Основание. Пятый пояс

Глава 11

— Держи, молодой глава.

Я скривился, но протянутую Седым чашку взял. Она исходила паром и ароматом, от которого меня ещё и тошнить начало. Но я подавил тошноту и сделал первый глоток бульона. Прямо так, через край.

Седой вздохнул, но промолчал и просто убрал ложку, сел рядом со мной.

Рука, которой я держал чашку, подрагивала, но едва заметно, проливать я ничего не спешил. Сам бульон по ощущениям, не успевал даже добраться до желудка, впитывался телом на середине пути. И, несмотря на тошноту, он был гораздо приятнее тех зелий, которыми меня поили, когда я пришёл в себя.

Со стороны переливание в меня стихии из змеев выглядело ещё более внушительно, чем изнутри. У меня всего лишь синее сияние, заполнившее тело, у всех, кто был вокруг — змеиная свадьба надо мной. Змеи скрутили надо мной такой клубок, что ни меня под ними не было видно, ни подойти ближе, чем на двадцать шагов не удавалось никому. Что, впрочем, не удивительно. Если бы даже Седой решил идти до конца, то открыв глаза, я бы обнаружил рядом его тело.

Зеленорукий, пока Седого не было рядом, рассказал мне, как тот швырял в меня фиалы с лечебными зельями. Впустую, потому что прежде чем растечься по мне, фиалам приходилось пролетать сквозь моих змеев, и концентрация стихий просто выжигала стихиальную составляющую в зельях. Та вспыхивала на глазах у всех, превращая содержимое фиалов в бесполезную жижу.

Жаль, конечно.

Сейчас я наглотался этих зелий, но уже, мягко говоря, поздновато. Пролежал я под защитой змеев два с лишним месяца, и за это время раны мои зарубцевались, загрубели и теперь требуют немало сил для излечения. И это я только про те раны, где истекал кровью. С меридианами вообще дело плохо. Совсем плохо с левой рукой и её меридианами.

Я скосил на неё взгляд. Буквально — чужая рука. За эти два месяца она словно иссохла, став гораздо тоньше, чем правая. По-прежнему не могу ей шевелить. Да и вообще шевелюсь с трудом, что не удивительно — столько пролежал без движения. И похудел, и ослаб, и прочее.

Самое неприятное — при виде даже этого тёплого бульона испытываю отвращение, хотя разумом прекрасно понимаю, что мне нужно есть, чтобы восстановиться. Остаётся лишь надеяться — это отвращение пройдёт.

Отхлебнул ещё, нарочно задержал во рту, покатал там, перебарывая тошноту и пытаясь напомнить себе, что это вкусно. Пока не удалось. Разочарованно проглотил его, впервые ощутив, как тепло бульона добралось до желудка и обволокло его. Обрадованный и чуть повеселевший, отложил новый глоток и спросил, наконец, главное:

— Сколько погибло?

Так-то я пока видел только Седого, Зеленорукого и ещё десяток человек ближе к статуе. Больше никого.

— Девять человек.

Я скрипнул зубами. Много. Очень много. Слишком много для нашей маленькой семьи. Мы просто не можем позволить себе таких больших потерь. Не можем, но уже понесли их.

Седой шевельнулся, заставляя меня моргнуть и вновь сосредоточиться на нём. Он с расстановкой произнёс:

— Ты не должен считать меня или Рутгоша виновным в этом, — я молчал, и Седой продолжил. — Это место было закрыто от идущих все эти годы. Никто и подумать не мог, что в одном месте зародится сразу пять сердец.

Я всё же заговорил, не мог не спросить:

— Зародиться? Они не были созданы здесь Древними?

— Нет, — твёрдо ответил Седой, уловив в моём взгляде сомнение, повторил. — Нет. Поверь мне. Если я скажу, что Орден второй из знатоков Древних, их ловушек и сооружений, то во всей Империи придётся поискать тех, кто осмелится сказать, что они первые. Древние были могущественны, они создали Великие Барьеры, духов и прочее, но они не умели создавать Сердца Стихии по своему желанию. А если и умели, то делали бы внутри тренировочных формаций, а никак не посреди дороги к городу.

Я ухватился за это слово.

— Дороги? Древним не нужны были дороги.

— Хорошо, — вздохнул Седой. — Выражусь по-другому. Древние точно не создавали Сердец Стихии в месте, чьё предназначение — позволить гостям любоваться природой, горами и городом.

— Что?

Седой повёл рукой:

— Это место было сделано сотни лет назад для гостей города. Площадка, куда вёл Путь, статуя основателя города или клана, чтобы подчеркнуть величие, не более.

Зеленорукий добавил:

— Да, статуя была не обычной, а основой для будущей ловушки, но для нас главное, что сектанты её повредили и стихия из этой ловушки начала подтекать.

Я закончил за них обоих:

— И за почти четыре сотни лет здесь появились Сердца Стихии.

— Уникальный случай. Находили двойные Сердца, но такое… — Седой покачал головой. — Мы понесли ужасные потери, но это место, — он твёрдо закончил, — ляжет в фундамент будущего величия семьи. Главное, суметь сохранить это в тайне и спрятать под формацией иллюзии. Мастера, Предводители, Властелины семьи Сломанного Клинка, все они сумеют получить пользу от этого места. Мы уже получаем выгоду от этого места.

У меня от этих слов задёргалась бровь, но рука была только одна и занята, поэтому я просто отхлебнул из чашки, хотя очень хотелось прижать бровь.

— Я не знаю, о чём ты сейчас думаешь, молодой глава, но ты не должен винить и себя, — заметив, как я на него зыркнул, Седой поспешно добавил. — Я говорю это на всякий случай, чтобы ты не создал себе преграду. Ты сделал всё, что возможно, молодой глава, и даже за пределами своих возможностей.

Я буркнул:

— Все эти утешения и правильные слова сильно запоздали. Я сотни раз думал об этом, — помедлив, честно добавил. — Если бы начал винить себя, то за эти недели уже давно создал себе преграду.

— И?

— Что «и», Седой? — процедил я в ответ. — Я пиковый Предводитель Воинов. У меня осталась единственная преграда — дарсова эссенция. И ничего не изменилось, я как раньше её не видел, так и сейчас не вижу и не ощущаю, даже после двух месяцев медитации внутри тела!

— Пиковый Предводитель Воинов, который поглощает стихию Повелителей, — хмыкнул Седой. — Чего ещё желать в твоём возрасте, молодой магистр? Нужно лишь немного прийти в себя, подлечиться и идти дальше. Ты был прав, никаких долгих лет тебе не понадобилось.

Теперь хмыкнул себе под нос я — утешитель. Но недавняя вспышка злости высосала из меня все силы, и это не осталось незамеченным.

Седой осторожно потянул меня за плечо:

— Молодой магистр, приляжь. Немного поспи, по-настоящему поспи, тебе это сейчас очень нужно. А о Властелинах и эссенции поговорим, когда проснёшься.

Я не стал сопротивляться. Отдал чашку, позволил и уложить себя, и укрыть. Окинул взглядом снежную вершину, которая поднималась в небольшом отдалении от нас, и закрыл глаза. Впрочем, даже когда я проснулся, до разговоров об эссенции дело не дошло. Не самое срочное, что требовало от меня действий.

Никто из уцелевших, несмотря на проблему со мной, не терял ни дня из тех недель, когда я поглощал стихию. Сначала они лечились и приходили в себя, затем устраивали быт, разбили лагерь в стороне от моих змеев, пытались пробраться ко мне; когда ловушка, едва не погубившая всех нас, отключилась, начали медитации на Сердца Стихии, не забывая одновременно прокладывать путь к городу Древних, его порталу и Ключу, который там нужно найти.

За эти дни путь был намечен, разведан, все ближние ловушки найдены, обезврежены, уничтожены либо обозначены. Между нами и городом остался лишь последний пояс ловушек.

Седой постучал пальцем по карте:

— А вот тут всё как раз так, как и должно быть. Здесь уже Древние никогда не играли в поддавки. Те Древние, что сумели выстоять против первой волны сектантов — заблокировали Массивы Путей, подняли формации защиты и зон запретов. Кого могли, они выбили на подходах к городам, лишили сектантов массовки тех, кого можно бросить в формации жертвоприношений. Но дальше уже нужно было биться всерьёз.

Седой вновь повторял уже известное мне, словно я пострадал не только телом, но и головой. Там, где Древние справились — там к этому времени восстановились города и есть духи. Там, где не справились совсем — сплошь развалины или Поля Битв, которыми управляют Стражи. Но это справедливо только для Поясов, которые я называю Тюремными.

Но вот здешние, Внешние Поля Битв или иначе Великие, как называют их сектанты, это немного другое. Это места, где Древние не сумели победить, но и сектанты этого не сумели. Это места, где они либо убили друг друга, либо места, где Древние победили, но оказались смертельно ранеными. Либо победили сектанты, но также погибли от ран раньше, чем сумели воспользоваться своей победой. Хотя, по сути, для нас итоги всего этого не отличаются.

Город перед нами — в развалинах. И это не очередная иллюзия. Во всяком случае так считают Рутгош и Седой. Подойдём ближе — проверим. Но накал сражений в Шестом и Пятом поясах был так велик, что ни про одного уцелевшего духа здесь неизвестно. Хотя именно вот этому я не очень верю, потому как лично знаю одного уцелевшего духа в Пятом поясе. Духа Испытания.

Так что, кто знает, что скрыли кланы и семьи, покорив Великие Поля Битв и получив Ключи? Известно только про двойные Сердца Стихии? Возможно, но если Седой намерен скрыть эту тайну Сломанного Клинка, то сколько тайн скрыли другие кланы и семьи? Как-то на аукционах Империи слишком много зелий Древних, которые, вроде как, можно получить только в городах с уцелевшими духами Первого и Второго пояса.

Но для нас сейчас важно, что все подступы к городу — это сплошь смертельные ловушки. Их можно, как и раньше, обнаружить, заставить сработать и прочее. Но на этом, последнем шаге это становится в десятки раз опасней и сложней. Вполне обычное дело — бросить проверочный артефакт и ничего не обнаружить, шагнуть самому и в один миг оказаться разорванным на куски. Как и сказал Седой — поддавки со стороны Древних закончились.

И вот тут Орден Небесного Меча показывал себя лучше всех. Ведь среди множества ловушек вокруг Ключей есть и самые необычные — ловушки, основанные на зоне запрета жизни. Массивы и формации, к которым прикреплён Указ Смерти. Шаг туда и тебя ничего не спасёт. Если только твоя душа не обладает достаточной закалкой, если только у тебя нет истинного мастера Указов, способного эти самые Указы превозмочь или разрушить.

— Вот здесь, здесь, здесь и здесь мы обнаружили зоны запрета жизни. Здесь и здесь углубились в них сильнее всего, но самым перспективным мы с Рутгошем считаем вот этот проход, — Седой прочертил короткую извилистую линию, а затем продолжил её в воздухе, не касаясь карты. — Вот тут удобный рельеф, который, вроде как, не упирается в непроходимую скалу или расщелину. Да, возможно, здесь дольше, дважды идти вдоль невысоких хребтов, но надёжней и в итоге проще.

Я просто кивнул. Говорить сейчас, что я доверяю их опыту… Это прозвучало бы если не издевательством, так намёком на недавние события. Просто промолчу. Сюда, значит, сюда. Главе Сломанного Клинка сейчас больше о густом, наваристом супе думать хочется. И это радует, значит, за эти дни я пришёл в себя, и в себя приходит и тело.

Седой осторожно кашлянул и негромко произнёс:

— Только придётся пересмотреть план о том, как нам действовать, когда зона запрета жизни станет слишком сильна.

Я сразу понял, о чём и мотнул головой:

— Ничего пересматривать не будем.

— Я напомню, молодой глава, о риске наткнуться на защитника формации.

— Я не калека, — жёстко ответил я ему. — И даже если ослаб и могу сжимать Пронзатель только одной рукой, у меня есть мой талант, а теперь ещё и стихия.

— Стихию ещё нужно проверить. Причём так, чтобы ты не получил новой травмы.

— Если думаешь, что она почему-то ослабла, то проверим, — согласился я. — Вот как раз там, — я постучал пальцем по короткой извилистой линии, которую оставил на карте Седой, — и проверим, устроим, так сказать, экзамен. Не стоит терять времени, мы и так слишком задержались. Нам неизвестно, что с оставшимися, что с Красноволосым, они тоже с каждым днём всё сильней переживают за нас. Пора заканчивать это дело.

Эта троица переглянулась, и Седой кивнул:

— Хорошо. Выступаем.

— Нет, — качнул я головой. — Сначала я хочу увидеть могилы.

Они снова переглянулись, и снова за всех троих ответил Седой:

— Идём.

Уже шагая за ним, я спросил:

— Почему вообще здесь?

Не оборачиваясь, он сам задал вопрос:

— Ты помнишь про долину Ключа, которую закрыл магистр Ордена?

— Разумеется. Ты ведь проверял мою память ещё неделю назад, в первый день.

Седой словно не услышал моей желчи.

— Та долина полна мечей. Самых разных, самые большие из которых не сумела бы поднять и эта статуя, будь она живой, — махнул Седой налево, где возвышалась статуя с Сердцами Стихии и где всё так же медитировала пятёрка наших собратьев. — Но началось всё с очень малых мечей, — Седой шагнул в сторону и повёл рукой. — Вот с таких.

Моим глазам открылся ряд небольших вытянутых холмиков, сложенных из камней всевозможных размеров и форм. Могилы погибших искателей. Выдолблены в сплошной скале и ей же засыпаны, а ещё в камень у изголовий вбиты мечи. Я уже видел очень похожие могилы на горе Академии. В этом две части Ордена, разделённые Поясами, преградами и указом Императора, были полностью похожи друг на друга.

— С каждым годом в той долине таких могил становилось всё больше, — продолжил рассказ Седой. — Орден креп, расширял своё влияние, но каждый шаг давался ему непросто и не даром. Да и члены Ордена совсем не молодели. Каждый год та долина принимала у себя сотни идущих, которые приходили навестить погибших друзей и собратьев. Однажды там появился и первый огромный меч. Символ, память, зримый след того, что о жертве собратьев помнят. Не все считали такой символ нужным, но, когда магистр закрыл земли Ордена, та долина была уже вся заполнена мечами. Можно считать, стала самым известным нашим символом. Долина Мечей, в которой находился главный вход в земли Ордена Небесного Меча.

Я кивнул. Возможно, поэтому, когда Орден основал отделение во Втором поясе, он принёс с собой тот огромный меч и вбил его в гору Академии. Символ, который напоминал им о том, кто они есть. Зримое воплощение сути Ордена — Небесный Меч. А ещё место, где свой последний покой находили члены Ордена.

Там лежит Файвара и все те, кто погиб во время разрушения Ущелья Стихий и нападения Зверей, там же лежит и Берек. И это только те, кого я знал. Кто знает, чьи имена написаны на плитах выше по склону? Возможно, там лежат все орденцы, которые когда-то учились в Академии, а затем погибли за Орден.

Да, вот такой я молодой магистр Ордена, который о таких тонкостях совершенно ничего не знает. Я даже здесь и сейчас, пройдя много недель бок о бок с погибшими, стоя над их могилами, с трудом припоминаю имена трёх из них. Таким ли должен быть настоящий магистр Ордена? Таким ли должен быть глава такой маленькой семьи, как у нас?

Конечно же, нет.

С другой стороны, мне же легче и проще, что я не успел привязаться к ним. Как сказал Седой — это не должно стать преградой для меня. И не станет. Даже Бирам, который столько дней шёл от меня на расстоянии вытянутой руки, не стал для меня товарищем. Подчинённый, собрат по семье, не более. Мне даже Кирт и Гавал, давно оставшиеся позади командиры моих бойцов ближе и родней. Возможно, это даже в чём-то правильно. Или нет.

Я медленно согнул спину, поднял перед собой сжатый правый кулак. Левая рука безвольно висела, примотанная к груди. Несмотря на прошедшую неделю, я только в начале пути её восстановления.

Молча почтив память погибших, я разогнулся и коротко сообщил:

— Теперь можем выдвигаться.

Седой кивнул, а спустя десять шагов продолжил:

— Это красивое место. Оно достойно продолжить традицию. Идущие Сломанного Клинка обретут здесь последний покой.

Я не стал спорить. Если молодой глава семьи ничего не понимает в сути стремлений простых идущих своей семьи, в их желаниях, надеждах и месте, в котором они хотят найти своё последнее пристанище, то ему нужно назначить хранителя традиций, который в этом понимает. Седой отлично подходит на эту должность, лучшей кандидатуры, наверное, и не сыскать.

Чуть ниже по тропе к нам присоединился Рутгош, Зеленорукий и остальные, кто был здесь, даже те, кто до этого медитировал, созерцая Сердца Стихий. Дальше мы просто шли по отмеченной тропе, на которой не осталось ни одной ловушки. Или же обходили их. Искатели всё это время не сидели на месте.

По-хорошему нам бы всем бежать по этой безопасной тропе, используя техники усиления, но я был на это не способен, поэтому мы лишь неспешно шли. Сначала вниз, затем вверх, затем круто вверх и снова вниз, следуя тропой, которая повторяла рельеф хребта, и всё сильней уводила нас от статуи, которую я запомню навсегда.

Слева к небу поднимались острые заснеженные вершины, справа до горизонта простирались невысокие серые, безжизненные скалы, тут и там расколотые глубокими ущельями, а впереди маячили развалины города.

Я ступал осторожно, не очень доверяя своим ногам на неверных камнях, среди которых собратья проложили дорогу. Мы начали спуск, и серые, словно выцветшие, скалы теперь вздымались по обе стороны от нас, их вершины тонули в набежавших облаках. Я беспокоился о ногах, но скоро обнаружил, что словно не получается вдохнуть полной грудью, хотелось вдохнуть ещё сильней, но не выходило. Мы, вроде как, начали спускаться, отдаляясь от снежных вершин, но ощутимо похолодало, и дыхание теперь вырывалось изо рта облачками пара.

Тропа сузилась ещё сильней, сдавливая нас скалами, налетел внезапный порыв ветра, который ощутимо меня качнул. Я напомнил себе, что использовать Опору нельзя, что лучше уж ухватиться за Зеленорукого, а затем поражённо замер: впереди, на горе, что открылась после изгиба тропы, насколько хватало глаз, простирался по его склону ледник, уходя вверх, едва ли не к самой вершине.

Я прикрыл глаза, ощущая, что даже так горы давят на меня своим размером. В чём-то это было сравнимо с морем, в чём-то это было сильней, чем море. Наверное, всем, у кого стихия земля, для познания предела, сути мощи своей стихии, нужно было уходить сюда, в горы. Здесь, среди этих древних камней и льдов, которые были гораздо старше Древних, они могли бы постичь свою стихию и создать средоточие. Тишина звенела в ушах, нарушаемая лишь редким шорохом осыпающихся камней и завыванием ветра в расселинах. Потрясающе, воет почти так же, как…

— Молодой глава?

Я раскрыл глаза, скрывая досаду, отмахнулся от Седого и снова зашагал по тропе.

Она нырнула вниз и влево, огибая здоровенную скалу, которая в любом другом месте могла бы назваться горой, вновь начала подниматься вверх, скрывая от наших взглядов ледник, и в итоге вывела нас к огромной расщелине, через которую был перекинут не менее огромный мост.

И не просто мост, а мост, который держали на своих руках ещё два каменных идущих. Их ноги твёрдо стояли на дне ущелья, глубоко уходя там в бурный поток реки, их головы были на уровне той самой горы, что осталась позади нас.

Слева был мужчина. Широкие плечи, почти перегородившие ущелье от края до края, могучие руки, суровый взгляд исподлобья. Ему было бы впору выдавать испытания для тех, кто вступил на его мост.

Справа была женщина. На полголовы ниже и гораздо уже в плечах. Взгляд её был теплей, а на губах безвестный создатель оставил улыбку.

В отличие от прошлой статуи, той, что была основанием для ловушки, эти две не были изъедены, а прошли через все эти долгие сотни лет без единого следа для себя. Да, в них не было безупречности големов или совершенства духов, но гладкий камень оставлял ощущение, что они были вырублены только вчера. Зримое воплощение величия и возможностей Древних, которые пусть и были гораздо младше здешних гор, всё равно создавали творения, сравнимые размером с самыми младшими из вершин.

Когда мы спустились ниже по склону и добрались до самого моста, очарование статуй, Древними и самим местом немного померкло, очернённое действительностью.

Здесь, на этой стороне моста давным давно была большая полукруглая площадка, огороженная по краям изящными колоннами, которые, вероятно, держали когда-то на себе крышу. Почти четыре сотни лет назад все они были разрушены в битве, а сама площадка перепахана техниками.

Камень смешался с железом и костями. Сектантам дорого дался пропуск на мост. Искатели, которые уже не раз ходили этой дорогой, и не подумали убрать с дороги хоть что-то: под ногой то и дело хрустела очередная кость, ставшая хрупкой за столько лет.

Сам мост был чист. То ли на нём не сражались, то ли все следы битвы ветер и дожди сбросили в ущелье. Я прошёл по мосту, задирая голову и вглядываясь в нависшие над нами лица статуй. Кого они изображали? На кого смотрели те, кто прилетал сюда? Для чего было создано это место и этот мост?

На той стороне моста я увидел то же самое: каменные обломки, давно проржавевшую сталь и хрупкие кости. Разве что здесь отчётливо были видны два огромных, разбитых голема, которые не рассыпались в песок за все эти годы. Снова что-то больше всего похожее на медведей. Если у хозяев этих мест было своё кольцо, то на нём точно была голова медведя.

Пусть я знал, что в деле поиска трофеев на Полях Битв мои люди дадут мне фору, но всё же внимательно оглядывался по сторонам, пытаясь заметить хоть что-то стоящее внимания. Но ничего не находил. Как и думал. Какой силы и качества должны были бы быть артефакты и оружие сектантов, чтобы сохраниться до сегодняшнего дня в достойном состоянии под открытым небом, где их обдувал влажный и холодный ветер? Интересно, выпадает ли здесь зимой снег? Скорее всего, выпадает.

Увлёкшись мыслями, я упустил момент, когда Седой остановился, и едва не впечатался в спину Зеленорукого.

— Привал, молодой глава, — тут же послышалось разъяснение. — Дальше долгий затяжной подъём. Очень неудобный. Вся эта площадка проверена на ловушки, здесь везде безопасно.

Я не стал спорить, что не устал, что мне не нужен отдых и прочее, что расходился и могу идти и идти. К чему? Вместо этого сделал пять шагов в сторону, к обломку колонны. На ходу нагнулся, подхватив один из ржавых клинков под ногами. Кажется, это было тяжёлое дао. Время изрядно откусило от его края, но общий изгиб ещё угадывался. Неясно только, какое это было дао, с кольцом-рукоятью или, может быть, с кольцами на лезвии?

Сталь крошилась под пальцами, осыпаясь под ноги ржавой трухой. Я разжал руку, позволив обломку упасть на камни, отёр руку о подвес для левой руки и поднял взгляд на ущелье, мост, удерживающие его статуи, скалу за ними и заснеженную вершину над всем этим.

Прекрасный вид. Потрясающий.

Высвободил духовное восприятие, охватывая всё большее пространство вокруг, видя статуи и с места, где стояло моё тело, и снизу, от подножия реки, и сверху, поднявшись едва ли не к вершине окрестных скал. Досчитав до десяти, рухнул обратно, вниз, в глубину своего тела.

Если уж мы отдыхаем, то нужно потратить это время с пользой.

По зову Седого я встал, слив к этому времени где-то треть запасов силы на лечение. На один из десятков, если не сотен сеансов, которые мне ещё предстоят, чтобы вернуть руке подвижность. Но справившись за неделю с последствиями ран тела, сейчас пока что я сосредоточен на лечение пострадавших меридианов. Здесь дел тоже очень много. Гораздо больше, чем было у Седого, Келлера или Дима. Был бы здесь Морщинистый, выдал бы мне награду, как самому доблестному безголовому искателю в Ордене.

Зато могил там, позади, всего девять, а не тридцать, как могло бы быть.

Тропа действительно оказалась неудобной. Шириной буквально в одну ступню, скользкая, местами совершенно неразличимая. Если я верно понимал, мы шли по звериной тропе. Просто по звериной тропе, которая вела в нужном для нас направлении: от моста вверх, а затем в сторону города. На этот мост явно либо прилетали, либо прибывали порталом Пути.

Мы поднимались всё выше и выше от ущелья, слева от нас снова начался крутой склон, уходящий вниз. Справа был крутой склон, уходящий вверх, а в итоге мы сейчас шли буквально по едва ощутимому выступу на этом склоне. Нет, будь у нас хотя бы Опора, это было бы пустяком, но шагать здесь без всякой поддержки со стороны техник… Это был некий вызов даже для тренированного и закалённого тела Предводителя, а для ослабевшего — двойной вызов.

— Молодой глава, погляди направо.

Я послушно поднял взгляд.

— Прекрасный образец того, на что способна грамотная ловушка. Что-то подобное мы подготовили врагам в лагере семьи, если ты помнишь.

На склоне впереди и вверху голого камня было не найти. Там всё сплошь покрывали кости и ржавое железо. А иногда не очень даже ржавое, с удивлением отметил я, заметив блеск стали в паре сотне шагов выше.

— Мой опыт говорит, что здесь несколько идущих Империи сдерживали орду сектантов. Они бились в воздухе над этой горой, держали защитные техники, которые сектанты пытались проломить, а затем… Затем защитники или их собратья создали здесь зону запрета движения духовной силы. Большая часть сектантов ничего не успела сделать и стала калеками, раздираемыми болью. Меньшая успела понять, в чём дело, и отменила техники… — Седой помедлил и ухмыльнулся. — Только затем, чтобы разбиться при падении.

— Как и защитники, — заметил я в ответ.

— Подобные ловушки используют от безвыходности, — пожал плечами Седой. — Либо они умирали от ран, либо больше не могли сдерживать такой перевес в силах. В любом случае они выбрали это сами и забрали с собой в десятки, если не в сотни раз больше врагов. Достойная смерть.

С этим трудно было спорить — я даже использовал восприятие, но на сотни шагов вперёд и вверх были только кости, кости и кости.

Невольно воображение нарисовало эту гору, почему-то ночь, мрачное, тёмное небо, полное сотен летающих людей. Молнии, огонь, потоки ветра, тысячи призрачных мечей, которые обрушивались на две крошечные фигурки, закрывшихся в сияющем золотым шаре. Мужчина и женщина. Несмотря на тысячи ударов, защитная техника ещё держится, но запас в средоточиях давно исчерпан. Мужчина и женщина переглядываются, она сжимает пальцы на амулете на груди, шепчет: «Прощай». Через миг все до единой техники исчезают и все рушатся вниз, зона запрета не делает различий между сектантами и имперцами, она калечит всех без разбора.

— Достойный выбор. Достойная смерть, — вырвал меня голос Седого из воображаемых картин.

Я повёл взглядом по склону, пытаясь… не знаю даже точно, что пытаясь. Отыскать блеск неповреждённого артефакта? Летающего меча? Увиденного в воображении амулета женщины? Глупость. Даже если такая вещь была, даже если такая вещь уцелела, если она лежит в шаге от меня, я её не замечу — за столько долгих десятилетий и кости, и артефакты покрылись не то что слоем пыли, а коркой. Четыре сотни лет ветер то сдирал эту пыль с этих склонов, то засыпал их пылью и обломками.

Да и что мне с подобного артефакта, даже если я найду его? Он безвозвратно сломан в миг появления зоны запрета. От всех его возможностей остались разве что какие-то простые начертания. Всё, что я сумею, взяв его в руки, понять, сколько было у него хозяев, не более. К сожалению, читать с предметов картинки прошлого невозможно.

Но всё же мысль не полностью глупа. Защитные артефакты и летающие мечи, конечно, были уничтожены, но вот кисеты Путника и кольца Путника должны были уцелеть. Возможно, в них даже отыщется богатая добыча. Но просеивание грязи со склона — это точно не то, чем должен заниматься глава семьи, позабыв всё остальное.

Давно остался позади склон костей, мы уже спустились и поднялись на другие хребты не раз и не два. Город Древних становился всё ближе, и шли мы уже не по едва заметной звериной тропке, а напрямую по камням от одной приметной пирамидки камней к другой — вокруг уже были ловушки, и двигались мы строго по очищенной от них тропке, которую проложили мои люди.

Как обманчивы расстояния в горах. Когда-то я уже отмечал это. Кажется — рукой дотянуться до ближайшей вершины, а на деле до неё многие тысячи шагов пути. Напрямик, если ты можешь лететь на мече или хотя бы в полную силу использовать Рывок и Шаги. В ином случае, как сейчас, вынужденные следовать не только рельефу гор, но и огибая ловушки, небольшое расстояние удлиняется для идущих во много раз.

Мы пересекли очередной сыпучий склон наискось, и мне пришлось взглядом отгонять Седого, когда тот попытался поддержать меня на этом сложном участке.

Он отступил, но едва мы добрались до кромки подъёма, до верхней точки этого гребня, тут же скомандовал:

— Привал.

Я вполголоса заметил:

— Я не устал. Продолжаем.

Но он лишь ухмыльнулся и добавил:

— А мы, молодой глава, двинемся накладывать друг на друга все мои уроки и практику.

Я чуть прищурился, ожидая продолжения, и Седой тут же ткнул пальцем в сторону:

— Каменный обелиск. Очень популярная в старой Империи форма для использования в качестве якоря формации или основы Массива.

Я раскинул в том направлении восприятие и кивнул. С этим сложно спорить. С тем, что популярная. Я видел такие камни, похожие на торчащие в небо каменные шипы или наконечники копий в том месте, где убил своего первого врага, Паурита. Я видел похожие, только гораздо больших размеров каменные шипы и в лучшем состоянии, на границе Нулевого и Первого пояса, где они держали Великий Барьер. Я видел такой камень, только недоделанный, в испытании, которое мне устроил дух Испытания Стражей. Основа будущего Седьмого пояса.

Седой повёл рукой, очерчивая что-то вроде круга:

— Он удерживал здесь запрет жизни. Суть — вокруг себя. Самое удобное, что можно встретить среди подобных ловушек. Основа — формация. Это тоже проще, чем Массив. И проще не только для меня, который имеет кроху таланта в этом, но и для тебя, молодой глава, потому что, что?

Я ответил:

— Потому что формации сильнее тяготеют к симметрии, строгим и лаконичным формам, чем Массивы.

Это было легко, потому что было не более чем повторением части одного из старых уроков Седого. Одного из тех, которые он проводил мне ещё во время нашего перехода от Ян к аукциону.

— Младший, что разбирался с формацией, использовал свой талант. Как тебе никакая зона запрета не мешает видеть печатей Указов, так и ему не стала помехой зона запрета жизни. В этом и кроется слабость подобной основы. Стоит дойти до неё, и уничтожить запрет становится проще простого.

Мы подошли вплотную, и Седой ткнул пальцем, указывая выбоину в изъеденном ветром и временем трёхгранном обелиске.

И снова я понимал, о чём он говорит. Искатель бесхитростно молотил мечом в ту точку, где видел ключевой символ Древних. Как только прорубился достаточно глубоко, чтобы уничтожить часть камня, где он был нанесён, вся зона запрета жизни исчезла.

— Что же должен делать ты, не имеющий даже крохи таланта в Массивах?

— Отыскать эту слабую точку, используя знания о симметрии и структурах формаций запретов жизни.

Седой постучал пальцем по краю дыры в обелиске и сказал:

— Заставлять тебя искать её при такой подсказке — глупо. Но не глупо будет заставить тебя описать, как ты должен был её найти. Начинай, молодой глава.

Я вздохнул:

— Этот обелиск имеет форму трёхгранной, вытянутой вертикально пирамиды. Я не могу судить, какая грань была для его создателя первой, но даже если я ошибусь, то либо разрушу бесполезный символ, либо символ, отвечающий за мощность воздействия.

— Либо?

— Либо не ошибусь и запрет полностью падёт.

— Запрет жизни.

Я вздохнул и повторил полностью:

— Запрет жизни полностью падёт, но останется запрет всего остального, поскольку он завязан на другие якоря, которые к этому обелиску не имеют никакого отношения.

— Хорошо, про стороны понятно. Как ты будешь выбирать место на одной из этих сторон?

— Для такого обелиска мысленно делю грань надвое, затем ещё раз надвое нижнюю часть. От этой линии и от середины этой линии четыре пальца влево и шесть пальцев вниз.

Седой поморщился:

— Не пальцев, молодой глава, не пальцев.

Я чуть напрягся и пересчитал так, как ему хотелось:

— Два цуня влево, три цуня вниз.

— Отлично, — кивнул Седой, глотнул из фляги, смачивая горло, а затем поднял руку, привлекая к себе внимание отряда. — Движемся дальше.

Так мы и двигались, от одной ловушки до другой, проверяя мои знания.

Признаком того, что время, когда я лишь болтал — закончилось, стала сложенная из камней невысокая кривая пирамидка и зажатая между её камней алая лента.

Все, до этого ловко прыгавшие с камня на камень, останавливались в шаге от неё. Не стал исключением и я, хотя видел не только пирамидку из камней и ленту.

Седой коротко сообщил то, что я уже сам понял:

— Конец расчищенной территории. Действующий запрет. Сильный. Не всякий Предводитель другой фракции мог бы пройти его.

Я на миг стиснул зубы. Иными словами, слабый Предводитель не прошёл бы этот запрет, но наши слабые Предводители погибли. Заставил себя расслабить мышцы лица, разжать зубы. Это не моя вина. Так случается.

— Молодой глава, я повторю главные правила. Первый шаг всегда должен быть крошечным. Закалка души членов семьи Сломанного Клинка позволяет выдержать первый удар. Даже очень сильный удар запрета жизни. Делая шаг вперёд, нужно быть готовым упасть назад, вырывая из зоны запрета жизни все части тела. И быть готовым сражаться за свою жизнь.

Это всё я тоже слышал не раз. Стоит протянуть в зону запрета жизни хоть палец, как он окажется в пределах печати Смерти. Той самой, которую я вижу впереди.

Это не совсем, но очень похоже на то, что я видел в Ордене. В воротах Академии, в проверочной комнате Арены: впереди от земли медленно поднимались белые искорки, уносясь в небо, словно искры костра в потоках воздуха. Я не вижу символа, который должен быть вписан в эту огромную формацию Указа впереди. Но не сомневаюсь, какой он.

Стоит только задержаться в зоне действия этой формации, и она тут же попытается заклеймить тебе душу. Одним-единственным клеймом — «Смерть».

Какая она огромная. Мы стояли на самом краю огромной круглой области, которая как опускалась ниже, так и поднималась выше по склону, лежала на нём, уходя вперёд на многие сотни шагов. Я не уверен, что вижу её дальний край. Я уверен, что не вижу даже её середины, где должен быть символ «Смерть».

Седой дождался, когда я насмотрюсь и сказал:

— Другие фракции обходят такие места, идут сквозь ловушки, разряжая их, заставляя срабатывать и прочее. Орд… — печать над головой Седого мигнула, но он упрямо закончил. — Орден и Сломанный Клинок идут напрямую. Вот так это выглядит, молодой магистр, — сделав паузу, Седой громко произнёс имя. — Карай.

Едва оно раздалось, парень тут же шагнул вперёд, бесстрашно заступая через границу смерти в поднимающиеся потоки искр. Стиснул зубы, втянул в плечи голову. Искры Указа не стали светиться сильней, но уже через два вдоха я увидел, как они соткали над головой Карая белый круг печати и символ «Смерть» в нём.

Карай резко выдохнул и сделал шаг назад, выходя из зоны запрета жизни. Смерть в круге над его головой качнулась вместе с ним.

Больше всего мне хотелось потянуться к этой печати и стереть её как можно быстрей, но я сдержал себя. Карай из тех, кто мог преодолевать два цвета в моих Указах, что ему один.

Но удивительный, необычный цвет печати его Указа я отметил про себя.

Как отметил и то, что Карай безо всяких амулетов и без моей помощи заставил эту белую печать над собой выцвести и исчезнуть.

Я вгляделся в него пристальней и не обнаружил ни осколков, ни выцветшего следа от только что исчезнувшей печати смерти, какой оставался после наших с ним тренировок.

Очень интересно, похоже, это слабость именно данной формации Древних. Или, вообще, формации Указов, потому что в ином случае я должен был видеть над орденцами десятки, если не сотни следов от действия их формаций Указов. В том же Ордене Второго пояса некоторые орденцы по три раза на дню проходили через формации, которые стирали все Указы и заново навешивали верность Ордену. Впрочем, это плохой пример. Там формации же и стирали старые бесследно. Здесь точно другое.

Седой тем временем кивнул Караю и дал общую команду:

— Двинули.

И подал пример, сделав шаг вперёд. Над ним соткалась печать и тут же развалилась. Это было неудивительно с его Возвышением. Через вдох печать снова появилась над его головой, но Седой уже сорвался на лёгкий бег.

Я тоже сделал вперёд четыре шага, входя в зону действия печати. На мне она так же разрушилась уже через вдох, и я поспешил за Седым.

Он на бегу пояснил, повторяя свои лекции:

— Если ты проверил свои силы и выяснил, что эта зона тебе по плечу, то стоит экономить именно сопротивляемость души, а не выносливость тела. Иных ловушек в зонах запрета жизни ни разу обнаружено не было, поэтому здесь можно отбросить осторожность и передвигаться бегом. Главное, не пропустить границу, если стоит задача быстро преодолеть зону или её сердце, если нужно разрушить её, чтобы открыть дорогу более слабым. Ты видишь обелиск, младший глава?

— Нет.

— Платформа, — нравоучительно заметил Седой, — вторая по популярности форма якоря и одна из самых нелюбимых у искателей. Здесь нам везёт, что мы в горах. Нет ни земли, ни песка, которые за столько лет укрыли бы якорь толстым слоем. Молодой глава, где центр?

Мне не составило никакого труда ткнуть в его сторону, а вот о том, как обычный идущий ищет его, нужно будет спросить на привале.