Патриот. Смута

Глава 13

Впереди перед нами начинался поселок, за которым виднелись какие-то крупные строения, а за ним — церковь. Справа на холме, подсвеченные лучами закатывающегося за них солнца, к небу вздымались массивные деревянные башни и стены города.

Воронеж!

Григорий снял шапку, перекрестился.

— К монастырю подъезжаем. Церковь Успение Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии там, а это земли ее церковные. Не дойдя, направо, через посад к кремлю пойдем.

Действительно, на горе виделся подъем, ведущий к крупной башне с воротами.

Я повторил религиозный жест.

В мое время примерно на месте возвышающегося деревянного храма стоял каменный, недавно прошедший реконструкцию. Где-то вот здесь царь Петр, спустя сто лет от времени, в которое я попал, начнет строить могучий русский флот. Даже будут, по слухам, у государя мысли — перенести столицу сюда из Москвы. Но выберет он все же северные земли и отстроит с нуля Санкт-Петербург, как окно в Европу.

До этого далеко. Впереди еще по-настоящему много тяжелых, кровавых лет.

Воронеж окружали стены. Несколько массивных башен возвышалось на холмах. Обзор с них открывался отличный. В этом месте левобережье — пологая степь с заливными лугами. Врага увидеть издали несложно.

Мы проехали монастырскую слободку.

Люди уже вернулись с вечерней службы, смотрели на нас, крестились. Видеть вооруженных здесь не впервой. Бо́льшая часть взрослого мужского населения города — служилые люди. Но то, что мы шли с большим количеством заводных коней, говорило о нас, как о гонцах издали. А это, зачастую, к беде.

В Смутное время добрых вестей никто не ждал.

Между слободкой и монастырем я увидел комплекс крупных сооружений. Бани. Вот это да, дела. Интересно, монастырь к ним имеет какое-то отношение? Скорее всего, это его имущество и за пользование водными процедурами горожане платят именно в казну храма.

Чудно.

Мы свернули направо, повели коней в гору. Почти сразу пришлось спешиться. Вести животных под уздцы. Мой скакун может, и смог бы меня вытянуть, но он тоже устал. Нужен был отдых и людям, и животным.

До высоких стен в землю, в склон было врыто множество надолбов. Кое-где имелся частокол. Лезть мимо проторенного пути — риск ноги переломать. Подступ к стенам с какими-то стенобитными оружиями, организованно строем, с лестницами выглядел для меня как очень плохой план.

Крепость по меркам того времени, конечно, не идеальная, да и не каменная. Но то, как она стоит, говорило, что с этой стороны, с реки Воронеж взять ее очень и очень непросто. С иной, западной части, должно быть проще. Там нет естественного обрыва.

Мы добрались до обвода стен, двинулись под ними налево.

Наверху засуетились. Колокол не звенел, но к башне, куда мы направлялись, поторопилось несколько человек. Ворота оказались уже заперты, людей окрест, кроме видимых внизу в поселке, нет.

Спускались сумерки. Вот-вот и ночь войдет в свои права.

Мы остановились у въезда. Лошади гарцевали и ржали.

— Вы кто такие? Что за люди? Чьих будете? — С надвратной башни высунулся бородатый мужик, одетый в зеленый, вполне добротного вида кафтан.

Сущий стрелец из фильмов про эпоху Ивана Грозного.

Следом за ним показалось еще две головы в шапках. Хорошо стража работает. Это плюс.

— Подьячий Поместного приказа из Чертовицка с собратьями. — Григорий, выкрикнул, высоко задрав голову. — К воеводе мы! С делом!

Стрелец пристально осмотрел нас. Рядом с ним люди внутри что-то говорили, слов слышно не было.

— Ночь на дворе, так-то. — Выдал стрелец. — Закрыт город.

— Так, мы как раз ночевать! Дело у нас к воеводе!

Он исчез, быстро появился вновь, выдал:

— Ждите!

Лошади продолжали нервничать. Устали, как и мы сами. Хотелось есть.

Пока ждали, решил осмотреться. С холма открывался отличный вид.

В мое время здесь был самый центр города. Воронежский Государственный Университет, чуть выше. Прямо где-то вот здесь, на территории крепости. В округе на спусках — частный сектор, самая старая часть города с интересными постройками. Несколько церквей. А у воды — водохранилища, красивая благоустроенная набережная, место для концертов и прогулок влюбленных парочек.

Сейчас — все выглядело совсем иначе. Дух захватывало от различий.

Вдали за рекой, Левый берег — степь и лесистые участки слева и справа. Уже на нашей стороне, чуть дальше, по течению реки к небу поднимался дым. Там размещалась еще одна слободка. Район Чижовки уже сейчас существовал, жил своей жизнью.

Весь Воронеж начала семнадцатого века умещался на небольшом пятачке. Это в мое время это мегаполис с миллионным населением. А здесь, за стенами и вокруг них, тысяч пять, может, сем где-то живет.

Крепость — центр города имела несколько башен. Я видел две слева, выступающие по естественному изгибу рельефа и одну — двойную справа. На углу, мимо которой мы прошли.

Время шло.

— Чего так долго? — Промедление начинало злить. У нас дело, а здесь какие-то проволочки.

— Ночь скоро. Времена неспокойные.

— Могут не пустить?

— Это вряд ли.

Прошло еще минут пять.

— О, Григорий Неуступыч, ты, что ли? — Из башни высунулся другой стрелец. Постарше и с длинными усищами. — Други. Помню его, подьячий, добрый человек, важный. Из Чертовицкого стана. А кто с тобой?

— Мои люди! Дело у нас к воеводе! Пускайте!

Ворота со скрипом начали открываться.

Вот и славно.

Мы двинулись через башню. Вверху — слева, справа и на потолке видны небольшие отверстия. Бойницы. Если враг пробьет первые ворота, то упрется во вторые. А со всех сторон в него можно будет палить из мушкетов, бить из луков. А может и лить масло или кипяток.

Через ворота, кажущиеся самым простым вариантом штурма, я бы не полез. Проще проломить стену выстрелами орудий. Если, конечно, эти орудия у тебя есть.

Насколько я помнил, пушки того времени были очень, даже нет ОЧЕНЬ! дорогим инструментом войны. Русское царство отличалось качественным подходом к артиллерийскому парку. Бояре его не имели, в отличие от польских магнатов. Зато царь сформировал вначале пушкарскую избу, из которой впоследствии вырос Пушкарский приказ.

Вся сила концентрировалась в одних руках и при необходимости везлась под стены крепости, где творила свою грозную работу. Важной проблемой было еще то, что доставить тяжелые орудия дело не легкое. Тракторов-то, привычных мне, нет. Тягловая сила — кони. Их тоже мало. И дороги, которые у нас на Руси испокон веку были объектом пословиц и поговорок.

Нужно очень много людей, чтобы обслуживать доставку артиллерии к месту назначения. Зато… получается, что если куда войско со всем этим Приказом идет, то и дорогу перед собой делает.

Иначе никак.

Помимо полевой, в крепостях, конечно, стояла своя артиллерия. К ней приписывались служилые люди — пушкари и затинщики.

Тем временем наш отряд попал в самую центральную часть города. Торговая площадь, больше похожая на относительно широкую улицу, уходила прямо, чуть влево от нас. Здесь стояли — стена к стене, домики — лавки. Слева за высокой, такой же, как и крепостная, стеной размещался крупный комплекс зданий. Прямо и чуть правее из-за прижимающихся друг к другу домов виднелось две церковные башни. Если совсем направо, вдоль стены располагались жилые дома.

Улочки, кроме торговой, узкие. В моем понимании по ним могла проехать одна легковая машина, для местных телега, в одну сторону. И то, не везде и с трудом. Строения стояли тесно. Стена к стене. Людей почти нет. Несколько удивленных, одетых в кафтаны и вооруженных мужиков уставились на нас, но почти сразу интерес потеряли. Раз проехали в город, значит, так надо.

Земля под ногами изрыта, грязи прилично. Пешком идти — сапоги из этого месива тащить. В нос сразу пахнуло навозом и дымом. Но, если задуматься, не так уж и сильно, как я ожидал. Люди, живущие плотно друг с другом, умели соблюдать чистоту и порядок в той мере, в которой считали должным.

Григорий направил коня налево, вдоль стены к очередным воротам. На этот раз в окруженный комплекс зданий.

Здесь уже не было башни. Проезд был просто проделан в стене. Прикрыт двустворчатыми, тяжелыми воротами.

— Мы к воеводе!

Здесь нас никто повторно о делах не спрашивал. Пустили, но так, чтобы можно было только одному пешему пройти, проведя за собой коня.

Наконец-то двор воеводы.

Четырехугольное пространство в форме трапеции. Достаточно свободное в отличие от плотной застройки самого города. Въезд через основание. Налево вдоль внутренней стены — крупное здание, с маленькими окошками наверху. Труб на крыше нет, дым не идет. Явно склад, возможно, арсенал. Справа от нас — два более длинных, стоящих одно за другим, высоких, одноэтажных. С широкими заездами. Что бы это могло быть? Одно из самых ценных на случай осады — запасы провианта? Житницы. По центру церковь. Деревянная. Самое крупное здание в комплексе. Прямо за ним, ближе к внешней стене — терем. Точно канцелярия воеводы и его жилой дом. Там нас поджидало несколько человек. Слева от него — прикопанный погреб. Не иначе как пороховой склад. Справа — сновал и конюшня.

Мы двинулись в объезд храма.

Навстречу от терема вышло встречать наш отряд двое одетых в хорошие кафтаны и вооруженные саблями. Еще двое стояли у входа.

— С каким делом? Кто такие? — Один замер, бросил на нас пренебрежительный взгляд. Лицо напряженное, если не сказать злое.

Что-то они здесь такие угрюмые все, недоверчивые, вопросов много задают. Положено так или ждут чего-то нехорошего? Маришкины люди уже и здесь чего сотворить успели? Может это и хорошо, убедить сотрудничать в общих целях будет проще.

— К воеводе мы. С делом. — Я выступил вперед.

Григорий помог в город пройти, спасибо ему, теперь мой черед разговаривать.

— Кто таков будешь?

— Игорь Васильевич Данилов с письмом важным и вестями.

Две пары глаз буравили меня. Руки людей легли на сабли, сдавили рукояти. Вот-вот в драку кинуться. Чего вы все такие нервные то?

— Не знаю такого. Не ждет вас воевода.

— Письмо у меня, Царем Дмитрием писанное.

Они переглянулись. Лица слегка смягчились.

— С воеводой говорить буду. Ему передать велено.

— Отдавай и поезжай.

— Ты воевода воронежский? Что-то непохож. — Я злобно усмехнулся.

Нечего какой-то распоясавшейся охране вручать важные бумаги, еще чего! Самим Царем писанные, хоть и ложным. Это я знаю, что они не от него. И Григорий знает. Но вы то, чего удумали?

— Чего? — Моя фраза встречающих не порадовала. Один из них опять схватился за саблю. Вот-вот в драку кинется.

— Ты погоди, погоди, мил человек. — Вперед выступил Григорий. — Подьячий я из Чертовцкого. Дело у нас, важное. С воеводой говорить надо.

— Тебя помню, поэтому еще не вяжем вас. А так гостям мы не рады. У нас тут своих бед хватает.

Говоривший сплюнул под ноги.

— Не рады, уеду. Только с воеводой поговорю и письма передам. — Я смотрел на него спокойно, говорил четко. — Дело важное.

— Кто там пожаловал?

На крыльце высокого терема появился пожилой мужчина в дорогом кафтане. До моего, что в сумках лежал он не дотягивал, но контрастно выделялся на фоне всех видимых мной ранее людей. За ярким, парчовым кушаком торчал красивый пернач. Шапка с пером набок сдвинута.

— Фрол Семенович, гости нежданные.

— Откуда?

Не ожидая, пока эти двое что-то скажут, я выступил вперед.

— С письмом. И с вестями важными. В бумагах все указано.

Воевода уставился на меня. Лица видна не было, расстояние большое, да и темно уже. Но чувствовалось, думает.

— Дело у нас, воевода. — Поддержал меня Григорий. — Из Чертовицкого мы.

— Пустить в терем. Поговорим.

Он развернулся, вошел сам.

Двое преграждавших нам путь дворян переглянулись, но перечить не стали. Расступились.

Я извлек из седельной сумки письмо.

— Ванька. Конюшня, сеновал справа. — Махнул ему рукой, показывая направление. — Жди здесь. Коней пока в порядок приведи, вычеши. Не рады нам здесь, так, может, случиться, что ночевать будем за стенами.

С этими словами я посмотрел на двоих служилых людей, стоящих подле нас. Продолжил раздавать указания.

— Пантелей, останься с ним. — Я подошел, хлопнул его по плечу, проговорил шепотом. — Если что, хватай пистоль, пали, поднимай тревогу.

Он кивнул, напрягся и стал озираться по сторонам.

— Виду только не подавай. Но если что, сразу действуй.

— Будет сделано, боярин. — Громко ответил он.

— Григорий, со мной.

Мы двинулись к терему вдвоем.

Внезапно я понял, что откуда-то из подвала терема раздаются звуки тихой, протяжной песни. На французском!

"Le bon vin nous a rendu gais, chantons

oublions nos peines, chantons!

En mangeant d’un gras jambon à ce flacon faisons la guerre!"

Это еще что? Но спрашивать пока, не тот случай, потом у людей узнаю. А пока запомню это чудо.

Поднялись по ступеням. Еще двое местных дворян кинуло на нас неприятные взгляды. У двери нас встретила девушка. Красивая, усталая только. Глаза крупные, голубые, грустные, губы яркие. Однотонное платье, поверх которого был надет расшитый сарафан. Преобладали белый, черный и красные цвета.

Не говоря ничего, повела через коридор к двери напротив.

Было темно.

Убранство выглядело простым. Терялось во мраке. Деревянные стены, лестница наверх и вниз, двери прямо и налево. У стен — пара сундуков и пара лавок. Кадушка большая за ступенями.

Угол между дверьми был каменным, белым, и от него шло тепло. Стена печки. В этом здании по черному не топили. Присутствовала русская, слегка видоизмененная и увеличенная печь, обогревающая сразу несколько помещений.

Мы прошли дальше. Оказались в достаточно крупной комнате с тремя окнами, прикрытыми сейчас ставнями. Часть ее занимала печь, та самая, похожая на русскую часть — стол и лавки вокруг. У стен полки, на них много бумаг и рядом небольшая, совсем узкая дверь.

Во главе восседал тот самый пожилой мужчина — воевода.

По правую руку сидел хорошо одетый, высокий парень. Слева за кафедрой, вооружившись пером, замер сухонький мужчина в простеньких, серых, неприметных одеждах.

Все трое смотрели на нас. Писарь как-то неуверенно, со страхом, опаской, непониманием. Молодой с интересом. А воевода… Он всем своим видом показывал, что устал нести это тяжелое бремя управления людьми.

Разобрать эмоции присутствующих было тяжело. Свет давало всего несколько лучин на столе и еще несколько на кафедре. Комната погрязла в сумерках. Длинные тени подергивались, танцевали, клубились в углах.

— Что за дело у вас ко мне?

— Я Игорь Васильевич Данилов, воевода. — Вновь пришлось представляться. — Выслушай от начала и до конца. Письмо у меня к тебе. Писаное, якобы, Царем Дмитрием. Но, подметное. — Проговорил я, улыбнулся добродушно и простецки.

Писарь икнул, глаза вылупил. Даже в полумраке это было видно.

— Чего? — Это уже был сам глава города.

Таких слов он явно не ожидал услышать. Я тем временем показал запечатанный сургучом массивный пакет.

— Вот письмо, Фрол Семенович. Тот, кто писал его, подставить хотел тебя. Меня в Чертовицком казаки убить должны были. Бумагу забрать и здесь, в Воронеже, людям всем предъявить.

Пожилой мужчина буравил меня взглядом. Молчал. Уже хорошо, что не перебивает. Я, посматривая на них всех троих, продолжил.

— В письме этом, думаю, требование, татар в город пустить. Понимаешь, воевода, чтобы люди за такое сделать могли?

— Откуда знаешь. — Он проговорил сипло, страх ощущался в голове. Нарастающая паника, бессилие.

— Григорию Неуступычу, подьячему Поместного приказа, я такое же передал.

При этих словах мой спутник кивнул, в знак согласия.

— Так. — Зло, надрывно проговорил пожилой мужчина.

— Казачки, что убить меня хотели, на Маришку работали. Местную ведьму. Допросили мы их.

Кулак Фрола Семеновича грохнул по столу. Одна лучина погасла. Тени дернулись, заплясали.

Глава Воронежа несколько истерично, надрывно выдал следующую фразу:

— Опять эта ведьма! Сколько еще я ее имя слышать буду!

А чего ты на меня-то кричишь, дурья башка? У тебя эта тварь появилась, ты ее терпишь. Не делаешь ничего, сидишь здесь. Это у тебя спросить, старого хмыря, надо. По какому такому праву бандиты расхаживают как у себя дома.

Злость стала накатывать на меня, но пока надо было держаться.

Пауза затянулась. Я ответил, смотря воеводе в глаза:

— Пока не выжжем ее с земли твоей, воевода.

— Письмо передай, почитаем.

Он кивнул парню, тот поднялся, двинулся к нам. Смотрел пристально, оценивал. Не Жук ли это? Тоже молодой. Вдруг он? но Григорий стоит спокойно, он бы предупредил. И… почему, черт возьми, мы представились, а они нет?

Я вручил парню письмо. Когда он был близко, присмотрелся получше. Запомнил лицо и походку.

Вместе с Григорием, пока помощник воеводы, или кто это был, нес ему конверт, мы подошли к столу. Сели слева и справа. Мой товарищ был напряжен. Ситуация ему не нравилась, то как нас тут встретили, говорило о страхе, поселившемся в душах людей. Если даже главный человек в городе, так напуган, что тогда говорить о других?

В глазах главы города я увидел неодобрение.

Плевать.

Если этот человек сейчас не послушает меня, ему конец. Силы, что собираются против него вокруг — Маришка, Жук, татары, свалят его и не пожалеют. Убьют всех. Он должен это понять и действовать так нужно мне.

Работать вместе, для него — жизнь. Не работать — смерть или, в лучшем случае, бегство из города. Раз его подставить хотели, то переметнуться на сторону разбойничьей партии вряд ли удастся.

Фрол Семенович посмотрел на печать, покачал головой, сломал воск.

— Подойди, Савелий.

Читать сам не умеет? Или зрение? В темноте не видит.

Писарь подчинился, семенящей походкой преодолел разделяющие полтора метра. Принял послание в руки. На нас старался не смотреть. Что-то здесь дело нечистое. Все они какие-то испуганные, забитые, загнанные. Сдались, что ли, уже?

Савелий вернулся с бумагой за кафедру, пробежал глазами, икнул. Лицо его изменилось, стало напряженным, испуганным.

— Царь Дмитрий требуют татар в город пустить, Фрол Семенович. Снабдить, кормить, челом им бить.

Глава города изменился в лице. Уставился на меня.

— Ты откуда это привез?

— Фрол Семенович, говорю же, письмо подметное. Я из Москвы сам. Письмо мне дали в посольском приказе. Не одно, а три. Тебе, атаману на Дон и подьячему Разрядного приказа в Чертовицкое, Якову. Там на меня казаки напали. Отбился. Письмо вскрыли с товарищами. — Я перевел взгляд на Григория. — Подумали, порешали. Думаю так. Землю воронежскую кто-то в столице хочет под татарскую саблю кинуть. Крымчаков обманом в город пустить. Л… — Чуть не сорвалось у меня, вовремя сдержался. — Царя Дмитрия опорочить такими приказами желают. Понимаешь, воевода?

— Так. — Он провел рукой по лицу, погладил бороду. — Так.

— Еще раз повторяю, Фрол Семенович. — Я криво улыбнулся. — Войска татарские скоро туту будут.

— Что ты такое говоришь. Татары. Откуда? Они здесь через Поле не ходят.

Голос его был трясущимся. Человеку было невероятно страшно. Что за правитель такой? Кто тебя сюда посадил-то?

— Тот, кто за Маришкой стоит, хочет вас всех огню и мечу татарскому предать. Мы пленных допросили. Тебя, воевода, подставить хотели и из города гнать. А потом город крымчакам сдать.

— Да кто ты такой, что ты такое говоришь. — Голос его сбился, рука вновь шарахнула об стол.

— Я, тот, кого, как и тебя, эти люди убить хотели. У нас с тобой, Фрол Семенович, одна цель. Либо ты мне помогаешь решить эту беду. Либо татары никого не пощадят. А может, еще раньше их, разбойники бунт поднимут. Крымчаков ждать не будут.

Голос мой был полон решительности, я буравил воеводу взглядом. Помолчал, смотря, как воеводу трясет, добавил резко, зло.

— Ну!