Память Света

Глава 44 Два Мастера

Перрин проснулся из-за странного шуршания. Он осторожно открыл глаза и обнаружил, что находится в тёмной комнате.

«Дворец Берелейн», — вспомнил он. Тихий шум волн снаружи, звонкие голоса чаек. Вдали грохотал гром.

Который час? Пахло, как утром, но на улице было ещё темно. Он с трудом разглядел тёмную фигуру, приближавшуюся к нему. Он внюхивался, пока не узнал запах.

— Чиад? — спросил он, вставая.

Айилка не подскочила от неожиданности, но, судя по тому, как она замерла, он был уверен, что застал ее врасплох.

— Мне нельзя находиться здесь, — прошептала она. — Я подошла к самой границе того, что позволяет мне честь.

— Это Последняя битва, Чиад, — сказал Перрин. — Ты можешь нарушить некоторые правила… даже, если мы ещё не победили.

— Битва на поле Мериллор выиграна, но важнейшее сражение — у Такан`дар — ещё продолжается.

— Мне нужно вернуться к своему делу, — сказал Перрин. На нем было только исподнее, но его это не смутило. Чиад — айилка, от такого она не покраснеет. Он сбросил одеяло.

К несчастью, эта размягчающая кости слабость внутри него лишь немного отступила.

— Не собираешься сказать, что я должен оставаться в постели? — спросил он устало, разыскивая штаны и рубаху. Они были сложены рядом с его молотом в ногах, возле кровати. Пришлось опереться о матрас, чтобы дотянуться.

— Не собираешься доказываться, что я не должен драться, раз устал? Все женщины, которых я знаю, кажется, решили, что это — их основная задача.

— Я считаю, — сухо сказала Чиад, — что если указывать мужчинам на их глупость, они от этого только еще больше глупеют. К тому же я гайшайн. Не мое это дело.

Он посмотрел на нее и, хотя не мог разглядеть в темноте румянец на ее лице, почувствовал запах ее смущения. Она вела себя не совсем так, как положено гайшайн.

— Ранду следовало бы просто освободить всех вас от ваших обетов.

— У него нет такой власти, — горячо заявила она.

— Что толку в чести, если Темный выиграет Последнюю битву? — огрызнулся Перрин, натягивая штаны.

— Честь — это все, — тихо сказала Чиад. — Она стоит смерти, она стоит даже того, чтобы рискнуть всем миром. Если у нас нет чести, лучше нам проиграть.

Ну, наверное, он сказал бы то же самое на ее месте. Дело, конечно, не в том, чтобы носить на себе дурацкие белые одежды — но он не стал бы делать многое из того, что делали Белоплащники, даже если бы речь шла обо всем мире. Он не стал больше давить на нее.

— Зачем ты пришла? — спросил он, взяв рубашку.

— Гаул, — сказала Чиад. — Он?..

— О, Свет! — ответил Перрин. — Я должен был сказать тебе раньше. В последнее время у меня вместо мозгов железный лом в голове. С ним все было в порядке, когда я его оставил. Он все еще в Мире Снов, а там время идет медленнее. Вероятно, там прошел час или около того, но я должен к нему вернуться.

— В таком-то состоянии? — спросила она, забыв о том, что только что обещала не бранить его за это.

— Нет, — сказал Перрин, сидя на кровати. — В прошлый раз я едва не свернул шею. Мне нужна Айз Седай, чтобы избавить меня от усталости.

— Это опасно, — заметила Чиад.

— Опаснее, чем позволить Ранду умереть? — возразил на это Перрин. — Опаснее, чем бросить Гаула без помощи в Мире Снов, защищать Кар`а`карна в одиночку?

— Да, он, скорее всего, напорется на собственное копье, если оставить его одного, — сказала Чиад.

— Я не хотел сказать…

— Тише, Перрин Айбара. Я попытаюсь, — она вышла, шелестя одеждой.

Перрин лег на спину на кровать, протирая глаза ладонью. Он был гораздо более уверен в себе, когда сражался с Губителем в последний раз, и все же он потерпел неудачу. Он стиснул зубы, надеясь, что Чиад скоро вернется.

Что-то двигалось за стеной его комнаты. Он заставил себя сесть.

Коренастая фигура заслонила дверной проем, а затем убрала закрывавший лампу абажур. Мастер Лухан был сложен как наковальня, небольшой, но сильный торс и мускулистые руки. Насколько помнил Перрин, седины в волосах у него было гораздо меньше. Мастер Лухан постарел, но не ослабел. Перрин сомневался, что он вообще когда-нибудь станет слабым.

— Лорд Златоокий? — спросил он.

— Ради Света, прошу, — сказал Перрин. — Мастер Лухан, вы, как никто другой, не должны стесняться называть меня Перрином. Если уж не «негодящим учеником».

— Ну уж, — сказал мастер Лухан, входя в комнату. — Я не верю, что когда-то называл тебя так, разве что один раз.

— Когда я сломал новое лезвие для косы мастера ал`Мура, — сказал Перрин, улыбаясь. — Я был уверен, что смогу сделать его правильно.

Мастер Лухан усмехнулся. Он остановился рядом с молотом Перрина, который все еще лежал на столе у подножия кровати, и коснулся его пальцами.

— Ты стал настоящим мастером. — Мастер Лухан уселся на стул рядом с кроватью. — Скажу, как один мастер другому, я впечатлен. Не думаю, что когда-нибудь смог бы изготовить что-то столь же красивое.

— Ты выковал топор.

— Да, конечно, — сказал он. — Но он не был красив. Он был предназначен для убийства.

— Иногда нужно убивать.

— Да, но в убийстве никогда нет красоты. Никогда.

Перрин кивнул.

— Спасибо. За то, что нашел меня и принес сюда. За то, что спас.

— Это было в моих же интересах, сынок! — сказал мастер Лухан. — Если мы выберемся из всего этого, то только благодаря вам, парни, попомните мои слова, — он покачал головой, словно сам не мог в это поверить. Хоть один человек помнил их троих в юности — когда они, по крайней мере Мэт, чаще влипали в неприятности, чем избегали их.

«Собственно, — подумал Перрин, — я совершенно уверен, что Мэт и сейчас чаще вляпывается в неприятности, чем избегает их». По крайней мере, сейчас он не дрался, а говорил с какими-то Шончан; судя по цветным вращающимся пятнам, из которых складывалось видение.

— Чиад сказала, что битва в Меррилоре закончена? — спросил Перрин.

— Да, — ответил мастер Лухан. — Я доставил сюда несколько наших раненых. Скоро я должен буду возвращаться к Тэму и Абеллу, но я хотел проверить, как ты.

Перрин кивнул. Что-то глубоко внутри тянуло его… во всяком случае, это было сильнее, чем когда-либо. Ранд нуждался в нем. Война еще не закончена. Не совсем.

— Мастер Лухан, — сказал Перрин со вздохом. — Я сделал ошибку.

— Ошибку?

— Я сам себя загнал, — сказал Перрин. — Я слишком на себя давил, — он сжал кулак и ударил по кроватной стойке. — Мне следовало это знать, мастер Лухан. Я всегда так делаю. Слишком усердно вкалываю и на второй день уже никуда не гожусь.

— Перрин, послушай, парень, — ответил мастер Лухан, подавшись вперед. — Сегодня меня больше волнует, что завтра может вообще не наступить.

Перрин посмотрел на него и нахмурился.

— Сейчас самое время выжать из себя все до капельки, — сказал мастер Лухан. — Мы выиграли один бой, но Дракон Возрожденный свой еще не выиграл. Свет, я не думаю, что ты в чем-то ошибся. Это последняя наша возможность в этой кузнице. Этим утром решаются большие дела. Просто продолжай сегодня работать, пока не закончишь.

— Но если я потерплю неудачу?..

— Тогда ты отдал все, что мог.

— Я могу проиграть, только потому что выжал из себя все силы.

— Тогда, по крайней мере, ты не проиграл, потому что берег себя. Я знаю, это звучит плохо, и, может быть, я ошибаюсь. Но… все, о чем ты говоришь, было бы хорошим советом в обычный день. Но сегодня — он не обычный. Нет, клянусь Светом, он не обычный.

Мастер Лухан взял Перрина за руку.

— Ты можешь думать, что позволил зайти себе слишком далеко, но я вижу совсем другого человека. Перрин, я видел, что ты научился себя сдерживать. Я видел, как ты даже чашку с чаем держишь с необычайной деликатностью, как будто боишься ненароком разбить ее. Я видел, как ты пожимаешь людям руки, держа их ладони в своей очень осторожно, чтобы не стиснуть слишком сильно. Я замечал, как ты движешься, держась на расстоянии от всех, чтобы случайно не толкнуть кого-нибудь или не свалить что-то.

Для тебя такие уроки были полезны, сынок. Тебе нужно уметь владеть собой. Но теперь парень превратился в мужчину, который не знает, как преодолеть эти барьеры осторожности. Я вижу мужчину, который боится того, что может произойти, если он немного ослабит узду. Я понимаю, ты делаешь то, что делаешь, из страха причинить людям вред. Но Перрин… пора прекратить сдерживаться.

— Я не стану сдерживать себя, мастер Лухан, — запротестовал Перрин. — Правда, я обещаю.

— Разве в этом дело? Ну, может быть, ты прав, — от мастер Лухана донесся запах смущения. — Только посмотри на меня. Я веду себя так, будто это моё дело. Я не твой отец, Перрин. Мне очень жаль.

— Нет, — сказал Перрин, когда мастер Лухан встал, чтобы уйти. — У меня больше нет отца.

Мастер Лухан посмотрел на него с болью.

— То, что сделали те троллоки…

— Мою семью убили не троллоки, — тихо сказал Перрин. — Это сделал Падан Фэйн.

— Что? Ты уверен?

— Один из Белоплащников рассказал мне об этом, — ответил Перрин. — Он не лгал.

— Что ж, тогда, — сказал Лухан. — Фэйн. Он все еще там, не так ли?

— Да, — сказал Перрин. — Он ненавидит Ранда. И там есть еще один человек. Лорд Люк. Вы помните его? Ему приказано убить Ранда. Я думаю… Я думаю, они оба попытаются убить его до того, как все это закончится.

— Тогда тебе надо присмотреть, чтобы у них ничего не вышло, верно?

Перрил улыбнулся, потом обернулся на шаги в коридоре. И тут же в комнату вошла Чиад, и он почувствовал запах ее раздражения из-за того, что он почувствовал ее приближение. Следом за ней появилась Байн, вся в белом. А после них…

Масури. Он сам не выбрал бы эту Айз Седай. У Перрина губы поджались в тонкую полоску.

— Ты не любишь меня, — сказала Масури. — Я знаю это.

— Я никогда не говорил этого, — ответил Перрин. — Ты очень помогла мне во время наших путешествий.

— И все же ты мне не доверяешь, но в этом нет смысла. Ты хочешь восстановить свои силы, и, похоже, только я согласна это сделать для тебя. Хранительницы Мудрости и Желтые скорее спеленают тебя, как младенца, если ты захочешь уйти.

— Я знаю, — сказал Перрин, усевшись на кровать. Он колебался. — Мне нужно знать, зачем ты встречалась с Масимой за моей спиной?

— Я пришла, чтобы выполнить твою просьбу, — сказала Масури. От нее пахло насмешкой. — А ты говоришь мне, что не позволить оказать тебе эту услугу, пока я не отвечу на твои вопросы?

— Почему ты это делала, Масури? — повторил Перрин. — Выкладывай все.

— Я планировала использовать его, — сказала стройная Айз Седай.

— Использовать его?

— Повлиять на того, кто называл себя Пророком Дракона, это могло быть полезно, — она пахла смущением. — Это было другое время, лорд Айбара. До того, как я узнала вас. До того, как любой из нас узнал вас, — Перрин хмыкнул.

— Я была глупа, — сказала Масури. — Это ты хотел от меня услышать? Я была глупа, и с тех пор я многому научилась.

Перрин посмотрел на нее, потом вздохнул, протягивая руку. Это было ответ Айз Седай, но все-таки один из самых откровенных, которые он слышал.

— Сделай свое дело, — сказал он. — И спасибо тебе.

Она взяла его руку. Он почувствовал, как его усталость испарилась — её точно сдернули с него, как старое стеганое одеяло, и спрятали в маленькую коробочку. Перрин разом окреп, к нему вернулись силы. Он снова стал собой. И едва не подпрыгнул, поднимаясь на ноги.

Масури осунулась, опускаясь на его кровать. Перрин согнул руку, глядя на свой кулак. Он чувствовал, что теперь может бросить вызов кому угодно, даже самому Темному.

— Я чувствую себя просто замечательно.

— Мне говорили, что у меня хорошо получаются это плетение, — сказала Масури. — Но будь осторожен, оно…

— Да, — сказал Перрин. — Я знаю. Мое тело по-прежнему уставшее. Я просто этого не чувствую.

И, судя по ощущениям, это было не совсем верно. Он чувствовал свою усталость, точно глубоко в норе затаившуюся змею, которая только ждет удобного момента. Она непременно снова набросится на него.

Это означало, что он должен успеть до этого закончить свою работу. Он глубоко вздохнул и призвал к себе молот. Тот не двигался.

«Верно, — подумал он. — Это ведь реальный мир, а не волчий сон». Он подошел и сунул молот в петли на поясе, он как раз сделала новые, чтобы держать более крупный молот. Перрин повернулся к Чиад, которая стояла в дверном проеме; еще он чуял запах Байн за пределами комнаты, там, куда она ушла.

— Я найду его, — сказал Перрин. — Если он будет ранен, то я принесу его сюда.

— Сделай это, — сказала Чиад, — но нас ты тут не найдешь.

— Вы собираетесь в Мериллор? — удивленно спросил Перрин.

— Кто-то же должен переносить сюда раненых для исцеления, — ответила Чиад. — Раньше гай`шайн этого не делали, но теперь, возможно, придется.

Перрин кивнул, а потом закрыл глаза. Он представил, что засыпает, скользит в сон. Время, проведенное им в волчьем сне, научило его хорошо управлять своим сознанием. Он мог, сосредоточившись, обмануть себя. Это не изменяло реальный мир, но меняло его восприятие.

Да… скользить на грани сна… и здесь проходит путь. Он выбрал тропу, ведущую в волчий сон во плоти, и только успел заметить, как у Масури перехватило дыхание от изумления, когда почувствовал, что перемещается между мирами.

Он открыл глаза и рухнул в объятия порывистого ветра. Он создал вокруг себя пузырь спокойного воздуха и приземлился на окрепшие ноги. Только несколько покривившихся стен напоминали о дворце Берелейн в этом мире. Одна из них совсем развалилась, камни раскололо и унесло в небо ветром. Город, стоявший неподалеку, почти исчез, только кое-где встречавшиеся груды камней указывали на те места, где когда-то стояли здания. Небо стонало, как ломающийся металл.

Перрин сжал молот в руке и вышел на охоту. В последний раз.

Том Мериллин сидел на большом, почерневшем от копоти валуне, покуривая трубку, си наблюдал за концом мира.

Он знал пару способов, как найти лучшее место, чтобы смотреть представление. Он рассудил, что здесь — самое прекрасное место в мире. Его валун лежал прямо перед входом в Бездну Рока, настолько близко, что, если бы он откинулся назад и прищурился, то смог бы разглядеть пляску огней и теней внутри. Он поглядел туда. Ничего не изменилось.

«Только постарайся там уцелеть, Морейн, — подумал он. — Пожалуйста».

А еще он был достаточно близок к обрыву, чтобы обозревать долину внизу. Он покуривал трубочку, крутя свой ус.

Кто-то должен все это описать. Он не мог всё время только беспокоиться о ней. Поэтому он мысленно подбирал правильные слова для описания того, что видел. Он отбросил слова вроде «эпический» и «знаменательный». Они были затерты от чрезмерного использования.

Могучий ветер гулял по долине, развевая кадин’сор айильцев, сражающихся с врагами в красных вуалях. Молнии били в ряды Принявших Дракона, которые обороняли тропу, которая вела к входу в пещеру. Эти огненные вспышки подбрасывали людей в воздух. А потом вдруг молнии стали бить по троллокам. Облака метались взад и вперед, как-будто попеременно то Ищущие Ветер захватывали контроль над погодой, то Тень возвращала его себе обратно. Ни одной из сторон пока не удалось удержать преимущество надолго.

Громадные темные звери опустошали долину, легко убивая всех подряд. Гончие Тьмы не погибали, хотя им противостояли дюжины направляющих. Правая часть долины была покрыта густым туманом, который почему-то не могли даже пошевелить штормовые ветры.

«Кульминационный? — размышлял Том, жуя кончик своей трубки. — Нет, слишком предсказуемо». Если ты используешь слова, которых люди ожидают от тебя, они начинают скучать. Великая баллада должна быть неожиданной.

Никогда не будь предсказуемым. Когда люди начинают предсказывать твои действия, когда начинают предугадывать твои жесты, следить за мячиком, который ты спрятал с помощью ловкости рук, или улыбаться еще до того, как ты добрался до резкого поворота в своем рассказе — значит, пришло время взять свой плащ, поклониться еще раз, отдавая дань хорошим манерам, и убираться подальше. В конце концов, именно этого от тебя ожидают меньше всего, когда все идет хорошо.

Он откинулся снова назад, всматриваясь в туннель. Он, конечно, не мог ее видеть. Она была слишком глубоко внутри. Но он мог ее чувствовать, в своем сознании, благодаря узам.

Она упорно и решительно следила за концом света. Не удержавшись, он улыбнулся.

Ниже беспрерывно шло сражение, точно мясорубка работала, разрывая в клочья людей и троллоков. Айил дрались на окраине поля боя, отвлекая своих захваченных Тенью родственников. Казалось, что их силы равны или были почти равны, пока не появились Гончие Тьмы.

Они были неутомимы, эти Айил. Они совсем не казались уставшими, хотя уже прошло… Том не мог даже пальца поставить на то, сколько времени прошло. Он спал, кажется, раз пять или шесть после того, как они прибыли в Шайол Гул, но он не знал, прошло ли столько же дней. Он снова глянул на небо. Ни малейшего признака солнца, хотя Ищущие Ветер с помощью Чаши Ветров вызвали большую гряду белых облаков, которые врезались в черные. Между облаками, казалось, шло собственное сражение, точно отражение противостояния в долине. Черное против белого.

«Коварные?» — подумал он. Нет, это снова не то слово. Он создаст балладу, это уж наверняка. Ранд это заслужил. Морейн тоже. Это победа будет ее победой в той же мере, в какой и его. Ему необходимо найти слова. Правильные слова.

Он искал их, когда слышал как айильцы на бегу бьют копьями о щиты, направляясь в битву. Когда слушал завывания ветер в туннеле, и когда чувствовал, что она держится на самом краю.

Внизу, отчаянно торопясь, перезаряжали свое оружие доманийские арбалетчики. Когда-то их были тысячи. Теперь осталась лишь небольшая часть.

«Возможно… наводящие ужас».

Слово было верным, но все-таки не совсем точным. Оно не будет неожиданным, хотя и очень, очень правдивым. Это ощущение пронизывало его до мозга костей. Его жена сражалась за свою жизнь. Силы Света бились на грани смерти. Свет, но он боялся. За нее. За них всех.

Но слово было переходным. Ему нужно было нечто получше, более совершенное.

А в долине тайренцы отчаянно били копьями атакующих троллоков. Принявшие Дракона сражались случайным оружием. Последняя паровая повозка, перевозившая стрелы и болты через врата из Байрлона, лежала неподалеку разбитая. Им не подвозили припасы уже много часов. Искажение времени, бушующая вокруг буря — все это было порождением Единой Силы.

Том особо отметил вагон — он должен придумать, как передать его диковинность, показать, как его холодные железные борта отбивали стрелы, пока он не развалился.

В каждом жесте здесь был героизм, в каждой руке, натягивавшей тетиву или сжимавшей оружие. Как описать это? Но как описать также страх, разрушение, необычность всего происходящего? Накануне был день странного кровавого перемирия — обе стороны прервали бой, чтобы убрать тела.

Ему нужно слово, которое передаст это ощущение хаоса, смерти, какофонии, чистой доблести.

А в долине отряд усталых Айз Седай двигался вверх по тропе, у которой сидел Том. Они миновали лучников, бдительно осматривающих поле боя в поисках Исчезающих.

«Изысканный, — подумал Том. — Вот хорошее слово. Неожиданное, но истинное. Величественно изысканный. Нет, не „величественно“. Лучше оставить это слово само по себе. Если слово верное, его не нужно подчеркивать. Если неверное, добавляя другие слова, ты только сделаешь его еще хуже».

Вот на что должен быть похож конец. Небо, разорванное на части, пока соперники сражаются за то, чтобы управлять самими стихиями, люди разных народов, которые держатся и сражаются из последних сил. Если Свет одержит победу, это произойдет на грани поражения.

Конечно, это приводило его в ужас. Хорошее чувство. Это нужно включить в балладу. Он затянулся трубкой, понимая, что делает это, чтобы унять внутреннюю дрожь. Неподалеку взорвалась вся скальная стена долины, осыпав градом камней сражавшихся ниже людей. Он не знал, кто из направляющих это сделал. На этом поле боя были Отрекшиеся. Том старался не попадаться им на пути.

«Вот что получается, старик, — напомнил он себе, — если не понимаешь, когда надо вовремя отпустить». Он был рад, что не имел возможности бежать, что его попытка оставить Ранда, Мэта и прочих оказалась неудачной. Неужели он и в самом деле хотел бы отсидеться где-нибудь в тихой таверне, пока идет Последняя битва? И оставить ее в одиночестве?

Он покачал головой. Он был так же глуп, как и любой мужчина или женщина. Он просто оказался достаточно опытен, чтобы распознать это. Должно пройти несколько сезонов, чтобы человек научился складывать одно к другому и понимать всю картинку.

Приближающиеся Айз Седай разделились, несколько женщин остались на тропе ниже по склону, а одна направилась прямо к пещере. Кадсуане. Теперь на поле сражения было меньше Айз Седай, чем прежде — они понесли большие потери. Конечно, большинство из тех, кто пришел сюда, знали, что их ждет смерть. Эта битва была самой отчаянной, и у тех, кто в ней сражался, были небольшие шансы уцелеть. Из каждого десятка тех, кто пришел к Шайол Гул, уцелел только один. Том знал, что старый Родел Итуралде, прежде чем принять командование, написал прощальное письмо жене. Как и он сам.

Кадсуане кивнула Тому и пошла дальше вглубь пещеры, где Ранд сражался за судьбу мира.

Как только она повернулась к Тому спиной, он достал нож — другой рукой он все еще держал трубку у губ — и метнул. Нож вонзился Айз Седай в спину, точно посередине, перебив позвоночник.

Она рухнула, точно мешок с картошкой.

«Нет, это слишком затасканное сравнение, — подумал Том, попыхивая трубкой. — Мешок с картошкой? Мне нужно какое-то другое слово. Да и как часто падают мешки с картошкой? Редко». Она упала как… как что? Как сыпется ячмень из драного мешка, образуя кучку на полу амбара. Да, так лучше.

Когда Айз Седай упала на землю, ее плетения исчезли, обнаружив за маской Кадсуане другое лицо. Он смутно помнил эту женщину. Доманийка. Как там ее звали? Джини Кайд. Да, именно так. Она была симпатичная.

Том покачал головой. Походка у нее была совершенно неправильной. Неужели никто из них не понимает, что походка является более важной отличительной чертой любого человека, чем нос на лице? Каждая женщина, пытавшаяся проскользнуть мимо него, почему-то полагала, что сменив лицо и платье — ну, может быть, еще голос — сможет его одурачить.

Он слез со своего валуна, подхватил тело и сбросил его в расщелину неподалеку — там уже было пять тел, так что там уже становилось тесновато. Он набил трубку, а потом снял свой плащ и накинул его на Черную сестру, тщательно прикрыв высунувшуюся руку.

Он еще раз заглянул в глубину пещеры — хотя он и не видел Морейн, это его успокаивало. Затем он вернулся на свое место и достал лист бумаги и карандаш. И — под гром, крики, взрывы и завывания ветра — он начал слагать строфы.