Патриот. Смута

Глава 19

Я оценивающе взглянул на вставшего крепкого бородатого мужчину. Больше торговец, чем воин, но в деле бывал. К тому же одежда и снаряжение говорили, что такие союзники мне сейчас ох как нужны.

— Выйдем тогда, чтобы без лишних ушей. — Он указал на дверь.

— Ефим, собирай людей, расспроси, что узнали.

Племянник воеводы кивнул и торопливым шагом направился к поджидающему нас на дворе отряду. Мы же остались на крыльце.

— Во-первых словах, прощения просить хочу, боярин. — Проговорил басовито собеседник.

— Принимаю. Парень ваш горячий, за языком не следит. Поучить его бы. Но, вроде бы, ситуация разрешена?

Послышался вздох.

— Разрешена. Заносчивый он, и боец отменный, вот и… — Он глянул мне в глаза. — За вас мы опасались.

Мне с трудом удалось сдержать смех. Так вот, оно что. Думали, этот мальчишка меня уделает. Так-то, на вид я тоже такой же паренек, только на деле… Все иначе.

— Коса на камень нашла?

— Учителя у тебя отличные были, боярин. Я смотрел, признаюсь, не поверил. — Он огладил бороду. — По глазам понял, что ты человек серьезный, хоть и тоже молод. Кто ты, скажи?

Начались вот эти заходы. Поговорить вроде о деле хотели или расспросить? Сейчас что-то просить будет, договариваться. Видно, что люди эти здесь не просто так. Приехали дела обустраивать. Какие? И, что самое важное, мне с этого польза какая в данный момент.

— Игорь Васильевич Данилов. А ты кто, добрый человек?

— Не хотел обидеть, прощения прошу, что не представился. Путята я, Бобров. — Он кашлянул, подбоченился. — Здесь по делу торговому. Давно еще прознали, что в земле Воронежской бобра бьют. А мы, у себя там, на Волге дело с этим тоже имеем. Вот и здесь хотим.

Понятно. Вот чего вы такие красивые и в мехах все. Не ошибся я — промысловые люди. Приехали смотреть, узнавать, думать. Но, что-то вы непохожи сами на тех, кто зверя бьет — на трапперов и охотников. Больше на иных, кто мануфактуры организует, людей нанимает и дело строит.

Только мне это пока к чему? Мне здесь от татар город защитить надо, людей служилых в кулак собрать. А вот дальше — связь отличная такая, пригодится.

И тут у меня всплыла в голове прошедшая как-то мимо мысль. Минин! Кузьма. Он же из Нижнего Новгорода и ополчение второе, оттуда. До него еще года два, но человек-то известный. А за кого они сейчас? Все эти люди, что потом начнут войска вокруг себя собирать?

Вспомнить бы.

Вроде бы с первым ополчением у них поначалу все нехорошо было, а в первом были преимущественно люди, Лжедмитрия второго поддерживающие.

За Москву ты, мил человек? За Василия? Или сам по себе? Сила третья, себе выгоду ищущая, как и многие в это непростое время. Если так, то нам, может, с тобой и по пути. Ни Шуйский, ни самозванец, окруженный литовскими и польскими людьми, у меня симпатий не вызывали. Так далеко я пока не думал, стратегию глубоко не строил. Здесь на месте разобраться пока нужно.

Но. Раз случай подвернулся, надо использовать на полную.

— Боярин, мы здесь подумали. — Путята вывел меня из задумчивости. — Как и говорил, на сабельку претензий не имеем. Трофей твой по праву. Молодому своему новую найдем. Но. Хотим еще в знак уважения шапку бобровую подарить тебе. Не откажи. Прими.

Протянул меховой сверток, я принял. Глянул. Головной убор был на мой вкус неказистый, тяжелый, жаркий. Фасон мне непривычный, как и многое здесь. Принять нужно.

К тому же. В деньгах и местной экономике я не силен. Но, все, что сделано из меха, стоит денег не малых. Дорогой подарок. Расположить к себе хотят, может, решили, что я местный воевода.

— Путята, дар приму, спасибо тебе за него. Благодарю. Ценный подарок. Только ты пойми. Я не воевода местный. В делах твоих помочь не смогу. У меня здесь свои. — Я понизил голос. — Татары под город идут, остановить их надо.

Лицо Боброва посерьезнело.

— Татары. — Он вздохнул. — Это плохо. Думали мы, что поход опасный будет у нас. Но чтобы степняки весной полезли. Давно они не хаживали. Ох, давно. Скоро ли ждать?

— Кто же их знает, может неделя, может, две.

Он погладил бороду, задумался.

— Путята, скажи, а Кузьма, Минин или Минич знаком тебе? — Пока тот размышлял, я задал интересовавший меня вопрос. — Он же вроде человек у вас известный. В Нижнем Новгороде.

Глаза дельца расширились. Он занервничал, прежде чем ответить, промедлил, слова подбирал.

— Его весь Нижний Новгород знает. Мясник он, лавка у него.

Что-то ты не договариваешь. Или так выходит, что не хочешь в политику вмешиваться. Себя с человеком, в нее лезущим с головой в один ряд ставить не хочешь. Интересно.

— Слышал я про него. Толковый, по слухам, человек. С низов самых поднялся.

— Это да, это верно. — Собеседник выглядел напряженным, перевел разговор в нужное ему русло. — Ты, боярин, шапку прими, и слово перед воеводой замолви. Мысль у нас есть. Тут в Воронеже дело открыть. По местам поездим, посмотрим, поглядим, поговорим. Будем бобра тут бить и выделывать. — Он помялся, добавил. — Ну и с татарами то, помочь попробуем чем сможем. Если дело у нас тут будет, то всеми против них и встанем.

Слово хорошее, но не уйдешь ли ты завтра на рассвете, когда мальчишка ваш в себя придет? Поглядим. Так-то, мне сейчас любая помощь нужна. Но вас от силы человек семь. Да, парень у вас отважный, дикий и смелый. Толку только. Мы же не вдвоем с ним на татар воевать пойдем. Их то сотни.

— Ладно, Путята, слово замолвлю. — Хлопнул его по плечу, улыбнулся. — Если все, то поеду. Служба.

— Бог в помощь.

— И тебе, и вам всем, и делу вашему. За шапку спасибо. Благодарю.

Развернулся, спустился с лестницы. Ощущал, что в спину смотрит и нижегородский деловой человек. А помимо него еще несколько холопов во все глаза пялятся с сеновала. Привлек внимание поединком. Ничего, пускай знают, что подле воеводы такой человек стоит. Сабельник отважный. Из таких моментов слава и складывается.

— В кремль к воеводе. — Взлетел в седло. С каждым разом удавалось все это лучше и лучше. Вспоминались детские навыки. Как отец меня учил к коню подходить, как садится, переводить в рысь. В галоп по полюшку русскому гнать.

Двинулись неспешно. Задавали темп мы с Ефимом.

— Что узнали?

— Третьего дня видели похожих людей близ Ельца на переправах. Вроде они там лодки искали, купить хотели.

— Насколько верить можно? — Понятно, что только я мог этого человека в лицо узнать.

Если лодки он берут, то по Дону пойдут. Как их там ловить. Да и не могу я сразу быть и у Маришки и здесь. Приоритеты расставлять надо.

Ефим покачал головой. Пожал плечами.

— Холопы молвили, человека описали, вроде похож. Вроде с отрядом. Мало ли таких? Тот, с которым ты схлестнулся, так-то похож. Я вообще вначале решил, что он.

— Нет. Того я в лицо сразу узнаю. — Надо было до кремля уточнить у этого человека еще кое-что важное. — Скажи, а есть от воеводы ход подземный к воде, к Воронежу?

Ефим уставился на меня. Мы как раз проехали сквозь ворота в город. Стрельцы сверху вопросов не задавали. Народу на улицах прибавилось. Все куда-то спешили по делам городским. Жизнь кипела. Но основная масса встреченных людей были женщины и дети. Воронежцы — мужчины в массе своей, люди служилые. Дело свое ратное делали, службу несли. Кто на стенах, кто после ночи караула отсыпался.

— Есть или нет?

Мыслишка у меня одна родилась. И из нее уже план строился.

— Есть. Примерно к монастырю выйти можно. Чуть правее, на склон.

— А через Воронеж как переправиться можно?

— Паром есть, Никита Иванов его держит. Еще лодки есть. А тебе зачем, боярин?

— Нам же на Маришку идти. Вот и думаю, как отряд переправлять. — Улыбка появилась на моем лице. — Ефим, скольких людей можно взять, чтобы защите кремля не пострадала. Чтобы дозоры не снимать?

— Человек десять, может, двенадцать, можно.

— Как думаешь, а из иных концов города, из храмов ходы подземные есть? Выбраться тайно можно к реке?

Парень помялся, почесал затылок.

— Думаю, да.

— Славно. Задача тебе. — Мы ехали через город, впереди уже виднелись ворота в резиденцию воеводы. — Первое. Отобрать этих двенадцать человек, дать им выспаться, сил набраться, отдохнуть. Неприметно. Второе. Три лодки нам найти, к вечеру. Вечером дальше скажу, что и как.

— Будет сделано, а вы что?

— Обед. Сотники и атаманы придут.

Мы въехали в кремль. Руководство воронежских служилых людей еще не собралось. Есть хотелось ужасно, но я решил совместить прием пищи и общение с ними. Дал соответствующие распоряжения, а сам двинулся к арсеналу. На выходе сидел Пантелей, угрюмо смотрел по сторонам.

— Чего ты тут?

— Григорий Неуступыч с лиходейским этим писарем работают. — Он погладил бороду, посмотрел на солнышко. — А я здесь не пускаю никого. Велено так.

— Дела. — Прошел мимо него, заглянул в дверь.

Первая комната была забита полностью. Проход узкий остался, даже разойтись двоим — сложно будет. Копья разных типов. Справа — древко чуть выше роста человека и с локоть наконечник треугольной формы. Слева — более длинные, метра под четыре, если от пятки до самого кончика острия, то метра четыре будет. Много и тех и других по сотне точно или даже больше. Считать сложно, в глубине неясно сколько их.

Навалены на специальные уступы штук по восемь-десять на полку. А стеллаж этакий хитрый шел от пола до потолка.

— Григорий!

Впереди в следующей комнате слышались голоса.

— А, боярин, вернулся. Рад видеть. — В проеме появилось довольное лицо подьячего. Кафтан его и шапка выглядели запыленными. Но вид счастливый, словно клад нашел.

— Как тут? — Спросил я, не зная даже с чего начать.

— Сверяем. Хищения пока выявлены незначительные. — Улыбнулся он. — А так лучше сам глянь. Копья, это только начало. Подойди, посмотри красоту.

Он махнул рукой и исчез в проеме. Я последовал за ним.

Во второй комнате меня встретил Савелий. Грустный, угнетенный, осунувшийся писарь вздохнул, уставился в пол. На руках и ногах кандалы, стоит с бумагами, читает. Но, окружение было гораздо более интересно, чем этот разбойничек поневоле.

Здесь хранился огнестрел. Много.

Я видел десятки мушкетов — тяжелых ружей крупного калибра. Глянул на ствол одного, так там сантиметра два, а то и больше диаметр. Латную конницу валить? Бездоспешных из такого насквозь прошивать будет, а то и по два человека за раз, если плотным строем стоять будут. Страшная штука. Попасть только надо.

К ним комплектом шли подпорки — сошки. Еще бы стрелять с такой штуки, это столкнутся с сильной отдачей. В руках можно не удержать. А без умения плечо выбить. Все пары выглядели одинаково. Чувствовалось, что заказали их у одного мастера, одной артели.

Рядом с этими стройными штуками был более разношерстный строй аркебуз — стрелкового оружия калибром меньше. Примерно, как мой, притороченный к седлу карабин. Только здесь почти все были фитильными, не колесцовыми. Более простыми, дешевыми, но внушавшими не меньшее уважение.

Мое оружие — это индивидуальный заказ для человека богатого, могущего заплатить. А здесь стандартный солдатский набор. Но их количество впечатляло.

Эти штуки можно было использовать и с лошади, хотя не так удобно, как мой, и в пешем бою. Причем именно ими отлично бить из засад. Легкие, таскать удобнее, подбираться к врагу проще, отступать сподручней. Вышел на позицию, дал залп, выхватил пистолеты, дал еще залп. Если подавил противника, дело можно довершать саблями. Если нет — отступаем в лес, попробуй нас там найди потом. Либо обозы бросать и вдогонку идти. Либо раненными заниматься и добро сторожить.

Глаза разбегались. Радость переполняла грудь. Столько добра…

Помимо длинноствольного оружия имелись еще и пистолеты. Я насчитал штук пятьдесят совершенно разных образцов. От тяжелых рейтпистолей, таких, как я возил в седельных сумках до небольших образцов, удобных в ношении на поясе, за кушаком.

Помимо оружия, дальше по проходу виднелись кожаные ремни, портупеи, перевязи, берендейки, пулевые и пороховые сумки, рожки. Весь воинский элемент снаряжения для огневого боя.

Я посмотрел на Григория.

— Да, боярин. — Лицо его светилось радостью. — Там дальше еще сабли, еще аркебузы, полсотни бердышей. Самое ценное, это кольчуги и мисюрки. По записям полсотни. По ним же даже ерехонки числятся, но пока не видел, не дошли еще. — Он усмехнулся, глянул недобро на писаря. — А еще, этот… Говорит, что в башнях, в подвалах и на первых этажах еще много всего сложено. Учетные книги на это отдельные и там больше внавалку. Всего разного много. Пристроить негде было, когда свозили. И оружие, и доспехи, и кафтаны стрелецкие вроде. Говорит сотни полторы.

— А порох и пули есть?

— Есть. И пушки есть, легкие, помимо тех, что на стенах уже стоят. Вроде бы шесть. Пока не видел своими глазами. По бумагам.

— Да куда оно денется-то… — Начал было Савелий.

— Ты мне оговори еще, тать. — Одернул его тут же Григорий.

И верно. Преступнику слово не давали. Молчать должен и не лезть, когда люди служилые говорят. Я злобно зыркнул на писаря. Тот и без того понурый, совсем сжался.

Выходит, мы всем этим арсеналом снарядить сможем несколько сотен человек. Если прямо хорошо снаряжать. А если не усердствовать и сформировать копейные сотни отдельно, стрелковые отдельно, пистолеты выдать всадникам, сделав из них некое подобие рейтар… То и полтысячи вооружим, доброй рати.

Я вздохнул. Снаряжение — это еще не все. Нужно уметь его использовать. Опыт, дисциплина, слаженность действий. За неделю-две из холопов да крестьян солдат не сделаешь. Дворян лучше укомплектовать, это да. Тех, кто с воинскими навыками знаком — как-то можно обучить, хотя бы немного. Но, пока негусто.

Ладно. Оружие есть, людей найти осталось.

— А кони? — Задал я еще один тревожащий меня вопрос.

— А вот с конями беда, боярин. — Григорий покачал головой. — Личный скакун воеводы, заводной или вьючный. Ефима Конь… Ну ты их видел всех, вы же отрядом ходили куда-то. Помимо этого, еще четыре. Это если наших не считать.

— Мда…

Придется воевать пехотой.

И как одолеть медленными пешими, да еще и не опытными, необученными людьми быструю конную рать? Еще же надо учесть, что татары, это те, кто в седле родился и с луком на ты. Противостоять им в открытом бою — шансов мало. Только хитростью.

Но, где наша не пропадала. Мысли у меня были на сей счет.

— Как съездил, боярин? — Григорию было интересны итоги.

— Хорошо. Узнал кое-что. Кстати, как француз?

— Какой — Подьячий не понял моего вопроса.

— В подвале, в тереме сидит, песни поет.

— Ааа, лях. — Хмыкнул Григорий. — Да, а что? Сидит.

— Пойду, гляну. А ты здесь давай, дальше. Чтобы списки были, а то я как с атаманами воронежскими поговорю, зайду с просьбой.

— Хорошо, боярин, жду.

Мы распрощались. Вышел, двинулся к терему. На двор в этот момент въехало двое. Я их видел на службе, что утром по моей просьбе здесь организована была. Первые гости, сотники. Хорошо.

Я вида не подал, пускай воевода встречает, размещает. Сам чуть позднее буду.

Они на меня глядели недобро. Ну как смотрят на того, кто со своим уставом в чужой монастырь пришел, как-то так. Двинулись к терему, к парадному входу, где Фрол Семенович встречать вышел.

А мне в подвалы надо. В темницу, если это, конечно, она.

Подошел. Там, чтобы наблюдать за пороховым складом и входом в погреб, стоял на посту один из служилых людей, верных воеводе.

— Ключ у тебя?

— Бог с тобой, боярин, какой ключ. Под засовами он.

Пожал плечами, подошел. Поднял деревяшку, сунулся внутрь, вниз. Повеяло холодом, спустился по ступенькам. Было темно, маленькие окошки у самого потолка освещали пространство довольно плохо. Слева и справа стояли какие-то кадки, бочонки, пахло кислятиной, но достаточно приятно. Капуста, что ли, или может квас?

Напротив входа дальше вглубь виднелась пара дверей. Одна частично открыта, и там тоже хранился какой-то съестной припас. Запах привычного погреба. Овощи, лежащие здесь давно, с осени слегка начали подгнивать, преть, прорастать. Что давало те самые ароматы.

А вот от другой двери, закрытой на засов так, что еще и петля его держала, не подденешь изнутри никак, не откроешь — слышалось человеческое дыхание. Пахло неприятно — грязным, давно, очень давно не мытым телом, мочой и дерьмом. Как часто у заключенного выносят срамное ведро? Судя по тому, что ведет он себя плохо, буянит, а также по запаху — раз в неделю, в лучшем случае.

Мда, условия содержания лютые.

Ну ничего, поговорим. Военные специалисты мне нужны до зарезу. А этот француз мог быть как раз таким.

— Рано идти, рус. Ждат смерт?

Этот голос принадлежал усталому, истощенному человеку, но чувствовались в нем некие нотки непокорности. Акцент тоже говорил сам за себя, гнусавый французский слог.

— Пришел поговорить с тобой, пленник. — Я перешел на знакомый мне французский.

За дверью замолчали. Не ждал пленник гостей, что обратятся к нему на родном.