Освобождение. Через Дух Андрэ Луиса

4 В странном городе

На следующий день мы отправились в путь.

Отвечая на наши прочувствованные аргументы, Инструктор проинформировал нас, что будем отсутствовать всего лишь несколько дней.

Кроме служб, касающихся нашей особой миссии, мы также займёмся дополнительной помощью. Техник по своей миссии подобного порядка, он сказал, что нас допустили к работе, с которой он и один мог бы справиться, не только по причине доверия, которое он нам выказывал, но и по необходимости формирования новых сотрудников, специализирующихся на помощи в мрачных областях.

После того, как мы пересекли различные области «спуском», с остановками в различных местах и организациях помощи, мы прибыли в обширную область теней.

Солнечный свет здесь казался другим.

Небо на всём его протяжении покрывал серый дым. И свободная до сих пор волиция[4] стала невозможной.

Растительность выглядела зловеще и тревожно. На деревьях более не было видно защитной обильной листвы, и ветви, практически высохшие, казались руками, воздетыми к небу в болезненной мольбе.

Крупные птицы, лишь усиливавшие черноту, похожие на ворон, каркали над нами, похожие на крылатых чудовищ, выслеживающих свою невидимую добычу.

Но меня больше всего угнетал не этот грустный пейзаж, более-менее похожий на другие, которые мне дано было узнать, а жалобные вопли и стоны, которые исходили из бездны. Типичные человеческие стоны раздавались со всех сторон.

Я думаю, что мы осмотрели бы индивидуально каждого из страждущих, находившихся здесь, если бы остались здесь подольше; но Губио, как и другие инструкторы, не остановился, чтобы удовлетворить наше непродуктивное любопытство.

Вспоминая о «мрачной сельве»[5], на которую ссылается Алигьери в своей бессмертной поэме, я чувствовал, как сердце моё наполняется тревожными вопросами. Не являются ли эти странные деревья с сухими, но живыми, ветками душами, превращёнными в часовых боли, как жена Лота, символически превращённая в соляной столб? И не являются ли эти такие разные совы, чьи глаза неприятно сверкают во мраке, развоплощёнными людьми, павшими под ударом ужасной кары? Кто плачет там, в больших грязных долинах? Может, это индивидуумы, о которых мы вспоминали, прожив на земле, или эльфы, неизвестные нам?

Время от времени перед нами появлялись недружелюбные группы неуравновешенных духовных сущностей, равнодушно следовавшие своим путём, неспособные ощутить наше присутствие. Они громко говорили на устаревшем, но понятном португальском языке, давя ясно почувствовать своё жалкое состояние невежества раскатистыми взрывами хохота. На них были странные одеяния, с собой они несли боевое снаряжение.

Мы шли вглубь, но окружающая среда стала действовать на нас удушающе. Мы присели отдохнуть, словно побеждённые какой-то особой усталостью, и Губио через несколько мгновений принялся объяснять нам:

— Обдуманным актом воли наши периспритные организмы, по образу скафандра, состоящего из впитывающего материала, не должны реагировать на низкие вибрации этого плана. Мы находимся в положении людей, которые при помощи любви спускаются работать в огромном илистом озере; чтобы эффективнее помочь тем, кто уже адаптировался здесь, мы вынуждены покрыть себя болотной субстанцией, с терпением и мужеством перенося её неприятное влияние. Мы пересекаем важные вибрационные границы, и нам надо внешне адаптироваться к среде, которая принимает нас, чтобы мы могли быть действительно полезными тем, кому мы вызвались помочь. Закончив временное преображение, мы станем заметными любому обитателю этой области. И теперь уже лишь молитва будет нашим единственным средством общения с Высшими областями, пока я не увижу, что настала минута для возврата наших световых даров, когда мы окажемся на Земле. Мы не в адских пещерах, но мы достигли великой империи отсталых и извращённых рассудков, привязанной к Земле, где люди страдают от их постоянного влияния. Для нас наступил момент свидетельства. Необходимо дать доказательство великой способности самоотречения, чтобы достичь своей цели. Мы может провалить дело из-за нехватки терпения или призвания к жертвенности. Для множества отсталых духовных братьев, которые будут окружать нас, мы будем простыми развоплощёнными людьми, не ведающими своей собственной судьбы.

Мы принялись вдыхать плотные субстанции, окружавшие нас, как если бы воздух состоял из вязких флюидов.

Элои, задыхаясь, напрягался, и хотя я, в свою очередь, испытывал то же удушающее давление, я старался определить своё отношение к поведению Инструктора, который принимал эти превращения, молчаливый и чрезвычайно бледный.

Я с удивлением заметил, что добровольное принятие низших элементов этого плана глубоко искажало нас. Постепенно мы стали чувствовать, как становимся тяжёлыми настолько, что мне в голову вдруг пришла мысль о новом соединении с плотским телом. Действительно, несмотря на то, что я чувствовал себя хозяином своей собственной личности, я видел себя словно одетым в плотную материю, как если бы меня вынудили надеть неожиданно тяжёлые доспехи.

Прошли несколько долгих минут, и ориентер сказал:

— Продолжим! Отныне мы будем анонимными помощниками. Пока что нам лучше быть неузнанными.

— Значит, лгать? — воскликнул Элои, практически пришедший в себя.

Губио благожелательно взглянул на нас и пояснил:

— Помнишь текст Евангелия, где рекомендуется, чтобы левая рука не знала, что делает правая? Вот и пришёл момент, когда мы должны помогать безо всякого хвастовства. Господь не лжёт, когда даёт невидимые источники для нашего здоровья, хотя мы и не можем видеть его присутствия. В этом мрачном городе трудятся неисчислимые работники добра в условиях, которые мы видим. Если бы мы подняли своё провокационное знамя в этих областях, где девяносто пять процентов разумников преданы злу и дисгармонии, наша программа в несколько мгновений была бы разорвана на клочки. Сотни тысяч существ страдают здесь от горького шока возврата к реальности под наблюдением жестоких племён, сформированных из эгоистического, завистливого и брутального разума. Для среднеразвитой чувствительности страдание здесь неоценимо.

— А существует ли правительство, созданное в таком же странном и зловещем королевстве, как это? — спросил я.

— Почему бы и нет? — вежливо ответил Губио. — Как это бывает в телесной сфере, руководство в этой области предоставлено Высшими Властями непрочно. Теперь этой великой империей страданий, помогая восстановлению, руководит беспощадный сатрап, присвоивший себе помпезное звание Великого Судьи. Ему помогают политические и религиозные помощники, такие же холодные и развращённые, как и он. Здесь находится великая аристократия жестоких демонов, они господствуют над тысячами увечных, преступных и ленивых духов…

— А почему же Бог позволяет такой абсурд?

На этот раз вопрос задал мой коллега, снова наполовину напуганный, теперь уже теми обязательствами, которые мы взяли на себя.

Губио безмятежно ответил:

— По тем же воспитательным причинам, по которым он не уничтожает человеческую расу, когда, заблудившись в своей жажде господства, она развязывает жестокие разрушительные войны, а предаёт её искуплению своих собственных преступлений и своего невезения, чтобы она научилась вписываться в вечный порядок, который предшествует вселенской жизни. Целыми периодами, каждый из которых насчитывает несколько веков, используемая подобными разумами материя возвращается и реструктурируется, как это происходит в земных кругах; но если Господь наносит визит людям через освящённых людей, он исправляет существа также при посредничестве существ ожесточённых или низшего, животного плана.

— Это значит, что проклятые демоны, демоны во все времена… — сдержанно воскликнул я.

— Речь идёт о нас, — терпеливо дополнил Инструктор, — когда мы отвращаемся в своём невежестве от Закона. Мы уже разгуливали по этим мрачным и тревожным местам. Но биологический шок от возрождения и развоплощения, более или менее недавний, не позволяет тебе, а тем более Элои, получить полное представление о своём прошлом. А когда речь заходит обо мне, здесь уже ситуация другая. Долгий период времени, проведённый мною в свободной жизни, уже даёт мне более глубокие воспоминания, и я заранее знаю те уроки, которые представляет собой новизна. Великое количество наших спутников, которые были забраны в высшие области, видят в этих пейзажах лишь причины для усталости, отвращения и ужаса; однако, надо признать, что болото — это однозначно природная зона, требующая помощи самых сильных и щедрых служителей.

Недалеко от нас раздалась экзотическая музыка, и Губио попросил нас быть осторожными и смиренными ради успеха работы, которую нам предстояло осуществить.

Мы встали и продолжили путь.

Наши шаги становились более медленными, а наше передвижение — более затруднённым.

Приглушённым голосом ориентер повторил свой совет:

— Если будут какие-либо внутренние неудобства, не забывайте о молитве. Отныне это единственное спасение, которым мы располагаем для мобилизации своих высших ментальных резервов психологической подпитки. Любая поспешность может отбросить нас в примитивное состояние, отослав нас на низший уровень, аналогичный уровню несчастных духов, которым мы хотим помочь. Сохраняйте спокойствие и энергию, мягкость и сопротивление, мужество, направленное к Христу. Вспомните, что мы приняли на себя ответственность за эти моменты не для распространения справедливости, а для воспитания и служения.

Мы, как могли, продолжали свой путь.

Через несколько коротких мгновений мы попали на огромное скопище улочек, составляющих жилой ансамбль, грязный и пришедший в упадок.

Нас разглядывали ужасные лица, вначале украдкой, но по мере того, как мы продвигались вперёд, взгляды прохожих нищенского вида становились всё более агрессивными.

Перед нашими глазами пробежали многие километры, наполненные жалкими сценами.

Сотни увечных, калек разного рода, внутренне неуравновешенных сущностей представляли собой пейзаж, от которого стыла кровь в жилах.

Под сильным впечатлением от такого множества изуродованных сущностей, которые находились в поле нашего зрения, собранные здесь в единый коллективный опыт, я тихонько обратился к инструктору с несколькими вопросами: почему существует такая большая общность страждущих? Каковы причины, налагающие столь очевидный распад тела?

Ориентер не заставил себя ждать и терпеливо стал объяснять:

— После смерти миллионы человек, — спокойно ответил он, — встречают опасных врагов в страхе и стыде, которые они сами себе внушают. В сферах наших действий, мыслей и слов ничего не теряется, Андрэ. Регистр нашей жизни составляется в две отчётливые фазы. Ситуации и вещи, воздействующие извне, через наши действия, как индивидуумов, и изнутри, в архивах сознания, которое систематически собирает все результаты наших усилий во благе или во зле внутри самого себя. Отовсюду дух перемещается в центр творений, которые он развил. Где бы он ни находился, его окружают мрачные ошибки и достойные похвалы качества. Сущность на Земле, где мы прожили, получала информацию относительно Рая и Ада, и смутно верит в духовную жизнь, ожидающую её по ту сторону могилы. Скорее, чем она думает, эта сущность теряет плоть и понимает, что больше она уже не может прятаться, так как маска тела, под которым она маскировалась, словно черепаха под своим панцирем, разложилась. Она чувствует себя такой, как она есть, и подозревает о присутствии детей света, чьи дары проникновения сразу же выявляют нежелательные шрамы. Перисприт для мысли представляет более тонкую капсулу, способную отражать славу сущности или её пороки, по причине более разрежённых тканей, из которых перисприт состоит. По этой причине падшие души, в порыве возмущения против обязанностей, присущих каждому в работах восхождения, соединяются друг с другом в организации, где проявляются, насколько это возможно, присущие им жалкие тенденции, несмотря на уколы шипов, которыми их одаривают сильные и жестокие разумные сущности.

— Но, — вмешался я, — разве нет средств, чтобы возвысить подобные общества?

— Тот же закон личного усилия действует и здесь. Освящённых призывов Свыше хватает; но при отсутствии у заинтересованных приверженности идее личного улучшения любая законная инициатива, касающаяся всеобщего обновления, неосуществима. Если дух, господин разума и присущих ему вечных ценностей, не решает сам мобилизовать своё наследие в целях повышения своего вибрационного поля, то неуместно тащить его силой в высшие области, которых он в данный момент и желать-то не умеет. И пока он не решит посвятить себя своему собственному восхождению, его и дальше будут эксплуатировать вселенские законы в той форме, в какой он может быть полезен Божественному Творению. Пока земляной червь остаётся земляным червём, он будет вынужден работать в почве; пока рыба остаётся рыбой, она не может жить вне водной среды…

Улыбнувшись своей собственной аргументации, он весело заключил:

— Поэтому естественно, что пока человек, хозяин великих теорий о спасительных добродетелях, остаётся на низшем уровне, он будет задействован в низшей деятельности. Закон бесконечно ценит Логику.

Губио умолк, не желая привлекать большего внимания к нам. Но растроганный нищетой, которая заключала в себе столько боли, я затерялся в целом море внутренних вопросов: о какой экстравагантной империи шла речь? Существует ли страна, где процветали бы эти недочеловеки? Я знал, что подобные сущности не облачались снова в плоть, и что они собираются в чистилищных царствах для своего же собственного блага; и поэтому они покрывались одеждами, сделанными из откровенно гнусной материи. Ломброзо и Фрейд нашли бы здесь отличный материал для своих наблюдений. Здесь задумчиво прогуливалось множество личностей, которые в большой степени заинтересовали бы криминологию и психоанализ. Неописуемое количество пигмеев, чью природу я всё ещё не могу уточнить, целыми бандами проходили рядом с нами. Здесь росли и размножались неприятные на наш взгляд экзотические растения, мелькали чудовищные животные, казавшихся мне угнетёнными существами, которых какая-то тяжёлая рука превратила в уродливых гномов. Вокруг множились мрачные улочки и переулки, усиливая наше тревожное состояние.

После того, как мы пересекли это огромное пространство, я не мог больше сдерживать вопросы, которые рождались в моём мозгу.

Но инструктор тихо предупредил меня:

— Пока что придержи вопросы при себе. Мы находимся в чистилищной колонии огромных размеров. Кто здесь не переживает обновительной болезненной кары, может считаться сверхчеловеческим разумом. В этих местах, которые находятся на уровень ниже Земли, обитают тысячи существ, задействованных в самых тяжёлых работах. Пока что невежество не даёт им славы своей ответственности. Развивая свои достойные тенденции, они становятся кандидатами в человечество, которое мы знаем на Земле. Они находятся между фрагментарным разумом приматов и простым мышлением примитивного лесного человека. Они привязываются к воплощённым людям или слепо подчиняются деспотическим духам, которые господствуют в подобных местах. Наконец, они обладают простодушием дикаря и верностью собаки. Контакт с теми или иными индивидуумами склоняет их к добру или злу, и мы ответственны перед Высшими Силами, которые руководят нами, за тип влияния, проявляемый нами на инфантильный дух подобных существ. Что касается Духов на этих зловещих улицах, которые показывают свой практически звериный облик, мы можем видеть в них различные проявления аномалии, к которой приводит внутренняя дисгармония. Наша ментальная деятельность оставляет свои знаки на перисприте. Мы можем проверить эту истину, когда снова будем на Земле. Тело обжоры, в котором он обитает, начинает принимать угнетающий вид. Личности, привязанные к пороку злоупотребления алкоголем, начинают жить навзничь, брошенные в землю наподобие больших червей. Женщина, привыкшая продавать своё тело, забывая священные конечные цели жизни, представляет собой грустную маску, не выходя из плоти. Но здесь, Андрэ, огонь, пожирающий унизительные страсти, проявляет свои жертвы с самой отвратительной жестокостью.

И так как я подумал о проблеме помощи, ориентер сказал:

— Индивидуальная и систематическая работа санитара невозможна в городе, где собраны тысячи безумцев и больных. Земной врач нашёл бы здесь сотни случаев амнезии, психастении, безумия, проявляющиеся сложными неврозами, придя к заключению, что весь патогенез остаётся под влиянием ментального порядка. Тот, кто лечит людей в этих местах, должен проявлять небесную жалость, или же небесная жалость должна проявляться через посланников самоотречения в служении заступничества за раскаявшихся духов, нашедших приют в подчинении требованиям Закона, и вдохновлённых доброй волей.

Несколько прохожих отталкивающей внешности подошли к нам, и Губио посчитал более уместным замолчать.

Я узнал о существовании нескольких организаций служб, которые могли бы показаться нам наивными и инфантильными в физической сфере, отметив, что праздность была их доминирующей чертой. Не видя детей, за исключением расы горбунов, у которых родители не отличались от детей, я снова рискнул спросить шёпотом.

Благожелательный инструктор ответил:

— Для собственно людей Земли этот план является практически адом. Если человеческое сочувствие отделяет детей от признанных преступников, то что уже говорить о нежности, с которой небесное сочувствие следит за малышами?

— А почему на этом плане так много праздности? — снова спросил я.

— Почти все человеческие души, расположенные в этих притонах, питаются энергиями воплощённых и вампиризуют их жизнь, как ненасытные миноги в океане земного кислорода. Они сожалеют о возвращении в физическое тело, так как не совершенствовали свой дух восхождением, и преследуют эмоции в области плоти с той же страстью, что и изнемогающие от жажды в пустыне. Как зародыши в позднем состоянии, которые высасывают энергию из материнской груди, они потребляют большие запасы сил воплощённых существ, содержащих их, лишённые высшего знания. Отсюда проистекают отчаяние, с которым они защищают силы инерции в мире, и неприязнь, с которой они толкуют о любом духовном прогрессе или подъёме человека к вершине освящения. В основном, экономический базис всей этой популяции обитает ещё в сфере обычных людей, и поэтому они страстно следуют системе психологической кражи, которая позволяет им питаться в компании сообществ Земли.

В этот момент мы оказались перед зоной с повреждённой почвой, которую Инструктор велел нам пересечь.

Мы с трудом поднялись по крутой улице и прибыли на небольшое плато, которое появилось перед нашими напуганными глазами. Пейзаж изменился.

Появились импозантные дворцы, освещённые ярко- красным светом, похожим на отблески раскалённой стали.

На хорошо ухоженных площадях, кишащих народом, стояли прекрасные кареты, запряжённые рабами и животными.

По нашему мнению, общий вид приближался к виду больших городов Востока двухсотлетней давности. Носилки и кареты переносили человеческие сущности, одетые удивительным манером, где господствовал красный цвет, подчёркивая жестокость лиц, выглядывавших из странных одежд.

Какое-то респектабельное здание выступало вперёд, словно крепость, со всеми очертаниями храма. Ориентер подтвердил мои наблюдения, утверждая, что это место предназначено для отправления церемоний внешнего культа.

Во время нашего прохождения по площади, когда мы любовались помпезным ансамблем строений, который красноречиво контрастировал с обширным царством нищеты, которое мы уже пересекли, кто-то грубо окликнул нас:

— Что вы здесь делаете?

Это был высокий мужчина, с орлиным носом и глазами филина, с манерами бесцеремонного полицейского.

— Мы ищем священника Грегорио, которому нас рекомендовали, — скромно объяснил Губио.

Чужестранец подошёл к нам и приказал сопровождать его. Он молча провёл нас к большому дому отталкивающего внешнего вида.

— Это здесь! — сухим тоном сказал он, и после того, как представил нас мужчине средних лет в длинной тунике, удалился.

Грегорио не был гостеприимен. Он уставился настороженными глазами удивлённого животного на Губио и спросил:

— Вы давно прибыли с Земли?

— Да, — ответил Инструктор, — и нам нужна помощь.

— Вас уже проверяли?

— Нет.

— А кто вас послал? — осведомился священник, заметно охваченный подозрением.

— Некая посланница по имени Матильда.

Хозяин вздрогнул, но всё же хладнокровно заметил:

— Я не знаю, о ком идёт речь. Но вы можете войти. Я пока что занят в мистериях, и не могу сейчас выслушать вас. Но завтра вечером вас отведут в секторы отбора перед тем, как быть допущенными к моей службе.

Больше ни единого слова.

Нас провели к служителю с неприятной физиономией, и мы направились к тёмной пещере. Откровенно говоря, я сопровождал Губио и Элои, растревоженный в душе неописуемым и всё поглощающим страхом.