Основание. Пятый пояс

Глава 9

Правда, этот путь оказался в несколько раз сложней, чем мне изначально казалось. Где-то после пятого искателя, вроде как очищенного от стихии с помощью змеев, я сообразил, что это не более чем мои желания. Да, змеи покидают тела людей и те после этого остаются в живых и даже не дёргаются, как я от боли, но кто обещал мне, что мои змеи действительно очистили их до конца? Что очистили правильно? Что не дёргаются те лишь потому как не могут дёргаться и вообще сейчас ничего не чувствуют, хоть Пронзателем их лупи.

После этой мысли я совсем другими глазами осмотрел этих своих змеев, которые уже все обзавелись за это время чем-то вроде короткой гривы или пучка волос на башке. Для меня цвет — это прежде всего метка стихии, и что-то цвета этих волос подозрительно совпадают со стихией тех, кого я отправил их лечить.

Другого объяснения тому, что вижу, я придумать не могу — змеи сожрали не только то, что было приказано, но и родную стихию, которую обнаружили в телах, опустошили вторые средоточия моих людей.

Как? Так же как жрали и до этого всё остальное.

Зачем? Потому что могли, и я приказал жрать.

Почему сожрали лишнее? Потому что тупые и не поняли до конца приказ.

Навредило ли это людям? Они вроде живы, разобраться с последствиями можно будет позже, они все уже Предводители самое малое, а значит, беды, которую устроил мне Тёмный, можно не ожидать. Во всяком случае, вряд ли я своим змеелечением закрыл им путь к Возвышению. Сейчас важнее другое — все они остались беззащитными.

Сопротивляться чужой стихии можно только с помощью своей. Ну и с помощью вложенной в них Властелинами эссенции. Но эссенция и до этого не особо помогла даже самим Властелинам, не то, что Предводителям, которые взяли её немного взаймы, а сейчас мои змеи раз за разом оставляют здесь всех полностью беззащитными перед маревом ловушки. Не важно, сожрали эссенцию или нет, стихию точно сожрали, а нет своей стихии — нет возможности сделать даже вид, что защищаешься.

Вот когда я это осознал, то даже заскрипел зубами от отчаянья, и очень вовремя в этот миг ко мне сунулся один из змеев, попытался нырнуть в меня. Я в бешенстве отогнал его от себя коротким взмахом руки и злым мысленным рыком, а через миг впился в него взглядом.

Даром мне не сдалась собранная им стихия. Но не сдалась в моём теле, а вот здесь, вне, вокруг меня очень даже нужна. Я сейчас, когда он шарахнулся от меня, отчётливо видел, что марево ловушки, раскрашенное разноцветными искрами и нитями, прущие на нас стихии этапа Повелителя не проходят сквозь тело моего змея, царапают его шкуру, огибают его, поглощаются им, но не проходят, а значит, он может стать нашей защитой.

В который раз пожалел, что мы шли так вольно, отдалившись друг от друга, ещё и выдвинув по старой привычке разведчиков чуть вперёд. Насколько бы всё стало сейчас проще, если бы все мои люди лежали сейчас на пятачке в десять шагов шириной.

Но я всё равно начал действовать. С этого мига одна часть змеев продолжила нырять в тела людей, а вторая начала выстраивать из своих тел защиту для нас. Ну а сам я принялся стаскивать сами тела поплотней.

Не могу сказать, сколько вдохов или мерных палочек заняло у меня это. Мне пришлось считать время совсем другими мерками. Смертями. К моменту, когда я справился, погибло ещё трое.

Но теперь не осталось ни одного искателя, чьё тело хотя бы раз не почистили мои змеи, а двое самых больших, самых длинных, самых толстых из них, с огромной скоростью кружили вокруг нашего пятачка, изображая своими телами что-то вроде двух круговоротов в полтора человеческих роста, закрученных в разные стороны и вложенных друг в друга. Большая часть марева ловушки Древних врезалась в их толстые тела, только добавляя им силы и мощи, меньшая же проскакивала между колец тел и таяла в густом синем тумане, которым я заставил парить этих двух змеев. Та часть марева, что наползала на нас сверху, бесследно пропадала в распахнутых пастях змеев.

Эти два змея не только сильнее всех отъелись, но и обзавелись самыми длинными гривами, в которых было уже не два или три цвета, как у меньших, а пять. Все пять цветов главных стихий. Теперь нити стихий, плывущие в мареве, буквально сами приклеивались к этим гривам, делая их только гуще и длинней.

А ещё этих двух змеев я с трудом удерживал на месте. Когда первый из них попытался нырнуть в моё тело три смерти назад, хватило мысленного окрика, чтобы он бросился прочь, сейчас приходилось буквально рычать каждые пять-семь вдохов только чтобы заставить их оставаться на месте.

Змеев распирало от набранной силы, и они рвались этой силой со мной поделиться, тупые дарсы.

Но я, выпуская из своего тела змея толщиной в руку, едва не терял сознание от боли, что будет со мной, если в меня вернётся змей в меня толщиной и в несколько раз длинней, я даже не представлял. Точно ничего хорошего. Это если меня не порвёт собранным им количеством стихии. Сколько там запаса? Сорок, сто моих средоточий? Не слышал, что можно отравиться своей же стихией, но с такими змеями, боюсь, скоро проверю, возможно ли это.

Злясь, в очередной раз рыкнул:

— Кружитесь!

Сам же опустился на колени рядом с Седым. Если он не приходит в себя, мне нужно ему помочь, иначе мы все тут и умрём. Сколько я ещё смогу контролировать защиту из своих змеев? С каждым вдохом они прибавляют в размере, пожирая напирающую на них мощь ловушки, и становятся все непослушней и непокорней.

Хлопнул Седого по щеке:

— Аранви!

Бесполезно: голова безвольно мотнулась, ни мускула не дёрнулось на его лице, обнадёживая, что мой голос пробился к его разуму.

Опустил левую ладонь на пальцы Седого, снова прикрикнул на замедлившихся змеев:

— Кружитесь!

Сам же стиснул зубы и толкнул силу, используя духовную силу для взора лекаря.

Меня всего перекорёжило, рвануло болью, кажется, во всех узлах и меридианах, но у меня всё вышло — я оказался духовным зрением в теле Седого.

Ну вот, а говорили — нельзя, нельзя.

Это была единственная посторонняя, усталая и горькая мысль, которую я себе позволил. Дальше я занимался только делом.

Быстрый осмотр тела, меридианов, узлов, средоточий. Тут и там туман ран. Средоточие стихии пустое до самого дна. Средоточие духовной силы заполнено едва на треть. Третье средоточие же заполнено больше чем наполовину. Седой много ещё чего сможет, если только придёт в себя.

Голову я осматривал тщательнее всего. Будь на моём месте нормальный лекарь, который умеет не только приращивать оторванные руки, латать дыры в бою и жрать чужую стихию, то он бы наверняка сразу понял, что именно здесь нужно подлечить, чтобы Седой пришёл в себя. Но я не он, я не такой лекарь. Да, силы мне не занимать, но здесь и сейчас важна не сила техник, а то, сколько этих техник я выдержу, прежде чем мне порвёт меридианы.

Вокруг зона запрета движения силы. Нельзя использовать внешние техники, нельзя использовать внутренние техники, нельзя даже медитировать, втягивая в себя духовную силу или стихию. Мы отказались даже от боевой медитации, зайдя в эту зону запрета. Многие из комтуров и более простых орденцев в прошлом нарушали эти правила и получали кучу травм меридианов и даже внутренних органов. Последствия этих нарушений я лечил не раз и не два, кляня про себя и их, и Морщинистого, который такие вещи в Ордене возвёл едва ли не в доблесть.

Вот только сейчас это единственный способ выжить нам всем. Да, я вроде как очистил всем тела от стихий, некоторым даже не один раз, я вроде как защитил всех от марева ловушки и нового отравления, но теперь нам всем нужно выйти отсюда, выбраться за пределы этого отнорка, иначе все смерти и моя обездвиженная левая рука будут напрасными жертвами.

Сосредоточившись, заставил своё тело там, вне тела Седого шевельнуть губами:

— Кружитесь!

Сам же сосредоточился на выборе. Прикосновение Весны наверняка окажется слишком слабым, с моим незнанием, куда именно приложить лечение мне не хватит его, в этом нет сомнений. Рассветная Лазурь напротив, слишком сильна, я не уверен, что вынесу такое количество узлов, которое требуется для этой техники. Да и не познал я её настолько, чтобы использовать без созвездий и обращений в теле Седого. Выходило, что на самом деле и выбора у меня особого нет. Воды Итреи — земная лечебная техника, которая направлена именно на исцеление и так мне привычна. Разумно было бы и её использовать не в полную силу, а лишь второго созвездия, но всё снова упиралось в познание.

Будь я обычным лекарем, который разучивал технику этап за этапом, созвездие за созвездием, то сначала я бы да, выучил первое созвездие и за месяцы практики познал его до уровня полного постижения, затем выучил второе созвездие и полностью познал его, но я с лёгкостью выучил сразу третье созвездие и только его и познал до полного постижения. Так что выбора нет. Без контроля проведения силы по меридианам, без обращения можно использовать только те техники, которые ты познал до полного постижения. Эту преграду не перепрыгнуть.

Ещё дважды я подгонял своих змеев вслепую, из темноты тела, выбирая область головы для лечения и собираясь с духом, а затем… затем залил сиянием техники тьму ран в голове Седого и меня разодрало болью надвое, буквально вышвырнув из тела Седого.

Я упал на спину, борясь с накатывающей тьмой беспамятства и пытаясь заставить отказавшее тело дышать.

Наконец, скрутившая меня боль чуть отпустила, позволила втянуть в себя пахнущий пылью и смертью воздух. Змеи над головой дрогнули, замедлились, повернули ко мне головы, впились в меня взглядами алых глаз, перестав ловить пастью опускающееся на нас марево стихий.

Я обратил внимание, насколько мощными стали их рога, какими острыми стали клыки, заметил, что змеи буквально расчерчены разноцветными шрамами, превратившими их морды в какие-то маски, а затем выкашлял уже привычный приказ:

— К-кх-х! К-х-кружитесь. Н-ну!

Змеи вновь набрали ход, но вот морды и не подумали поднять, продолжая держать меня в центре своего вращения и разбивая ими марево, буквально впитывая мордами искры и нити стихий ловушки. Не будь это моими созданиями, решил бы под взглядом этих алых глаз, что они примериваются, как меня сожрать. Впрочем, учитывая, какого они размера, насколько они изменились и как себя ведут, возможно, что хотят именно сожрать, а не вернуться в моё тело, чтобы поделиться сожранной и поглощённой стихией и…

— Какого гарха? Что это?

Потрясённый чужой голос заставил меня приподняться на локте. Седой. Пришёл в себя и тоже пялился на моих змеев.

Теперь настала моя очередь изумляться:

— Т-ты их-х-х видишь? К-ха-к-ха!

— Всё, конечно, как в тумане, но как это можно не видеть?!

— Ты не говорил, к-ха, что можешь видеть Истинную Суть Стихии.

— Это твоя Истинная Суть Стихии? — выпучил на меня глаза Седой.

Я же нахмурился, ощущая, как мы занимаемся пустопорожней болтовнёй, причём болтовнёй, зависнув на краю пропасти, с которого только чудом не рухнули, зацепившись лишь одним пальцем. Поэтому раздражённо оборвал:

— Потом! К-ха, к-ха… — отёр рот и закончил. — Нам нужно выбираться отсюда.

— Отсюда? А где мы?

Седой тоже приподнялся на локтях, выругался, обнаружив вокруг тела. Мне тоже только и оставалось, что выругаться, правда, про себя. Что значит, где мы? Осторожно, стараясь не вдыхать глубоко и больше не кашлять, спросил:

— А что ты последнее помнишь?

— Как мы идём по зоне запрета движения силы, — буркнул Седой и встал, оглядываясь и всматриваясь между колец змеев. — Видимо, дошли. Ловушка.

— Ловушка, — согласился я. — Вы сказали, что она должна выбить всех сектантов, которые слабее Предводителя Воинов, вот только Древние об этом не знали, ударили стихией этапа Повелителя и всё. Всё!

— Не время искать виноватого, — сухо обронил Седой, заставив меня замолчать. — Сколько мы прошли от начала ловушки? У меня зрение пострадало, вокруг словно густой туман, не вижу сам, — тут же оборвал меня, не дав и слова сказать. — Неважно. В любом случае разумнее идти вперёд, чем отступать. Сколько ты продержишь защиту из этих своих… — Седой проследил взглядом за одним из мелких змеев, что скользнул совсем рядом с ним, а затем закончил, — существ?

— Не знаю. Разумнее? Уже шестеро умерло.

— Значит, их жизни не должны пропасть даром, молодой м… — Седой поморщился от боли Указа и, вскинув пальцы к виску, поправился, — молодой глава.

Я тоже отвлёкся на больших змеев, которые снова начали замедляться и опускаться ниже, пропуская марево сквозь кольца тел, а когда вернул их на место и повернул голову, Седой уже достал из своего мешка верёвку и обвязывал тела. Поэтому я не стал ни спорить, ни продолжать разговор. Седой прав. Во всём.

Сдерживая стон, поднялся. Не упал, но держался на ногах я едва-едва, поэтому предупредил, хотя бы без кашля:

— На меня не рассчитывай.

Седой замер, обернулся и ожёг меня взглядом, отметив и то, как меня шатает, и безвольно повисшую левую руку:

— Что с тобой?

Я криво усмехнулся:

— Лечил себя, лечил тебя, да и выпустить этих змеев обошлось мне недёшево.

— Держись, молодой глава, — потребовал Седой. — Если мы не выстояли в первый раз, то во второй раз нас стихия ловушки сметёт ещё быстрей.

— Не рассчитывай на меня с верёвкой, — пояснил я и добавил, — но змеев я буду держать до тех пор, пока жив.

Седой катнул желваки и отрезал:

— Ты не можешь умереть, Леград. Только в тебе надежда на возрождение Ордена.

— Глупости, — теперь усмешка у меня вышла усталой. — У Ордена есть ещё целое отделение во Втором поясе.

Седой упрямо повторил:

— Ты не можешь умереть. Если почувствуешь, что не можешь держать защиту, забудь про нас, защищай только себя. Вырвись из ловушки и отыщи Ключ.

Нахлынувшая было усталость исчезла, смытая злостью. Я процедил:

— Заткнись, Седой. Заткнись. Вы с Рутгошем уже пытались вытащить меня одного и только добавили мне забот.

Седой прищурился, но смолчал, лишь впрягся в петлю, которую завязал на верёвке, потянул её шаг за шагом, сначала легко, а затем со всё большей натугой, погружаясь в землю по щиколотку, шагая всё мельче и всё тяжелее, я сдвинул змеев, смещая их следом, но затем Седой сделал уже совсем крохотный шаг и застыл, вздувая жилы на шее, не в силах продвинуться вперёд даже на палец, а поняв это, разразился проклятьями.

Через вдох замолчал, выпрягся из верёвки и склонился над Рутгошем, отвешивая ему пощёчину, следом облил его водой из фляги, в общем, на моих глазах проходил тот путь, что и я недавно с ним самим.

— Бесполезно, — уронил я глухо, устав смотреть на это.

Седой скрипнул зубами, отвечать не стал, как не стал и прекращать свои попытки, просто теперь принялся тормошить Зеленорукого. И вот тут, к моему удивлению, у него хоть что-то, но получилось. Нет, Зеленорукий не вскочил, не открыл глаза, но после воды начал дёргать руками, морщиться и чуть слышно постанывать каждый раз, когда Седой хлопал его по щеке.

Я за это время успел разогнать тех змеев, что были мельче и поглощали стихию из искателей, заставил их стать третьим кругом защиты. Проверять, насколько больно будет Седому, если сквозь него пройдёт один из моих змеев, я не собирался, поэтому пусть лучше кружат здесь, чем снуют вокруг нас. Справившись, ухватил себя правой рукой за запястье левой, поднимая её перед собой, и шагнул к Седому и Зеленорукому.

Второй лежал молча, а вот первый прошипел:

— Не смей.

Я устало спросил:

— А то что?

Седой поднял на меня взгляд и выпрямился.

— Ты рискуешь всеми нами, глава.

— А ты не можешь всех нас тащить в одиночку.

— Не нас, а их.

— Я не хочу этого слышать.

— Скоро он сам придёт в себя.

— Но продержусь ли я это твоё скоро?

— Нет, не смей лечить его, глава, ты усугубишь свои раны.

Мои губы помимо воли снова растянулись в кривой ухмылке:

— Разве не должен каждый из орденцев хоть раз принести себя в жертву ради Ордена в зонах запретов и получить такие раны?

Седой снова заскрипел зубами, заскрежетал ими и схватил меня за левую руку, не давая коснуться ей Зеленорукого.

— Нет. Сейчас я отцеплю мёртвых и смогу стронуть остальных с места, — сузив глаза, Седой сказал. — Живые важней мёртвых.

Теперь я молча смирился. Здесь мы не можем спрятать их тела в кисеты. Но мы обязательно вернёмся за ними. Я вернусь.

Седой просто и незамысловато разрубил верёвку, отделяя мёртвых от живых, впрягся вновь, вновь ушёл в землю по щиколотку, на этот раз сразу, и сумел сделать целых пять шагов. Но затем вязанка тел, которые он тащил, нагребла под собой немного земли, праха, в который превратилось здесь всё живое, и Седой снова встал намертво. Даже для Властелина Духа немалых звёзд тащить двадцать два тела в броне и без единого усиления своего тела — это слишком много. Седой рыкнул, отступил на шаг, вновь рванулся, сдвигая тела и продвигаясь вперёд ещё немного.

Но одновременно с этим успехом я заметил и то, что не заметил до этого — Седой тащил только людей, срезав с них их мешки. Да, так значительно легче, но остаться без воды, еды и прочих припасов в лабиринте запретов Поля Битвы? Они уже ошиблись один раз с мощью ловушки, что, если там, впереди, где должна закончиться ловушки стихии и зона запрета движения духовной силы, ничего не закончится?

Безумие.

Шагнул назад, приказывая на ходу:

— Готовь воду, не дай мне потерять сознание.

— Глава…

Седой подавился словами под моим взглядом.

Через миг я отвёл от него глаза, вскинул голову и рыкнул уже своим змеям:

— Что бы со мной ни случилось, приказываю защищать этих людей и кружить вокруг них, куда бы они ни пошли.

Два сильнейших и самых больших змея даже что-то беззвучно рыкнули в ответ. Вот только что? Согласие или возражение? Надежду на то, что вот-вот они вцепятся в меня своими сияющими клыками?

— Какого гарха? — выдохнул Седой, тоже задрав голову и с изумлением глядя на змеев.

Но мне сейчас было не до очередного разговора про степень разумности стихий. В каком-то отчаянье я вывесил над змеями печать Указа с послушанием и верностью, но она и не подумала лечь на них. Что бы бы там ни было с разумностью, души, на которую могли бы лечь печати Указов, у змеев не нашлось.

Я смерил взглядом разноцветную гриву вдоль их тел, шрамы на мордах, горящие алым глаза и качнул головой. Возможно, пока не нашлось. А затем отвернулся.

Опустился на колени рядом с Зеленоруким, постарался сесть так, сгорбившись, чтобы даже головокружение не свалило меня на землю. Правой рукой вновь ухватил свою безвольную левую, опустил её ладонь прямо на лоб Зеленорукого. Судя по тому, что у Седого с рукой всё нормально, травму при использовании лекарского взгляда получаю только я, использующий духовную силу, а не тот, кого она касается.

Мгновение нерешимости — и я уже внутри Зеленорукого, пережидаю волну боли от того, что моё тело снаружи снова корёжит.

Скользнула мимолётная непрошенная мысль, что было бы здорово, если бы здесь можно было использовать двойника и передать ему счастье получать все эти травмы, но увы…

Мысль как пришла, так и забылась, а я сосредоточился на том, что вижу. В этот раз я не осматривал всё тело, мне было важно сравнить лишь повреждения головы, то, что погрузило Зеленорукого и Седого в беспамятство. Картина тумана ран довольно сильно отличалась от прошлой в теле Седого, здесь ран было меньше, хотя сами они были глубже. Мне оставалось лишь надеяться, что одного применения лечебной техники хватит и в этот раз.

Я стиснул зубы и здесь, внутри Зеленорукого и там, снаружи, а затем использовал Воды Итреи без созвездия и обращения: сила и добавленная стихия рванули из средоточий, в один миг заполняя нужные меридианы и узлы, наполняя голову Зеленорукого сиянием лечения, а меня — новой болью.

Меня точно вышибло из тела Зеленорукого, похоже, что я даже потерял сознание, потому как первое, что осознал после сияния лечения, это то, что мне на лицо льётся вода, а в уши врывается рёв Седого:

— Леград! Леград!

Я заставил себя открыть глаза и первое, что увидел — десятки разноцветных нитей стихий над головой. В ярости выдохнул:

— Место… — хрип звучал жалко и тихо, но я заставил себя хрипеть дальше, громче и страшней. — Заняли своё мех—х-сто, твари! Защи-х-щайте! Ж-х-рите чужую стихию!

Тут же надо мной мелькнуло несколько толстых колец змеиного тела, прянул в сторону Седой, рядом кто-то ещё выругался и нити стихий над головой исчезли, словно сметённые в сторону.

Через вдох Седой помог мне приподняться, и я с изумлением обнаружил, что огромных змеев уже трое и теперь они настолько плотно окружают нас, что не нужно никакого тумана из их тел, чтобы закрыть нас от марева ловушки — ни одной нити не проскочит. А вот мелких змеев больше не видно.

Какого дарса?

— Скольк-кх-х, — я проглотил вязкую слюну и попытался ещё раз. — Сколько я валялся?

У Седого дёрнулась щека:

— С десяток вдохов, не больше.

Спросить, как за десять вдохов так отожрался третий змей и с чего он вообще решил создаться, я не успел, раздался ещё один голос:

— Младший глава? Аранви? Вы здесь?

Седой, всё ещё поддерживая меня одной рукой, развернулся:

— Да, здесь.

Зеленорукий, который сидел буквально на расстоянии вытянутой руки от меня, несколько раз моргнул, а затем помахал перед лицом ладонью:

— Ничего не вижу. Что случилось?

Седой охнул и тут же торопливо рыкнул:

— Не вздумай использовать силу или техники, ничего не используй. Можешь встать? Идти? Тащить груз?

— Попробую сейчас, — нерешительно ответил Зеленорукий и снова спросил. — Мы же не в Диких Землях и меня сейчас не пытался сожрать Монстр?

— Монстр? — Седой нахмурился и сердито оборвал сам себя. — Потом, всё потом, Цалиш. Вставай, это сейчас важней всего. А ты лежи, — обернулся он ко мне, — и больше не подпускай их к нам.

Зеленорукий, который только что встал, застыл:

— Их? Кого их? Не использовать силу? Мы на Поле Битвы? Поэтому восприятие словно заперто в теле?

— Потом! — снова оборвал его Седой. — Вижу, стоять можешь. Тащить груз?

Зеленорукий упёр ладонь в кулак и чуть сгорбился, явно напрягая мышцы тела и пробуя себя на прочность. Затем расслабился, выпрямился и сообщил:

— Много ран в теле, средоточия пусты, но тащить могу. Младшего главу? Учти, Аранви, я ничего не вижу — упаду на первом же камне.

— Отлично. Нет, что не видишь, плохо, хорошо, что можешь тащить, а вот подлечить тебе глаза у нас не выйдет.

— Зоны запрета, да? Не зря я сюда не хотел идти.

— Потом поворчишь, Цалиш. Тащить нужно не только главу, сейчас я…

— Я пойду сам, — вмешался я в разговор.

Седой тут же обернулся ко мне:

— Молодой глава…

Вместо ответа я встал, пусть это далось мне нелегко, затем сообщил:

— Я ведь не зря выбрал беречь ноги.

Зеленорукий слепо повёл головой:

— А что тогда не сберёг?

Я усмехнулся:

— Руку.

— И не только, — буркнул Седой. — У тебя кровь на губах, молодой глава.

— Кровь? — нахмурился Зеленорукий.

Я стёр с лица воду, приоткрыл губы, мазнул пальцами по зубам и оглядел их — верно, кровь.

Скользнул в себя взглядом. Повторное использование той же техники нанесло куда больше вреда, чем в первый раз: кое-где меридианы ненормально раздуло, кое-где буквально прорвало, и такие места теперь оказались окружены густым туманом ран. Удар по меридианам отразился и на теле. И я сейчас не о левой руке, в которой мышцы мне не повинуются, а о внутренних органах, которые находятся рядом с меридианами, по которым было проложено созвездие Вод Итреи.

Кровь на губах — это от повреждённых лёгких — я буквально продырявил их сам себе — изнутри. И не только их — кровь сочится и внутрь меня. Как лекарь скажу — всё не очень хорошо, помню, что такое рассказывала Рейка, про кровь, которая может наполнить лёгкое или надавить на сердце.

Но даже если нельзя больше использовать техники, это не значит, что вообще нельзя ничего сделать. Ещё в Школе Ордена Морозной Гряды учитель Шамор вбивал в нас, что нужно делать в таких случаях простым Воинам, которые никогда не узнают ни единой лечебной техники — окружить рану духовной силой, пережать ей места, которые исходят кровью. Можно считать, сейчас я снова Воин, совершенно бесталанный в лечебных техниках, использовал все лечебные зелья, но всё равно должен во что бы то ни стало выжить. Для этого мне не нужно даже двигать силу из средоточия, использую то, что выплеснулось из порванных меридианов в тело. То, что ранило меня, должно хоть немного и подлатать.

Пока я занимался собой, Седой успел всё устроить, когда я открыл глаза, он уже перевязал верёвки, разделив свою ношу на двоих и добавив к ней мешки с припасами, даже подвязал мне руку, сделав что-то вроде подвеса для неё через шею. Теперь же объяснял, что нужно делать Зеленорукому.

— Мы попали в ловушку, в сознании остался только глава. Он смог использовать лечебные техники, чтобы поднять нас двоих на ноги, а мы теперь должны вытащить остальных. Шагаешь неторопливо, осторожно, высоко поднимаешь ноги и плавно их опускаешь, слушаешь мои подсказки. Давай, я задам ритм, — Седой навалился на свою петлю, дождался, когда Зеленорукий повторит тоже самое, и сделал шаг. — Раз, — следом второй. — Два. Раз. Два. Шагаем. Вот так. Хорошо. Сейчас будет небольшой кустарник, смело сминай его, обходить слишком долго.

Там, если честно, и сминать было нечего. Кустарник, который просочился сквозь тела моих змеев и возник у нас на пути, был чёрным, мёртвым, как и трава у нас под ногами. Я бы даже сказал, выглядел, как попавший под удар моего Указа Смерти. Но нет, растение этапа Закалки попало под волну стихии этапа Повелителя и умерло.

Умерло так сильно, что едва Седой и Зеленорукий надавили на него плечами, как ветви куста начали осыпаться чёрной трухой, чёрным песком.

Если бы меня не шатало при каждом шаге, я бы не поленился наклониться и зачерпнуть этого песка рукой. Очень уж он выглядит знакомо — точь-в-точь как песок моей родной пустоши. Не гладкий, округлый, окатанный в воде за сотни лет, а угловатый, неправильной формы.

Я всегда думал, что Столичный округ погиб, заполненный пламенем. Сам ведь видел следы нестерпимого жара на чёрных руинах вдоль реки и на склонах Чёрной горы. Всегда считал, что пески пустоши — это пепел. Но теперь, глядя на этот чёрный прах под своими ногами, впервые задумался, что, возможно, и пламя было непростым. Что, если это было пламя стихии? Причём пламя стихии не этапа Повелителя этих самых стихий, а нечто большее? Пламя этапа Небесного Воина? Пламя этапа выше Небесного Воина? Пламя Неба? Пламя, убивающее не только жаром, но и самой стихией, смертельной для всего, что слабее его?

Что там мне говорила Фатия? Небо не наказало нас, когда мы придумали ритуалы обмана Испытаний Неба. Но Небо наказало вас, когда ваш Император обрушил Указ Смерти. Обрушило пламя стихии?

Нет. Нет.

Мне пришлось даже помотать головой, чтобы немного прояснить мысли. Всё случилось совсем в другой последовательности. Сначала сектанты уничтожили Столичный округ, затем на их земли упал Указ Смерти, а уже после всего этого Небо создало путь для Зверей. И наказало ли? Может, это награда этим самым Зверям? За что только?

Как для меня непростым делом оказалось перетащить тела Седого и Рутгоша, так и для Седого и Зеленорукого их путь давался непросто. Но Зеленорукий устал молчать и, пусть и дыша хрипло, задал вопрос:

— Что за ловушка-то?

Я отметил для себя что он потерял память ещё и сильней, чем Седой. Выходило, что у них обоих исчезли воспоминания о паре тысяч вдохов, не меньше, иначе он бы помнил и шар Бедствия, загоревшийся над Полем Битвы, и спор Седого с Рутгошем, и не стал бы задавать такого вопроса. Интересный эффект. С чем он связан? С повреждениями в голове, которые успела нанести стихия ловушки? Больше ничего не приходит на ум.

Удобно, конечно. Раз — и ты под ударом ловушки. Два — и ты даже не помнишь, где ты, и что за ловушка вокруг. Даже не представляю, сколько здесь полегло сектантов в своё время. Да и копать яму, чтобы проверить, сколько костей скрыто под землёй здесь, не намерен. Не до этого.

Объяснения Седого я слушал вполуха, занятый тем, чтобы мерно передвигать ноги, которые уже погружались в мёртвый прах по щиколотку. Я даже начал беспокоиться о тех, кого мы тащили, и то и дело оборачивался, проверяя их. Нет, не печати, а то, чтобы они не перевернулись вниз лицом. Не хватало ещё из-за такой глупости потерять ещё одного человека. Отметил, что мы тащим за собой не только мешки с припасами, но и мёртвых.

А у этих двоих сил хватало болтать и дальше.

— А где тогда рана от змеев?

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого? — изумился Зеленорукий, чуть повернул голову и повторил свой вопрос. — Младший глава, а где рана от твоих змеев на наших телах?

Я глухо выдохнул:

— Кружитесь. Не знаю, не смотрел.

— Я посмотрел, — ответил он мне. — Нет у меня никакой особой раны.

Седой хмыкнул:

— Значит, не видишь её, наложилась на рану от стихий ловушки.

— Это здесь я ослеп, а внутри мои глаза ещё со мной. Нет никакой удвоенной или очень глубокой раны. А ты говоришь, младший глава совсем плох после этих змеев.

— После лечения, — огрызнулся Седой.

— Кстати, о лечении, — Зеленорукий дёрнул верёвку, удобней устраивая петлю на плече и уставился на меня ничего не видящими глазами, продолжая тянуть тела. — Младший глава, а ты ведь выполнил свой договор — внутри меня ни единой частички стихии Дерева. Как и любой другой. Можешь же, когда захочешь, младший глава. Если я верно прикинул, сколько времени валялся, то, выходит, ты за половину дня справился.

Я изумлённо поднял брови, но ни переспрашивать, ни сомневаться и не подумал. Видимо, в нём змеи тоже сожрали все, что нашли. Вопрос скорее в том, почему и правда не оставили после себя ран и как не лопнули, вмещая в себя столько стихии.

Даже поискал взглядом этих змеев, забыв, что все они уже объединились в одного. Зато этот новый выделялся особо ярким зелёным цветом в гриве вдоль хребта. Уж это я сумел подметить в той безумной схватке за жизнь людей — змеи выращивали себе гривы того цвета, какой стихии пожрали больше всего. Вернее, не так, изначально в них преобладала моя стихия, и даже сейчас это справедливо — они слушаются меня, пусть и с трудом, они подчиняются мне, и они по-прежнему синего цвета, а значит змеи стихии воды.

Но в своём противостоянии они получали раны от других стихий и отрастили разноцветные гривы вдоль тела. Но значит ли это, что в их телах теперь содержится эта самая стихия? Сомневаюсь. Красные глаза и голубые рога они имели и раньше, но в них же не было ни огня, ни воздуха, верно?

Не успев определиться с ответом, закашлялся, с досадой ощущая, как рот наполнился кровью. Сплёвывать её я не решился, проглотил, но скрыть своё состояние всё равно не получилось. Седой обернулся и нахмурился:

— Молодой глава, какой сейчас у тебя был нехороший кашель. Кровотечение усилилось?

Я лишь криво улыбнулся в ответ. Зеленорукий помог мне, обругав Седого:

— Меньше болтай, быстрей тащи. Где эта гархова граница запретов, которую обещал Рутгош?

Седой отвернулся от меня, подналёг на свою верёвку и глухо задал новый вопрос, к счастью, не мне:

— Ты что, начал вспоминать?

— Да. А ещё вижу пятно солнца, — Зеленорукий на ходу ткнул пальцем в небо. — Там.

— Это не солнце, — буркнул Седой. — Это снег на ближайшей вершине.

— Да? Неважно, главное, что хоть что-то начал видеть.

С этим Седой спорить не стал. Судя по дыханию, решил просто меньше болтать.

Я было попытался прикинуть, сколько мер тащит каждый из этих двух Властелинов, но быстро сбился и бросил это дело. Одно то, что я не сумел удержать в уме всего лишь несколько цифр, говорил, насколько моё дело плохо. Даже не понять, дело в повреждениях, которые нанесли узлы использованных техник в моей голове или дело в общей слабости, которая всё сильней на меня накатывала?

Возможно, что дело было в них обоих. Прорехи в меридианах были и в голове, выплеснувшаяся через них сила повредила плоть, это не могло не сказаться на мне. Да и крови я к этому времени потерял изрядно. Так-то не потерял, конечно, она почти вся осталась во мне, но занимает теперь не положенное ей место в жилах, а булькает где-то в полостях тела, наполнив меня, словно бурдюк.

Сколько мы уже прошли? Поднимать глаза к нависающим слева вершинам бесполезно. Мало того что я не запомнил их размеров, когда всё это началось, так это и не более чем иллюзия, которой нельзя доверять.

Я обернулся, снова проверяя раненых и заодно пытаясь смерить взглядом пройденное расстояние. Начало нашего пути там, где мёртвая растительность смята в прах нашими ногами, дальше она должна остаться целой.

Не сумел отыскать этого места, широкая полоса чёрного песка оказалась скрыта изгибом пробитого нами между мёртвыми деревьями пути. А ведь казалось, что идём прямо. Видимо, только казалось. Голову не только мутит, но и кружит.

— Чтоб тебя! — рыкнул Седой.

— Что? — с напряжением в голосе переспросил Зеленорукий.

Я тоже резко, насколько мог, обернулся, но ничего подозрительного не обнаружил. Седой, в шаге позади него Зеленорукий, мёртвый невысокий лес вокруг и впереди.

Вот только Седой со мной был несогласен:

— Граница запрета. Где они?! — с этими словами он бросил верёвку, быстро сделал несколько шагов назад и склонился над одним из искателей, обыскивая его.

Затем снова ругнулся и прыгнул обратно. Там надел на палец кольцо и выпрямился, уже сжимая в руке горсть заготовок проверочных артефактов. Снова шагнул вперёд, прочь от нас и на шаг дальше. Одним движением черканул ногтем по заготовке и, присев, катнул её по чёрной траве. К моему изумлению, заготовка не разбила в прах мёртвую траву, а беззвучно канула в ней, словно провалившись. Я уже видел такое и не раз.

Седой же, словно так и должно было быть, не оборачиваясь, с напряжением скомандовал:

— Пять шагов вперёд, втаскиваем всех и лечим.

Зеленорукий кивнул, сделал шаг, хмыкнул:

— Да, ощущаю и даже, можно сказать — вижу, — затем сделал ещё четыре шага и обернувшись, принялся споро тянуть верёвку, подтаскивая тела искателей.

Мне понадобилось сделать три шага, и я с трудом удержался от потрясённого выдоха. Это не просто граница зоны запрета, это ещё и граница иллюзии.

С облегчением высвободил восприятие, охватывая пространство впереди, заглядывая за преграду змеев, которые всё ещё надёжно защищали нас. Теперь я не ограничен едва действующим левым глазом, а снова вижу мир ярким, сочным, во всех деталях и на многие сотни шагов вперёд.

Никакого мёртвого леса вокруг нет, он остался за спиной, ровно обрезанный границей двух запретов и иллюзий. Нет ни травы, ни земли под ногами, Седой катнул проверочный артефакт по серому голому камню, лишь чуть припорошённому пылью, как и любой горный склон вне Поля Битвы. Заснеженные горные вершины, которые всё это время были слева от нас и нависали над нами, резко, за одно мгновение, за один мой шаг переместились направо и сильно отдалились. Я даже видел там, впереди, на половине пути между нами и вершинами тот самый город, к которому мы стремились. Вернее, его развалины.

Но кое-что притягивало взгляд гораздо сильней, да и находилось вот — рядом. Шагах в пятистах от нас вздымалась к небу огромная статуя из серого камня. Высотой она была не меньше, чем Меч на склоне Академии, грубая, повреждённая, источенная, словно изъеденная. Она явно изображала идущего, который раньше стоял, подняв левую руку ладонью к таким гостям, как мы. Но многие годы назад статуя приняла на себя удар, который отломал эту руку, обрушил её обломками вниз.

Вот локоть кусками, вот ладонь, от которой откололся лишь указательный палец.

Но сильней всего взгляд притягивала не статуя, не обломки руки, которые лежали перед нами, преграждая путь, а то, что лежало за ними: у ног статуи, охватывая её до колена, пульсировало серое свечение, полное разноцветных искр, а посреди него — пять огромных, светящихся пятью разными цветами шарообразных сгустка.

Похоже, мы дошли до истока ловушки, до того места, откуда в узкие проходы катился вал стихии этапа Повелителя. И для этой ловушки Древние использовали пять Сердец Стихии.

Змеи шевельнулись, вновь пытаясь вернуться ко мне, и вновь я осадил их, заставив остаться на месте:

— Защищайте нас от стихии.

Правда, одним этим приказом не ограничился. Седой и Зеленорукий втянули остальных искателей, уложили их друг рядом с другом, позволив мне немного стянуть и защиту из змеев, растянувшуюся за время нашего пути.

— Молодой глава, — прикрикнул на меня Седой, — немедленно лечись! Кольцо!

Я кивнул, отстраняясь от восприятия и статуи, достал кольцо из кармашка, надел его на палец, уже через миг нырнув внутрь него и шагнув к полке, где стояли фиалы с алхимией. Мне нужны те, что лечат тело и меридианы. С первыми проще, а вот вторых не только меньше, но и выбрать нужно с умом…

Я не успел этого сделать, до меня донёсся приказ Седого:

— К бою!

А ещё до меня в кольце добрался холод между лопатками от начавшего работать Прозрения.