Освобождение. Через Дух Андрэ Луиса

17 Братская помощь

На второй, определяющий в миссии помощи Маргарите день духовного служения, наша деятельность оживилась возвышенным энтузиазмом на домашнем алтаре, который снова осветился нежным светом покоя.

Дом преобразился.

Со вчерашнего дня Сальданья и Леонсио были первыми, кто пришёл просить инструкции по работе.

Они продолжали говорить, что противники добра вернутся. Она знают жестокость своих бывших компаньонов, и так как многие сторонники Грегорио придут контролировать нормальный процесс отчуждения супруги Габриэля, то Губио стал очерчивать выразительные границы вокруг дома, с этого момента находящегося под ответственностью сотрудников, которых Сидонио нам любезно предоставил.

Пока мы готовили защиту, молодая пара восхваляла радость, вернувшуюся в их сердца.

Маргарита чувствовала себя легко, в хорошем настроении, она благодарила Вечного за это «чудо», которое коснулось её. Её супруг выражал тысячу обещаний духовной работы в восторге новичка, опьяневшего от возвышенной надежды.

Но с нашей стороны ответственность стала возрастать.

Подчиняясь распоряжениям Губио, Сальданья направился вглубь дома и привёл, под своим опосредованным влиянием, воплощённую старую служанку, которая почистила мебель, протёрла несколько деталей украшений и открыла окна, давая проход широким потокам свежего воздуха.

Здание, казалось, примирилось с гармонией.

Уборка дома шла полным ходом, когда со стороны общественной дороги раздались хриплые голоса.

Члены фаланги Грегорио вызывали Сальданьо, который в растерянности и слегка погрустневший пошёл им навстречу. Наш Инструктор по-отечески посоветовал ему:

— Иди, друг мой, и покажи им новый путь. Мужайся и сопротивляйся ядовитым флюидам гнева. Используй безмятежность и деликатность.

На физиономии Сальданьи появилось выражение признательности, и он пошёл к вновь прибывшим.

Одна из сущностей с ужасным лицом, уперев руки в боки, непочтительно обратилась к нему:

— Ну, и что здесь произошло? Ты уже предал команду?

Сальданья, которого последние успехи полностью преобразили, скромно, но твёрдо ответил:

— Перед своей собственной совестью я выполнил все обязательства и думаю, что имею право выбирать свой путь.

— А! — саркастически сказал второй. — Теперь ты имеешь право… это мы ещё посмотрим…

И пытаясь напрямую проникнуть в дом, потребовал:

— Дай мне войти!

— Не могу, — объяснил бывший преследователь, — у дома теперь другое направление.

Собеседник бросил на него возмущённый взгляд и спросил трубным голосом:

— Где твоя голова?

— На своём месте.

— А ты не боишься последствий своего необдуманного жеста?

— Я ни в чём не раскаиваюсь.

Посетитель скорчил гримасу крайнего раздражения и сказал:

— Грегорио обо всём узнает.

И в сопровождении остальных удалился.

Несколькими мгновениями позже другие сущности появились у входа, пугливые и наглые, с повторением той же ситуации.

Затем начали разворачиваться другие, отличные от предыдущих, сцены.

Губио установил световые сигналы на окнах, обозначая новую позицию этого домашнего приюта, противоположную мрачным задачам, исходившим извне; и, конечно же, привлечённые этими сигналами, в большом количестве стали появляться страждущие, но благожелательные Духи.

Первой подошла сущность-дама, преклонившая колени у входа в мольбе:

— Возвышенные благодетели, собравшиеся в этом доме в служении свету, освободите меня от скорби!… Сжальтесь! Сжальтесь!…

Наш ориентер сразу же ответил ей, позволив пройти в дом. И во внутреннем дворике она, плача, рассказала, что уже долгое время находится в ближайшем здании, осаждённом равнодушными палачами, которые используют её бывшую болезненную склонность к пороку. Но она устала от страха и надеется на благотворное изменение. Она раскаивалась. Она хотела другой жизни, другого пути, моля о приюте и помощи.

Благожелательный ориентер утешил её и пообещал долгожданной поддержки.

Немногим позже появились два старика, прося пристанища. Они оба умерли в крайней бедности в больнице. Они были одержимы сильным страхом и не могли смириться со смертью. Они страшились неизвестности и просили просветить их. Они страдали от настоящего безумия.

У входа появилась довольно любопытная дама и потребовала, чтобы были приняты меры в отношении извращённых Духов- мучителей, которые, собравшись в большую группу, не позволяли ей приблизиться к своему сыну, склоняя его к пьянству.

Ещё одна сущность пришла просить помощи против плохих мыслей Духа-мстителя, который не разрешал ей молиться.

Но на этом цепь просьб не остановилась.

Мне пришла мысль, что миссия Губио вдруг превратилась в какое-то продвинутое учреждение духовной скорой помощи.

Десятки развоплощённых созданий, содержащихся в режиме тюрьмы в низших кругах, теперь выстроилась вдоль дома Габриэля, под руководством Губио, который просил всех подождать ночи, когда начнётся служение и общая молитва.

Но до того, как день склонился к вечеру, стали появляться множество сущностей фаланги Грегорио, заявляя о своей готовности к обновлению своего пути.

Они приходили из той колонии, которую мы посетили, и один из них, к моему великому удивлению, довольно ясно изложил намерения, которыми он был вдохновлён.

— Спасите меня от жестоких судей! — молил он, растрогав нас тоном своего голоса. — Я больше не могу! Я больше не вынесу тех ужасов, которые вынужден практиковать. Я узнал, что сам Сальданья преобразился. Я не могу больше упорствовать в страж! Я боюсь преследований Грегорио, но если надо противостоять более сильной боли, я охотно соглашусь, предпочитая их своему обратному пути к злу. Помогите мне! Я надеюсь на новый путь к добру.

Подобные призывы звучали множество раз.

Поставив в очередь страждущих и надеющихся на благородные и правильные намерения, шедших в дом, где мы располагались, Инструктор посоветовал нам с Элои оставаться в их распоряжении, терпеливо выслушивая их и предоставляя любую возможную помощь, чтобы они ментально готовились к ночным молитвам.

Поверьте, я почувствовал облегчение.

Мы разделились на две чётких сектора. Я организовывал братьев, которых мне предстояло видеть на собрании; но так как страждущие всё прибывали и прибывали, то надо было готовить новые места в большой группе слушателей.

Снаружи множество расстроенных сущностей требовали доступа внутрь дома с трогательными просьбами; но ориентер посоветовал нам впускать только Духов, которые осознают свои собственные потребности.

Я давно знал, что большая боль всегда утешает малую, и ограничивался произнесением коротких фраз, чтобы несчастные, находящиеся здесь, один за другим встречали утешение без моего обращения к духовному просвещению.

Ведя себя таким образом, я попросил у одной из присутствовавших сестёр, у которых перисприт был в жалком состоянии, объяснить нам свой опыт, объектом которого она стала.

Несчастная привлекла внимание всех своими большими ранами, которые пересекали её лицо, теперь поднятое нам навстречу.

— Бедная я, бедная! — с трудом начала она, — страсть ослепила и поразила меня, доведя до самоубийства. Мать двух детей, я не вынесла одиночества, которое мир наложил на меня со смертью моего туберкулёзного мужа. Я отвратила глаза от своих обязательств, приглашавших меня к пониманию, и подавила в себе размышления о приближающемся будущем. Я забыла о семейном очаге, о детях, о принятых на себя обязательствах, и бросилась в глубокую долину невысказанных страданий. Уже ровно пятнадцать лет, как я блуждаю, не имея точки привязанности, словно неразумная птица, разрушившая своё гнездо… Какой я была неосмотрительной! Когда я увидела, что я одна и, как мне казалось, всеми брошена, я доверила своих бедных детей приёмным родителям и, безумная, выпила яду, который разрушил презираемое мной тело. Я воображала, что найду своего любимого супруга или паду в бездну небытия; но ни одной из этих ситуаций не испытала моя душа. Я пробудилась густом тумане грязи и пепла. И напрасно я взывала к помощи от удушающих меня страданий. Покрытая ранами, как если бы смертельный яд достиг самых тонких тканей моей души, я кричала наугад!

В этот момент я вмешался, так как эмоции перехватили ей горло. Я спросил, словно сам хотел получить урок:

— И вам не удалось вернуться к семейному алтарь?

— А, да! Я была там, — сказала нам она, пытаясь взять себя в руки, — но только добавила себе тревоги, так как близость моей нежности к горячо любимым детям, которых я доверила близким родственникам, вызывала у них скорбь и печаль. Излучения моей боли достигали их нежных тел, отравляя их нежную кожу своим дыханием. Когда я поняла, что моё присутствие передаёт им ужасный «флюидический вирус», я в страхе бежала от них. Лучше уж я буду сносить наказание своей собственной заблудшей совести, чем накладывать на них страдание без причины! Я испытала страх и ужас от самой себя. С тех пор, я брожу безутешно и бесцельно. И потому я пришла сюда, моля об облегчении и безопасности. Я так устала…

— Будьте уверены, что посредством молитвы получите помощь, о которой просите, — объяснил я, обещая ей эффективную помощь Губио.

Бедная женщина, немного успокоившись, села на своё место. Видя, как один из присутствовавших братьев делает мне знаки с целью рассказать об опыте, жертвой которого он стал, я обратил своё внимание на слова, которые он собирался произнести.

С выражением, типичным для хронического безумца, он скорбно сказал:

— Вы позволите задать вам вопрос?

— Конечно, — удивлённо сказал я.

— Что такое мысль?

Я не ожидал подобного вопроса, но, сконцентрировав свою возможность приёма с целью успешно ответить, я, как мог, объяснил:

— Мысль, разумеется, — это созидательная сила, исходящая из нашей собственной души, и, следовательно, продолжение нашей личности. Через неё мы влияем на среду, в которой живём и действуем, устанавливая уровень своего влияния в добре и во зле.

— А! — сказал этот странный, немного измученный человек, — объяснение означает, что наши мысли, выходя на свет, создают такие живые образы, как мы того желаем?

— Бесспорно.

— Тогда, если мы ошибочно вмешиваемся в ментальную жизнь других, что нужно сделать, чтобы разрушить свои собственные творения?

— Помогите нам понять ваш случай и расскажите что- нибудь из вашего опыта, — с братским интересом попросил я.

Возможно, тронутый тоном моей чувственной просьбы, собеседник изложил нам те расстройства, которые внутренне мучили его, резкими фразами, наполненными искренности и боли:

— Я был писателем, и никогда не интересовался серьёзными сторонами жизни. Я культивировал в себе хитрую шутливость, и вместе с ней вкус к сладострастию, простирая свои создания на молодёжь моего времени. Я не достиг высокого положения среди знаменитостей, но более, чем я думал, я разрушительно влиял на юношеские умы, приводя их к опасным мыслям. После моей кончины меня постоянно разыскивали жертвы моих утончённых инсинуаций, они не оставляют меня в покое. И пока всё это происходит, другие сущности ищут меня, чтобы сформулировать распоряжения и предложения недостойных деяний, которые я не могу принять. Я понял, что оказался связанным, начиная с земного существования, с огромной бандой извращённых Духов- насмешников, которые использовали меня как инструмент для своих нежелательных проявлений, оставленный без надзора. В глубине души, в своём собственном разуме я сохранял достаточное количество неосмотрительности и хитрости, широко ими использовавшиеся, добавляя к своим ошибкам более важные и крупные, которые они безуспешно старались использовать без моей активной помощи. Но вот случилось так, что, открыв глаза перед истиной, в сфере, где мы сегодня обитаем, я напрасно стараюсь адаптироваться к более благородным процессам жизни. Если меня не мучают мужчины и женщины, называющие себя жертвами тех идей, что я им навеял во время земного паломничества, то мой внутренний мир тревожат определённые странные формы, словно внедрённые в моё собственное воображение. Они соединяются с автономными личностями, которые видны лишь моим глазам. Они говорят, жестикулируют, обвиняют меня и насмехаются надо мной. Я без труда узнаю их. Это живые облака всего того, что моя мысль и рука писателя создали, чтобы убаюкивать себе подобных. Они нападают на меня, осмеивают и оскорбляют мою честь, словно дети, восставшие против собственного преступного отца. Я прожил, словно безумец, которого никто не понимает! Но как толковать те кошмары, которые осаждают меня? Неужели мы — живое прибежище мыслей, которые мы сами создаём, или идеи являются точками опоры и проявлением добрых или злых Духов, которые входят в резонанс с нами?

Среди слушателей было многозначительное внимание, несмотря на царивший здесь покой.

В нерешительности несчастный умолк. Он казался измученным энергиями, чужими его внутреннему миру, отупевшим и дрожащим под нашими взорами. Он посмотрел на меня своими глазами, охваченными странным ужасом, и, бросившись в мои объятия, стал кричать:

— Вот он! Он идёт изнутри меня… Это один из персонажей моей лицензионной литературы! Горе мне! Он обвиняет меня, иронично хохочет, он сжимает руки! Он хочет повесить меня!…

Поднеся свою правую руку к горлу, он скорбно проговорил:

— Меня хотят убить! На помощь! На помощь!…

Другие помешанные и страждущие спутники, стоявшие здесь же, не на шутку встревожились. Некоторые из них попытались бежать, но я смог одной фразой прервать нарождавшуюся панику.

Бедный развоплощённый любитель беллетристики бился в конвульсиях в моих руках, а я никак не мог помочь его сбившемуся с пути повреждённому рассудку.

Я тихонько послал за Губио, который появился через несколько секунд.

Он проанализировал случай и попросил присутствия Леонсио, бывшего гипнотизёра Маргариты. Когда тот появился, он указал ему на больного с приступом и безоговорочным, но благожелательным тоном сказал:

— Облегчи ему страдания.

— Я? Я? — спросил преображённый, наполовину ошарашенный Леонсио. — Достоин ли я милости принести облегчение?

Губио, не колеблясь, подтвердил:

— Созидательное служение и разрушительная деятельность — это лишь вопрос направления. Водный, разрушительный поток, всё опрокидывающий и убивающий, может питать целый завод с созидательным потенциалом. В действительности, друг мой, мы все — должники, пока находимся на линии зла. Но необходимо признать, что добро — это наша искупительная дверь. Самый большой преступник может сократить долгие годы наказания, начав своё собственное спасение путём труда на пользу себе подобных.

С нотками нежности в голосе он настоятельно заявил, чтобы развеять все сомнения:

— Начинай сегодня, здесь и сейчас, Христос с тобой. Именно твоё решение помогать раскрыть тайну личного блаженства.

Леонсио более не колебался. Он стал гипнотизировать врача, лишённого рассудка, и тот несколькими минутами позже умолк, погружённый в глубокий отдых.

С этого момента бывший преследователь уже не покидал меня на протяжении всей работы этого дня, успешно выполняя роль прекрасного партнёра.

Но собрание росло от часа к часу.

Благонамеренные сущности приходили к нам, жаждущие покоя и просветления, а мне, откровенно говоря, тяжело было видеть столько невежества по другую сторону смерти физического тела.

У большинства присутствовавших особ не было ни малейшего представления о духовности. Интеллект и чувства оставались прикованными к земной почве, привязанные к интересам и страстям, тревогам и разочарованиям.

И наш ориентер был категоричен во время последних информаций, которые он нам передал. Следующая ночь обозначит окончание нашего времени, проведённого в доме Маргариты. И нам нужно было подготовить всех, кто искал нас, жаждущих священных знаний, к молитвенной службе, которую он намеревался осуществить. Было нежелательно, чтобы они пришли без знания об оздоровительных и уместных средствах, касающихся обязательств и надежд, которые им предстояло развивать.

Именно поэтому я вмешивался в разговоры, чтобы давать разъяснения, которыми я располагал.

К концу пополудня у всех на лицах царили смирение и удовлетворение. Наш Инструктор обещал отвести компаньонов доброй воли в более возвышенную сферу, гарантируя им переход к высшему состоянию, и во взглядах всех присутствовавших читался мягкий восторг.

В экзальтации веры и доверия, которые господствовали над нами, одна симпатичная дама попросила у меня разрешения спеть евангельский гимн, на что я, счастливый, согласился. Надо было слышать и ощущать красоту мелодии, которая стремилась ввысь звуками чудесного очарования!

Радостный и счастливый трудом, который нам доверили, я почувствовал, как мои глаза заволокло слезами, когда во время последних слов пения надежды одна молодая женщина с грустным лицом подошла ко мне и сказала умоляющим голосом:

— Друг мой, с сегодняшнего дня я приму новый путь. Только здесь, в этом обществе братства, я почувствовала, что зло однозначно заставит нас пасть во мрак.

Влажными от слёз глазами она посмотрела на меня и после паузы, полной чувств, попросила:

— Пообещай мне благословение забвения в «сфере начинания»[11]! Я была матерью двух маленьких детей, таких же красивых и чистых, как две звезды, но смерть слишком рано вырвала меня из нашего семейного очага. Но не только смерть является моим безжалостным палачом… Через шесть месяцев муж забыл свои обещания, данные много лет назад, и отдал моих двух ангелочков бесчувственной мачехе, которая их жестоко терзает… Вот уже двадцать месяцев я борюсь против неё, охваченная невыносимым возмущением; но я пресыщена ненавистью, которая царит в моём сердце! Мне нужно обновление во благе, чтобы быть более полезной. Однако я жажду забытья, друг мой. Помоги мне, сжалься! Укажи мне место, где мои горькие воспоминания смогут спокойно умереть. Не давай мне больше предаваться импульсивным желаниям, уводящим меня. Моя склонность к добру — лишь незначительный лучик света посреди окутавшей меня ночи зла.

Смилуйся и помоги мне! Я не умею ещё любить без сильной и унижающей ревности! Я знаю, что Божественный Учитель предался кресту в акте высшего самоотречения! Не дай моим высшим чаяниям момента погибнуть!

Просьбы и слёзы этой женщины пробудили воспоминания о моём собственном прошлом.

Я так же сильно страдал, чтобы избавиться от низших пут плоти. Растроганный, я увидел в ней сердечную сестру, которую мне предстояло просветить и поддержать.

Я взволнованно, со слезами на глазах, взял её за руки, как если бы она была моей дочерью. Размышляя о трудностях тех, кто предпринимает пробуждающее путешествие смерти, без знания основ истинной любви и правильного понимания в сердцах остающихся позади, я воскликнул:

— Да, я сделаю всё, что в моей власти, чтобы помочь тебе. Обрати свои мысли к Иисусу, и мягкое забвение тревожного земного пути успокоит твой разум, и ты подготовишься к полёту' к небесным высотам. Я буду тебе преданным другом и братом.

Она сжала меня в своих объятиях, как маленький ребёнок, когда он чувствует себя уверенным и счастливым.