Основание. Пятый пояс

Глава 5

Конечно, под Указом молчания он ничего ответить мне не сумел. И именно этого я и добивался, ведь вокруг сейчас слишком много лишних ушей. Для них я и произнёс следующую громкую и напыщенную фразу:

— Уверен, ты недолго будешь молчать, ведь даже убить себя у тебя не хватило смелости.

Пойманный принялся пучить глаза, явно несогласный с тем, что услышал, но кто бы дал ему возможность высказаться?

Искатели подхватили его за руки-ноги и шустро потащили туда, куда он так хотел проникнуть хотя бы восприятием — в разрушенное поместье с алой крышей.

Седой повёл тяжёлым взглядом по сторонам, а затем рявкнул:

— Разошлись! Или вам тоже нужны тайны семьи?

Оказалось, не нужны. Мне, впрочем, в этот же миг стало не до веселья — Указ, который я наложил на пойманного, начал дрожать и истончаться точно в тех местах, где совсем недавно были разломы. Всё, что мне оставалось, это семенить за ним и вливать на ходу дополнительную силу в новосозданную печать, пытаясь удержать её целостность. Выходило не очень.

После очередной порции силы души печать успокаивалась, но лишь на время, спустя десяток вдохов она снова пыталась рассыпаться.

— Глава, можно спрашивать.

Я отмахнулся от какого-то умника. Какой спрашивать, если с каждым разом силы нужно всё больше, а сама печать начала уродливо искажаться. Какого дарса?

Ещё одно, что мне оставалось попробовать — изменить саму печать. Я нашёл на чужой душе осколки обычной имперской печати Указа, использовав их для создания своей, сейчас же сломал, смял её сам, превращая в печать сектантов. Это тоже оказалось неожиданно непросто, но я справился и замер, отсчитывая про себя вдохи. Миновало в два раза больше, чем в прошлые разы, но эта печать, созданная из нескольких кругов условий, не торопилась разрушаться.

— Молодой глава? — потревожил меня Седой.

Я, не оборачиваясь, выдохнул и стёр символ «молчание», сменив его на совсем другие, противоположные по смыслу и уже не раз неплохо себя показавшие, а затем сделал шаг назад, красноречивым жестом уступив право спрашивать Седому и Бахару.

И чем больше я слушал ответы, тем сильней хмурился. Хотелось бы мне, чтобы это был человек семьи Морлан, человек Вартола. Но это было не так.

Я задумчиво повторил название клана:

— Алые Пики…

Бахар, видимо, решил, что это вопрос и тут же сказал:

— Это клан…

Я перебил его, показав, что не зря в меня каждый из старейшин пытался впихнуть как можно больше:

— Один из союзников Эрзум. Пониже, очень далёк от звания одного из десяти сильнейших, и это единственная радостная новость, — глянул на Седого и добавил. — А ещё они очень сильно ненавидят именно Аранви и об этом знает едва ли не весь Пояс.

Седой не стал отрицать:

— Одно из моих лучших мщений. Я сумел устроить Бедствие на их Поле Битвы. Это заняло у меня два года, но я бы потратил и десятилетие, чтобы отомстить им.

Бахар сощурился и задал новый вопрос:

— Когда ты в следующий раз должен передать сведения?

Соглядатай явно хотел соврать, но его решимости хватило только на три вдоха, а затем печать заставила его отвечать. Слабак. Ему точно не помешали бы закалки души.

— Не установлен срок! Не установлен! — едва он перестал сдерживаться, как ему полегчало и дальше он уже не орал, словно его режут. — Последний раз я сообщил, что вместе со всеми захожу в зоны запретов и буду долго молчать. Это правда, клянусь! — снова заорал соглядатай, едва заметил, как переглянулись Седой с Бахаром. — Я вам пригожусь! Что хотите им передам!

— Не сомневаюсь, — процедил Седой, а затем перевёл взгляд с Бахара на меня. — Делай его долговым слугой, молодой глава, — буквально приказал Седой, — и отправляй к Пересмешнику. Где двое, там и трое. Глядишь, через год наберём уже целый отряд долговых слуг, которые будут искупать свою вину.

— Что? — глупо переспросил я его, ошарашенный будущим, который он нарисовал нашей семье.

— Властелин, — ткнул сапогом соглядатая Седой. — Действительно пригодится. Глупо иметь тебя главой семьи и не использовать твои таланты в полной мере, молодой глава. Разве не этим ты руководствовался, когда подчинял двух предыдущих долговых слуг?

Возразить мне было нечего, но очень хотелось. Как-то всего этого слишком много. Так можно и до Преграды допрыгаться.

Я опустил взгляд к самому соглядатаю и глухо предложил:

— У тебя два пути, собрат идущий. Первый — я освобождаю тебя, даю в руки меч и убиваю в честной схватке.

— Глава!

Не обращая внимания на вопли окружающих, я продолжил:

— Второй — ты, виновный в попытке навредить семье Сломанного Клинка, клянёшься отслужить мне и семье… — помедлив, я отмерил ему вдвое больше, чем двум предыдущим, пытавшимся убить меня, — два года и после этого будешь свободен.

Тот бледно, вымученно улыбнулся:

— Ответ очевиден, надежда лучше, чем смерть здесь и сейчас от рук орденцев, даже если эта надежда ложная.

Я кивнул:

— Ты решил, а я ценю справедливость. Если я пообещал, то через два года ты будешь свободен.

Много что могло случиться со мной за эти два года, и я не хотел обманывать ни себя, ни других, поэтому первым в печать бывшего соглядатая отправился символ отложенного времени. Главное, не забыть позже переделать саму его печать обратно. Будет неприятно, если мы начнём обживать город, и на него сработает формация защиты от сектантов. Возможно, тренировку с его печатью вообще следует втиснуть в распорядок моего дня и попробовать выяснить до ухода, что не так было с его восстановленной из осколков печати.

За последующие дни я, кроме этого дела с печатью, переделал ещё множество других, осмотрел множество подчинённых, проверяя их здоровье, говорил с кучей людей и не всегда эти разговоры были приятными, но вот этот разговор оттягивал, как мог. Возможно, зря, возможно, да что там возможно, нужно было этот разговор провести раньше, но что-то всё время мешало. То дела, то другие разговоры, то… Моя нерешительность.

Всё остальное на самом деле не имело значения, только моя нерешительность была главной, просто потому, что у меня каждый день было с ним дело и время для разговоров, а я дотянул до последнего дня.

Не доходя до Зеленорукого и толпы тех сирот, что мы увели за собой из города Пяти Ветров, я отправил вперёд мыслеречь:

— Мне нужно поговорить с тобой.

Зеленорукий махнул рукой в каком-то жесте, и к нему тут же подскочил какой-то парень из наших, из внутренней части семьи. Они обменялись парой слов, и Зеленорукий двинулся в мою сторону.

Наверное, нужно было бы как-то плавно подойти к цели моего разговора, соблюсти немного вежливости, как на днях терпеливо учил меня один из бывших управителей, но я и так потерял много времени. Поэтому прямо и в лоб сказал:

— Я помню, обещал, что у меня будут те, кто пойдёт за мной на Поле Битвы, и тебя это не коснётся, но сейчас прошу тебя пойти за мной вглубь запретов.

Взгляд Зеленорукого стал острым, колючим:

— Тебе нужен не я, а стихия, что находится в моём теле.

— Так и есть, — не стал я отрицать. Не настолько уж глуп Зеленорукий, чтобы за столько дней не понять происходящего во время его лечения, тем более что он не раз подглядывал. — Если тебя беспокоит ненормальность происходящего, то знай, что другие старейшины тоже переживали об этом и буквально вчера всё же выискали в архивах описание подобного случая. Лекари, возвышающиеся таким способом, встречались. Никакого ущерба больным они не доставляли.

Взгляд Зеленорукого не смягчился, остался холоден, но уголки его губ дрогнули в подобии улыбки:

— Как много талантов в одном теле.

— Это не самостоятельный талант, а его грань, соединение дара лекаря и высокого познания своей стихии. У этой возможности есть как предел, так и ограничения.

— Поглощая стихию Зверя этапа Повелителя Стихии ты будешь рассказывать мне об ограничениях, младший глава?

Я про себя выдохнул. Раз он впервые с начала разговора начал меня так называть, то можно считать, буря улеглась.

Поэтому я нагло предложил:

— С меня досрочное окончание лечения, с тебя прогулка вместе со мной.

— Прогулка, — Зеленорукий покачал головой, затем отвёл взгляд и упёрся им в скалу, что нависала над нашей долиной слева, и которая трижды в день меняла высоту и форму. — Это самое безумное Поле Битвы, что я видел за свою жизнь.

Молчание всё длилось и длилось, вздохнув, я прервал его:

— И?

Зеленорукий опустил взгляд и улыбнулся:

— И мы все уже внутри него. Даже Дарая, которую раньше трясло только от одного упоминания о Поле Битвы. Младший господин, в тех местах, откуда ты родом, ты слышал поговорку про лягушку, которая даже не заметила, как её сварили?

— Слышал.

— И блестяще провернул её в жизни, — кивнул Зеленорукий. — Сам, молодой господин, или по совету своих старейшин?

Я улыбнулся:

— Это сложный вопрос, старейшина.

Зеленорукий хохотнул, огладил щёки и спросил:

— Когда?

— В полдень, завтра.

Он поднял брови и застыл, глядя на меня. Затем покачал головой:

— М-да.

Я лишь развёл руками и уточнил:

— В полдень. На площади.

Наш уход мы не скрывали и не собирались скрывать. Поэтому назавтра то, что я называл площадью в этих засыпанных песком полуруинах, наполнили люди, которые хотели проводить нас. В основном это были, разумеется, бывшие орденцы, члены внутренней части семьи. Все, кто был свободен от стражи и дозора. Были здесь и все старейшины семьи, обиженный Пересмешник и два его подчинённых, двое оставшихся моих слуг, Артус, все главы наёмных отрядов и сильные одиночки. А ещё все дети-Закалки, которых Зеленорукий оставил на помощника и Дараю.

В общем, считай вся семья Сломанного Клинка и идущие вместе с ней. Пока идущие. Я обвёл взглядом всю эту толпу, поморщился от шипения одного из старейшин.

— Глава, произнесите короткую воодушевляющую речь.

Сделал шаг вперёд, заставляя всех посмотреть на меня и громко, как учили старейшины, принялся говорить:

— Семья Сломанного Клинка и наёмники! Ваш быт устроен, безопасность обеспечена, для одних назначены планы тренировок и обучения в этом не самом обычном месте, для других началось время испытательного срока, третьи и так знают, что им делать. Я и искатели семьи уходят за Ключом. Это займёт не день и не два, но я хочу, вернувшись обратно, увидеть, что все вы стали сильней, притёрлись друг к другу и определились, остаётесь ли вы с семьёй Сломанного Клинка или нет.

Советник Бахар благосклонно похвалил меня:

— Хорошо, глава, хорошо.

Но его похвалу тут же разрушил выкрик Тартакала:

— Это будет зависеть от того, вернёшься ли ты с Ключом или нет, станет ли семья Сломанного Клинка фракцией. Уж прости, наниматель, но я, как и многие другие, пришли к тебе в надежде на возможности, а не для того, чтобы год за годом потеть на жаре в этих руинах былого величия.

Седой рыкнул:

— Возможности, которые сами вы добыть не в состоянии!

Я вскинул руку, не давая разгореться ссоре или спору.

— Я услышал тебя, Тартакал, — и уже даже как-то привычно осадил. — Помни только, что у фракции Сломанного Клинка будут сотни таких искателей лучшей жизни.

— У фракции первой звезды? В этой глуши? Под боком у Морлан? — Тартакал громко расхохотался.

— Долго ли моя семья пробудет фракцией первой звезды? — спросил я в ответ, едва утих его хохот. — С моим талантом лечения, с талантом формаций и артефактов моих старейшин? Не переживай, наёмник Тартакал, на первой звезде моя фракция не задержится.

Тартакал много чего повидал в жизни, знал когда нужно прикусить язык и молчать и знал, когда нужно пойти на попятную, поэтому склонился передо мной в приветствии идущих:

— Простите, наниматель, я смотрел слишком узко. Вы правы, спасибо, что открыли мне глаза.

Когда мы уходили, я услышал, как Седой буркнул в мыслеречи:

— Пригляди за этим узкоглазым. Скользкий, умный, но при этом то и дело нарывается и будоражит остальных. Подозрительно.

— Конечно, брат Аранви, сам думал проверить его, — ответил ему Рагедон.

У меня же были свои заботы. Меня тронул за плечо старейшина Рутгош:

— Глава, ругайтесь не ругайтесь, но займите место в середине строя.

Ругаться я бы, конечно, мог. Но был ли в этом смысл? Тем более что он тут же подсластил пилюлю требований:

— И можете надавить на нас Указом, не будем терять время закалки души, впереди у нас много испытаний.

Поэтому я лишь кивнул и молча шагнул вправо, смещаясь под защиту своих искателей. Там, поймав ритм движения, я и принялся вписывать условия в печати.

Всё та же боль, которая уже привычна для них. За эти десять дней я перепробовал многое, но ничего лучше так и не нашёл. Один за другим символы занимали свои места в печатях, каждому досталось, заставив сбиться с шага.

Зеленорукий пару сотен вдохов приглядывался к происходящему, подмечал странные гримасы, вслушивался в напряжённое сопение искателей, провожал взглядом каждый их жест, когда они просили добавить закалки или уменьшить боль, а затем не выдержал и спросил:

— Что это с ними происходит, младший глава?

Я и не подумал скрываться от старейшины Школы. Там, по-хорошему, тоже ведь должны проходить тренировки закалки души, чтобы отыскать тех, у кого к этому склонность или изначально, от рождения сильная душа.

— Проходят закалку души.

— Та самая знаменитая тренировка Ордена Небесного Меча? А говорили, для неё используется сложная формация, которая была утеряна вместе с их землями.

— Значит, мы используем упрощённую замену.

— В зоне запретов? Без формации?

Я, словно взяв пример с Бахара, устало спросил:

— Зеленорукий, зачем ты спрашиваешь то, что и так очевидно?

— Хм-м, ладно, а я могу присоединиться к этой тренировке?

— Вполне, — сказал я и тут же дополнил печать над Зеленоруким.

— К-ха! — согнулся он, сбиваясь с шага.

Отряд тут же замер, ощетинившись мечами. Ну да, не каждый день Властелин корчится так, словно ему в живот всадили меч.

Под взглядами всего лишь Предводителей, Зеленорукий заставил себя выпрямиться и продолжить путь. Ещё и возмутиться сумел:

— Я думал, будет давление силы, которое нужно преодолевать! Предупреждать нужно, что это больно!

Я оставил его бурчание без ответа.

На этот раз отряд убивал всех големов, что накатывались на нас. С этой стороны лагеря не было необходимости держать их ради защиты: по картам, что сумел достать Озман, с этой стороны нельзя было зайти с земель Морлан или можно, но потеряв долгие недели на окружной путь через Лабиринт. Да и в любом случае нас сейчас было не так много, чтобы рисковать и зря тратить силы на подобную предусмотрительность. Позади нас опытный старейшина стражи, он догадается вынести сюда дозор, а затем големы восстановятся.

Сначала сузилась иллюзия долины, делая вид, что она закончилась, затем вокруг снова поднялись стены ущелья, закрывая солнце. Можно сказать, что нас опять поглотил Каменный Лабиринт, а нам теперь предстояло отыскать путь к его центру. Это, кстати, оказалось более сложно, чем я думал.

И дело не только в том, что на нас давил вечный полумрак. С ним отдельная история. Я, мой талант и доступные мне знания бесконечно далеки от Массивов и формаций, которые и создали Внешние Поля Битв, и я до сих пор не мог понять, куда здесь девается свет. Ведь не гаснет же солнце, и Великий Барьер Пояса пропускает его лучи. Солнечный свет доступен ведь в долине, в которую расширяется Лабиринт и где мы расположили лагерь семьи.

Значит, когда вокруг сужаются стены барьерных формаций, то сверху она тоже есть и почти непрозрачная для солнечных лучей?

Нет, после того как в этой части Поля Битвы формации создали ложное каменное плато, иссечённое тысячами извилистых ходов, создали даже иллюзии далёких гор, скрыв их настоящее местоположение, удивляться тому, что вместо иллюзии камня создана иллюзия тёмного неба, не стоило.

Я лишь не мог понять — зачем? Для чего создан сам Лабиринт — я понимал. Чтобы заставить сектантов терять время, силы и людей на пути к Ключу. Но зачем скрывать солнце? Для того чтобы запутать сектантов со сторонами света, увести их в сторону от цели?

Возможно, но я вошёл в Каменный Лабиринт не один, и те, кто были со мной, видели за свою жизнь и не такие уловки.

День за днём мы пробирались по Лабиринту, петляя по его ходам, нанося на карту пометки его поворотов, извивов, перекрёстков, переплетений и тупиков, в которые мы то и дело заходили.

Наблюдая, как это делают искатели семьи, мне оставалось лишь учиться. Один из них, Бирам, светловолосый и хрупкий на вид парень, отвечал за подсчёт шагов. Ему нельзя было отвлекаться на сражения, и поэтому он шёл рядом со мной в центре отряда, полагаясь на защиту братьев. Он не глазел по сторонам, шёл с полуприкрытыми глазами, время от времени перекидывая одну из бусин на длинной связке.

Второй отмечал на карте направление. Чем извилистей был путь, тем чаще он это делал. Его дело было самым ответственным, ведь нельзя было глянуть на солнце или на Нить, чтобы быстро и уверено понять, куда мы сейчас свернули. Как он справляется со своей задачей, мне пока было решительно непонятно, всё больше и больше закрадывалась мысль о каком-то редком таланте, но я пока терпел, не задавал вопроса старейшине Рутгошу.

Ещё двое парней шли у краёв расщелины и касались своим оружием стен, день за днём, замирая на месте лишь во время схваток остальных в отряде. Они искали проходы, скрытые под иллюзией. Едва я вспомнил о них и перевёл на них восприятие, как впереди идущий возгласом остановил отряд. Я глянул в его сторону, обнаружив, что он присел на корточки, перебирая пальцами песок. Уже даже привычный жест за последние дни, который, скорее всего, означал, что скоро мы немного разомнёмся.

Впереди идущий выпрямился и коротко подтвердил догадку:

— Песчаные Черви, — затем добавил. — Много. Большие.

Рутгош тут же приказал:

— Двое, вперёд, сто шагов.

Дим с напарником молча шагнули вперёд, а остальные безо всякой команды сомкнули вокруг меня и Бирама круг защиты. Я молчу про себя, но тот же Бирам в рейтинге схваток уверенно держался выше середины. Но правила выхода есть правила выхода. Он перекинул бусины назад, явно сделав запись в жетоне, и нам оставалось лишь глядеть из-за спин защитников, как Дим с напарником идут вперёд, чтобы потревожить Песчаных Червей и выманить хотя бы одного к нам.

Через сто шагов ничего не случилось, и отряд подтянулся к ним. Всё повторилось. И только на четвёртой сотне шагов Дим с напарником замерли, а затем ринулись назад.

Вглядываясь в то, как за их спинами песок взметается на высоту роста, я понял, что это не просто большие Черви, а огромные. Гораздо больше, чем описывалось в записях семьи Морлан.

Разумеется, понял это не только я.

— Врассыпную! — рявкнул Рутгош. — Сетью!

Бирам выхватил из кисета ножи с лентами на рукоятях и зачем-то швырнул их в стороны, но мне некогда было глазеть на него — я спешил на свое место в назначенном строю.

За спиной Дима из фонтана песка появилась морда первого Червя. Серая, заострённая, больше похожая на камень, которому и не уступала по прочности. Этот Зверь был раз в десять больше, чем любой из встреченных ранее.

Я довольно улыбнулся, кажется, наконец-то нашлась достойная цель для моего Пронзателя, Молота Монстров.

Рявкнул:

— Первый мой!

Никто не посмел оспорить, впереди стоящий тут же сместился влево и назад, оставляя меня на острие этого края «сети», да и судя по всё новым и новым бурунам в песке, врагов хватит на всех.

Впившись взглядом в приближащегося врага, я выжидал. Едва клинообразную башку расколола крохотная трещина открывающейся пасти, рванул вперёд, раскручивая над головой Пронзатель. Три шага, влево, вбить шип Пронзателя точно за башкой Песчаного Червя в приоткрывшееся дыхало.

Несмотря на размер врагов, схватка не затянулась. Это не опасный противник, так, развлечение.

Я сидел на туше Червя, вытирал Пронзатель тряпкой и глазел, как Бирам подбирает свои ножи. До меня только сейчас дошло, что так он пометил место, на котором остановил подсчёт шагов.

Рядом забормотал Рутгош:

— В записях Морлан эти Звери встречаются по одному, реже по трое, очень редко по пять. У нас двенадцать. Что они здесь жрали?

Я пожал плечами и предположил:

— Каких-нибудь песчаных блох?

Он покосился на меня:

— Глава, как поймаете хоть одну, покажите.

Я лишь усмехнулся:

— Ты спросил, я ответил. Можно вскрыть парочке брюхо и глянуть…

Издалека раздался крик:

— Старший! Вы должны это видеть!

Даже не представляю, как Дим это обнаружил. Хотя, чего уж обманывать себя — представлял. Просто он не только сражался, но и следил за поведением врагов, а ещё был отличным следопытом, даже если следами была необычная рыхлость песка.

Спустя сотню вдохов у левой стены ущелья была выкопана яма в рост глубиной, и любой мог видеть, как на её дно из сплошного камня стены сыпется ручеёк странно светлого песка. Ну и почуять вонь из этой ямы.

— Скрытый иллюзией проход, — сообщил вывод Рутгош. — Вероятно, раньше уровень этого ущелья был ниже, — а затем повторил уже привычное. — Дим, вперёд. Десятая часть палочки.

Дим кивнул, спрыгнул на дно ямы, пнул стену ущелья, сплошной камень раз, другой, третий, с каждым разом проваливаясь ногой в сплошной камень всё глубже и глубже. Затем ткнул туда копьём, выгребая песок, а затем и вовсе нырнул в камень по плечи. Двадцать вдохов и его напарник отправился вслед за ним, скрывшись от наших глаз. Только песок продолжал лететь сквозь иллюзию старого, бугристого камня.

Под его шорох Рутгош решил поделиться опытом. Очень вовремя.

— Случается, такие необычные места становятся ловушками: барьер перекрывает вход спустя несколько вдохов. Это может быть либо ловушкой битвы и тогда нужно лишь справиться с теми, кто там находится: големами, Зверями, призраками…

— Погоди, — прервал я его. — Как Зверями? Во времена Древних не было Зверей.

— И да, и нет, глава. У них всё же были особые, тренированные для сражений животные и часть формаций защиты принимает современных Зверей за них. Есть даже рассуждение о том, что вторая часть ловушек, где не с кем сражаться, в прошлом была наполнена животными. За эти сотни лет они умерли, не оставив потомства, а попавшие туда новые Звери не подходят по виду, формации их не учитывают, и поэтому это теперь просто ловушки-тюрьмы. Попавшие в них идущие могут ждать открытия выхода и месяц, и год, и даже годы.

Я кивнул. Седой делился неприятными воспоминаниями о подобных ловушках, где даже с кисетами у них заканчивались запасы еды и воды. Очень неприятная ловушка, и я в который раз задумался, почему Древние изначально не пошли таким путём? Накрыли сектантов куполом Поля Битвы, рассекли его территорию на сотни ячеек и всё. С сектантами даже сражаться бы не пришлось — они бы сами от голода и времени погибли.

Но в этот раз я задал этот вопрос вслух и получил ответ не от Рутгоша, а от всё того же Седого:

— Во-первых, считается, что все Древние в тот день действовали по заранее придуманному плану, который был един что для Шестого, что для Третьего, что для Первого пояса. Что заставило их придумать именно такой план, я сказать не могу.

Рутгош добавил:

— Возможно, это было приказом тогдашнего Императора.

— Скорее всего, — не стал спорить Седой. — Во-вторых, с сектантами очень опасно давать им время, когда их много. Для них нет ничего особенного в том, чтобы загнать слабаков из своих рядов в жертвенную формацию и использовать их жизни для пролома барьера.

— Даже Великого? — уточнил я.

— С ним ещё проще, — усмехнулся Седой, — богу секты достаточно открыться Небу и вызвать Небесное Испытание.

Я смутился и признался:

— Не подумал, — спросил ещё одну вещь из своего списка особых вопросов на будущее, раз уж об этом зашёл разговор. — А как с Испытаниями у них сейчас? Они проходят их, ломая Великий Барьер Пояса?

— Нет, — скривился Седой. — Как и мы, делают это на Диких Землях, у них ведь тоже есть прямой выход туда.

— Выходит, они могут открывать Великий Барьер?

— Только своей части, от которой у них есть все Ключи тех Полей Битв.

Я отметил это, вернее, отметил то, что у Ключей, оказывается, есть и такая возможность. Интересно у всех ли, или только у Ключей крайнего, Шестого, когда-то граничного с Альянсом Пояса.

— Но чаще они угрожают этими Испытаниями, выбивая себе уступки. Даже во времена Ордена было два таких случая, сколько такого случилось за последние пятьдесят…

Рутгош поправил:

— Да уже можно считать шестьдесят.

Седой тяжело вздохнул:

— Как летит время… На какие уступки сектам за эти десятилетия Эрзум уговорили пойти Императора, мы можем только догадываться.

Я фыркнул:

— Ты снова его выгораживаешь?

Седой не отвёл взгляда:

— Он может обвинять нас в смерти сына, но убивали принца всё же сектанты. Неужели ты думаешь, что нам он это не простил, а им простил? Если уступки за эти годы и случались, то только потому, что Эрзум приложили к этому руку.

— А без уступок?

— А без них Небесное Испытание сожжёт столько энергии в Барьере Пояса, что для возмещения ущерба понадобятся годы работы Шахт всех окрестных фракций.

Рутгош подхватил:

— Что самое неприятное, так это то, что с идущим Империи Испытание может закончиться либо успехом, либо провалом, либо тяжёлой травмой, которая на десятилетия затормозит его развитие. С сектами же Испытание может означать либо успех, либо гибель жертв. Достаточно набрать новых и секты будут готовы повторить свой ритуал и снова обрушить Испытание на Барьер.

Я только покрутил шеей. Ловко. Эдак можно хоть каждый месяц требовать что-то у Империи, лишь бы людей в секте хватало. Кстати.

— И что обычно требуют?

Седой пожал плечами:

— Не могу сказать. В те два раза, про которые мне известно, они требовали множество зелий Древних и кости идущих этапа Повелителя Стихии.

Я замер, пытаясь уложить в голове услышанное. Выходит, получили?

Рутгош попробовал сменить тему, точнее, вернуть разговор к тому, с чего всё началось:

— Поэтому Древние и выбрали такой способ — выматывать сектантов в десятках схваток, выбивать у них сначала слабейших, затем чуть более сильных и умелых, водя их по лабиринтам, лишая тех, кого можно принести в жертву, и раз за разом давая надежду выбраться из ловушки, победить, добраться до Ключа. Вернее, лишить сильнейших сектантов их подчинённых и сойтись с ними в битве один на один.

Я вспомнил внутренний двор Зала Стражи в землях Ян, где дух сошёлся в битве с сектантами. Возможно, это имеет смысл. Как бы повернулась та схватка, если бы врагов было вдвое меньше? Скорее всего, как в городе Тысячи Этажей, где Изард устроил лабиринт из этажей города и выбил сектантов, победа бы осталась на стороне духа Зала Стражей.

В этот момент сквозь иллюзию ногами вперёд проскочил напарник Дима, Карай. Значит, не ловушка, которая могла бы запереть их на… сколько? Полгода, год, три года? Любой из этих сроков, даже самый малый, ставил под угрозу всю нашу задумку. Мы и так уже третью неделю бродим по Лабиринту. В чём-то я мог понять Морлан. Они пытались пройти вглубь Лабиринта по другим проходам и, судя по тем картам, что достал нам Озман, продвинулись к горам сильней и та часть Лабиринта проще, чем наша.

На карте, что составляли уже мы, пройденный нами путь змеился и петлял так сильно, что иногда мне казалось, мы топчемся на месте, буквально петлями ходим на пять ли вперёд, на пять ли назад, к самому краю иллюзорного каменного плато, затем снова на пять ли вглубь и делаем новый разворот обратно.

Оставалось раз за разом утешаться мудростью искателей Ордена в том, что прямой и лёгкий путь на Поле Битвы редко ведёт к успеху.

Тем временем Карай выбрался из ямы, отряхнулся от песка и подскочил для доклада.

— Глава, старейшины — там солнце, зелень и нет запретов. Ни одного Червя. Мы проверили путь на три ли вперёд, но не встретили ни ловушек, ни Зверей, ни големов.

Выпалив это, он замер в ожидании приказа. Карай один из тех, с кем мне приходится потрудиться с Указом, чтобы суметь продавить в тренировке его волю. Ещё не три цвета, влияющие на саму душу, но Указ в два цвета он может игнорировать, преодолевая его условия. И неважно, что там, боль или верность. Один из тех, кто должен сменить в будущем одряхлевших комтуров, и один из учеников Морщинистого в прошлом. Хотя это не так много значит с системой обучения, что была у остатков орденцев. С определённого уровня силы они там учили все, передавая знания младшим. Карая можно также назвать учеником Седого, Рагедона и Илдура. Вдобавок, выяснив предел его закалки души, я перед выходом проверил его верностью в три цвета и печатью по образцу сектантов. Он — безусловно верен семье и Ордену.

Рутгош покосился на меня, но решение принял сам. Я молча его принял. Пусть я и глава, но глупо лезть с приказами туда, где я мало что понимаю. Я искатель Первого пояса, безголовый идущий, который шляется по лесу, надеясь на своё Возвышение, тайную технику земного ранга и удачу. Выжил, принёс ватажникам сведения — молодец. Погиб, что же, надейся, что твоё тело отыщет следующий искатель и принесёт твою ленту и кисет в лагерь.

— Не похоже на ловушку. Скорее, это одна из слабостей Лабиринта, которая необходима, чтобы вся эта громадина работала. В любом случае нам необходимо и отдохнуть, и проверить это ответвление, — повысив голос, он приказал. — Половина отряда заходит.

Я понял о чём он. Проход обнаружен по левой стороне, мы не можем пройти мимо, иначе это внесёт неточности в создаваемую нами карту прохода. Половина же отряда остаётся здесь на всякий случай.

Я числюсь в первой половине отряда, а значит, иду вперёд. Седой остаётся здесь со второй.

Когда подошла моя очередь прыгать вниз, сам тайный проход уже был вычищен от песка, не нужно ни копьём пробивать себе нору, ни дышать пылью, шагай да шагай.

Я и шагал, но с каждым шагом всё сильней и сильней щурился, и не зря — глаза тут же резанул яркий солнечный свет. Я и забыл в этом вечном сумраке, насколько ярким может быть солнце.

Да и вообще, словно шагнул в другой мир, разом вспомнив Миражный: за пределами рыхлого песчаного пятна лежал густой ковёр из травы, нетронутый Червями, а впереди и вовсе возвышались деревья. Уступая место следом идущим вновь двинулся вперёд, на ходу оглянулся — с этой стороны всё та же уходящая в небо каменная стена. Она полукругом раздавалась в стороны за нашими спинами. Вот так идёшь по узкому тёмному ущелью, скрипишь песком под сапогами, радуешься редким Червям и не догадываешься, что Древние отгородили за стеной огромную солнечную долину, полную жизни.

В который раз залез в свой жетон, в раздел карт, и в который раз ничего там не обнаружил. Может, это место и нужно, чтобы Каменный Лабиринт существовал, но никаких подсказок его создатели даже для Стража в ранге шаула не предусмотрели. Не посчитали нужными, опасались, не успели?

Повёл взглядом в поисках Рутгоша. Отыскал его позади. Вернее, отыскал половину от него — он стоял ровно в иллюзии стены, разделяющей эти два места.

Чего он там замер?

По спине скользнул холодок. Что, если это всё же ловушка, она захлопнулась и поймала его внутри себя, заточив? Мы не Древние, вырвать его из защитной формации такой мощи не сумеем.

В этот миг Рутгош качнулся на месте несколько раз, скрипя песком под сапогами, уводя голову то на эту сторону, то на ту, и заставив меня облегчённо выдохнуть, а затем вышел из прохода и решительно зашагал к нам. Ко мне и Зеленорукому, входивших в первую половину отряда.

— Первый раз вижу настолько тонкую и кропотливую работу, — восторженно начал он ещё когда до нас оставалось шагов десять. — Либо тут в сто раз больше формаций и их опор, чем в любом другом известном нам месте, либо мы видим работу гения. Если верно последнее и число опор не превышает обычного соотношения, то это достойно считаться ещё одной тайной Древних, наряду с зельями, формациями Указов и прочим.

Зеленорукий недовольно буркнул:

— Давай вот без этого восторга. Что ты там обнаружил?

— Обнаружил громкое слово, — возразил Рутгош, — скорее, начал догадываться, как это устроено. Вероятно, за эти сотни лет формации и Массивы Лабиринта разбалансировались и стало возможным кое-что заметить. Никогда подобного не видел. Я считал, что толщина стен, разделяющих проходы, доведена до опасного предела в двадцать шагов. Но один этот проход доказывает, что я неправ! Сколько здесь должно было быть шагов?

Рутгош с ожиданием уставился на нас, но через вдох улыбка его увяла и он махнул рукой:

— Ну да, кому я рассказываю.

Зеленорукий покосился на меня, а затем снова беззлобно буркнул:

— Слушай, собрат Рутгош, что я, что младший глава очень далеки от формаций. Если хочешь, чтобы мы ахнули, то рассказывай так, чтобы мы всё поняли, то есть подробно.

Я не упустил случая:

— Словно для собирателей камней и…

Рутгош вскинул руку и не дал мне договорить:

— Понял! Понял я. Объясняю. Есть предел, на который можно сблизить две разные формации. Есть предел, на который можно сблизить три формации и так далее. Если же мы имеем дело с так называемыми предельными формациями, иначе — формациями запретов, то это расстояние в несколько раз больше, чем у тех же рядовых защитных. Именно поэтому я определил время, необходимое для преодоления Лабиринта в четыре месяца. Я разделил площадь Лабиринта на предельное число ходов, которое может в него уместиться. Я так привык и в этом ошибся.

— В то, что ты ошибся, Аранви намекнул тебе ещё неделю назад.

Я с удивлением глянул на Зеленорукого. Первый раз слышу. Значит, бережёте главу от неприятных новостей? Зря.

— Да, — кивнул Рутгош, — я был неправ, дело оказалось в том, что слишком уж плотно уложены ходы Лабиринта. Невозможно плотно, — оглянувшись, он махнул рукой на уходящую в небо скальную стену. — В ней чередуются зона запрета техник, обычное пространство, формация иллюзии, формация овеществлённой иллюзии, формация зеркала, формация барьера, затем слои повторяются, но с этой стороны его не уравновешивает зона запрета. Нужна сотня шагов самое меньшее, чтобы вместить подобное и не взорвать опоры всех этих формаций. Здесь же, сколько шагов здесь? — снова задал он вопрос.

Ответил ему я:

— Пять шагов.

— Да, всего пять! Но и это обман, чтобы скрыть в обмане правду. В том-то и дело, что нет, не пять. Настоящая преграда — в палец толщиной! Это же такие возможности!

Эта жаркая речь понимания не прибавила. К счастью, рядом был Зеленорукий, который задал вопрос за меня:

— Для кого? Для Древних?

— Какие ещё Древние, с-с-старейшина? — мне показалось, Рутгош с трудом удержался, чтобы не назвать Зеленорукого придурком или того хуже. — Возможности для нас! Когда мы получим Ключ, то мы сумеем добавить к умениям создания формаций Указов ещё и формации невероятной плотности. Мы будем единственной фракцией, что владеет сразу двумя тайнами Древних.

— Что-то я не совсем понимаю о чём ты, — нахмурился Зеленорукий. — Ведь секрет формаций Указов давно уже разошёлся по фракциям. Пятьдесят лет как разошёлся. Об этом разве что самые мелкие мои ученики из Школы ещё не знают.

— Только самые простые вещи, — окаменел лицом Рутгош. — Старшие сделали всё, что могли.

Я качнул головой. Ещё одна трагедия в прошлом Ордена. На битву с сектами ушли стражники, искатели и все те, кто считался бойцами в Ордене. Большая часть идущих мирных профессий осталась на его землях, на внешней его части, на время покинув внутреннюю, запертую магистром. Это были лекари, алхимики, мастера формаций и кузнецы, кожевники и мастера Массивов, начертатели и прочие, не говоря уже про обычных горшечников и крестьян, которых приказ магистра согнал с родных мест.

Все думали, что лишь на время, все думали, что из-за сумасбродности магистра, но ушедшие на битву не вернулись, а затем Орден оказался распущен и лишён былых заслуг, влияния, земель и прав.

Сотни и тысячи идущих оказались никем, без ничего. Без защиты, без старших, без прав.

Жирная добыча для всех, кто имел зуб на Орден Небесного Меча.

Седой, Алкай, Келлер и прочие очень ярко описывали мне те дни, которые видели своими глазами.

Сотни учеников Школы и Академии, сотни их старших мирных профессий, тысячи младших идущих, по сути, простых крестьян и охотников, которые оказались никем на земле, что больше им не принадлежала.

Эрзум, Ваурс, Уш, Маурт, десятки многих других и даже вилорцы, которые с видом хозяев ходили по улицам городов, ещё вчера принадлежавших Ордену. Властелины и Повелители Стихии, которые перед дверями лавок и мастерских спорили, кому из них они теперь принадлежат. Шакалы, что рвали ещё живого мада.

Некоторые из мастеров приняли предложения фракций, перейдя под их покровительство. Кто-то в гневе сражался за свои мастерские и погиб на их пороге. Кто-то бесследно исчез. А кто-то убил себя, сжёг себе сердце, чтобы не выдать секретов распущенного Ордена. Таких было пятнадцать человек. Старшие отделений, лучшие из мастеров своего дела. Несколько алхимиков, несколько лекарей, несколько кузнецов и начертателей. Но большая часть тех идущих были мастерами формаций.

Орден был разгромлен, распущен, обвинён Императором, над большей их частью уже много лет не было печатей Указов, но Верность была в их сердцах и душах. В те дни они не нашли другого выхода. Хотя лично я не принял их поступка. Ни как Леград из безвестной деревушки Нулевого, ни как Леград магистр их Ордена.

Сохранили тайны Ордена? Ради кого?

Лучше бы они ушли в чужие фракции, обрели там влияние и тайно помогали тем, кого они бросили. Вот этим Седому, Алкаю, Келлеру, Красноголовому, Морщинистому и прочим младшим своего Ордена, юношам, только ставшим на путь Возвышения, которые в один день лишились почти всего, скитались из одного Пояса в другой, служили то одной фракции, то второй, то третьей.

Да, я бы выбрал встать на колени. Потому что так я мог бы получить надежду на месть и будущее. Они выбрали сбежать от сложностей.

Да, на них давили. Да, они бы предали Орден. Но я долго объяснял про грани предательства бывшим орденцам, и здесь лично мне было ясно, что своими смертями пятнадцать старших предали Орден гораздо сильней.

Впрочем, эта фанатичная верность Ордену, которую пронесли бывшие младшие через все десятилетия гонений, тоже появилась не на пустом месте. Она была и раньше, но закалилась на той площади, где пятнадцать мастеров Ордена убили себя, чтобы их секреты не покинули Орден.

Рутгош сделал над собой усилие, возвращая на лицо пусть и безжизненную, но улыбку:

— Хорошо, наши знания тоже неполные и далеки от знаний ушедших старших, но здешние формации смогут дать нам новые знания и новую силу.

Зеленорукий покивал:

— Да, да, да, но, скорее, кропотливое изучение этих твоих новых формаций может дать всего лишь шанс что-то в них понять. Лет через десять. В лучшем случае, если за них возьмётся великий талант, а лучше — гений.

Рутгош набычился:

— Брат Цалиш, ты пытаешься уязвить меня?

Я поспешил вмешаться, пока этот разговор не перерос в спор или что-то ещё более худшее.

— Довольно, поговорите об этом вечером, на отдыхе. Нас уже заждались, пора двигаться, если не хотим застрять здесь на год.

Зеленорукий отвернулся от Рутгоша и кивнул:

— Верно, младший глава. Если отложить в сторону выгоду, которую мы можем получить со здешними формациями, пока что я вижу только кучу проблем, которые они нам принесут. Если плотность здешних ходов настолько велика, то сколько нам потребуется на преодоление Лабиринта?

Рутгош с прохладой ответил:

— Там, где мы сталкиваемся с новым и неизведанным, там всегда дают сбой привычные методы. Я и мои парни сделаем всё, чтобы отыскать правила прохода. Глава, я вас покину.

Стоило ему отдалиться, я упрекнул Зеленорукого:

— Обязательно было спорить и тыкать в талант?

Но он лишь отмахнулся:

— Младший глава, я спорю с ним уже не первую неделю, с момента, как мы познакомились как новые старейшины семьи, и надеюсь, что не перестану спорить ещё лет сто. Если ты переживаешь о нашей ссоре, забудь. Уже вечером мы будем…

— Пить вино?

— Хотелось бы, — ничуть не смутился Зеленорукий, — но мы в походе, так что никаких вольностей. Пить мы будем твой чай, младший глава. Набираться с помощью него сил и отдыхать. Не откажешь?

Я с улыбкой покачал головой. Так вот какая она — замаскированная лесть. Всё понимаю, но ничего поделать с собой не могу, всё равно приятно это слышать. Да, чай у меня удаётся.

Зеленорукий поднял голову к небу, прищурился на солнце, а затем запустил к небу какую-то простую технику:

— Как хорошо-то тут. Не то что в этих каменных кишках, где приходится простой железкой ковырять всякую ползучую дрянь.

Я лишь хмыкнул себе под нос. Да, Зеленорукий не очень уютно чувствует себя в зонах запретов.

Пусть в этом солнечном месте к нам вернулись все возможности, кроме полёта, скорость нашего вновь объединившегося отряда не то что не увеличилась, а даже уменьшилась. В месте, где Древним тоже доступны техники, забывать об осторожности чревато гибелью, можно влететь в формацию, которая перемелет даже Седого, сильнейшего из нас.

Мне, вроде как, главе целой семьи очень хотелось скинуть с себя все эти обязанности, самому рвануть вперёд, как в прошлом, надеясь только на своё ощущение опасности боевой медитации, и проложить короткий и быстрый путь через этот отнорок.

Но я не мог себе этого позволить, я теперь был не один. Поэтому смиренно шагал в середине отряда, с тоской наблюдая за теми тремя парнями, чья была очередь прокладывать нам путь и проверять дорогу.

Мне оставалось только размышлять, потому как на ходу в тот же жетон не нырнёшь и не проведёшь там полноценную тренировку. На ходу доступно не так уж и много способов тренировки и лучший и полезнейшей из них я уже использую — Указы. Куда уж больше?

А вот Седой так не считал и насел на меня с уроком. И ладно бы каким интересным, так нет, с тягомотиной о тонкостях поведения при встрече гостей. Причём, судя по некоторой скованности в его рассказах, Седой сам не очень в этом понимал и, скорее всего, зачитывал мне какие-то наставления из запасов Ордена.

— Входит глава фракции трёх звёзд, его супруга и гонец из имперской пагоды. Кого ты должен приветствовать первым?

— Седой, — я, уже одурев от этих вопросов с подвохом, возмутился, — собирателю камней и дерьма простительно делать ошибки, никто…

— Забудь об этой присказке, — осадил меня Седой. — Она хороша со мной или с другими братьями из Ордена, но тот же Зеленорукий и прочие уверены, что ты выходец с одной из десяти сильнейших фракций Империи. Скажи, что не нарочно добивался подобного.

Я упрямо буркнул:

— Не нарочно.

— Значит, радуйся своей удаче и учись, чтобы соответствовать этому образу, молодой глава. Наша семья не может позволить себе обид на пустом месте. У нас и без того хватает сильных врагов.

Я перестал спорить и возмущаться, но остался при своём мнении. Догадки окружающих, которые видят во мне то, что сами хотят видеть — это их проблемы. Раз увидев это, они будут видеть и дальше, потому что мало кто добровольно откажется от своих заблуждений. А все эти попытки Седого вбить в меня странные тонкости общения сильных Империи… Не сказать, что они проходят впустую, я всё запоминаю и с каждым разом всё чаще отвечаю правильно, но именно что отвечаю, не уверен, что в нужный момент буду вести себя так, как нужно, а не так, как выходит.

И это сейчас меня только Седой наставляет о будущем в роли главы фракции. Стоит отыскать Ключ и воссоединиться с остальной частью семьи, как этих наставников снова станет десяток. А потом они удивляются, что их глава сбегает на Поле Битвы. Да что угодно, лишь бы поменьше подобных нудных уроков.

И, похоже, мои тайные мечты сбываются, только рад ли я этому? Проход, который, казалось, должен был быть очень коротким, от одного мрачного ущелья Лабиринта до другого, всё тянулся и тянулся. Мы прошли по нему уже не меньше двадцати ли, а до конца так и не добрались. Я заглянул в карту нашего пути, и выходило, что он приведёт нас в совсем неизвестную часть Лабиринта, где не были ни Морлан, ни мы. Конечно, мы только начали, и у нас ещё много времени в запасе, но беспокойство уже коснулось меня.

Как оказалось, меня и только меня, остальные думали совсем о другом.

Едва мы встали на ночлег, как меня отыскали Зеленорукий и Рутгош.

— Глава, — первым начал Рутгош. — Это очень интересное место, которое пропустят девяносто восемь из ста зашедших в Лабиринт. Растительность здесь старая, множество примет того, что она равномерно сменяет прежние поколения без исчезновения и смерти предыдущих.

Я выслушал и ничего не понял. Вопросительно протянул:

— И-и-и?

— Это место идеально подходит для того, чтобы перенести сюда наш основной лагерь. Если нам понадобилось три недели на то, чтобы проложить сюда дорогу, то любым другим искателями, даже если они из Эрзум, понадобится два месяца, не меньше.

— Сюда? — я поднял руку и запустил с неё в небо простейшие Лезвия. — Сюда? Разве не вы убеждали меня, что лагерь нужно разбивать там, где мы сможем уничтожить главное преимущество наших врагов — Возвышение? Разве не вы убеждали меня, что десяток опытных Властелинов в зоне запретов справится даже с Повелителем Стихии?

— Глава, это скрытое место может…

— Нет, — оборвал я его, а затем язвительно уколол. — Вы сначала доберитесь до другого выхода, да разузнайте, что за ним, а затем уже тащите в эту задницу всю семью.

— Молодой глава, — укоризненно прогудел Седой, но я даже глазом не повёл.

Искатели, бывшие комтуры, седые идущие возрастом под сотню лет. А иногда ведут себя так, словно девятилетние дети. Клянусь, эта выходка с переносом семьи похлеще тех, что когда-то выкидывала Дира.

С подозрением окинул печати над головами уходящих. Нет, ничего постороннего и никакого там Безумия, Слабоумия и прочего. Хоть это хорошо.

Лагерем мы встали у края очередного лесочка. Кто-то уже успел натаскать валежника и развести костёр, устроившись у живого огня, кто-то медитировал, а в отдалении четверо искателей, сверкая техниками, сошлись в тренировочной схватке под куполом, которым их оградил один из собратьев Властелинов.

Я несколько вдохов глазел на них, а затем вернул травы для чая обратно в кольцо. Буркнул словно случайно скучающему рядом Бираму:

— Отойду на пару сотен шагов, займусь тренировкой. Могу быть немного шумным, предупреди старших.

— Понял, глава.

Если уж выпала возможность пользоваться техниками, то почему бы и мне не заняться тренировкой, которую я отложил на после Лабиринта? Если он предоставил мне эту возможность, то я не буду отказываться.

Среди моих уроков не один и не два были посвящены переходу на этап Властелина. Старейшины искали в архивах не только сведения о странном лекарском пути Возвышения, но и все наставления о Властелинах. Их все принесли мне вместе с записями о том лекаре. Всего нашлось что-то около восьми десятков наставлений, но во всех утверждалось, что становление Властелином — это долгое дело, что для этого Предводитель Воинов должен познать себя, духовную силу и стихию, отыскать между ними баланс.

Все старейшины сходились во мнении, что для меня отыскать баланс будет очень сложно. Сравнивали меня с весами, которые нужно уравновесить, притом что в одной чаше пятьдесят мер груза, а в другой семь сотен.

Чтобы весы замерли в равновесии с таким неравным грузом, нужно, чтобы и их плечи были так же неравны — одно длинней другого в четырнадцать раз. В случае с телом Предводителя всё ещё сложней, потому как никто не подскажет, где точно эти плечи воображаемых весов и какой в них должна быть разница.

Всё же духовная сила и стихия гораздо сложней, чем камни и их вес.

В прочитанных наставлениях для Властелинов говорилось о познании, о качестве сродства, о плотности и лёгкости, о насыщенности и цвете, о жаре и холоде потоков, о тугости и завываниях и ещё о добром десятке странных качеств. Всё как всегда в подобных наставлениях. Я их начитался ещё во Втором поясе, убедился, что все эти таланты прошлого сами толком не понимали, как у них всё удалось, вот и пытались красивыми словами передать то, что передать не получалось.

Хотя не признать того, что во всех услышанных словах про равновесие была истина, я не мог. Мало того что у меня второе средоточие гораздо больше, чем у любого другого идущего, так и то, что можно назвать плотностью стихии в средоточии и познанием стихии у меня гораздо выше, чем у любого Предводителя и больше, чем у большей части известных мне Властелинов.

Старейшины говорили, что видят три пути. Первый путь, которым я шёл с зельями Древних — увеличить первое средоточие до пределов, тем самым уменьшив разницу объёмов средоточий. Они совершенно не были уверены, что одного этого хватит, я так и вовсе считал, что этого точно не хватит и ничего, словно в сказке, не изменится в тот миг, когда Большое Зелье Ростка закончит своё действие. Ещё даже не принятое, кстати. Старейшины лишь уверяли, что после этого будет проще идти по второму Пути, по пути поиска равновесия между средоточиями.

Что меня в этой ситуации бесило, так это то, что моё тело это равновесие уже давно нашло и прекрасно создаёт эссенцию, а вот я, несмотря на все свои опыты и попытки, никак не могу этот баланс нащупать и осознать. НедоВластелин, у которого нет того, из чего можно создать третье средоточие.

Третий же путь, который должен был дополнять первые два, заключался в том, что мне нужно было сильней и глубже познать духовную силу. Мол, с таким талантом я должен на лету схватывать все трюки с давлением духовной силы: обездвиживание, поднятие предметов и прочее, а у меня все они выходят с трудом и не с первого повторения. Словно я слишком быстро прошёл по этапам Возвышения, где должен был их познавать. Вот этим я собирался сегодня заняться, по совету Седого усложнить привычную тренировку и попробовать поднять сразу два камня. Так-то, конечно, нужно использовать чашки с водой, но чую — рано, всему своё время.