От рождения до костра

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Специалисты-индологи изучают историю, язык, литературу и культуру тамильского народа. Но для широкого круга читателей написано так мало, что если спросить: кто такие тамилы? — очень немногие смогут хотя бы приблизительно ответить на?^тот вопрос.

А ведь именно с этим народом связано много легенд, преданий и смелых исторических гипотез. Сейчас тамилы живут («сейчас» означает здесь последние две — две с половиной тысячи лет) в юго-восточной части Индии в штате Тамилнад, что значит «Земля тамилов». Его площадь — свыше 130 тыс. кв. км, а население — около 50 млн. человек. Правда, тут живут не только тамилы, но также большие группы представителей соседних народов Южной Индии, говорящих на языках той же семьи, к которой принадлежит и тамильский (или тамиль), и выходцев из более далеких штатов страны, где говорят на языках, совсем не похожих на тамильский. Но «Земля тамилов» и есть земля тамилов, и они составляют здесь абсолютное большинство населения.

Морское побережье Тамилнада протянулось почти на тысячу километров — песок, песок и песок. Его омывают теплые воды Бенгальского залива, которые индийцы называют «шелковыми», а южная оконечность штата — она же и южная оконечность всей Индии — мысом вдается в неповторимую «смесь» вод, влекомых ветрами и течениями и принадлежащих не только Индийскому, но и Тихому и Атлантическому океанам. Россыпи золотистого песка, перемешанного с мелкими морскими раковинами, а вокруг до горизонта — волны и ветер. В глубину материка уходят поля, пальмовые плантации, сады, огороды, каменистые холмы, деревни, города и храмы…

Красивая и жаркая земля.

Тамилы невысоки, тонкокосты, в большинстве своем темнокожи, их черные и большие глаза отличаются «бриллиантовым блеском».

Женщины-тамилки из среды трудящихся слоев населения носят короткие домотканые сари, обычно без нагрудных кофточек, а мужчины — маленькие набедренные повязки и тюрбаны. Темные полуобнаженные люди от зари до зари работают в полях под палящими лучами солнца: пашут землю на буйволах, вручную сажают рисовую рассаду, вручную жнут созревшие злаки, вручную тяжелыми пестами в высоких ступах «рушат» зрелые зерна и вручную с плетеных широких совков ссыпают их, отвеивая на ветру полову. А на земле, словно красные лужайки, — огромные пятна рассыпанного для просушки жгучего перца, без которого не может обойтись на кухне ни одна тамильская хозяйка.

Пальмы здесь стриженые — листья идут на покрытие крыш, а иногда на изготовление стен бедных крестьянских и рыбацких хижин. У более зажиточных слоев населения — дома глинобитные, а у богатых — кирпичные. И в деревне сразу можно отличить квартал, заселенный членами «низких» каст, от кварталов, где живут члены каст, по традиции считающихся «высокими», или «чистыми».

Традиции, вспоенные не только столетиями, но тысячелетиями;, до сих пор еще ощутимо проявляются во многих сторонах жизни народа, что и отметил автор этой книги.

Знакомясь с материалами, собранными автором за время работы в Тамилнаде, я была поражена его острой наблюдательностью и жадным стремлением узнать как можно больше о каждой черте жизни тамилов, об их хозяйстве, быте, вере и поверьях, легендах и праздниках — словом, обо всем, что узнали и мы, совершив вместе с ним и благодаря ему увлекательное путешествие по земле такого далекого от нас и такого древнего народа.

Истоки истории тамилов теряются в не изведанных еще наукой глубинах времени. Много догадок и гипотез высказывалось по этому поводу учеными разных стран. Две из них особенно интересны. Первая предполагает родство тамилов, как и других южноиндийских народов, тоже говорящих на языках дравидийской семьи, с древним населением Восточной Африки, возможно и Египта эпохи первых династий. Полагают, что это загадочное родство можно связывать и с континентом (или цепью островов?), некогда соединявшим Африку с Индией, а затем скрывшемся в водах океана, — ведь предания о потопе есть и у народов Малой Азии, и в Индии. Доказывают-это и сходством традиционной несшитой одежды, которую носят и там, и тут, и наличием одинаковых круглых хижин на восточном побережье Африки и на западном берегу Индии, и еще целым рядом фактов.

Согласно же второй гипотезе, именно дравидоязычные пароды, и> в том числе предки тамилов, были исконными жителями Индии и создали древнейшую цивилизацию Южноазиатского субконтинента, известную, по месту первых находок, под названием цивилизации долины Инда, или цивилизации Хараппы.

Долина Инда — северо-запад субконтинента. Дальше к западу лежат страны Переднего Востока и Малой Азии. Цивилизация эта датируется IV–III тысячелетиями до н. э., и создавшие ее люди были не только земледельцами и строителями, возводившими городские здания из обожженного кирпича и прокладывавшими в земле-под своими городами сложную сеть водоотводных каналов, тоже облицованных кирпичом, — нет, они были также и мореходами и купцами. В раскопках обнаружены и иноземные вещи и изображения судов. Может быть, на них плавали по Аравийскому морю и добирались до Африки?

Эта цивилизация распалась во II тысячелетии до н. э., и люди под давлением исторических обстоятельств стали продвигаться на восток и на юг страны и, оседая отдельными группами и племенами по всей ее территории, дошли до южных ее областей и здесь расселились. Сейчас ученые пытаются расшифровать письмена этой цивилизации и, по мнению большинства из них, за исходный рубеж в раскрытии тайн умершего языка должен быть принят тамильский.

Куда же уходят корни истории и традиций тамилов? И в какое тысячелетие?..

Много народов приходило на субконтинент из других стран, Арьи, или арийцы, древние соседи и, возможно, родственники предков славян, — с бескрайних просторов причерноморских и прикаспийских степей — во II тысячелетии до н. э., древние иранцы — в I тысячелетии до н. э., греки, ведомые Александром Македонским, — вслед за иранцами, среднеазиатские скифы и белые гунны — в первые века н. э., арабы — в IX–X вв., а затем завоеватели, сменяя друг друга, волнами перекатывались через северо-западные горные перевалы из Афганистана, Ирана, Средней Азии. И завершились все эти нашествия колонизацией Индии европейцами — португальцами, французами и, наконец, англичанами.

Каждый из приходивших сюда народов оставлял свою печать на истории страны и вносил свой вклад в развитие ее духовной и материальной культуры.

Большинство тамилов исповедуют индуизм, религию, которая вложилась в древности в результате сложного взаимодействия местных верований и культов с идеологией арьев, которые, расселяясь по стране, смешивались с ее населением и внедряли повсюду свои обычаи и поклонение своим богам, усваивая одновременно и местные обычаи и веру. Вот так и вышло, что в индуизме в целом появилось тридцать три миллиона богов, и в каждой области страны есть свои, самые древние, самые привычные из них. В этой книге автор рассказывает нам о таких «родных» божествах тамилов, упоминая и е том, что этот народ почитает и общих богов индуизма.

Из смеси обычаев и нравов местных и множества пришлых народов сложились ритуалы, церемонии и обряды, свойственные большинству населения Индия, но имеющие свои особенности, оттенки в каждом штате, даже в отдельных районах и областях. Больше того — эти особенности выявляются и у отдельных групп населения одного и того же города или села: «высокие» касты, например, запрещают браки вдов, а «низкие» разрешают, в праздниках, проводимых первыми, не могут участвовать вторые и т. п. Причем сходство таких особых черт и оттенков прослеживается в Индии, так сказать, по горизонтали — у всех «высоких» обычаи более сходные, как и у всех «низких», чем у обоих слоев населения друг с другом. Поэтому многие описания и зарисовки автора, относимые им к Тамилнаду, могут показать нам по принципу указанного сходства ряд сторон жизни близких по социальному положению групп из среды других народов страны.

Это довольно ценная черта работы, сообщающая ей более широкий познавательный характер, чем было, видимо, задумано автором.

К целому ряду его наблюдений необходимо добавить слова «как и везде в Индии», что я и позволяла себе иногда делать при редактировании книги. Но для нас важны указания и описания, касающиеся именно тамилов. И их в книге достаточно.

Особенно интересны, например, и совсем новы для нас сведения о магии чисел и о приметах, связанных с разными числами и цифрами. Удивительную живучесть этой магии в Тамилнаде (и в Индии в целом) можно попытаться объяснить тем, что она помогает запоминанию чисел и манипулированию ими. К ней обращаются уже в школе и даже раньше — в семье, где еще совсем маленькие дети. И эта своеобразная мнемоника способствует восприятию информации и удержанию ее в памяти, тем более что большую часть элементов этой магии можно (и должно) объяснить вполне материальными категориями.

Уместно вспомнить и о том, например, что число «восемь» издревле занимает в мировоззренческих концепциях индийцев важное место: буддизм предписывал восьмичленный путь спасения, в индуизме есть обряды, которые содержат восемь элементов или должна повторяться восемь раз, известны 100 + 8 имен бога, 100 + 8 молитв и т. п. И в книге мы встречаем рассказ и о восьми путях достижения истинного познания — об известной тамилам издревле категории философии и логики, и о наборе восьми лекарственных средств, и о восьми страстях души, и об иных проявлениях влияния этого числа, как и ряда других, на умы и чувства людей.

В не менее новой для нас главе об именах приводятся содержательные сведения и пояснения, которые, к сожалению, нигде в нашей литературе до сих пор не появлялись. Ведь антропонимия — наука об именах людей — интересна прежде всего своей историчностью: в системе имен часто оказываются как бы законсервированными на долгие годы древние общественные структуры, семейно-брачные институты и многие обычаи, уже не сохраняющиеся в памяти новых поколений. Хочется надеяться, что наши индологи-языковеды опубликуют работы об анализе состава имен у разных народов Индии.

Очень хороши этнографические зарисовки автора, касающиеся обычаев, связанных с семейными событиями. Это не фотографии и, главное, не беспристрастные наблюдения чужеземца. С глубоким пониманием и горячим сочувствием пишет он, например, об обрядах, связанных со смертью, и вовлекает читателя в искреннее сопереживание горю вдовы, которое и в Тамилнаде, и в среде всех индусов из «высоких» и «средних» каст является горем, умноженным на бесконечность. Действительно, нам трудно себе представить, что означает вдовство у индусов, особенно для молодой женщины (а ведь даже детские браки еще не полностью изжиты в этой стране). Утрата усугубляется неизмеримо тяжелым комплексом резко изменяющегося отношения к вдове со стороны всех окружающих, всего общества в целом. «Ты виновата в смерти мужа, ты проклята богами, ты грешила в своих прошлых перерождениях, и за это воздалось тебе» — вот что читает вдова во взорах не только всех родственников и знакомых, но и каждого встречного. Ее боятся, ее сторонятся, ее ненавидят.

И несмотря на то, что новые общественные отношения меняют старые обычаи, несмотря на то, что еще в 1950-х годах были приняты законы, запрещающие преследование вдов, разрешающие им вторичное замужество и дающие им право наследовать часть имущества покойного мужа, все же застойность традиционного отношения к вдовам нарушается медленно. Лишь в среде образованных и, более того, европеизированных горожан они пользуются широкими социальными правами и лишены комплекса личной вины, хотя и тут очень редко выходят замуж вторично. В более же широких слоях индусской общины (повторяю — не в «низких» кастах, где общество не подавляет вдов) их участь не только печальна, но зачастую трагична.

Надо отдать должное жадной наблюдательности автора, который донес до нас, советских читателей, все особенности столь незнакомого нам индусского (здесь — в частности, тамильского) похоронного обряда, как кремации, так и погребения. Он умудрился увидеть и разузнать все — как маслом поливают костер, и чем присыпают и смачивают тело покойного, и как несут к месту кремации, и как хоронят, и в каких именно случаях происходит то или другое. Все эти сведения не только интересны для читателя, они ценны и для ученых: советских этнографов-индологов так мало, что они уже поэтому не могут уделять внимание этим первейшим по своей важности для них вопросам и не имеют возможности изучать их на месте. А старые обычаи в это время постепенно уходят, как вода в песок, и с ними вместе — закодированные в них бесценные данные.

Главы о тамильском календаре и о праздниках тоже чрезвычайно интересны и напоминают хорошо отснятый цветной документальный фильм. В диапазон описаний уместилось много материалов, касающихся не только тамилов, но несущих информацию и обо всей Индии, — от распространенной в стране веры во влияние планет на судьбы людские до таких деталей быта, как антиалкогольные традиции, особо соблюдаемые, как это ни парадоксально звучит, в дни праздников.

Типична для индусов и красочно описанная в книге бескровная коррида — ведь быков здесь никто не пытается убивать не только потому, что это священное животное, но и потому, что вообще в Индии зрелище насилия и кровавых сцен издревле отвратительно для каждого человека. Взрывы религиозно-общинной розни или межкастовых столкновений провоцируют иногда проявления крайней жестокости, но эти действия и сами провоцируются спекуляциями на религиозном или кастовом самосознании, которое в таких случаях может оказаться сильнее всех традиционных психических тормозов, и в том числе исповедуемой в той или иной мере всеми доктрины ахимсы, то есть ненасилия, неубийства, неповреждения чужой жизни.

С глубокой симпатией и все с той же нигде не изменяющей автору наблюдательностью он описывает и танцы, и народный театр тамилов, корнями своими тоже уходящие в толщу тысячелетий.

В книге нет рассказа о бхарата-натьям, классическом тамильском стиле танца, который стал уже общеизвестным. Когда-то его-исполняли только девушки девадаси — «рабыни бога» — под каменными сводами храмов бога Шивы. В независимой Индии, где большое внимание уделяется развитию всех форм народного искусства, этот танец стали изучать профессиональные танцовщицы и вывели его из-за стен храмов на площади, на эстраду и в театры. Артисты часто выезжают за рубеж, демонстрируя миру изумительно отточенное искусство «языка жестов» и пластическую красоту и выразительность поз. Многие из них были и в нашей стране. Советские люди видели этот танец по телевидению и даже некоторые талантливые наши танцовщицы стали изучать и исполнять несложные отрывки из него. Он описан также в работах наших специалистов.

Глубокая и искренняя симпатия автора к индийцам, полное отсутствие стремления «сыграть на экзотике», старание осмыслить и-правдиво донести до читателя все незнакомые нам явления жизни тамильского народа, сделать его ближе и понятней — все свидетельствует о том, что сохраняется у нас прекрасная традиция всестороннего изучения жизни дружественных нам народов Индии. У истоков этой традиции стоял Афанасий Никитин, а достойными продолжателями были Герасим Лебедев, И. П. Минаев, А. Е. Снесарев и другие русские путешественники и исследователи, никогда не спекулировавшие на показе мистики или чудес (чаще всего придуманных для заманивания доверчивых читателей), внимательно и сочувственно-вглядывавшиеся в жизнь индийцев, в их горе и радости, чаянья и успехи.

Надеемся, что книга Виталия Фурники вызовет интерес советских читателей — на каждой странице в ней можно найти что-то новое и до сего времени никем не описанное. Эту книгу с полным правом можно отнести к числу ценных вкладов в великое дело укрепления дружбы между советским и индийским народами.