжимать кольца тел, и тут же приказывал вернуться. А ещё одновременно шагал от искателя к искателю.

У меня в руке оставалось ещё два полных фиала, но я замер, не успев наклониться к очередному искателю. Лишнее. Дальше лишь мёртвые — над ними нет печатей запрета об именовании нас Орденом и упоминании моих тайн. Ещё двое не сумели продержаться до моей помощи. Возможно, умерли в то время, когда мы ещё тащили их по ловушке, возможно, умерли тогда, когда я копался в кольце, возможно, умерли тогда, когда я боролся с пробками фиалов. В любом случае, я сделал всё, что мог.

Старательно повторил про себя эту мысль, не допуская и капли сомнения. Я спас, кого смог, использовал столько лечений, сколько сумело выдержать моё тело, поднял на ноги сильнейших из нас, которые и вытащили всех остальных, пока я держал защиту от стихии.

Торопливо сгрёб с полки в кольце новую партию фиалов, на этот раз тех, что лечат меридианы. У Седого не было повреждений, но он и сильнейший из всех. Кто знает, как остальные пережили удар ловушки. Я должен сделать всё, что в моих силах. Я сделал всё, что было в моих силах.

В этот миг я осознал, что у меня снова осталось два лишних фиала, я снова взял с полки фиалы на тех двоих, что погибли, осознал и скрипнул зубами.

Мне сейчас не хватало только повторения истории с Файварой. Да, я лекарь и на моих руках будут ещё не раз умирать идущие. Я не всесилен и на самом деле не самый лучший лекарь. Просто немного особенный.

С этой мыслью я сжал пальцы на фиалах, переправляя их в кольцо и позволяя сжаться опустевшему кулаку. Если Флаг Сотни Убийств пока нужно придержать, то где мой Пронзатель?

Пока суетился и спешил с фиалами, как-то не обращал внимания на окружающее. Я видел только фиалы, пробки, бледные лица лежащих без сознания и алые печати над ними, видел змеев, Седого и Зеленорукого, видел то, что было важно здесь и сейчас. Но где-то же ведь должен быть мой Пронзатель, не мог же Седой оставить его там, далеко позади, в центре ловушки?

К счастью, нет, Седой не забыл о моём оружии, сосредоточившись, восприятием я отыскал его привязанным к одному из мешков. Десять шагов — и я сжал пальцы на его древке.

С одной рукой сложновато обращаться с Пронзателем, множество приёмов становятся невозможны в исполнении, но против големов, что нападают на нас сейчас, мне спокойней именно с Пронзателем, а не с мечом.

Как там мне объяснял в своё время Гунир в Школе Морозной Гряды? Мастер в мече может и с лёгким цзянем выйти против закованного в броню Царя и победить, но где я и где мастерство в мече?

Крепко сжимая Молот Монстров, я замер, напряжённо вглядываясь в своих змеев, которые снова преподнесли мне неприятный подарок, и в схватку. Пока что Седой, Зеленорукий и мои змеи отлично справлялись и сами, навалив уже целый вал из туш големов. Я ждал, готовый перехватить голема, который сумеет неповреждённым прорваться сквозь первое кольцо защитников. Заодно проверял состояние меридианов и прикидывал, что могу использовать из усилений, чтобы не затрагивать повреждения.

Выходило, что не очень много. Очень уж неудачный исток использовало лечение, как и один узел в голове. К сожалению, множество техник ускорения любили использовать узлы в голове и все они рядом с повреждённым. А рана, получившаяся при использовании лечебной техники, дотягивалась и до них. Лучше уж отказаться от усиления, чем рисковать и нагружать эти участки меридианов. Меньше всего мне сейчас, когда нам не грозит неминуемая гибель, хочется продолжать калечить самого себя.

К счастью, мне и не понадобилось ни рисковать, вступая в битву, ни использовать другие техники — Зеленорукий и Седой справились с големами, но не сказать, что им далось это легко.

Седой опрокинул фиал на рассечённое до костей плечо, ожёг нас с Зеленоруким тяжёлым взглядом, остановил его на мне:

— Я проверяю полосу в четыре шага шириной. Молодой глава, следи, чтобы те, кого мы тащим, не высунулись за пределы проверенного.

Зеленорукий качнул головой:

— Меня в схватке не задели, я пришёл в себя, уже даже вижу неплохо, да и технику усиления могу использовать. Тащить всех буду в одиночку. Ты лучше сосредоточься на проверке, Аранви.

Тот не стал спорить, как-то устало кивнул:

— Хорошо.

Я тем более не стал спорить. Меня беспокоило другое: мои змеи с каждым уничтоженным големом, с каждым вдохом становились всё больше, всё толще, всё длинней, и всё сложней мне выходило заставить их разомкнуть кольца тел и вернуться обратно. Странное ощущение, но за время схватки с големами я начал ощущать, что каждый новый мой окрик змеев, ложится мне на плечи, словно печать Указа. И судя по тому, сколько уже лежит у меня на плечах, скоро удерживать их станет не в моих силах. Эти змеи, будь они живыми, уже могли бы заломать даже Чопу.

Поэтому я с натугой предупредил:

— Быстрей. Скоро змеи выйдут из повиновения, и защита от стихии рухнет.

— Что значит из повиновения? Это же твои змеи!

— Они хотят вернуться в меня.

— Так прими в себя хотя бы одного, легче станет.

— Легче? — я недоверчиво уставился на Седого. — Ты действительно так думаешь?

Конец неуместному спору положил Зеленорукий:

— Не ломай хрупкое равновесие, благодаря которому мы ещё и живы. Что ты в нём понимаешь?

Седой скрипнул зубами, кивнул и тут же сменил меч на горсть проверочных артефактов.

Но всё же в чём-то Седой прав. Принять в себя такого огромного змея мне просто страшно, но можно начать с мелких. Двух монстров, длину которых я уже просто боялся себе представить, более чем хватит для нашей защиты от стихий ловушки: огромные, толстые кольца моих змеев обернули нас уже раз десять, не меньше.

Я уставился глаза в глаза третьему, ближнему змею, который всё ещё оставался самым мелких из них, сосредоточился и приказал:

— Рассыпься, — когда не вышло, я попробовал по-другому донести до него моё желание. — Разделись. Уменьшись.

Ничего. Змей мотнул рогатой башкой, сверкнул алыми глазами, но словно не понял меня. Или не смог. Зато смог придвинуться к нам на шаг, не меньше.

Я поджал губы и отогнал его на прежнее место. Это удалось, но добавило тяжести на плечи.

Мы двинули немного в обход статуи и её рухнувшей руки, Седой прокладывал путь по левой стороне, там, где мы могли тащить людей волоком, не рискуя ни застрять, ни растерзать их тела.

Одно дело — тащить Предводителей по мёртвым кустам и деревьям, не поднявшихся выше первых звёзд Закалки, другое дело — тащить их по камням, которые использовали для строительства Древние. Даже големов Зеленорукий старательно откатил в сторону и убрал из-под ног куски их тел — бритвенно острые, способные и Властелину вспороть кожу.

Пришлось и попетлять. То, что на первый взгляд, когда спала завеса иллюзии, казалось ровной каменной поверхностью, на деле оказалось исковеркано битвой: тут и там встречались выбоины в камне, обломки оружия и даже кости. И если обломки и кости Седой после проверки сдвигал в сторону, то выбоины, иногда больше похожие на глубокие ямы или трещины в скале, он обходил стороной.

Самая широкая трещина встала у нас на пути, когда мы уже поравнялись со статуей, оказались под ней, когда она поднялась в небо над нами. Но ни задирать голову, восторгаясь величием творения Древних, ни любоваться ей у меня не было сил.

Мы находились слишком близко к статуе и серому, пульсирующему свечению у её подножия. Тому самому свечению, которое омывало пять Сердец Стихии и рождало поток стихии этапа Повелителя. И если раньше этот поток разделялся по всему склону, вливаясь в шесть проходов ловушки, то здесь, вплотную, давил едва ли не всей своей мощью только на моих змеев. Кольцо моих змеев было слишком большим, слишком много принимало на себя марева стихии.

Седому понадобилось лишь два вдоха, чтобы оценить препятствие, а затем он повернулся ко мне и сообщил:

— Влево трещина быстро сужается и место, где мы можем перетащить всех — близко. Вправо трещина уходит почти не уменьшаясь, нам понадобится не меньше трёхсот вдохов, чтобы добраться до узкого места.

Я остановился, опираясь на Пронзатель, и сам бросил взгляд вправо, влево.

Седой даже приукрасил правду. Как по мне, то справа этот удар, расколовший монолит скалы под ногами статуи, когда-то и нанесли. Мне кажется, в ту сторону трещина не то что не уменьшается, а даже становится чуть больше и тянется, тянется и тянется, чтобы затем резко оборваться.

Не выход. Слишком долго идти, держа удар стихии.

Я в очередной раз попытался заставить одного из больших змеев разделиться на мелкие, и в очередной раз не сумел заставить его сделать это. Всё, как всегда, неприятность никогда не приходит одна. Или не неприятность, а испытание Неба? И если уж ты столкнулся с испытанием Неба, и оно настоящее, то доведёт тебя до предела и заставит перешагнуть его. Лишь бы не надорваться, делая это в десятый раз подряд.

Облизав пересохшие губы, не столько ответил, сколько приказал:

— Влево. Так быстро, как это только возможно.

Седой кивнул и тут же швырнул в ту сторону артефакты проверки. Они вылетели из его пальцев, покатились, стуча и подпрыгивая на камнях, кое-где взметая за собой фонтаны пыли.

— Чисто.

Нам повезло. Ещё до того, как мы добрались до узкого места, в себя пришёл Рутгош. А уж в три пары рук они быстро перекидали всех на ту сторону трещины. Не пришлось идти до её конца.

Едва мы начали удаляться от статуи, как я едва ли не шкурой ощутил, что поток стихии уменьшается. Да и глазом это было заметно — серое марево в эту сторону било слабей, несло в себе меньше разноцветных искр и нитей. Вот только на плечах у меня к этому времени лежал уже целый холм.

Но я сумел продержаться до границы, где этот поток стихии обрезало, словно его не было. Сумел продержаться, сделать после неё ещё сто шагов и только потом позволил этой тяжести раздавить меня.

Я ещё услышал испуганный возглас Седого, который преодолел даже боль наказания:

— Магистр!

А затем горы завалились набок, упали, скрылись, открывая вместо себя синее, ледяное небо, через миг исчезло и оно, закрытое раззявленной пастью моего змея. Я успел ещё заметить его алый, пронзительный взгляд, а затем змей ударил меня в грудь, снося восприятие и вбивая меня в моё же тело.

Только привычная темнота, расчерченная меридианами и звёздами узлов, в этот раз оказалась залита тревожным и ярким синим светом. Я крутнулся, не понимая, что он означает, но буквально через вдох догадался — змей, ударивший мне в грудь намного больше моего тела — я внутри змея, вокруг сияние его тела, стихии, что его наполняет.

Невольно я усмехнулся — змеи так стремились вернуться в меня, а вышел пшик — я не могу вместить их выросшие тела — это невозможно.

Повёл бесплотной рукой своего призрачного духовного тела. Это простое движение принесло с собой новое открытие — моё тело заполняло не только сияние тела змея, но и плотный светящийся туман — моё движение заставило его клубиться, правда, клубиться на ветру — туман быстро сносило в направлении движения тела змея, если я верно понимал.

Похоже, змей, пусть и не влезал в моё тело, но всё же старался отдать мне часть накопленной им стихии. Я глянул в сторону второго средоточия, без какого-либо удивления обнаружив, что оно заполнено стихией под завязку, до предела.

Вздохнув, направил поток стихии из него к ближайшему нераскрытому узлу. Затем ко второму и к третьему. Свечение стихии в средоточии на миг потускнело, но тут же восстановилось — поток отдаваемой змеем стихии с запасом перекрыл все мои расходы.

Но разве это единственное, что я могу сделать? Разве, заметив марево ловушки Древних, я не думал, самонадеянно и самовлюблённо, что впервые за много дней поработаю со своим Возвышением?

Да, мои люди погибли. Я слишком доверился опыту моих искателей, опыту Рутгоша и Седого. И этот опыт говорил, что у Древних не бывает столь мощных и безвыходных ловушек. Эта ловушка отличалась от всех, что Орден Небесного Меча встретил за свою многолетнюю историю.

Это то, что изменить уже нельзя. Нельзя вернуться назад и заставить Рутгоша отправить вперёд разведчиков, чтобы проверить ловушку. Да и что это бы изменило? Они бы упали, Рутгош с Седым оценили бы уровень стихии и вцепились бы в меня мёртвой хваткой, не позволяя их единственному главе пойти следом за разведчиками, чтобы рискнуть собой и спасти их.

Что дальше? Мы бы остановились перед ловушкой, расписались бы в своём бессилии и развернулись обратно, потеряв шанс основать фракцию?

Или мне бы пришлось сбежать от Седого, проверить свою сопротивляемость и закалить себя настолько, чтобы пройти ловушку? В одиночку? И дальше идти без опыта своих искателей? Да, как оказалось, несовершенного опыта, но лучше уж хоть с каким-то, чем вообще без ничего.

Что случилось, того уже не исправить. Небо дало мне и моим людям испытание. Мы справились с ним, хотя и понесли потери. Но только от нас зависит, чтобы эти потери не ослабили нас, а лишь сделали нас сильней. Сделали сильней меня.

Пока я не справлюсь с поглощённой моими змеями стихией, я вряд ли сумею выбраться из ловушки своего тела. Если не выходит сейчас, то ничего не выйдет даже через месяц. Если, конечно, сидеть и ждать, когда всё пройдёт само.

Вот и не нужно сидеть.

Я обратил свой взгляд на границы тела, где всё ещё действовала моя защита — соединение нитей, тумана, змей стихии и круговоротов. Всё продолжало действовать — круговорот закручивал туман стихии, что оставлял огромный змей, то ли проходящий через моё тело, то ли проглотивший меня, вливал его в мелких змеев, которые то и дело, разжирев, отплывали от хоботов круговоротов, уступая место другим, и плыли к узлам.

Я же принялся увеличивать число круговоротов и число змеев, которые будут передавать стихию в ещё нераскрытые узлы. Сделал один, затем второй круговорот, выстроил цепочку мелких змеев, которые в сравнении с тем, что поглотил меня сейчас, больше напоминали крошечных червяков — тощие, безликие, неказистые.

Стоило мне об этом подумать, сравнить их, как что-то вокруг меня дрогнуло, дёрнулось, ослепительное синее сияние убавило яркость, мигнуло, проявляя вокруг меня сотни, тысячи змеев. Не таких худых, безликих червяков, которых я откармливал в круговоротах, а точных копий змея снаружи — яркие алые глаза, сверкающие клыки в пасти, пятицветный гребень вдоль хребта.

Я, ошеломлённой, замер, пытаясь осознать случившееся, а они, не дожидаясь приказа, рванули во все стороны. Спустя вдох уже оплели ещё нераскрытые узлы стихиальных меридианов, вливая в них стихию. Мою стихию, стихию воды, в которой не было ни капли любой другой.

Что, вот так? И даже моё участие не требуется? У стихии нет разума, да? Пять цветов гривы на самом деле ничего не значат?

Я покачал головой, немного понаблюдал, как на смену истаявшим, влившим в узел стихию змеям, из синего сияния рождаются новые и занялся тем, что без меня никак пройти не могло — лечением.

Первым делом я занялся головой. Теми узлами и участками, которые пострадали в зоне запрета. Долго, старательно, раз за разом омывал их сжатым моей волей лечением. Только когда туман ран, едва различимый в сиянии стихии и мельтешении змеев, исчез, только тогда я успокоился. Да, лечение ни узлов, ни меридианов нельзя было назвать даже начатым толком, но дальше я продолжать не собирался. Вернее, не мог.

Энергия. Духовная сила. Если со стихией у меня не было никаких проблем — змей продолжал вливать её в меня безостановочно, — то вот с духовной силой всё обстояло совсем наоборот.

Её изначально было немного, большую часть я, как и остальные мои люди, потратил во время сражения с големами, её забрала броня. Восстановилось совсем немного, затем часть я потратил на лечение Седого и Зеленорукого. Да, сейчас я находился в зоне запрета лишь внешних техник, а значит, мог использовать медитацию, но… Чтобы использовать медитацию, нужно было выбраться из своего тела, как я подозревал, вернуть себе сознание, а этого не получалось, я время от времени пробовал.

Да и насчёт одного змея, что отдавал стихию, я, вероятно, заблуждался: на моих глазах из сияния стихии соткался новый выводок змеев, и там среди уже привычных мне, обнаружились десятки с ярко выделяющимся зелёным цветом в гриве нитей вдоль хребта и даже каким-то подобием таких же усов на морде. Похоже, до моего тела дорвались все змеи без исключения, а не только самый толстый.

Жаль, что в зоне запрета я старательно запрещал себе пользоваться боевой медитацией, чтобы не навредить себе, а потом, в схватке против големов, позабыл использовать, занятый лечением искателей и приказами змеям. Сейчас приток силы от неё оказался бы очень кстати.

С лечением головы я быстро выбрал до дна запас силы в первом средоточии и дальше скучал, наблюдая за тем, как змеи без всякого моего указания занимаются моим Возвышением. Убрал уже и защиту от стихии под кожей и круговороты, и без всего этого змеев, что стремились отдать стихию, было больше, чем узлов. Время потянулось мучительно медленно.

Ни прийти в сознание, ни дотянуться до жетона, ни помедитировать, облегчая себе ожидание. Это в медитации время проходит быстро, пролетая незаметно, а здесь и сейчас я впервые осознал, насколько ожидание может быть невыносимым. И это для меня, кто умение ждать считал своей сильной стороной.

Забавляясь и пытаясь хоть немного развлечь себя, я заставлял оказавшихся без узлов змеев кружить в водоворотах, циркулировать в подобии Форм, выстраивать из своих тел рисунки созвездий всевозможных техник и прочее, прочее и прочее.

Здесь, внутри самого себя, мне было сложно подсчитать, сколько прошло времени, но я легко мог просидеть в засаде и день, и два, прождать неделю, не теряя терпения. Сейчас же я изнывал от скуки и жаждал вырваться из тюрьмы тела… Прошёл месяц?

Ответить на это я не мог. По той причине, что время при использовании духовного зрения и лечения довольно сильно замедлялось. Раньше меня это радовало, потому что позволяло вылечить больше пациентов или суметь буквально за пару десятков вдохов заставить змеев передавать стихию после лечения Зеленорукого и вернуться к другим делам.

С первыми узлами я ещё мог прикидывать время, но чем больше гривастые змеи вливали в меня стихии, чем сильней поднимали моё Возвышение, тем бессмысленней становились эти прикидки. С какой скоростью открываются узлы в начале седьмой звезды? А в её середине на двухсот сороковом узле? А сколько нужно времени, чтобы наполнить стихией двухсот шестидесятый узел, который отделяет седьмую звезду Предводителя от восьмой?

Сколько нужно времени и стихии, чтобы пройти всю восьмую звезду?

Сколько нужно времени и стихии, чтобы пройти двухсот девяностый узел?

Сколько нужно времени и стихии, чтобы пройти всю девятую звезду?

Я не знал. Но я это сделал, вернее, сделали змеи, наполнявшие моё тело стихией.

Сколько нужно стихии и времени, чтобы проломить преграду между девятой и десятой звездой?

Этого я тоже не знал. Кто-то даже не замечал этой преграды, кто-то тратил на неё и двадцать, и тридцать лет, полных скитаний, зелий, медитаций и невообразимого количества стихии.

Я точно не потратил на это годы. Не потому, что за годы одиночества и пустоты должен был сойти с ума, а пока что, вроде оставался разумен, а потому, что даже Предводителю нужно есть хотя бы пару раз в месяц. Без этого даже Предводитель за год погибнет, а я всё ещё жив.

Разумеется, можно было считать, что меня кормят. Даже безвольное тело можно кормить, для этого даже разума не нужно, мне ли, лекарю, пусть даже необычному и слабому, этого не знать. Но у меня всё же было кое-что, позволяющее хоть как-то отсчитывать время — капающая в первое средоточие энергия, которую я тратил на лечение.

Я возвышался до девятой звезды не больше двух месяцев. Это почти точно.

И столько же времени мне и непрерывному потоку гривастых змеев понадобилось, чтобы раскрыть следующие четырнадцать узлов между девятой и десятой звездой.

Последний, триста пятый узел… Я, повисший в сиянии стихии, погруженный в разглядывание средоточия духовной силы, поглощённый наблюдением за клубящимися вокруг последнего узла гривастыми змеями, занятый созданным мной пятислойным шаром из этих змеев вокруг этого узла и попыткой заставить змеев каждого слоя вращаться в свою сторону и со своей, отличной от других слоёв скоростью, снова сбился.

Но сколько бы времени это ни заняло, это осталось позади, все триста пять узлов стихиальной системы меридианов Предводителя Воинов оказались раскрыты, я достиг пика этапа. Пропустить этот миг я бы не сумел при всём желании — меня словно ударило молнией, которая прошла сквозь всё моё тело, заставив вздрогнуть моё духовное я и дрогнуть шар змеев.

Я тут же вскинул вверх стиснутый кулак и заорал:

— Да! Да! Да!

Опустив руку, уже спокойней сказал сам себе:

— Настало время выбираться отсюда.

Прикрыл глаза, сосредоточился и… Ничего не случилось. Я не открыл глаза в настоящем мире, выбравшись из своего тела.

Попытался ещё, а затем ещё раз. С тем же результатом — я не сумел прийти в себя.

Распахнув глаза, задрал голову оглядываясь.

Да, сила свечения за эти бесконечные дни Возвышения потускнела, но я всё ещё был внутри своего змея стихии, который не сумел отдать мне всех своих запасов. И что?

С ненавистью выдохнул:

— Да отстань ты от меня, — сосредоточился, пытаясь донести до змея снаружи своё желание, своё требование, свой приказ. — Отстань. Отплыви от меня. Отпусти. Повинуйся!

Без толку. В который раз я это делаю? Сотый? Пятисотый?

— Нет больше узлов! В меня больше не влезет стихии! Некуда! Ты понимаешь это? Не-ку-да!

Пространство вокруг меня заполнялось всё большим числом змеев. Уже привычных взгляду и однообразных — с алыми глазами, голубыми клыками и усами, рогатых, с равномерно окрашенной пятицветной гривой, растущей от макушки до кончика хвоста.

Под моим взглядом они принялись бестолково метаться, обшаривая все уголки тела, даже те, из которых я недавно создал пятислойный шар, а затем я вдруг увидел, как все они, словно услышав что-то, поворачиваются в одну и ту же сторону. Ничего не понимая, через миг после этого ощутил, как меня, бесплотного меня вдруг пронзает жуткая боль, которой я просто не должен, не мог испытывать.

— Нет. Нет-нет-нет. Нет!

Я сорвался с места, не обращая внимания на боль, ринулся туда, откуда эта боль и исходила. Не видя, не ощущая, а лишь догадываясь.

Я рвался сквозь сияние стихии в одно из мест, где соединялись воедино две системы меридианов, где стихиальные и духовные меридианы становились единым целым, замыкаясь. Я мчался к сердечному меридиану, пытаясь успеть раньше, чем дарсовы змеи убьют меня.

Нет больше узлов? Дарсов тупица. В теле любого идущего, пусть он даже пиковый Властелин Духа есть нераскрытые узлы. Те самые, которые идущим запрещено открывать с момента становления Воином Развития Духа. Три узла на коротком сердечном меридиане, вливая в которые духовную силу, стихию и душу, можно сжигать выносливость, жизнь и эту самую душу.

Короткий тупиковый меридиан Воина сейчас соединён с меридианом стихии, став одной из ступеней моего становления пиковым Предводителем, а три узла так и остались нераскрытыми.

Любой Воин, получивший хоть немного образования в Школе, от старших, от более сильных друзей или собратьев по Возвышению, прочитавший хоть одно наставление для Воина Развития Духа знает, что раскрывать эти три узла запрещено, что посмевшего сделать это ждёт только смерть.

Это истина, на которой покоятся все наставления по Возвышению от Воина Развития Духа до Властелина Духа. Это знают все. Все, кроме тупых змеев.

Эти мысли пролетели в один миг, который понадобился мне, чтобы пролететь от последнего открытого змеями узла до сердца и его меридиана.

— Вон!

Я был здесь бесплотен, но вложил в этот вопль столько силы, страха и злости, что змеев, которые клубились вокруг трёх узлов, снесло прочь, словно смыв волной.

В то же мгновение боль отступила, исчезла, заставив меня выдохнуть с облегчением:

— Тупые волосатые змеюки, что вы…

Улыбка застыла у меня на губах, как и продолжение фразы, потому что эти самые змеюки, отброшенные от узлов, развернулись, сверкая алыми глазами, распахнули пасти в беззвучном шипении и вновь рванули ко мне. То есть к узлам.

— Вон!

Я снова одной только фразой отшвырнул их прочь, но в этот раз не успел даже порадоваться этому успеху, потому что новые змеи вынырнули у меня из-за спины, проскочили под руками, проплыли снизу, сверху, стремительными длинными тенями пронеслись мимо меня, набрасываясь на узлы сердца, оплетая их клубком, вливая в них стихию и вновь наполняя меня болью.

— Вон!

Я смел и этих, нагребая на той стороне сердечного меридиана целую стену раздражённых змеев, сам же скользнул вперёд, зависая над вторым из узлов и быстро оглядываясь по сторонам, готовый отшвырнуть прочь новых нарушителей моего приказа.

А дело было плохо. Эти дарсовы змеи спешили сюда со всех сторон. Я покачал головой и предупредил:

— Не подходите. Это не то, что вам можно открывать, тупые змеи. Не смейте.

Каждый мой приказ заставлял их отшатываться прочь, но уже через миг они снова разворачивались и плыли ко мне, словно оттуда со стороны их гнал сюда совсем другой приказ.

Раньше бы я только порадовался очередному подтверждению того, что стихии, во всяком случае моя собственная стихия в облике Истинной Сути толстого, жирного и волосатого, как сказал Зеленорукий, змея, обладает разумом и гонит свои мелкие копии в меня, чтобы отдать мне накопленную стихию.

Раньше бы, но не сейчас, когда этот, вроде как, почти разумный, но совершенно тупой, обожравшийся змей, по сути, пытается убить меня.

Ну, осталась в тебе ещё стихия, так развей её, отпусти, верни миру и Небу. Нет же, нужно обязательно впихнуть в меня то, что в меня просто не может впихнуться.

Все эти змеи, как мелкие, так и тот здоровый, что всё ещё держал моё тело в плену, очень напоминали по поведению какого-нибудь джейра или шакала. Мне бы сейчас очень пригодились знания Приручителей или хотя бы нашего пастуха Котила, потому как с каждым новым вдохом я всё сильней понимал, что не справляюсь.

Змеи напирали, их становилось всё больше и больше, я уже оказался в сфере, сквозь змеев которой не видел ни клочка своего тела. Мои окрики, приказы и мысленные усилия заставляли отшатываться ближайших змеев, но дальние напирали вперёд, и их становилось всё больше и больше. Сфера змеев пульсировала, расходилась и сходилась, с каждой пульсацией уменьшаясь. Клятые змеи с каждым разом становились всё ближе и ближе.

Я вспомнил, что у меня накопилось немного духовной силы, и создал вокруг себя и трёх узлов прочную Жемчужину с толстыми стенками, рыкнул ещё раз:

— Прочь!

Но толку от того, что ближайшие змеи пытаются выполнить этот приказ? Напирающая масса остальных змеев толкает их хвостами вперёд, ко мне.

Всё, что я помню из своего детства в деревне, так это то, что нужно заставить повиноваться тебе вожака стада и тогда остальные джейры будут повторять за ним. Но вожак змеев снаружи и меня либо не слышит, либо не слушается. Мне до него не дотянуться ни кнутом, ни печатью Указа, которая на него даже не ляжет.

У шакалов можно выбить самых наглых, самых сильных, чтобы напугать остальных и заставить их отступить. Самый сильный вновь снаружи, а эти…

Я впился взглядом в ближайших змеев, раздирая их на клочья. Раньше я долго учился проходить трансформации стихии от пыли и нитей через капли и туман к змеям, сейчас я за миг прошёл обратный путь: внутренний слой сферы змеев распылило ярко-синим туманом. Раз, затем другой и третий, уничтожая напирающих змеев.

Туман рванул клубами по всей удерживаемой мной сфере пустоты вокруг узлов, не обращая внимания на стены Жемчужины, заполнил её синевой, закрутился по ней, становясь всё гуще и плотней с каждым моим ударом, а затем вдруг обратился сотнями капель, которые на моих глазах принялись слипаться в длинные, извивающиеся нити.

Ещё три развеивания и плотность стихии вокруг меня стала невообразимой. Какой туман, какие капли? Вокруг меня словно возникла вода, в которой нити за миг преобразились в стремительные тени гривастых змеев.

Миг назад мне казалось, что я отыграл в размерах защищаемой сферы, а теперь осознал, что проиграл. Проиграл всё: змеи заполнили собой весь объём Жемчужины, одним махом добравшись до того, что я так упорно защищал. Очередное развеивание, которое я нанёс, превратило змеев вокруг в туман, который тут же собрался в них обратно.

— Прочь!

Змеи качнулись в разные стороны, пытаясь разлететься во все стороны от меня, а через миг качнулись обратно, все разом — к узлам. Ближайшие к ним змеи, соткавшиеся из тумана вплотную, так и вовсе сразу скользнули сквозь них, отдавая этим едва заметным узелкам свою стихию.

Меня снова пронзило болью, которая путала мысли, заставляла меня даже сейчас здесь в бесплотном виде дрожать. Или это лишь отдача от моего убийства?

— Прочь! Прочь! Прочь!

Я всё же сумел отогнать от себя змеев, но всего лишь на расстояние вытянутой руки. Что это значило здесь, в пространстве моего тела? Лишь то, что я сумел защитить всего один узел. Всего один. Но, несмотря на клубки змеев вокруг двух других узлов, боль ушла, дав мне возможность прояснить мысли и понять, что происходит.

Мне повезло, что я изначально занял место для защиты именно над этим узлом. Все три зародыша есть изначально у каждого Воина. Значит, эти узлы относятся к первому средоточию и первой системе меридиана, это узлы духовной силы.

Вливай в них стихию, не вливай, они не раскроются. Но если в первый узел нужно вливать именно духовную силу, хоть каплю, чтобы сжечь выносливость и превратить её в энергию, то именно во второй узел нужно вливать духовную силу и стихию. Я уже делал так, сжигая годы жизни, чтобы получить стихию для борьбы с тьмой в своей голове. И если я сейчас не хочу умереть от старости, то мне любой ценой нужно защитить этот узел, удержать его.

Но только удерживать его — это путь в никуда. Не знаю как, но мне нужно донести до этого тупого змея снаружи, что в меня больше стихии не влезет. Никуда не влезет и что если он не даст мне прийти в себя, то я просто умру. Вместе с ним.

Ну или же разобраться с тем, как этот дарсов змей держит меня в беспамятстве, что служит причиной этого моего состояния, и исправить это.

Так мы и замерли: я давил на змеев, удерживая сферу пустоты вокруг последнего узла, они слушались, пытались уйти прочь, но их просто растирало напирающими сзади. Растирало в буквальном смысле — в пыль, в туман, в нити, среди которых не было ни единой цветной.

Но если змеи вели себя, как самые тупые джейры на свете, уверенные, что ударом рогов могут пробить любую преграду, то я всё же думал, искал выход, который меня спасёт, и раз за разом пробовал хоть что-то, но сделать.

Я перепробовал очередные лечения головы, удары болью, которая должна была заставить меня очнуться, попытки дотянуться до жетона, попытки использовать мыслеречь, чтобы докричаться до Седого и прочее и прочее.

Я пробовал докричаться и до змея, в отчаянье я пробовал докричаться и до Неба, хотя и знал, что оно не даст мне совета, как нужно действовать.

Я пробовал всё, что только приходило мне в голову. И в один момент я попробовал и то, что меня всё же спасло.

Я поднял перед собой ладонь, ярко освещённую вездесущим синим сиянием. Тела у меня здесь не было, но бесплотную ладонь чётко очертили сгустившиеся капли стихии, которые словно облепили невидимку, открывая его взглядам.

Я знал, что это сияние вокруг — это сияние тела огромного змея, который поглотил меня. А если это так, то я сейчас буквально касаюсь его. Я использовал очередную накопленную частичку духовной силы. Но в этот раз не для техники, а для умения. Для взгляда лекаря на теле змея стихии.

И через миг оказался совсем в другом месте. Я оказался там, где всё так же было это синее сияние, но не было ни единого меридиана и узла. Я оказался в теле того самого огромного змея. Устало выдохнул:

— Отпусти меня. Прочь. Развейся.

И через миг всё закончилось, меня вышвырнуло из духовного взгляда, я ощутил и пересохшую пустошь во рту, и боль в затёкших мышцах, и слепящее сквозь веки солнце, и гул голосов в ушах.