День 1
— Мне нужно кое в чем признаться, — решаюсь поздним вечером, когда Родион уже одной ногой в царстве Морфея.
Сонную одурь с него как ветром сдувает. Резко садится в кровати, расправляет плечи, но через минуту опускает и оборачивается на меня со взглядом побитой собаки.
Сажусь тоже, обхватывая его обеими руками.
— Я тебя люблю.
— Ты говорила. И уверяю, я запомнил, — отвечает недовольно.
— Я тебя обманула.
— Мне сразу тебя грохнуть или будешь настаивать на последней трапезе?
— Есть и вправду хочется…
— Саша, — рычит медведем.
— Не в том, что люблю, — заверяю торопливо. — До этого. Недели две назад, может чуть больше…
— Са-ша, — хмурится и сжимает челюсти.
— Я не выпила ту таблетку, — отрываю пластырь и закусываю губу в ожидании страшной кары.
Лицо Туманова разглаживается. В глазах появляются искорки надежды. А я вдруг отчетливо понимаю, что плевать ему на ложь. Важен лишь сам факт.
— Я еще не делала тест, но задержка прилично… хотела вместе.
— Давай, — хрипит и улыбается. Откашливается и повторяет: — Давай. Сейчас?
— Ну вообще больше шансов утром…
— Давай сейчас и утром. Только в аптеку сгоняю, я быстро.
Начинает сползать с кровати, я дожидаюсь, когда полностью оденется и хихикаю:
— У меня с собой.
Родион бросает на меня укоризненный взгляд, а я не могу сдержать широкой улыбки. В одной простыне проплываю мимо него, торжественно выхожу из спальни и ускоряю шаг до сумочки. Обратно почти бегу, но в комнату вхожу все так же вальяжно.
— У тебя пятки к полу прилипают, — замечает со смешком, когда я почти успеваю закрыться в ванной.
День 2
Туманов лежит с закрытыми глазами. Руки за головой, на губах блуждающая улыбка, простынь прикрывает лишь самое сокровенное, все прочее великолепие манит мой взгляд. Еще совсем рано, спать и спать, но я на таком внутреннем подъеме, что четыре часа перезагрузки кажутся излишеством. Хватило бы и трех. Двух. Вообще не спать.
Двигаюсь ближе и, прежде чем устроить голову на его груди успеваю увидеть, что его улыбка становится шире. Он сразу же опускает на меня руки и подтягивает выше, крепко обняв и поцеловав.
— А еще она беременна, — говорит хвастливо, а я смеюсь ему в шею. — Мне надо кому-нибудь рассказать, Саш. А то порвет.
— Кому?
— Всем. Поехали на дачу? По пути заскочим к Зотову и Василию.
— Иришка застукала мне в аптеке за покупкой теста, так что брат уже в курсе. Кстати, о даче…
— Было?
— Было, Родь, — вздыхаю. — Еще как было… прям ух как.
— Я так и понял, — ворчит и шлепает по попе. — Не понял только, почему под дуру закосила. Точнее, понял по-своему.
— Расстроился? — сама расстраиваюсь и трусь о его шею носом.
— Пиздец как. Не ври мне больше, Саш. Никогда не ври, не юли и даже мысли не держи. Наказывать буду жестко.
— Ты так наказываешь, что хочется ослушаться. Как можно грозить пряником? Кто так делает вообще?
Туманов обреченно вздыхает и целует меня в голову.
— Я. Скажи спасибо моей матушке.
«Всенепременно», — думаю и ухмыляюсь, пользуясь тем, что он меня не видит.
День 5
— Я понял, почему вы тут окопались, но не понял, куда вам, нахрен, столько компота? — сокрушается Зотов, разглядывая вереницу трехлитровых банок на полу.
— Внутрь, — хмыкает Родион.
— Яблок хоть задницей ешь, — морщусь и задираю гудящие ноги на колени Туманова. — Урожайный год. Возьмешь ящик?
— Задницей есть?
— Ну не своей же. Беременным нужны витамины.
— Яблоками меня еще не пиздили. Отличная идея, Сань.
— Да ладно тебе, — отмахиваюсь вяло, потому что Родион уже начал разминать мои ступни и такого экстаза я не испытывала… да никогда. — Как хорошо… — бормочу, закатывая глаза. — Разочек в нос дала и все. Подумаешь, — заканчиваю мысль.
— Еще цветами.
— Может, у нее аллергия.
— Ага, на меня.
— Так быстро сдаешься?
— А с чего бы мне напрягаться? Не хочет помощи — не надо. Уговаривать не собираюсь.
— Отвези ей яблок, — поддерживает Туманов. — Похер ей на твои бабки.
— А мне — на нее.
На следующий день просыпаемся часов в шесть, а его уже и след простыл. Приезжает часа через три, задумчивый и хмурый.
— Не приняла? — спрашиваю ласково, на всякий случай поглаживая его по руке.
— Приняла, — отвечает задумчиво.
— А чего ты тогда такой?
— Не знаю. Спасибо сказала.
— И?
— И улыбнулась. Ведьма. Стопудово прокляла.
— Неужели? — уже едва сдерживаю улыбку, а Родион тактично отходит, чтобы давиться смехом подальше.
— Отвечаю, — заявляет авторитетно. — На других баб даже смотреть не хочется.
День 7
— Я уволился, — объявляет брат с порога, а Иришка льнет к его плечу и загадочно улыбается.
— Все к лучшему, — успевает поддержать папа. — Скоро сын, работа у тебя сложная, опасная. График ненормированный. Офис? — интересуется невзначай.
— Ну, почти, — чешет затылок брат и проходит в кухню. Бросает на стол синее удостоверение, а глаза папы расширяются.
— Кажется, я немного поторопился.
— Круто! — брякаю уважительно, раскрывая корочку частного детектива.
— А, да, вот еще, — мямлит брат, доставая из пакета диплом. — Заочно, но…
Папа дрожащими руками берет документ, а Ольга Михайловна громко всхлипывает и складывает ручки у груди. Не выдерживает и первой торопится обнять героя дня.
— Да заочно же, — окончательно смущается брат, а его лицо наливается краской.
— Васечка, какой ты молодец! — старательно подливаю маслица в пожарище на его лице. — Когда только успел?
— Пару месяцев назад, — не удерживается от издевки брат, — не хотел своими новостями затмевать твои.
Прикусываю язык и тяну его за уши вниз, много раз целуя в одну щеку.
— Сыщик — не лихо? — шепчу едва слышно.
— Пока помощник. Потом.
Отмечаем, конечно же. Все веселятся, кроме Зотова. Этот сидит грозовой тучей, а мы с Родионом то и дело переглядываемся, ожидая первый раскат грома. Но Дима бросает ключи от машины на холодильник и опрокидывает первую стопку.
— В общем, Сергеич меня крепко в оборот взял, — делится брат, когда вдвоем прогуливаемся по саду. — Зачем тебе этот геморрой, бюрократия, зарплата нищенская. Кругом одни алкаши, бандюги и наркоманы, сам толком детства не знал, ребенку своему того же желаешь? По существу все, я сам об этом думаю постоянно, но надо отдать ему должное, знал, куда давить. Я, говорит, свое отбегал, пожить для себя хочу, а ты молод, с нужными людьми познакомлю, опытом поделюсь, работенка не пыльная, сам себе дела выбираешь. По большей части в тачке торчать с фотоаппаратом, так что… Да и деньги… А я так удачно юридическое образование получил, он буквально за пару дней мне лицензию выбил через знакомых. Да и Иришка поддержала.
— Я тобой горжусь!
— Я тебе благодарен, — целует в макушку.
— Как ты заставил Тумана гавкать с определенной частотой?
— Пасть ему держал и отпускал в нужный момент.
Прыскаю, представив картину, но веду плечами, вспомнив, где была сама в тот момент.
— Нашел Марину?
— Нашел. У Ильина тетка двоюродная, у той подруга, у нее сын, у того дачка. Там сейчас война за каждый совместно нажитый рубль. Ушлая бабенка пытается найти лазейку в брачном контракте и урвать хоть что-то, но, судя по настрою Борисова, без шансов.
— Как он? — спрашиваю тихо.
— Да че с ним будет? — отзывается презрительно. — Не парься, Саш. Бандажом своим на руке гордится неимоверно, благородством в отношении тебя — подавно. Такие люди не меняются.
День 9
— Я че, купец? — злится Зотов, когда Родион ставит в багажник его машины ящик с соленьями. — Убери это дерьмо из моей тачки!
— Сам ты дерьмо, — обижаюсь за овощи, а Туманов гневно раздувает ноздри.
— Я не о том, — морщится Зотов и запускает пальцы в волосы, расчесывая кожу головы так, что кажется, будто скальп пытается содрать. — Короче, доеду до нее. Предложу помощь в последний раз. В последний! И вы отвалите от меня раз и навсегда. Все всё поняли?
Прощаемся с родителями, рассаживаемся по машинам, выезжаем в город.
— Что-то тревожно мне за него, — вздыхаю, пристраивая голову на руке Родиона.
— Неадекват, — соглашается Туманов. — Отрицание до добра не доведет.
— Давай-ка за ним, Родь.
— Как скажешь, — говорит абсолютно серьезно, а меня начинает размазывать по сиденью.
— Обожаю, когда ты так говоришь, — мурлычу ласковой кошечкой и трусь о его руку щекой и носом.
— Я в курсе, — довольно хмыкает Туманов.
Во двор въезжаем сразу за Димой. Останавливаемся метрах в пяти, выходим и слышим визгливые крики какой-то женщины.
— Позорище! Стыдоба! Наказание! Ноги твоей чтобы тут не было!
— Не к добру, — озвучивает Туманов мои мысли, а я ловлю злой взгляд Зотова.
Его слепая ярость гасит белый свет, так кажется в ту минуту. И вся она обращена на женщину, выливающую ушат помоев, высунувшись из окна третьего этажа. Подходим чуть ближе, чтобы увидеть то же, что и Дима.
— Пиздец, — снова комментирует Родион, хмурясь, а я согласно киваю, испытывая жгучую обиду за девушку.
Карина ее зовут. И в данный момент она стоит у подъезда с двумя объемными сумками в руках и пытается не плакать.
— Кольцо фиктивное где? — вполголоса гремит Родион.
— Тут, сейчас, — бормочу, снимая с шеи цепочку, на котором его ношу.
— Куплю тебе другое.
Забирает и печатая шаг подходит к Зотову. Молча сует его ему в карман и возвращается ко мне. Дима опускает руку, сразу же вынимает и прямой наводкой идет к девушке. Что-то быстро говорит ей на ухо и встает на одно колено. Ее мать тут же затыкается, но ненадолго. Когда Карина принимает предложение, ахает, охает и пытается лебезить, очевидно, оценив прикид Зотова и его машину. Дима встает, поднимает голову, а потом правую руку, показывая ей средний палец, чем вызывает широкую улыбку девушки, которую она безуспешно пытается спрятать.
День 10
— К этому все и шло, — Карина прячет разочарование и горечь за ухмылкой. — Она настаивала на аборте, я наотрез. Сначала уговаривала, типа, ты не знаешь, как это — растить ребенка одной. Расписывала, как ей со мной нелегко пришлось. В красках, — хмыкает и морщится, хватаясь за живот.
— Нормально? — напрягаюсь, а она отмахивается:
— Да, постоянно пинает.
— Потому что нервничаешь, — замечаю наставительно, ставя на стол тарелку с угощениями к чаю.
— А спокойной жизни у него и не будет, пусть привыкает. В общем, она еще тогда сказала, помогать не будет. Ослушаюсь — сама буду решать свои проблемы, она горбатиться снова на трех работах не намерена. А я как бы тоже не ломовая и не идиотка, понимала, что как только живот появится, меня попрут. И о декрете можно даже не мечтать.
— Где ты работала?
— У шеста, — снова хмыкает и спрашивает насмешливо: — Наложишь пирожных с собой?
— А ты уже собралась уходить? — приподнимаю брови и бахаю на стол две чашки. — Поверь, ты не хочешь видеть, как Зотов собирает кроватку.
— Я и его не хочу видеть, — строит недовольную мину и отводит взгляд. — Спаситель хренов. Мне эти мужики, живущие по понятиям, в печенках уже. За братву в огонь, а как обязательства перед собственной бабой — голову в песок. Я этого мудозвона, папочку твоего, — похлопывает себя по животу, — по чужим хатам отлавливала. Месяц от меня прятался. Месяц! Сволочь… земля ему пухом. Но, деваться некуда. Когда родная мать с пузом за порог выставляет, особенно не повыделываешься. Друзья есть, конечно, но мотыляться с квартиры на квартиру с грудничком… так себе история.
— Что он тебе сказал вчера? — любопытствую, скрывая улыбку за пирожным.
— Фиктивно, — кривит губы Карина. — На время.
— Романтик, — фыркаю с набитым ртом.
— Спасибо за яблоки, — ухмыляется, кивая вбок, где стоят три коробки с горкой. — Вкусные. Но вкуснее — идиотское выражение лица, с которым он мне его вручал, — ехидно улыбается и делает глоток чая, надменно прикрывая веки.
— Почему деньги не взяла?
— Почему же не взяла, — пожимает плечами и деловито откусывает от песочной корзиночки, а я откровенно давлюсь чаем.
День 20
— Сашуль, — шепчет Родион, целуя в шею, а я томно улыбаюсь и с удовольствием потягиваюсь. — Помнишь, какой завтра день?
— Какой? — мурлычу сонно, запуская пальчики в его волосы.
— День нашей свадьбы, — вздыхает Туманов.
— Твою мать! — рявкаю в голос, резко открывая глаза. — Платье!
День 21
А стол мы накрыли в гостиной, для самых близких. Всего одиннадцать человек включая нас самих, но столько искреннего смеха, слез счастья, теплых поздравлений и любви на квадратный метр, что только Даня не выдержал, отчалив раньше остальных. Все прочие гости поняли, что пора расходиться, когда у Карины отошли воды.
Много дней после
Квартиры без сожаления променяли на загородные дома. Никогда еще решения не были такими простыми и логичными: с тремя детьми стало слишком мало места. С тремя девочками, обожающими, когда папочка в зубах притаскивает очередной наряд. Моя школа. Моя гордость. Мое безграничное счастье.
Зотов так и не развелся. Спустя год после росписи, на которую они никого не позвали, сделал повторное предложение, отобрал «фиктивное» кольцо и передал его Борисову как эстафету. Спустя еще год Карина снова забеременела, ее ухмылка стала шире, а Зотов изъял из разговорной речи слово «ведьма» и заменил его на «тебе что-нибудь нужно?».
Даня женился через два года после развода. На Марине. На тех же условиях. Мы редко видимся, слишком сильно разошлись во взглядах на жизнь.
Вася оправдал все ожидания Сергеича. За эти годы провел несколько крупных расследований, но предпочел остаться в тени, хотя, в одной из газет мелькнула строчка-упоминание о неком частном детективе, без содействия которого дело так и осталось бы нераскрытым. Храню вырезку в семейном альбоме. Не в том, где снимки того, как девочки делают макияж мужу, в другом.
Родители по-прежнему живут вместе, на даче. Это странно, но мы предпочитаем вообще не спрашивать, какие у них отношения. Папа почти не пьет, Ольге Михайловне — подспорье в делах, нам удобно, а остальное… не наше дело.
Всю жизнь я была убеждена, что чувства с годами остывают. Я была готова к этому, считала логичным, как течение времени. И, пожалуй, они действительно изменились. Их стало больше. Туманов любит до одержимости. Меня, наших девочек. С каждой новой беременностью муж будто шире в плечах становится. Еще крепче, еще больше, еще сильнее, чтобы на его спине хватило места всем. А я цвету. От внезапных милых сюрпризов, когда вижу, как он возится с дочерьми, когда работает, изредка подмигивая через стекла очков, когда с аппетитом уплетает мою стряпню. Даже когда заставляет меня потеть в спортивном зале, обустроенном в подвале нашего дома. Злюсь, обижаюсь, что он не любит мое тело, а он стоит рядом с моими старыми «контрольными» джинсами на плече и даже бровью не ведет, пока я не заканчиваю тренировку. Потом ластится, в сотый раз объясняет, что не хочет больше видеть моих слез по поводу поплывшей фигуры, я великодушно прощаю, а через день все снова повторяется. У всех свои традиции.
Всю жизнь я была убеждена, что в браке буду за мужем. Я считала это логичным, да и при одном только взгляде на Туманова других мыслей и не возникает. Но в моих хрупких руках сосредоточена колоссальная власть. Он сам преподнес мне ее в качестве подарка в одно изумительное воскресенье. Он подарил мне фотоаппарат.