Память Света

Глава 22 Вильд

Эгвейн проснулась и тут же, ошеломленная, почувствовала, как Гавин зажал ей рот рукой. Она сосредоточилась, воспоминания накатились, как свет во время зари. Они все еще прятались под сломанной телегой, в воздухе пахло сгоревшим деревом. Земля вокруг была темна, как уголь. Наступила ночь.

Она посмотрела на Гавин и кивнула. Неужели она на самом деле задремала? Эгвейн и представить не могла, это возможно в этом положении.

— Я попытаюсь выбраться, — прошептал Гавин, — и отвлеку внимание.

— Я пойду с тобой.

— Я могу двигаться тише.

— Очевидно, ты никогда не пробовали подкрасться к кому-то из двуреченцев, Гавин Траканд, — ответила она. — Я бы поставила сто тарвалонских монет на то, кто из нас двоих двигается более бесшумно.

— Да, — прошептал Гавин, — но если ты не сделаешь и десятка шагов, как тебя заметит кто-то из их направляющих, как бы бесшумно ты не ступала. Они патрулируют весь лагерь, особенно по его периметру.

Она нахмурилась. Откуда он это знает?

— Ты что выходил на разведку?

— Совсем недалеко, — ответил он шепотом. — Меня не заметили. Они осматривают палатки, забирая в плен всех, кого найдут. Мы больше не можем здесь прятаться.

Он не должен был выходить без её разрешения.

— Мы…

Гавин напрягся, и Эгвейн оборвала себя, прислушиваясь. Они разом отпрянули, глядя, как неподалеку от них вывели на открытое пространство, где стояла командирская палатка, десять или двенадцать пленников. Шаранцы разместили факелы на шестах вокруг измученных пленников. Некоторые из них были солдатами, избитыми до состояния, когда они едва могли ходить. Так же там стояли повара и работники. Их пороли, штаны в клочьях. Все без рубашек.

У некоторых на спинах вытатуирован символ, который Эгвейн не смогла распознать. По крайней мере, она надеялась, что это татуировки. Символ ведь мог быть и выжжен.

Как только пленников согнали, еще кто-то вскрикнул поблизости. Через несколько минут темнокожий шаранский охранник приволок молодого посыльного, которого он нашел, когда тот прятался где-то в лагере. Шаранец сорвал с рыдавшего парнишки рубашку и швырнул его на землю. Шаранцы носили странные одежды с большим вырезом в форме кристалла на спине. Эгвейн заметила у охранника на спине вытатуированный знак, который едва можно было разглядеть на темной коже. Его одежда была очень строгой, большой жесткий халат почти до колен. Халат был без рукавов, но под ним он носил рубашку с длинными рукавами, в которой тоже был вырез в форме кристалла алмаза.

Еще один шаранец появился из темноты, и этот был почти полностью обнажен. Он был без рубашки и в штанах с разрезами. У него татуировки были не только на спине, они покрывали все плечи… Переходили на шею, как переплетенные лозы, дотягивались до скул и щек. Они выглядели как сотни переплетенных рук, точно длинные пальцы с когтями поддерживали его голову снизу. Мужчина подошел к коленопреклоненному посыльному. Другие охранники стали переминаться с ноги на ногу, они явно чувствовали себя неуютно рядом с этим человеком, кем бы он ни был. Он вытянул руку, усмехаясь. Внезапно на спине мальчика вспыхнула выжженная метка, как у других пленников. Пошел дым, и мальчик завопил от боли. Гавин, потрясенный, тихо выдохнул. Этот человек с татуировками, бегущими по лицу… он мог направлять.

Некоторые из охранников заворчали. И Эгвейн уже почти было начал различать слова, но акцент оказался слишком сильным. Направляющий рявкнул на охранников, как злобная собака. Охранники отступили на шаг, и он ушел, исчезнув в тенях.

«О, Свет!» — подумала Эгвейн.

Шелест в темноте предварил появление двух женщин в широких шелковых платьях. У одной кожа была посветлее, и Эгвейн заметила, что некоторые из солдат также ее рассматривают. Не все шаранцы были темнокожими, как мужчины, которых она видела до сих пор.

Лица у женщин были очень красивы. Такие нежные. Эгвейн отпрянула. Судя по тому, что она видела раньше, эти двое, вероятно, были направляющие. Если они подойдут слишком близко к Эгвейн, они почувствуют ее присутствие.

Женщины осматривали пленных. При свете их фонарей Эгвейн различила татуировки на их лицах, они были не так ужасны, как те, что носили мужчины. Что-то вроде листьев, вытатуированных на затылке, проходило под ушами, распускаясь, подобно бутонам, на щеках. Две женщины перешептывались, Эгвейн чувствовала, что почти понимает их. Если бы она могла сплести нить подслушивания…

«Дура», — подумала она. Направляющие убили бы её на месте.

Остальные собрались вокруг пленников. Эгвейн затаила дыхание. Сто, двести, собиралось все больше людей. Они почти не разговаривали, они казалось тихими и величественными, эти шаранцы. Большинство из них носили одежды с открытой спиной, выставляя напоказ татуировки. Может, это символы их статуса?

Она предположила, что у более важных лиц были и более замысловатые татуировки. Тем не менее, офицеры — как она предположила, поскольку они носили шлемы с оперением, тонкие шелковые плащи и золотые доспехи, сделанные как будто из монет, сшитых вместе через отверстия в центре — имели только небольшие открытые участки кожи у основания плеча, с крошечной татуировкой.

«Они снимают часть доспеха, чтобы открыть татуировки», — подумала она. Но не могут же они сражаться с открытой кожей. Это было сделано на время официальных церемоний.

Последняя группа людей, которые присоединились к толпе, была самой странной из всех. Двое мужчин и женщина верхом на небольших ослах. Все трое носили красивые шелковые юбки, их животные были увешаны золотыми и серебряными цепями. Сложные головные уборы этих троих состояли из сложенных веером ярких перьев разных цветов. Они были обнаженные до пояса, в том числе женщина, за исключением драгоценностей и ожерелий, которые покрывали большую часть её груди. Их спины были обнажены, а головы сзади обриты, чтобы показать шею. Татуировок у них не было.

Что, какие-то господа? А еще у всех троих было опустошенное, затравленное выражение на лицах. Они склонялись вперед, глаза опущены, лица бесцветны. Их руки казались тонкими, почти скелетообразными. Такие хрупкие. Что сделали с этими людьми?

Это не имело никакого смысла. Шаранцы, несомненно, были столь же непонятными людьми как Айил, а, вероятно, даже больше. «Но почему они явились именно сейчас? — думала Эгвейн. — Почему после долгих веков изоляции они наконец решились на вторжение?»

Таких совпадений не бывает. Они неожиданно напали на армию Эгвейн, стали союзниками троллоками. Она сосредоточилась на этом. То, что она узнает здесь, будет иметь жизненно важное значение. Она не могла помочь своей армии прямо сейчас — Свет только бы хоть кто-то спасся — значит, сейчас ей надо как можно больше узнать о врагах…

Гавин легонько дотронулся до неё. Она посмотрела на него и ощутила его тревогу.

«Сейчас?» — произнес он одними губами, указывая назад. Возможно, пока всеобщее внимание обращено на пленников, им удастся улизнуть. Они потихоньку стали отползать.

Один из шаранский направляющих крикнул. Эгвейн замерла. Ее засекли!

Нет. Нет. Эгвейн глубоко вздохнула, пытаясь успокоить сердце, которое, казалось, пыталось вырваться из груди. Женщина говорила что-то остальным. Эгвейн показалось, что она, несмотря на сильный акцент, смогла разобрать «Это сделано».

Группа людей опустилась на колени. Усыпанная драгоценными камнями троица склонила головы еще ниже. А потом рядом с пленными искривился воздух.

Эгвейн не могла описать это другими словами. Он искривился и, казалось, разорвался, струясь, точно как над дорогой в жаркий день. Что-то возникло в разрыве: высокий мужчина в блестящих доспехах.

Он был без шлема. Имел темные волосы и светлую кожу, нос с легкой горбинкой. И он был очень красив, особенно в этих доспехах. Они состояли из серебряных монет, которые находили друг на друга. Монеты были отполированы до такого блеска, что в них, точно в зеркале, отражались лица стоявших вокруг.

— Вы преуспели, — сказал человек стоявшим перед ним, склонившимся в поклоне людям. — Вы можете встать.

В голосе его слышался лишь легкий намек на шаранский акцент.

Когда все поднялись, человек положил ладонь на рукоять меча, висевшего на поясе. Из темноты сзади вышла вперед группа направляющих. Они дружно склонились в поклоне перед новоприбывшим. Он снял перчатку и небрежно погладил по голове одного из мужчин, так хозяин гладит собаку.

— Значит, это и есть новые посвященные, — сказал мужчина раздумчиво. — Кто-нибудь из вас знает, кто я?

Пленные съежились под его взглядом. Хотя шаранцы поднялись, пленники были достаточно умны, чтобы оставаться на земле. Они молчали.

— Я так и думал, что нет, — сказал мужчина. — Хотя никогда не знаешь, вдруг слава неожиданно распространилась. Скажите, если вы знаете, кто я. Говорите, и я дам вам свободу.

Ответов не последовало.

— Ладно, тогда слушайте и запомните, — сказал мужчина. — Я Бао Вильд. Я ваш спаситель. Я пробрался через глубину скорби и восстал, чтобы принять свою славу. Я пришел в поисках того, что было у меня взято. Помните это.

Пленные съежились еще сильнее, очевидно, не зная, что делать. Гавин дернул Эгвейн за рукав, указывая назад, но она не двигалась. Было в этом человеке что-то…

Внезапно он поднял голову. Он сосредоточился на направляющих, затем огляделся, всматриваясь в темноту.

— Кто-нибудь из вас знает Дракона? — спросил он, хотя голос звучал рассеянно. — Говорите. Скажите мне.

— Я видел его, — сказал один из захваченных солдат. — Несколько раз.

— Ты говорил с ним? — спросил Бао, прогуливаясь мимо пленников.

— Нет, великий лорд, — ответил солдат. — Айз Седай говорили с ним. Не я.

— Да. Я боюсь, ты бесполезен, — сказал Бао. — Слуги, за нами наблюдают. Вы обыскали лагерь не так хорошо, как утверждали. Я чувствую женщину, которая может направлять.

Эгвейн ощутила укол тревоги. Гавин толкнул её руку, показывая, что надо уходить, но если они побегут, их точно схватят. Свет! Она…

Толпа обернулась на внезапный шум возле одной из упавших палаток. Бао поднял руку, и Эгвейн услышала яростный крик в темноте. Спустя несколько мгновений Лиане проплыла сквозь толпу шаранцев, связанная Воздухом, широко раскрыв глаза. Бао притянул ее к себе вплотную, держа ее связанной плетениями, которые Эгвейн не видела.

Ее сердце продолжило колотиться. Лиане жива. Как она до сих пор умудрялась прятаться? Свет! Что Эгвейн могла сделать?

— Ах, — сказал Бао. — Одна из этих… Айз Седай. Ты, ты говорила с Драконом?

Лиане не ответила. К её чести, она сохраняла отрешённое лицо.

— Впечатляет, — сказал Бао, касаясь пальцем ее подбородка. Он поднял другую руку, и пленные вдруг начали корчиться и кричать. Они горели в пламени, кричали в агонии. При виде этого Эгвейн силой заставила себя не касаться Истинного источника. Она рыдала навзрыд, когда он закончил, хотя и не помнила, как начала плакать.

Шарцы смешались.

— Не расстраивайтесь, — сказал им Бао. — Я знаю, что вы очень старались поймать для меня нескольких живых, но они недостаточно инакал, они не подходят. Они не готовы к этому, и во время войны у нас нет времени, чтобы обучать их. Убить их сейчас будет милосерднее, по сравнению с тем, что им пришлось бы вытерпеть. За исключением одной… вот эта Айз Седай еще пригодится нам.

Маска Лиане треснула, и, несмотря на расстояние, Эгвейн увидела ненависть на ее лице.

Бао до сих пор держал ее за подбородок.

— Красивая, — сказал он. — К сожалению, красота не имеет смысла. Айз Седай, ты доставишь от меня сообщение Льюису Тэрину. Тому, кто называет себя Драконом Возрожденным. Скажи ему, я пришел, чтобы убить его, и когда я это сделаю, я потребую себе этот мир. Я возьму то, что изначально должно было быть моим. Скажи ему это. Скажи ему, что ты видела меня, опиши меня. Он поймет, кто я.

— Подобно тому, как здешние жители ждали его, ждали исполнения пророчества и славили, его, когда он пришел, люди моей земли ждали меня. И я исполнил их пророчества. Он лжедракон, а я настоящий. Скажи ему, что скоро я, наконец, тоже буду удовлетворен. Пусть он придет ко мне, чтобы мы могли встать лицом к лицу. Если он этого не сделает, я буду убивать и уничтожать. Я захвачу его народ. Я порабощу его детей, я заберу себе его женщин. Я буду последовательно ломать, разрушать и захватывать все, что он любили. Единственный способ избежать этого — прийти и встретиться со мной.

— Скажи ему это, маленькая Айз Седай. Скажи ему, что старый друг его ждёт. Я Бао Вильд. Тот Единственный, Кому Принадлежит Земля. Убийца дракона. Он знал меня когда-то под именем, которое я презираю, под именем Барид Бел.

«Барид Бел? — Эгвейн лихорадочно вспоминала, память об уроках в Белой Башне возвращалась к ней. — Барид Бел Медар… Демандред».

Буря в волчьем сне была изменчива. Перрин потратил долгие часы, рыская по Пограничным землям, встречаясь со стаями волков, спускаясь в пересохшие русла рек и пересекая изломанные холмы.

Гаул учился быстро. Конечно, он не устоял бы против Губителя и мгновения, но, по крайней мере, он научился держать свою одежду неизменной — хотя вуаль закрывала его лицо каждый раз, когда он пугался.

Вдвоем они прошли через Кандор, оставляя в воздухе размытые очертания, когда перепрыгивали с вершины на вершину. Буря иногда усиливалась, иногда стихала. В то же время Кандор был нудно неизменен. Ландшафт поросшего травой нагорья был усеян всяким мусором. Палатки, кровельная черепица, парус большого корабля, даже кузнечная наковальня упрямо сохраняли свое расположение на грязных склонах холма.

Опасная, мощная буря могла возникнуть где угодно, она сметала города и леса. Они нашли тайренские шляпы, которые ветер гнал до самого Шейнара.

Перрин остановился отдохнуть на вершине холма, Гаул перенесся вслед за ним. Как долго уже они искали Губителя? С одной стороны, казалось, что всего несколько часов. Но с другой… сколько земель они уже пересекли? Они возвращались к своим запасам еды уже три раза, чтобы поесть. Означает ли это, что день уже прошел?

— Гаул, — произнес Перрин. — Как долго мы здесь находимся?

— Не могу сказать, Перрин Айбара, — ответил Гаул. Он проверил солнце, хотя его не было. — Довольно долго. Может, стоит остановиться и поспать?

Это был хороший вопрос. Живот Перрина неожиданно заурчал, и он наскоро создал вяленое мясо и ломоть хлеба. Разделил еду с Гаулом. Насыщал их такой воображенный хлеб или он просто исчезал, как только они съедали его?

Скорее, второе. Еда исчезла, пока Перрин ее ел. Им придется полагаться только за свои запасы, может, еще Аша`маны Ранда пришлют им еду во время ежедневного открытия портала. А пока он переместился назад к их схрону, выкопал вяленое мясо, а затем вернулся к Гаулу на севере.

Когда они в очередной раз сделали привал на холме, чтобы перекусить, Перрин поймал себя на том, что задерживает свой взгляд на Шипе Снов. Он взял его с собой, выключив, как научила его Ланфир. Купола теперь не было, но Перрин мог его создать, когда пожелает.

Ланфир отдала ему Шип. Что бы это значило? Почему она насмехалась над ним?

Он впился зубами в кусок сушеного мяса. В безопасности ли Фэйли? Если Тень узнает, что она делает… Ему так хотелось хотя бы мельком увидеть ее.

Он сделал большой глоток из своего бурдюка, а затем мысленно потянулся к волкам. Здесь в Порубежье, их были сотни. Возможно, тысячи. Он поприветствовал тех, которые находились поблизости, посылая им свой запах вперемешку со своим изображением. Дюжина откликов, которые пришли, не были словесными, но его разум воспринимал их как слова.

«Юный Бык! — это пришло от волка, по имени Белые Глаза. — Последняя Охота здесь. Ты поведешь нас?»

Многие задавали этот вопрос в последнее время, и Перрин не знал, как это понимать.

«Зачем вам нужен такой вожак, как я?»

«Это будет твой зов, — ответил Белые Глаза. — Твой вой нас позовет».

«Я не понимаю, что вы хотите, — послал Перрин. — Вы не можете сами охотиться?»

«Не на эту добычу, Юный Бык».

Перрин покачал головой. Он уже не раз получал такой ответ. «Белые Глаза, — снова послал он. — Ты видел Губителя? Убийцу волков? Он преследовал вас здесь?»

Перрин разослал этот вопрос в разные стороны, и некоторые из волков отозвались. Они знали Губителя. Многие волки заметили его образ и запах, не меньше, чем запах и образ Перрина. Никто не видел Губителя в последнее время, но время — это странная материя для волков. Перрин не знал насколько «последним» было их «последнее время» на самом деле.

Перрин откусил кусок вяленого мяса и поймал себя на том, что тихо рычит. Он подавил рвавшийся рык. Он примирился с волком внутри себя, но это не значит, что он намерен позволить себе наследить в доме.

«Юный Бык, — отозвался еще один волк. Изгиб Лука, седая волчица — вожак стаи. — Лунная Охотница снова ходит по снам. Она ищет тебя».

«Спасибо, — отозвался он. — Я знаю. Я постараюсь избегать её».

«Избегать луну? — спросила Изгиб Лука. — Сложная штука, Юный Бык. Сложная».

Она была права.

«Я только что видел Ищущую Сердце, — послал Ходок, Молодой волк с черной шкурой. — У нее новый запах, но это она».

Другие волки подтвердили. Ищущая Сердце была в волчьем сне. Кто-то видел её на востоке, иные утверждали, что заметили ее южнее.

Но что с Губителем? Где же он был, если не охотился на волков? Перрин снова поймал себя на том, что порыкивает.

Ищущая Сердце. Должно быть это одна из Отрекшихся, хотя он не узнавал ее образ, посланный ему. Она была древней, и к тому же были воспоминания волков, хотя часто вещи, которые они помнили, были отрывками из отрывков, виденных их предками.

— Есть новости? — спросил Гаул.

— Здесь еще одна Отрёкшаяся, — мрачно сказал Перрин. — Чем-то занята к востоку отсюда.

— Это нас касается?

— Отрекшиеся всегда нас касаются, — сказал Перрин, вставая. Он протянул руку, дотронулся до плеча Гаула, и они повернулись в направлении, указанном Ходоком. Направление было не точным, но как только Перрин переместился, он обнаружил несколько волков, которые накануне видели Ищущую Сердце по пути в Порубежье. Они послали Перрину нетерпеливые приветствия, спрашивая, собирается ли он вести их.

Он уклонился от их вопросов, принялся расспрашивать, где именно была замечена Ищущая Сердце. Это оказался Мериллор.

Перрин переместился туда. Странный туман окутывал здесь всю землю. Высокие деревья, схожие с теми, которые вырастил Ранд, чьи высокие кроны возвышались над пеленой тумана.

Палатки испещряли округу, точно шляпки грибов. Палатки Айил были многочисленны, рядом с некоторыми, огонь костров, на которых готовился ужин, мерцал в тумане. Этот лагерь, видно, давно стоял на этом месте, раз он отразился в волчьих снах, хотя палатки поменялись местами, а спальные мешки исчезли, мерцая в иллюзорности этого места.

Перрин провёл Гаула между ровными рядами палаток и пустыми коновязями. Они оба замерли, услышав звук. Кто-то бормотал. Перрин использовал трюк, который подсмотрел у Ланфир, создавая кокон из… чего-то невидимого вокруг себя, но не пропускающего звуки. Это было странно, но он создал барьер, внутри которого не было воздуха. Почему это останавливало звук?

Он и Гаул подползли к палатке. Судя по знамени, она принадлежала Роделу Итуралде, одному из великих полководцев. Внутри женщина в штанах копалась в документах, лежавших на столе. Они исчезали прямо у неё из рук.

Перрин не узнал её, хотя выглядела она до боли знакомой. Такого он, конечно, не ожидал от одной из Отрёкшихся — ни широкого лба, ни носа картошкой, ни раскосых глаз или жидких волос. Он не понял смысл её проклятий, но догадался, что она ругается, по её тону.

Гаул взглянул на него, и Перрин потянулся к молоту, но заколебался. Нападение на Губителя это еще сойдет, но на одну из Отрёкшихся? Он сумел бы противостоять её плетениям здесь, в волчьем сне. Но всё же…

Женщина снова ругнулась, когда бумага, которую она читала, исчезла. А потом она подняла голову.

Реакция Перрина была молниеносной. Он создал тончайшую стену между ней и собой; со стороны женщины стена отображала точную копию пейзажа, с его стороны — была прозрачной. Она посмотрела прямо на Перрина, но не увидела его и отвернулась.

Рядом с ним Гаул позволил себе очень тихий вздох облегчения. «Как я это сделал?» — подумал Перрин. Он никогда такого еще не пробовал; просто это показалось правильным.

Ищущая Сердце — это наверняка была она — сплела пальцы, и шатер над ней разделился надвое, обрывки холста свисали вниз. Она вознеслась в воздух, двигаясь ввысь по направлению к черной буре.

Перрин прошептал Гаулу: «Оставайся здесь и будь начеку».

Гаул кивнул. Перрин осторожно последовал за Ищущей Сердце, мысленно поднимая себя в воздух. Он попытался сформировать другую стену между собой и ею, но было слишком трудно удерживать правильное изображение во время движения. Вместо этого он старался держаться на расстоянии и разместил между собой и Отрекшейся коричневато-зеленую стену, надеясь, что, если она случайно и бросит взгляд вниз, она не обратит внимания на небольшие огрехи.

Она стала двигаться быстрее, и Перрин подогнал себя, чтобы не отставать.

Он посмотрел вниз и был вознагражден вызывающим тошноту видом все уменьшающегося Меррилора. Потом земля потемнела и пропала в темноте.

Это не они прошли сквозь облака. Когда земля растворилась, облака сами расступились перед ними, и они погрузились во тьму. Булавочные искры света окружили Перрина. Женщина остановилась и на какое-то время зависла в воздухе, после чего устремилась направо.

Перрин снова последовал за ней, раскрашивая себя — свою кожу, одежду, все — в черный цвет, чтобы быть незаметным. Женщина приближалась к одной из световых точек, наконец точка выросла и заняла большое пространство в небе перед ними.

Ищущая Сердце простерла руки вперед и прижала их к свету. Она что-то бормотала себе под нос. Чувствуя, как ему просто необходимо услышать, что она говорит, Перрин осмелился приблизиться, хотя ему казалось, что сердце его стучит так громко, что может его выдать.

— … забери у меня? — говорила она. — Ты думаешь, мне не все равно? Дай мне лицо из щебня. Какое мне дело? Это не я. Я займу твое место, Моридин. Оно будет моим. Из-за этого лица они просто недооценивают меня. Чтоб ты сгорел, — Перрин нахмурился. Он не мог понять смысла того, что она говорила. — Идите вперед и бросайте свои армии на них, вы, дураки, — продолжала она. — Я одержу великую победу. Насекомое может иметь тысячи ног, но только одну голову. Уничтожьте голову, и битва выиграна. А ты, тупой дурак, только отрезаешь ноги. Тупой, высокомерный, невыносимый дурак. У меня будет все, что мне суждено, я буду…

Она замолчала, затем повернулась. Перрин, испугавшись, немедленно переместил себя обратно на землю. К счастью, это сработало — он не знал, получится ли это там, в этом месте огней. Гаул вскочил, и Перрин перевел дух.

— Давай…

Пылающий огненный шар врезался в землю перед ним. Перрин выругался и откатился, позволяя порывам ветра охладить себя и представляя молот у себя в руках.

Ищущая Сердце взорвала землю потоком силы, которая сияла вокруг неё.

— Кто ты? — потребовала она ответа. — Где ты? Я…

Внезапно она сосредоточилась на Перрине, впервые разглядев его, чернота исчезла с его одежды.

— Ты! — выкрикнула она. — Ты во всём виноват!

Она подняла руки, её глаза, казалось, светились ненавистью. Перрин смог ощутить запах её чувств, несмотря на сильный ветер. Она выпустила добела раскалённую полосу света, но Перрин отвёл её от себя.

Женщина вздрогнула. Они всегда так делают. Понимают ли они, что в этом месте ничто не реально, кроме того, что ты считаешь реальным? Перрин исчез, возникая позади неё, поднимая свой молот. И тут он заколебался. Женщину?

Она повернулась, крича и взрывая землю под его ногами. Он подпрыгнул и сам окружающий воздух попытался схватить его — но он сделал то же, что и накануне, создавая стену из пустоты. Там просто не оказалось воздуха, который мог его схватить. Затаив дыхание, он исчез и появился снова на земле, превращая почву перед собой в валы, преграждающие дорогу мчащимся к нему огненным шарам.

— Я жажду твоей смерти! — закричала женщина. — Ты уже должен быть мертв! Мои планы были безупречны!

Перрин исчез, оставляя позади свою копию. Он возник позади палатки, где за происходящим осторожно наблюдал Гаул с поднятым копьём. Перрин создал между ними и женщиной стену, раскрашивая её так, чтоб спрятать их, и создал звуковой барьер.

— Теперь она не сможет нас услышать, — сказал Перрин.

— Ты силен здесь, — с уважением сказал Гаул. — Очень силён. Знают ли Хранительницы Мудрости об этом?

— Я всё еще щенок по сравнению с ними, — сказал Перрин.

— Возможно, — сказал Гаул. — Я не видел их, а они не разговаривают об этом месте с мужчинами, — он покачал головой. — Много чести, Перрин Айбара. У тебя много чести.

— Я должен был просто ударить её, — сказал Перрин, когда Ищущая Сердце уничтожила его подобие, а затем подошла к его остаткам, смущённая. Она повернулась, отчаянно оглядываясь вокруг.

— Да, — согласился Гаул. — Воин, который не ударит Деву, это воин, который отрицает ее честь. Конечно, величайшая честь для тебя…

Можно было бы взять её в плен. Сумеет ли он это сделать? Перрин вздохнул и возник перед ней, представляя как лозы опутывают её, чтоб удержать на месте. Женщина выкрикивала проклятия, рассекая лозы невидимым клинком. Она протянула руки к Перрину и переместилась в сторону.

Под его ногами захрустела схваченная морозом земля, а он и не заметил, когда это произошло, женщина тут же повернулась к нему и швырнула очередное плетение огня. «Разумно», — подумал Перрин, едва успев отклонить в сторону огненный шар. Он ударил в склон холма позади Перрина, пробив в нём отверстие.

Ищущая сердце продолжала, рыча, создавать плетения, отвратительное лицо ее было искажено. Плетения рванулись к Перрину, и он, стиснув зубы, удерживал их на расстоянии. Она была очень сильной. И давила мощно, но в конце концов отпустила плетения.

— Как… как ты можешь…

Перрин набил ей рот вилочником. Это было трудно сделать; непосредственно изменить что-то в человеке всегда труднее. Однако сделать это было гораздо проще, чем пытаться превратить ее в животное или тому подобное. Она поднесла руку к губам, глаза выдавали охватившую ее панику. Она плевалась и вытаскивала куски, но потом все-таки в отчаянии открыла переходные врата рядом с собой.

Перрин зарычал, представляя, как к ней тянутся верёвки, но она уничтожила их плетением Огня — должно быть, все-таки удалось выплюнуть вилочник. Она бросилась к Переходным вратам, и он приготовился к прыжку, чтоб преградить ей дорогу. Но застыл на месте, когда увидел, как она очутилась в гуще огромной армии троллоков и Исчезающих в ночи. Многие нетерпеливо толпились возле переходных врат.

Перрин отступил, Ищущая Сердце поднесла руки ко рту, выкашливая остатки вилочника, в её взгляде застыл ужас. Переходные врата закрылись.

— Тебе следовало её убить, — сказала Ланфир.

Перрин обернулся и увидел её стоящей неподалеку, сложив руки. Цвет её волос изменился с серебряного на тёмно-каштановый. Примечательно, что лицо её тоже изменилось, став слегка похоже на то, каким оно было около двух лет назад в их первую встречу.

Перрин ничего не сказал, возвращая свой молот в ременную петлю.

— Это слабость, Перрин, — сказала Ланфир. — Правда, я находила это очаровательным в Льюисе Терине, но это не уменьшает слабости. Ты должен преодолеть это.

— Я постараюсь, — огрызнулся он. — Что она такое делала здесь с шарами света?

— Проникала в сны, — ответила Ланфир. — Она была здесь во плоти. Это дает определенные преимущества, особенно когда играешь со снами. Вот же потаскуха. Она думает, что знает это место, но оно всегда принадлежало мне. Было бы гораздо лучше, если бы ты все-таки убил ее.

— Это была Грендаль, не правда ли? — спросил Перрин. — Или это была Могидин?

— Грендаль, — сказала Ланфир. — Хотя мы теперь не называем ее этим именем. Она переименована в Хессалам.

— Хессалам, — сказал Перрин, пытаясь ощутить слово на вкус. — Я не знаю его.

— Оно означает «без прощения».

— А какое у тебя новое имя, которым нам следует звать тебя?

Этот вопрос заставил её покраснеть.

— Это не имеет значения, — сказала она. — Ты искусен здесь, в Тел’аран’риоде. Намного сильнее, чем когда-либо был здесь Льюис Терин. Я всегда думала, что в этом мире буду править я, что только мужчина, способный направлять, окажется достоин меня. Но сила, которую ты показал здесь… Я думаю, замена неплоха, и я могу ее принять.

Перрин хмыкнул. Гаул пересёк небольшое пространство между лагерными палатками, поднял копьё, поднятая вуаль скрывала его лицо. Перрин отмахнулся от него. Не только потому, что Ланфир лучше знала волчьи сны, но и из-за того, что она не сделала пока ничего угрожающего.

— Если ты наблюдала за мной, — сказал Перрин, — ты должна знать, что я женат, и довольно счастлив.

— Да, я видела.

— Тогда прекрати смотреть на меня, как на кусок говядины, вывешенный на всеобщий обзор на рынке, — проворчал Перрин. — Что Грендаль здесь делала? Что ей надо?

— Точно не знаю, — легкомысленно отозвалась Ланфир. — У неё всегда есть три или четыре плана одновременно. Не стоит недооценивать ее, Перрин. Она не так могущественна здесь, как другие, но она опасна. Она боец, в отличие от Могидин, которая сбежит от тебя, как только сможет.

— Буду иметь это в виду, — сказал Перрин, подходя туда, где она открыла переходные врата. Он исследовал землю в том месте, где они её рассекли.

— Ты сможешь это сделать, сам знаешь, — сказала Ланфир.

Он развернулся к ней.

— Что?

— Вернуться и попасть наружу, в мир пробужденный, — сказала она. — И тебе не требуется помощь кого-то вроде Льюиса Терина.

Перрину не понравилось, как она усмехнулась, произнося его имя. Она попыталась скрыть это, но он почувствовал её ненависть при упоминании о Драконе.

— Я не могу направлять, — сказал Перрин. — Думаю, я смогу представить, что способен…

— Это здесь не сработает, — сказала она. — Есть ограничения на то, что здесь возможно, вне зависимости от того насколько силен разум. Способность направлять не относится телу, она принадлежит душе. Однако для людей, подобных тебе, есть другие способы перемещаться между мирами во плоти. Тот, кого ты зовешь Губителем, это и делает.

— Он не брат волкам.

— Нет, — сказала она. — Но нечто в том же роде. Я, честно говоря, не знаю, чтобы кто-то еще обладал такими способностями. Тёмный сделал… нечто этому Губителю, когда захватил его душу, или его души. Подозреваю, Семираг могла бы рассказать нам больше. Как жаль, что она умерла.

От Ланфир совершенно не пахло жалостью. Она смотрела в небо, но была спокойна, ни тени тревоги в ней не чувствовалось.

— Тебя, похоже, совсем не тревожит, что тебя могут заметить, как это было в прошлый раз, — отметил Перрин.

— Мой бывший хозяин… занят. Наблюдая за тобой всю последнюю неделю, я редко чувствовала на себе его взгляд.

— Неделю? — потрясенно спросил Перрин. — Но…

— Время здесь идёт иначе, — сказала она, — и временные барьеры здесь истончённые. Чем ближе к Скважине, тем сильнее искажается время. Для тех, кто приближается к Шайол Гул в реальном мире, всё так же плохо. Каждый день для них может равняться тремя-четырьмя днями в более отдалённых от Скважины местах.

Неделя? Свет! Сколько всего могло произойти снаружи? Кто выжил, кто погиб, пока Перрин охотился? Ему следовало подождать на площадке для перемещений, пока откроют проход. Но, судя по темноте, которую он видел через переходные врата, открытые Грендаль, там была ночь. Его врата для побега закрылись пару часов назад.

— Ты могла бы сделать для меня врата, — сказал Перрин. — Путь наружу, а потом обратно. Сделаешь?

Ланфир обдумывала это, прогуливаясь рядом с одной из мерцающих палаток, ее пальцы оставляли след на холсте, пока сам холст не исчез.

— Нет, — сказала она наконец.

— Но…

— Ты должен научиться делать это сам, если мы будем вместе.

— Мы не собираемся быть вместе, — решительно сказал он.

— Тебе самому нужна эта способность, — сказала она, не обращая внимания на его слова. — Вы были слабыми так долго, что оказались в ловушке одного из миров. Возможность переноситься сюда, когда захотите, даст вам большую власть.

— Мне не нужна власть, Ланфир, — сказал он, глядя, как она прогуливается. Она была красива. Не так хороша, как Фэйли, конечно. Тем не менее, все-таки красива.

— Так ли это? — она стала с ним лицом к лицу. — Ты никогда не думал, что бы ты мог сделать с большей силой, большей мощью, большим авторитетом?

— Это не соблазняет меня настолько, чтобы…

— Спасти чьи-то жизни? — сказала она. — Накормить голодающих детей? Остановить травлю слабых, покончить со злом, вознаградить честь? А еще иметь власть, чтобы поощрять людей быть прямыми и честными друг с другом?

Он покачал головой.

— Ты сможешь сделать так много добра, Перрин Айбара, — сказала она, подходя к нему вплотную и касаясь его лица, ее пальцы погладили его по подбородку.

— Расскажи мне, как делать то, что делает Губитель, — сказал Перрин, отталкивая её руку. — Как он перемещается между мирами?

— Я не могу объяснить тебе этого, — сказала она отворачиваясь. — Я этого никогда не умела. Я использую другие методы. Возможно, ты сам сможешь выбить это из него. Я бы поспешила, если бы намеревалась остановить Грендаль.

— Остановить её? — спросил Перрин.

— Ты не понимаешь? — обернулась к нему Ланфир. — Сон, который она насылала, был не для людей в этом лагере, ведь пространство и расстояния в снах не имеют значения. Сон, который она насылала на твоих глазах… он принадлежал Давраму Баширу. Отцу твоей жены.

С этими словами Ланфир исчезла.