Алекс вошла в хижину с одной-единственной комнатой и закрыла дверь позади себя, чтобы запечатать холод и, она надеялась, ухватить хоть немного времени, чтобы она могла совладать с шумом внутри нее. Она прислонилась к поддержанной панели и испустила длинный, дрожащий вздох. – Держи себя в руках, Магуайр.
Она хотела притвориться, что поцелуй ничего не означал, что очевидный факт, когда Кейд остановился, должен был сказать ей, что даже он думал, что позволять вещам между ними накаляться было плохой идеей. Кроме вещей, которые уже были накалены. Более чем горячо, и отрицание этого не помогало этому факту исчезнуть. Здесь нигде не было достаточно далеко, чтобы Алекс смогла контролировать свои опережающие мозг желания относительно Кейда. И факт в том, что она не хотела бежать от этого чувства, как футболист. Впервые в ее жизни что-то спугнуло ад в ней, но не испугало ее саму.
Нет, еще хуже, это то, что чувства к Кейду заставляли ее быть к нему еще ближе.
Страшнее всего, она чувствовала, что Kейд мог быть кем-то достаточно сильным, чтобы на него опереться, достаточно сильным для нее, чтобы открыться — действительно открыться, — рассказать обо всем, что она держала в себе так долго. Одна ее часть твердила, что он мог бы быть единственным человеком, достаточно сильным, чтобы пройти с ней через любой шторм, даже через мир с темными монстрами, где у ночи были зубы, и ветер ревел кровожадным голодом.
Кейд стоял бы с ней.
Алекс знала, что почти таким же способом она всегда могла узнать, когда кто-то ей лгал. Хотя она, могло показаться, не могла прочитать его так, как других людей, тот же самый врожденный инстинкт под сказал ей, что она понимала его, потому что Kейд, в некотором роде, был непохож на других людей. Он был не похож на любого человека, которого она когда-либо встречала или которого сможет когда-либо встретить.
Тот же самый странный, но непоколебимый инстинкт сработал в полете из Хармони, когда она так близко подошла тому, чтобы сообщить ему правда — обо всем, — о том, почему она и ее папа сбежали из Флориды. Правду о том, что действительно убило ее маму и брата.
Борьба с этим работала против импульса, который хотел, чтобы она впустила Kейда, и когда она накормила его отполированной ложью, которую использовала на столь многих других без малейшего раскаяния, то, что она не была честной с Кейдом, заставило ее почувствовать себя ужасно. Представьте себе, что она удерживала в тайне одну из самых фундаментальных истин о себе в Хармони ото всех, кто знал ее, с тех пор, как она была ребенком, а через несколько дней флирта с незнакомцем, она уже была готова выложить ему все это.
Но сейчас Кейд для нее уже не был незнакомцем. Он не чувствовался ей незнакомцем даже тогда, в первую ночь в церкви, когда его яркие серебристые глаза нашли ее пристальный взгляд через всю комнату.
И если все, что они делали с тех пор, просто флирт, тогда почему ее сердце чувствовало, что вырывается из груди каждый раз, когда она была рядом с ним? Почему она чувствовала, что это было против всей логики и причин, что ее тянуло к этому человеку?
С холодом прошлых воспоминаний и неуверенностью в будущем, окружающими ее, ей нужно было что-то сильное и теплое, чтобы удержаться.
Не просто что-либо или кто-либо… только он.
Теперь ей нужна была теплота Кейда— его сила, — даже если это только на время.
В сарае в дальнем конце участка было достаточно крепких дров, и он остался сухим и выглядел как аккуратная пристройка с инициалами Генри Тулэка.
В лесу было обычным делом, когда странники высматривали друг друга, оставляя топливо и еду для следующего человека и уважая землю, чтобы сохранить ее для других, а также для себя.
Когда Kейд вытащил из подставки бревна и отложил в сторону, он стал искать то, что может сойти за топливо, которым он сможет разжечь дрова в комнате. Он встал на колени и расстегнул молнию на своей сумке. Единственной вещью, которую он привез и которая была полезной для кого-то в дикой местности, было его оружие, убивающее Отверженных, но оно было слишком ценным, чтобы оставлять его здесь. Тогда нож. У него было больше одного в сумке.
Когда он залез в сумку в поисках клинка, которым он мог оказать сопротивление, пятка его ботинка наткнулась за что-то твердое и белое, зажатое между половицами сарая. – Что за черт?
Он отодвинулся в сторону, чтобы получше рассмотреть то, что он, возможно, раздавил.
Медвежий зуб. Длинный, острый клык цвета слоновой кости, как будто по нему уже прошлись ботинками несколько раз. Но не сам зуб заставил кровь Кейда застыть в жилах. Это была тонкая нитка плетеной кожи, привязанная к зубу. Точно такая же нить, которую он видел прикрепленной к другому зубу, который он видел недавно.
Тот он счел окрашенным и высушенным, с застаревшей засохшей человеческой кровью и скрытый в частном тайнике небольших сокровищ Сета. Скрученная коллекция подарков, сохраненных убийцей.
Его брат был здесь.
Ох, Христос … Сет убил человека, который был найден мертвым и разложившимся на этом в прошлом году?
Кейд хотел отрицать доказательство в руке, выдавая его за простое совпадение, но неприветливость, которая обосновалась в его груди, подсказала ему, что его близнец был в этом самом месте зиму назад, когда Генри Тулэк сделал свой последний вдох.
- Сукин сын, - прошептал Кейд, с болью понимая это, даже при том, что он искал доказательства причастности его брата к этим делам с самого приезда в Аляску.
Его брат был убийцей. Не лучше, чем Отверженные, которых Кейд всегда ненавидел, и теперь охотился на них, как член Ордена. Ярость в нем накалялась, негодуя не только из-за Сета, но и из-за себя, потому что он все еще полагал, что не его брат сделал это. Сердцем Кейд знал, что не было никакой ошибки. Никаких сомнений, чтобы как-то извинить Сета и отвращение от его убийств.
Кейд поработал с зубом медведя кончиком ножа и поднял его перед собой, глядя с отвращением на доказательство того, что это сделал его проклятый брат. Те же самые доказательства теперь заставили Kейда сделать то, что было справедливым и правильным — сделать то, что было его обязанностью, не только для Ордена, но и как мужчины, личный кодекс чести которого потребовал справедливости.
Он должен был найти Сета и положить конец его убийствам.
Он должен был уехать, прямо сейчас. Он слишком долго находился на краю ярости, чтобы полететь обратно в Хармони с Алекс; он бы пошел пешком, чтобы начать свою личную охоту, ведь полуденный рассвет будет только через пару часов. Он пройдет весь чертов штат пешком, если будет нужно – позовет волков, чтобы они помогли ему найти Сета, если он не сможет найти его достаточно быстро.
Кейд запихнул очаровательный медвежий зуб в передний карман своих джинсов и воткнул нож в бревна на подставке, хотя сейчас ему не нравился лес. Единственное, в чем он сейчас нуждался, так это послать все к чертям и делать работу, которая, в первую очередь, привела его домой на Аляску.
К тому времени, как он прошел от сарая до домика, он стал пороховой бочкой гнева и смертельной цели. Но когда он открыл дверь, готовый дать неопределенное оправдание, почему ему пришлось бросить ее тут, его встретили теплый воздух и золотое пламя, потрескивающее в небольшой печи в центре дома.
И Алекс, сидящая в гнезде из спальных мешков и пуховых одеял. Ее светлые волосы были распущены, ниспадая взъерошенными волнами на ее голые плечи. Голые, голые плечи, точно так же, как и ее длинные, стройные ноги, которые выглядывали из-под изодранного одеяла, которое только частично закрывало ее.
Святое дерьмо…красивая, сексуальная Алекс, обнаженная и ждущая его.
Kейд откашлялся, внезапно слова исчезли, не говоря уже об оправданиях, которые он хотел ей вручить, почему он должен был сразу же уехать.
- Я, эм…я нашла немного дров и спички в том ведре, - сказала Алекс. – Я подумала, что могу высушить свои вещи.
Высушить? Если бы она была хоть немного горячее, Кейд сгорел бы на том же самом месте, где стоял. Его сердце все еще колотилось от неприятного открытия в сарае, но теперь его ритм взял более глубокий, более быстрый удар. Он почувствовал, как яростно задергалась мышца на его челюсти, когда он наблюдал, как мягкий свет от камина танцевал на ее гладкой, сливочной коже.
- Алекс…
Он слабо встряхнул головой, неспособный подобрать слова, чтобы ей отказать. Дюжина или больше рассуждений, почему это было плохой идеей — особенно теперь, когда обязанность заставила его отложить свою собственную эгоистичную тягу и полностью сосредоточиться на миссии, за тем его сюда и послали туда, — исчезли из его пропитанного жаждой мозга. Голод затопил его, преодолев даже гнев, который чуть не поглотил его минуту назад снаружи.
Это было плохо, эта нужда в ней. Учитывая сроки, он не был уверен, что прямо сейчас, приводить их с Алекс отношения к интимному уровню, было худшей из идей.
То есть, пока она не встала и не пошла прямо к нему. Изношенное одеяло, которое было свободно обернуто вокруг ее тела, тянулось позади нее, и теперь ему открывался беспрепятственный вид на ее стройные, бесконечные ноги с каждым медленным шагом, который она делала. И когда она приблизилась, тонкая ткань сместилась, обнажая мягкую белую кожу ее левого бедра, Кейд увидел крошечное темно-красное родимое пятно – каплю, падающую в чашу полумесяца, которая переместила всю эту ситуацию из категории “Ваших основных плохих идей” прямо в зону бедствия.
Она была Подругой по Крови.
И это меняло все.
Поскольку Александра Магуайр не была просто смертной, человеческой женщиной, с которой он мог поиграть, выкачать из нее всю информацию, возможно, потрахаться некоторое время, и, в конечном счете, забыть. Она была важна, как часть семьи для одного из представителей его вида, женщина, которая была уважаемой и столь же драгоценной, как золото.
Она была чем-то редким и удивительным, чем-то, чего он чертовски не заслуживал, и у нее не было представления о своем происхождении.
- О, Господи. - Его вещевой мешок свалился на пол. Его дела с Сетом и Орденом должны подождать. – Алекс, есть кое-что…о чем мы должны поговорить.
Она улыбнулась чувственной, игривой, кривой улыбкой. – Только не говори мне, что ты чем-то болен или тебя привлекают только парни…
Он уставился на нее, задаваясь вопросом, были ли подсказки, которые он пропустил по пути. Но сначала он не рассматривал Алекс, как нечто большее, чем источник информации, непреклонный свидетель, которого он должен был каким-то образом раскрыть. Как только он поговорил с нею, он начал любить ее. И как только он начал любить ее, стало трудно не жаждать ее.
И теперь?
Теперь им двигала честь, чтобы защитить эту женщину любой ценой, и это включало в себя ее защиту от попадания в руки мужчины, как он. Он подвергал ее опасности, уже будучи рядом с ней, затаскивая ее все глубже и глубже в свою миссию Ордена, а после сегодняшнего дня, и в ужас больных игр его брата.
Если он хоть наполовину воин, он пообещал себе, что вытащит Алекс из этого ада и отвезет обратно домой, чтобы она никогда не увидела его снова.
- Кейд? - Она немного приподняла свою голову, когда подошла ближе, ее тон был игривым. – Это, эм, не то, что ты хотел мне сказать?
- Нет. Не то.
- Ну, это хорошо, - сказала она, практически мурлыча. – Потому что сейчас я действительно не хочу разговаривать.
Кейд глубоко вдохнул, когда она переместилась еще ближе, между ними было не более дюйма и тонкого клочка шерсти. И ее аромат…теплой женской кожи, и пряно-сладковатый след чего-то неуловимого, что, он теперь знал, должен был быть аромат ее крови, уникальный для каждой Подруги по Крови.
Даже без проклятого родимого пятна, черт возьми, несмотря на него, Александра Магуайр была опьяняющим сочетанием, окружившим него – прошедшим сквозь него, как самый мощный наркотик.
Она смотрела на него, ее карамельно-карие глаза были темнее, чем обычно, глубокие океаны, в которых хотелось утонуть. – Я хочу быть с тобой, Кейд, здесь и сейчас. – Медленно, она стянуло одеяло, обнажая себя полностью, и обернула свои руки вокруг его шеи, опершись на него. Высокая температура ее обнаженного тела иссушила его, отпечатала себя в его памяти, как фотография. – Я устала ощущать себя холодной все время. Я устала ощущать себя одинокой. Но сейчас я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, Кейд. Я хочу чувствовать твои руки на своем теле.
Ей не пришлось просить дважды. Он знал храбрость, которую она проявила, чтобы стать уязвимой перед ним, показать ему себя такой. Он не мог притворяться, что хочет этого меньше, чем она. Он жаждал ее с того момента, как увидел первый раз. Теперь все его благие намерения – все его мысли про обязанность и честь – немедленно испарились.
Он провел одной ладонью вдоль тонкой линии ее позвоночника, другой он стал нежно ласкать ее щеку и шелковистую кожу затылка. Ее пульс трепетал напротив подушечки его пальца, когда он провел ею по сонной артерии. Когда он поиграл с этим мягким, эротичным участком кожи, она закрыла глаза и откинула голову назад, предоставляя ему больше доступа, что было мудро́.
Собственный пульс Кейда гулко стучал, а каждый стук ее сердца, каждая мелкая дрожь, проходящая сквозь ее тело, когда он ее гладил, породили в нем огромный голод. Он опустил голову и уткнулся носом в ложбинку между шеей и плечом, решившись только на краткий поцелуй, когда его клыки заполнили рот и язык желал попробовать ее на вкус. Он низко зарычал от желания и переместил свой рот от горла ниже по изгибу ее тела, поднося ко рту розовый сосок одной из грудей.
Он посасывал его, осторожно, чтобы не задеть нежную кожу кончиками его острых клыков, когда он втянул небольшой бугорок глубже в рот, перекатывая его на языке и упиваясь ее удушающими вздохами удовольствия. Он опустил свободную руку на сладкую выпуклость ее ягодиц, а потом он провел рукой по ее нежным складочкам. Она чувствовалась так хорошо в его руках, так правильно. Он прижал ее ближе к себе, позволяя проникнуть глубже в ее женское естество. Она была влажной и горячей, ее плоть радушно приветствовала его, когда он проник глубже.
- О, Боже, - выдохнула она, извиваясь в его объятиях. – Кейд…
Со стоном он освободил ее грудь от своего играющего рта, и вернулся к ее губам, поймав ее вздох глубоким, голодным поцелуем. Хотя она не уступала ему в лихорадочном темпе, именно он был тем, кто установил его, более быстрый, чем нужно, но он слишком далеко зашел, чтобы делать это медленно. Он слишком хорошо знал, что изменения прошли через него— изменения, которые требовали какое-то объяснение, которые требовали разговора, чего-то, чем она не интересовалась прежде и чего-то, к чему он был неспособен в данный момент.
Все еще целуя ее, неспособный отнять свой рот от ее, он повел ее обратно к гнезду из одеял возле огня. Вместе они раздели его, поспешно избавившись от его пальто, рубашки, ботинок и джинсов. Кейд стащил остальную часть своей одежды, когда Алекс прервала поцелуй и провела языком вниз по его шее. Он задрожал от внезапного всплеска желания, которое затопило его вены, почувствовал порыв крови, мчащейся через его конечности вниз, к пульсирующей длине его члена. Его кожа покалывала от изменения цвета дермаглифов, своеобразной маскировки Рода, которые отходили от его груди к рукам и вниз по бедрам. Глифы, которые обычно были на тон или два темнее его собственного цвета кожи, конечно же, были насыщенного цвета, темнея, чтобы отразить желание, которое он чувствовал к Алекс.
- Ох, черт, - прорычал он, с шипением всасывая воздух, когда она игриво прикусила кожу на его челюсти. Он не знал, сколько еще сможет взять. Когда она наклонилась и погладила длину его члена, он не смог сдержать животный рык. Она приблизила головку к своей плоти, ее прикосновение было любопытным и требовательным, когда она погладила свою влажную горячую кожу.
- Ложись со мной, - сказал он, его отрывистый голос рассекало дыхание.
Он взял ее за руки и опустился на, покрытый одеялом, пол комнаты, целуя ее, когда он нежно подмял ее под себя. Она была настолько мягкой и теплой возле его тела, ее руки были обернуты вокруг его плеч, а ее бедра были разведены там, где его бедра вклинивались между ними. Его член устроился во влажной расщелине ее плоти, появилась необузданная потребность двигаться глубоко, но Kейд только играл возле ее входа, скользя между шикарными лепестками ее тела, пока дразнил ее ртом, водя им вдоль всей шеи. Он достиг низа, чтобы взять его в руки, потирая жесткой плотью мягкую, используя кончик его члена, чтобы погладить небольшой бугорок ее клитора. Она застонала, выгибаясь, чтобы встретить его темп, и расставив ноги, чтобы пригласить его глубже. Он не поддался искушению, но с трудом.
Она попросила, чтобы он сделал ее теплой, и она такой уже была, но он хотел сделать ее более горячей, чем она когда-либо была. Внезапная потребность сделать ее своей – доставить ей огромное удовольствие, которое она никогда не получала, – стукнуло в его крови, как барабан. Ошеломленный этим чувством, он немного отстранился от нее. Но Алекс выглядела слишком хорошо, чувствовалась слишком хорошо, и прежде чем он смог напомнить себе, что она заслужила большего, он провел дорожку поцелуев вниз по ее телу. Он наслаждался каждым сладким дюймом ее от небольших холмиков грудей к твердым мышцам ее живота и убийственной маленькой родинкой на бедре, которая сделала все это удовольствие и эгоистичную нужду в ней такой неправильной.
Но неправильно или нет, столь же эгоистичный, каким и был раньше, чтобы признать свое желание Алекс, теперь он не сопротивлялся. Чувство ее, лежащей под ним, бросило его в пот. Аромат, потянувший его к сладкому местечку между ног. Он поцеловал ее там, используя свой рот, язык и зубы, пока она не начала извиваться. И все равно, он не останавливался. Он целовал ее грудь и одновременно ублажал ее, пока она не вскрикнула и выгнулась под ним в сладостной кульминации.
И даже тогда он не остановился.
Он продолжал целовать и посасывать ее грудь, поглаживая ее, принося ей новую волну дикого желания, и только тогда он приподнялся, накрывая ее тело своим, и глубоко вошел в нее, зарычав, когда горячие, влажные стенки влагалища обхватили его член. Он вошел в нее, понимая, что ему также нужны были эта теплота, эта мысль — даже если временная, — что он не был одинок. Алекс была нужна ему в этот момент так же, как он был нужен ей.
Он двигался в ней по кругу, усиливая давление. Все жарче и жарче, все туже и туже, пока он не смог больше сдерживаться. Он туго вошел в нее с такой силой, на всю длину, что она могла принять, зарываясь лицом в ее плече, когда его семя выплеснулось в нее.
Он не мог сдержаться, даже если бы попытался, хотя угрозы беременности не было, пока не произошел обмен кровью. Но даже это оказалось более заманчивым, чем должно было быть. Клыки Кейда удлинились и стали давить на десны, когда он потерялся в жаре Алекс. Он слышал ее ускоренное сердцебиение, чувствовал его бешеным эхом собственного сердцебиения. И там, где его рот прикасался к ее коже, он чувствовал толчки ее крови, пульсирующие под ее нежной кожей.
- О, Господи…Алекс, - прошипел он, измученный той реакцией, которую она у него вызвала.
Инстинкты Рода в нем требовали, чтобы он сделал эту женщину своей, как только он завладел ее телом.
Кейд с трудом боролся с этой потребностью, но это было чертовски нелегко. Он прижал ее спиной к себе, поглаживая сзади, чтобы скрыть изменения, которые произошли в нем во время трансформации.
- Ты в порядке? – спросила она, когда он попытался достучаться хоть до каких-то зачатков здравого ума.
- Да, - выдавил он через мгновение. – Лучше, чем представлял.
- Я тоже, - сказала она, ее улыбка прозвучала в сонном и удовлетворенном голосе, когда она тепло выдохнула. – Если ты задаешься вопросом, обычно в мои обязанности пилота не входит ублажение моих клиентов.
- Это хорошо, - сказал он голосом, больше похожим на рычание, когда прижал ее ближе к своему теплому телу. Он не хотел, чтобы она “ублажала” еще кого-то, он понял это. Ему бы не понравилась эта идея еще того, что между ними произошло, и он был чертовски уверен, что не примет ее сейчас.
- А как насчет тебя? – спросила она, когда он накрыл их обоих одеялом, чтобы скрыть метки на своем теле.
- Что насчет меня?
- Ты…делаешь такое часто?
- Беру обнаженную и сексуальную летчицу посреди аляскинских лесов? – Он на минуту остановился, давая ей возможность подумать, что он серьезно рассматривает этот вопрос. – Нет. Такое было впервые.
Чувство собственничества росло с каждым ударом сердца, когда Кейд думал об Алекс с другим мужчиной. Он задался вопросом, не то ли, что она Подруга по Крови, привлекло его к ней. Но он подумал, что родимое пятнышко, которое связывало ее с темным миром, в котором он жил – связывало ее с Родом - было наименьшим качеством, которые привлекло его в Александре Магуайр. Последнее, в чем он сейчас нуждался, это в эмоциональной связи, меньше всего с женщиной, носящей метку капли, падающей в чашу полумесяца.
Но он запутался. Фактически, он завязал еще несколько узлов в этой невозможной ситуации. Проклиная себя, как первоклассного идиота, кем он и являлся, он поцеловал ее в макушку и притянул к себе, ожидая, пока его глаза и зубы примут обычный вид, чтобы появилась возможность ускользнуть.
Это заняло время, и даже после того, как его тело приняло нормальный вид, его голод к этой женщине остался с ним.