Патриот. Смута

Глава 25

Простукивая пол, я понял, именно здесь есть присыпанная землей дверца. Спуск в погребок или люк. Достал нож, ткнул. Примерно с палец толщиной земля, дальше клинок упирается в дерево. Начал копать, скрести. Вскоре очистил деревянную крышку размером чуть больше, чем полметра на полметра. Подцепил клинком, аккуратно приподнял. Гранат с чекой в это время не было. Но вдруг там пакость какая-то придуманная. Самострел в рожу выстрелит и привет.

Прощупал края. Смотреть при свете факела было очень неудобно и не эффективно.

Ловушки не было. Видимо, не думали местные, что кто-то полезет сюда. А для случайных глаз спрятали хорошо. Даже я со своим опытом нашел с трудом.

Лестницы не было. Углубление примерно на метр, обложено деревом и шкурами, чтобы влага не попадала. Эдакий колодец. А там кое-что интересное.

Мешочки. Я вытащил один, взвесил. Прилично так, где-то грамм двести, плюс-минус. Открыл — монеты, серебро.

Пантелей за спиной аж хрюкнул. Я пристально посмотрел на него.

— Никому.

— Да, боярин, могила я.

— На дело пойдут.

Я извлек все. По весу — килограмма три, расфасованных по пятнадцати мешочкам примерно одинаково. Прилично так. В ценах, валюте и курсе я пока не разобрался, некогда было. Но три килограмма драгоценного металла, это много. Даже по меркам моего времени — деньги не малые. Жаль не золото, но дареному коню… Как известно.

Помимо монет присутствовало еще два ларца. Один, красиво отделанный каменьями, стоял на втором. Откуда он здесь у такой голытьбы? Кого они ограбили? Под ним — простой и весьма увесистый сундучок, больше похожий на ящик с приделанной наспех на петлях крышкой.

Вынул оба. Замков нет и там, и там.

Ну что, начнем с того что не привлекает глаз. Открыл, глянул.

Перстни, пуговицы, камушки россыпью, мелкие. Какие-то несложные украшения, перья, брошки, заколки. Все это представляло некоторую ценность, но не выглядело дорогим. Больше медь, немного серебра. Золота не было вовсе.

Видимо, все это было отобрано и снято у жертв разбоя. Хозяевам вернуть будет проблематично. Многие из них, если не все — кормят червей. Не просто же так они расстались со своим имуществом. Искать наследников — затея глупая.

Значит, пойдет в казну. Там оно мне ой как пригодится для дальнейших действий.

Я захлопнул сундучок, поставил его на землю.

— Давай, Пантелей, свети получше. — Улыбнулся я.

Он смотрел на ларец с нарастающим интересом.

Аккуратно открыл. Как и думал — переписка. В темноте читать неудобно. Но, я решил глянуть хотя бы парочку.

Верхнее, заляпанное запекшейся кровью, имело печать, больше похожую на какой-то ку-эр код. Что за ерунда? Не вскрыто, повреждений сургуча нет. Повертел в руках, подумал. Ломать печать смысла нет. Испорчу только. Пойму-ли что? Не факт. Лучше утром глянуть или у знающих людей поспрашивать.

Татарская может писанина?

Догадка мне понравилась. Именно это письмо я сунул за пазуху. Один степняк у нас здесь в плену сидит. Его и спросим.

Что там еще?

Письма. Много. Штук тридцать, может, даже сорок. Разные по размеру и формату. Бумага тоже отличается. Некоторые, что снизу — слегка сырые. Часть с печатями, часть без. Где-то сургуч сломан. Но увидеть оттиск почти на всех можно. Различные гербы, в которых я мало чего понимал.

Откуда у ведьмы столько писем? Даже нет, у винокура в подполе. Чудно. Кому они принадлежат и кому направлены? Это все требует четкого и долгого анализа. Сейчас заниматься бессмысленно, потрачу время и глаза сломаю. Лучше отложить до утра. А еще лучше до самого Воронежа. Там найти писаря, Савелий подойдет, и ему выдать все это добро. Пускай переводит, расшифровывает, а потом доложит.

— Письмо какое-то. — Проворчал Пантелей.

М-да, да ты прямо капитан очевидность. Я усмехнулся вполне добродушно.

— Так, товарищ. — Про деньги никому не слово. — Всем жалование выдам, как вернемся. Все посчитаем, учтем, никого не обижу.

— Ясно, боярин.

Хорошо, что с ним ходить стал. Пошел бы с кем иным, вопросов могло появиться много. Ладно, все это в свой вещевой мешок сложу. Он же опустел. Три подарочка я из него извлек и, так сказать, вручил.

Шкатулка с письмами туда тоже влезет. А вот большой сундучок уже нет.

Коней у нас теперь много, погрузим. Как-то приторочим. Жаль телеги нет, на ней бы мы точно увезли прямо совсем все ценное.

— Хватай и пошли.

Пантелей неуклюже перехватил факел, взял сундучок с награбленным. Мы вышли, осмотрелись и торопливым шагом двинулись к костру.

Там нас встречал Григорий. Он уставился на своего земляка и его ношу. Левая бровь поползла кверху.

— Это что?

— Награбленное. Все опишем и в казну. — Проговорил я спокойно. — Всем участникам рейда жалование. И, думаю, премиальные.

Он кивнул в ответ, заговорил. Начал отчитываться о проделанной работе.

— Коней я в конюшне посчитал. Худо бедно успокоил. Их там десять, татарских. Хорошие, прямо добрые скакуны. Предлагаю завтра на них обратно всем и возвращаться. Еще десяток поплоше. Типа наших. — Он вздохнул, покачал головой. — Дожили, кони у служилых людей, как у лиходеев последних.

— Ничего, Григорий, заживем скоро. — Улыбнулся я. — Что еще?

Он не разделял моего оптимизма. Смотрел устало и как-то холодно. Продолжил:

— Еще нашли сундуки с добром. Там порох, пули, свинец, несколько тегиляев, пара шуб, кафтанов семь, хороших ну и так…

Он замялся, поморщился.

— В общем, небольшой арсенал имеется, и награбленного барахла прилично было в сене припрятано.

— Отлично. Пантелей, за сохранность добытого добра отвечаешь головой. Все по описи привезем в город. Там за службу выдам всем положенное. Никого не обижу. Но до этого. Никакого дележа. Ясно!

— Ясно, боярин.

Деньги могут изменить людей. Даже самых честных и порядочных они порой портят. Когда ты их не видишь годами, думаешь, как концы с концами свети, а здесь такой соблазн. Награбленное поделить между собой. Честно отвоеванное, трофейное.

Казалось бы. Но нет, дележа никакого не будет. Мы не разбойники, не тати какие-то. Сработали хорошо, все имущество заберем. Каждому по делам его выдам по возвращении.

— Отойдем на пару слов. — Я кивнул Григорию.

Мы сделали десятка два шагов, встали недалеко от первых шалашей.

— Чего хотел, боярин? — Проговорил подьячий негромко.

Я достал письмо, показал.

— Что думаешь?

— Татарское. — Он усмехнулся. — Везет тебе с письмами. Постоянно они при тебе какие-то.

— Что есть, то есть. — Я улыбнулся в ответ. — Как думаешь, кто прочесть может?

— Татарин пленный. Только вряд ли будет. Даже если пытать. — Подьячий скривил лицо. — Сморозить чушь какую-то. Веры ему нет.

— А еще кто?

— Хорошо мы Савелия не казнили, хотя… — Григорий сплюнул. — Человек он дерьмовый.

— Точно, Савелий. — Я вспомнил про его сына. Его же разбойники похитили. — Мальца его тут не было же?

— Мертв он давно. — Подьячий был серьезен. Не верил в спасение.

— Проверим. Ладно, иных вариантов, кто письмо татарское знает, у тебя нет?

— Нет, может в городе кто есть. В Воронеже. Вернемся, разузнаем, но я о таких не ведаю.

— Ладно. Как дела обстоят?

— Дозоры поставил. Часть людей отдыхает. Скоро сменятся. Постоят и двинем. Устали все. Но надо утра дождаться.

— Надо.

Я хлопнул его по плечу.

Вернулся к костру.

— Э, голытьба! Савелий, писарь из Воронежа кому знаком.

Все зашептались, завозились. Глаза в землю, говорить никто не хотел. Внезапно в тишине раздался тонкий, подростковый голосок.

— Батька он мой.

Паренек был тощим, даже изможденным. Некое сходство с писарем у него имелось, если так приглядеться. Одет в какие-то лохмотья. Рубаха рваная, штаны шитые-перешитые. С виду лет четырнадцать, но из-за худобы мог быть и старше.

— Ага.

Я подошел, поднял его, ухватив под руку. Уставился, но тот глаза отвел, смотрел в землю. Пахло от него стразом, грязью, немытым телом. Но, не алкоголем, что немного удивляло. Почти все пленники источали этот неприятный аромат, он словно пропитал их.

— Чем тут занимался? — Задал вопрос.

— Так это, прислуживал, господин.

На его руках и ногах виднелись следы старых ран от кандалов и веревок.

— Повернись.

Он, сгорбленный и трясущийся от страха, неловко послушался. Я задрал рубаху. На спине имелись шрамы. Пороли его пару раз. Так, не сильно, не чтобы забить, больше в назидание — по одной две плети. Последний раз — недавно. А первые шрамы уже успели зажить.

— Давно здесь?

— С осени, господин.

Я вспомнил его имя.

— Зовут как?

— Петр я, господин.

Ответ верный. Значит, точно он. Либо, другой пленник, выдающий себя за сына Савелия, что в целом роли сейчас не играет. Даже если настоящий Петька убит этими бандитами, самозванец будет именно сейчас нам полезен. А как с отцом встретится, так тут и все ясно станет.

— Пошли.

— Я нет, я ничего, не надо, пожалуйста. — Он захныкал, начал неловко вырываться, упал на колени.

— Ты что, дурак?

— Вы же меня на смерть. — Он смотрел со страхом в глазах. — Нас так в болото водили. Раз — и нет человека.

Мне откровенно стало жалко парня. Запугали его до ужаса. Эти разбойнички, сущие упыри. В болоте пленников топили, измывались. М-да… Злость начала подкатывать из глубины души. Еще с юности, когда слово такое в советский обиход еще не вошло, я усвоил один закон. С террористами никаких переговоров вести нельзя. А эти люди Маришки — сущие упыри.

Хорошо, что выжег заразу. Корень еще поискать, Жука потрясти. Глядишь и вздохнет земля воронежская без этих людишек.

— Дурак. Ты же раб их был. — Освободить тебя хочу. — Людей убивал?

— Нет. Как можно.

— Врет он все! Это я невиновный! Я здесь год уже, тоже поротый. — Заголосил какой-то мужик, что сидел слева.

Хватило одного взгляда, чтобы он заткнулся, ссутулился и отвернулся.

— Идем. — Я поднял парня с колен, вывел его из толпы сидящих пленных, добавил. — Батька твой за тебя переживал сильно. Так, что Родину предал.

Парень вновь пал на колени. Начал молиться, креститься и сапог мой обнимать.

— Ты это брось! — Я вновь его поднял. Встряхнул. — Если нам поможешь, то и отец жить будет. Понял.

— Понял, боярин, понял. — Он закивал, хлюпал носом, вытирал сопли.

— Сейчас Григория позову. Подьячий он. — Начал я тихо, чтобы остальные пленники не слышали. — Ты ему расскажешь все, с толком, с расстановкой. Кто из этих вот людей преступник.

Так. Знает ли он значение этого слова? после короткой паузы я продолжил наставление.

— Скажешь ему, кто воровал, кто убивал, кто спаивал до смерти и до безумия. Кто приказы отдавал. Кто с Маришкой часто говорил. А кто такой же, как ты.

Он кивал, глаза его расширились.

— Но, мы потом их всех тоже допросим, и если не сойдется что… — Я глянул на него серьезно. Тряхнул. — Не сносить тебе головы. Ясно?

— Ясно, боярин, ясно.

Махнул рукой, подозвал служилого человека. Тот выглядел усталым. Но, что поделаешь, служба такая.

— Григорий, поговори с парнем. Это сын Савелия, Петром кличут. Видишь, выжил. — Я улыбнулся. — Прислуживал здесь. Говорит, не по своей воле.

— Хорошо. — На лице подьячего я видел пренебрежение и желание отдохнуть.

Знаю, товарищ мой, все понимаю. Но надо. Сам я со всем разобраться не могу. Делегировать приходится.

— Долго не возись, в общих чертах. И отдыхать.

Подьячий вздохнул, кивнул.

— Ну давай, Петруха, по существу.

Сам я вернулся ко всем сидящим пленным, окинул взглядом.

Вид разный, но в основном угнетенный, испуганный и забитый. Сущих отморозков среди них не так уж много. Выглядит добрая половина, как недавно бежавшие с земли крестьяне, решившие, что пить и гулять — лучше, чем пахать. Так, то оно так, только вот связались вы с кончеными тварями. Их мы, упырей этих, по большей части всех положили. А дальше — разберемся, кто есть кто.

— Ну что, разбойнички! — Говорил громко. — Ведьме служили! Чертям поклонялись! Служилых людей убивали! Кровь русскую проливали! А? Что молчите, гады.

На лицах их я видел животный страх. Помирать не хотелось никому. Хотелось жить дальше хоть как-то. Неважно как, главное — чтобы жить.

Угнетенные, слабые, сбившиеся с пути люди. Многие, да почти все здесь такие.

— Я строг, но справедлив! Всех допросим, случай разберем! Каждому будет дан шанс искупить. Но! — Я замолчал, вновь посмотрел на них. — Если удумаете чего нехорошего, смерть покажется вам подарком. Ясно!

Большинство закивало, задергалось. Остальные сидели тихо.

Ладно, общую суть я до них довел, осталось последнее. Татарин. Поговорить, потом немного отдохнуть.

Подошел к нему, привязанному к столбу, присел рядом на подвернувшееся бревно.

— Кто ты?

— А, сын шайтана, пришел. — Пустые глаза уставились на меня. — Резать я будешь, огонь я жечь. Реж, жги, молчать буду.

Акцент все же у него имелся, но понимать суть не так уж и сложно.

— Зачем. Поговорить хочу. Умный ты. Говоришь на нашему, читаешь, наверное, раз письма привез.

Попал в точку. Письмо его было. Это по глазам сразу видно стало.

— А. Шайтан. — Скрипнули зубы крымчака. — Нашел, пес.

— Что же вы все с собаками-то меня сравниваете. — Выдохнул я устало. — Если на то пошло, я медведь русский, а не шавка какая-то.

Врезал ему хлесткую оплеуху.

— Еще раз че-то такое брякнешь, вот тогда я тебя резать буду. А пока поговорить хочу.

— У-рус. — Он злобно посмотрел на меня. Затем усмехнулся. — Ты наша речь не говорить, бумаги не читать. Пытай меня. Молчать буду.

— Ошибаешься. У нас в городе есть человек. Так что, тайны никакой не будет.

— Брешешь, сын шайтана.

— Зачем. Сейчас или в полдень. Не так важно. Все пойму.

— Реж меня. Слова не говорить.

— Жить не хочешь?

Он закрыл глаза, начал что-то бормотать на своем. Молитвы какие-то.

М-да, не зашел у нас с ним диалог. Ну, да и ладно. Доставим в Воронеж и его и письма, там все и решим.

Что у нас дальше?

Надо глянуть дом ведьмы. К нему никто из наших даже подойти не решился.

Осмотр избушки Маришки ни к чему путному не привел. Провонявшая тухлятиной и мертвечиной каморка. Как эта сумасшедшая баба еще кони не двинула от житья в такой ужасной антисанитарии. Здесь висели за хвосты и гнили мыши, крысы. Дохлые птицы валялись сверху на полках. Все это источало невероятно отвратительный аромат. Его дополняли запахи сушеных и преющих трав, а также пропитавшихся потом шкур, на которых спали претворяющиеся бесами люди. По углам были развешаны какие-то тряпки, побрякушки.

Выглядело это все… Отвратительно ярко и ужасающе мерзко.

Избушку надо спалить. Помимо деморализующего фактора это же настоящий рассадник заразы.

Завершил осмотр, проверил посты, приказал людям отдыхать. Григорий сделал все по уму, отлично. Можно ему будет полностью доверить такое дело в следующий раз, не подведет.

Основные наши силы обосновались у конюшни. Соорудили бивак. Пленных согнали в одно место, связали друг с другом, чтобы не разбегались. Допросы отложили на потом. Сейчас лучше восстановить силы.

Да, может быть сейчас, более шокированные и напуганные, они будут словоохотливее, но… День был тяжелым. Да, мы отдыхали специально перед выходом на это непростое дело. Но все же. Время было далеко за полночь. Скоро рассвет. Два часа передышки и с первыми лучами солнца двинемся в путь.

Я нашел лавку, поставил ее у стены здания, привалился и задремал.

Время прошло незаметно. Вырубился, очнулся. Отдохнул плохо. Ничего, днем посплю, как вернусь.

Встал, встряхнулся.

Утро выдалось росистым. Сырым. Мошка с первыми лучами солнца взлетела и начала докучать так, что мочи нет. Отойти от дымящегося костра было просто невозможно. Ждать нельзя. Такими темпами всех наших пленных, связанных разбойников пожрут. Высосут досуха.

А они живые нужны. Кого показательно казнить, кого допросить, кого на работы загнать.

Погрузили большинство ценного скарба на добытых коней, посадили наших раненных. Сами в седла взлетели. Выдвинулись. Телег не нашлось, и это было плохо. Придется возвращаться еще раз. Посылать отряд. Забрать оставшееся орудие. Мы не смогли взять все. А нужно было вывести железо подчистую. Пригодится. Также не удалось забрать посуду из винокурни и сам перегонный куб.

Ничего, из города, как вернусь, отправлю сюда экспедицию.

Ехали по тропам, настороженно смотрели по сторонам. Путь наш шел к парому. Лодки, как и было изначально задумано, мы вернем монастырь потом. Вначале нужно переправить всех этих людей, коней, скарб, труп ведьмы и чертей к Воронежу.

Много, очень много всего.

Прошли самое опасное заболоченное место. Из Колдуновки выбрались в лес, через который мы вчера двигались в темноте. Преодолели его. Где-то здесь, в камышах наш отряд выбрался и двинулся на дело.

Но мы шли дальше.

Начался заливной луг, по которому к тому месту, где была пристань парома, тянулась достаточно широкая протоптанная тропа.

Вся наша процессия стремилась туда. Пленных подгоняли, понукали, торопили.

Город был все ближе и ближе. Нависал над рекой с той стороны. Выглядел он отсюда, как одинокий клык, взметнувшийся ввысь на холмах. Лучи восходящего солнца освещали его стены и башни. Это внушало радость. Укрепления, за которыми можно отдохнуть, прийти в себя. Баньку принять. А то ночью по болотам лазить — такое себе приключение.

По дороге не встретили никого.

До нужного места нам оставалось где-то с полкилометра по моим прикидкам. Через реку в нашу сторону двигался паром. Я всмотрелся. На нем был отряд, вооруженный, хорошо снаряженный. Конные, с заводными, да еще и при вьючных — если сопоставить количество человек и скакунов.

На торговцев похожи, но вроде не те, что нижегородцы. Другие какие-то.

— Готовность, товарищи. — Скомандовал я. — Мало ли кто эти люди.

Вперед выехали все готовые к бою.

Легко раненные и Ефим остались в арьергарде, смотреть, чтобы наши пленные не разбежались. А то они все чаще смотрели по сторонам. Да, связаны были хорошо, и бежать тут особо было некуда. Но все понимали, в городе их ждал суд и, скорее всего, петля. Удрать хоть как-то, значит — спасти жизнь.

— Пантелей, остаешься с раненными. Остальные вперед. — Холодно проговорил. — Глянем, что за люди, да паромщика поймаем. Чтобы нас всех перевозил обратно.

Я и еще семеро двинулись вперед, погоняя лошадей.

— Что-то тебе везде враги мерещатся, боярин. — Хмыкнул Григорий, ехавший рядом.

— А кто в степь торговать едет?

— Может, казаки или, наоборот, к казакам.

— Предчувствие у меня недоброе, Григорий. К бою готовимся, товарищи, но вида не подаем. Как про погоду заговорю, палим сразу. Небо красивое, например, так и атакуем.

Служилые люди переглянулись. Они выглядели устало, ночь была тяжелой. Схлестнуться с еще одним отрядом им совершенно не хотелось. Но, если понадобиться, если на нас нападут, будут сражаться.

Мы вырвались вперед, оставляя за спинами медленно бредущую пленную бандитскую рать. Подъехали к пристани. Паром причаливал. Отряд состоял из десяти хорошо снаряженных, достаточно богато одетых мужчин. Я всмотрелся. Чем больше изучал, тем больше казалось мне, что они как-то специально пытаются выглядеть не так боевито, как на самом деле. Да и снаряжение их как-то уж слишком среднее.

И тут человек, говоривший с паромщиком, повернулся ко мне лицом. Предчувствие не подвело! Именно его я видел в той злополучной корчме, в Москве, где учил меня старый казак и лихой атаман Корела.

Я узнал его, а он узнал меня. Глаза его вспыхнули удивлением, рука метнулась к сабле. Но я был быстрее

— Бей! — Был четкий приказ!

Уважаемые читатели, спасибо! Жду во втором томе — https://author.today/reader/471114/4400378

Пожалуйста не забывайте ставить лайк.

И конечно — добавляйте книгу в библиотеку.

Впереди — много интересного.