Патриот. Смута

Глава 6

Щели между дверными досками были хорошо законопачены. Черт. Постарались строители — молодцы, только мне от этого слышное огорчение. Я подошел к Ивану, сел, положил ему руку на рот, второй тряхнул.

Он открыл глаза и попытался закричать. Ожидаемая реакция.

— Тихо, дурень, это я. — Выдал одними губами.

Его страх чувствовался. Глаза широкие, словно блюдца. Спросонья слуга не понимал ничего, совсем осоловел, как пьяный. Сколько он дрых? Меньше часа прошло, чего же его так разморило.

— На улице кто-то есть. Я проверю, ты здесь жди. Уйду, засов тихо… Тихо, понял, прикрой. Стук — раз, раз-раз. — Я легонько, в произнесенный шепотом такт, толкнул его кулаком в живот. — Сейчас руку уберу, ты молчи.

Он продолжал смотреть на меня и сопеть глубоко и быстро. Сердце его билось как сумасшедшее, вот-вот выпрыгнет. Придется еще конкретизировать, чтобы не сотворил всякой дичи.

— За мной ни ногой. Почуешь запах гари, ори что есть мочи — пожар и не выходи, пока совсем дыма много не станет. Услышишь звуки драки, ори — татары и тоже не выходи. Все понял?

Он кивнул.

Черт, зуб ставлю — уверился Ванька, что бес в хозяина вселился. По глазам вижу, что выйду и начнет креститься. Ладно, это мы утром решим, пока что надо соглядатая поймать. Я накинул кафтан, перепоясался. В рубахе было, конечно, сподручнее, но она слишком светлая. Ночью заметно.

Проверил, как сабля и кинжал из ножен выходит. Нормально можно работать. Тяжелые только я к более легкому оружию привык. Хотя было дело и топоры метать учился. Интересно было.

Прыгнул слегка — не звенит ничего. Отлично, пора на вылазку.

Аккуратно открыл засов. За спиной напряженно сопел Ванька. Я толкнул дверь, медленно, неспешно. Высунулся, прислушался.

Тихая ночь, где-то ухает филин. Далеко. Чавканья слышно не было. Но, человек мог спокойно завернуть за трапезную, уйти в посадки или еще как-то уйти с открытого пространства.

На полусогнутых ногах выбрался, осмотрелся, кивнул Ваньке — жди, мол.

Тот прикрыл дверь, также аккуратно, стараясь не шуметь. Вышло неплохо.

Глаза мои привыкли к темноте быстро. Движений не видно. Но, мне не показалось. Куда же ты делся? Идти к бане, смотреть, что там со звонарем? Очень далеко и по открытому пространству. Дым из окошек все еще идет. Не сильно так, поменьше, чем когда я мылся. Как-то долго церковный служка водные процедуры принимает.

Закралась мысль, что убили парнишку, но проверять некогда. Толку от этого никакого.

Потом.

Вжался в стену, двинулся обходить трапезную медленно, еле-еле. Думал.

Смысла идти к обрыву нет. Там конюшня и еще пара строений — перекрывают полный обзор. Местность между ними открытая. Перебежать от стены к стене, если кто-то наблюдает, даже в темноте, незаметно непросто.

Кто же это мог быть, какие варианты?

Первое. У казаков был связной — рабочая схема, но мы их хорошо допрашивали. Не скрыли бы такое. Второе. Федор отличный актер, на их стороне. Полез освобождать или убивать. Сомнительно, слишком он горячий мужик. Такие люди, обычно, в сложные планы не умеют. Третье. Полез порешить их из-за того, что они его подставили. Вот это в его стиле, но зачем, если их утром собираются вешать? Вряд ли они что-то утаили.

Наоборот, если бы могли кого-то сдать и вину свалить, на все сто десять процентов сделали бы это сразу. Чувствующие расправу над собой всегда ищут крайних и виноватых, сваливают с себя ответственность.

В голове родилась шальная мысль, что все происходящее — не имеет отношения к ситуации с казаками. Может, любовные приключения святого отца или звонаря? Девка к ним пробирается?

Нет, не то. Опыт и чутье подсказывали мне, что опасность нависла над Чертовицком.

Я добрался до угла трапезной.

Здесь кто-то совсем недавно топтался. Следы под ногами были свежие — сапоги, размер большой, мужской, широкий. Да и женщины не ходят в такой обуви. Враг! Не будет же свой вжиматься в стену, озираться, красться, на месте замирать.

Чужак.

Черт, как и я сам сейчас.

Прислушался, чавканье за углом слышно, но далеко. Выглянул аккуратно. Силуэт двигался у другого угла строения. Вот-вот завернет к входу. На площадь выберется. Крупный человек, в шкурах, шапка какая-то странная на голове. Торчит из нее что-то, разобрать сложно. И запах… Неприятный.

Месяц выбрался из-за туч, и я увидел его лучше. Повезло.

Это был точно человек, одетый… Как черт! На голове шапка с рогами. Ее то не получалось распознать, не понимал в темноте — что это. Весь одет в лохматое, словно барашек. Крадется медленно, но уверенно. В правой руке зажат нож, поблескивает.

Миг. Он высунулся и почти сразу исчез, юркнул туда.

Я, насколько мог быстро, чтобы не создавать шума, двинулся следом за ним. Секунд пять, и застыл там, где он стоял. Запах зверя остался, неприятный, злой такой. Мускусом воняло и кровью. Даже тухлятиной слегка отдавало. Шкуру чем-то обмазал для пущей жути. Местные такого увидят, почуют и точно в беса уверуют. Решает, что по их душу сам дьявол приходил. Маришки стиль, так-то. Казаки говорил, к ней такие забредают.

Но меня таким не проведешь.

Прислушался — тихий шёпот, слов не разобрать. Аккуратно высунулся, снизу, близко к земле.

У двери в трапезную замерли в тенях двое. Один — тот самый черт и второй в широком кафтане и валяной шапке с луком наготове в руках. Присоединившийся, как я решил, обходил церковь с другой стороны. Вдвоем они ее взяли в кольцо и встретились здесь.

Стояли, вжавшись в стену, что-то тихо обсуждали.

Метнуть кинжал в лучника и с саблей броситься на рогатого? Похоже на план, но есть нюанс. А что, если где-то в кустах, на той стороне площади перед церковью засел еще кто-то? Может их здесь целый отряд, а это разведчики.

Жду момента.

Почему тогда еще не жгут?

Пока думал — глаза мои изучали окрестности. Движения не наблюдал, но несколько стрелков могли легко затаиться в кустах, за деревьями и не двигаться. Что через площадь неплохая позиция для наблюдения и с другой стороны церкви тоже. Ближе к спуску. Я сидел бы или там, или там.

Ночью, даже мой опытный взгляд был не всесилен. Устроили засаду и ждут?

Тем временем месяц зашел за тучи. Сгустился мрак, и двое решили действовать. Черт неспешно начал открывать дверь, протиснулся в нее. Лучник двинулся следом.

Ждать. Раз. Два. Три.

Дверь захлопнулась за спинами вошедших, и я метнулся к ней. Ставка была на быстроту. По бегущей цели в ночи попасть — дело не простое. Но, стрел не полетело, никто не закричал. Не поднял тревогу. Выходит — они пришли вдвоем, либо еще кто-то ждет их у спуска. Готовился прикрывать отступление.

Я замер у входа, прислушался, готовый ворваться и напасть со спины. И тут из трапезной услышал злобный рык Федора.

— Вы кто такие? Черти! Чур меня!

Далее следовало протяжное «треньк» спускаемый тетивы, крик боли.

— Ааа, собака!

Толкнул сколоченные доски, влетел внутрь и сразу же наткнулся на спину лучника. Тот тащил новую стрелу из колчана, меня совсем не ждал. Уверен, они и служилого человека не рассчитывали тут увидеть. Чего искали? Точно казаков.

Обухом ножа по затылку я вырубил лучника. Он даже не понял, откуда появилась угроза.

Черт, пробравшийся дальше напарника, резко остановился. Замер посреди комнаты, начал озираться. Что, запаниковал, мохнатый? Святой водой тебя обольем и Отче наш прочтем.

Дворянин с шелестом вытащил саблю из ножен, начал обходить стол, из-за которого поднялся.

— Живьем возьмем. — Проговорил я спокойно.

— Ага. — Его голос был злым и полным боли. Стрела все же попала в цель, только вот я не видел куда.

Двигался он обычно, насколько это можно было удить в почти кромешной темноте.

— Алга! — Заорал черт, развернулся и кинулся на меня. — Алга! Алга!

В руках нож, но здесь чертовски темно, чтобы хорошо видеть удары.

Лавка на его пути отлетела в сторону. А я приготовился, становясь в стойку, саблю так и не вынул. Убивать этого человека нельзя, нужно допросить. Секунда и враг добрался до меня. В нос ударил уже знакомый отвратительный запах — тухлятина, мускус, кровь с примесью человеческого пота и страха.

А ты боишься, тать!

Он полоснул ножом, выбрасывая руку вперед. Резанул, скоро, неловко, наотмашь — больше пугая, чем, желая попасть. Следом попытался прорваться к двери сбоку, оттолкнуть. Я ушел. Дал ложную возможность, пропуская мимо.

— Уйдет!

Хрена, никуда не денется. Я сработал, все отлично рассчитав. Ловко подсек ногу, направил следующий удар врага туда, куда мне было нужно. Толкнул — и черт полетел головой вперед. Саданулся о дверь, через которую хотел улизнуть, застонал. Сильный пинок довершил дело, выбил воздух из его легких. Я ударил еще раз, потом еще. В темноте было не видно, выронил ли он нож, а быть порезанным меня вообще не радовало.

После очередного пинка раздался кашель, за которым последовал злобный несвязный вопль и наконец-то звон выпавшего из рук железа.

Нож инстинктивно откинул, действуя на слух.

— Вяжи их. — Я толкнул дверь, но сам наружу не выбежал.

В дерево тут же влетела стрела. Били со стороны угла церкви. Того, что ближе всего к спуску. С воды пришли, значит. Как я и думал. Только вот… Лучнику на своих, выходит, плевать? Они же могли сейчас выбегать и словили стрелу от своего. Струсил что ли?

Учту.

Высунулся, рассчитывая резко вернуться, но силуэт того, что стрелял, двигался по открытой местности в сторону реки. Удирал быстро. Миг — и он исчез. Точно испугался, побежал к лодке.

— К воде уходит. — Прошипел Федор, добравшись до меня. — Зараза, руку проткнуло.

— Вяжи этих и буди людей, я за ним.

Рванулся вперед, ожидая услышать ворчание, но его не последовало.

— Ладно. — Прозвучало кратко.

Шлеп, шлеп, несся по грязи, торопился, насколько это можно. Скрываться смысла не было. Добрался до угла церкви, откуда стреляли. Высунулся. Огляделся, ища врага или то, как он отступал. Спуск, тропу, ступеньки. Ночью бежать вниз по сырой траве было плохой идеей. Беглец тоже должен понимать риск.

Так и вышло.

Глаза, привыкшие к темноте, уловили движение, и я помчался следом.

У врага лук, у меня — сабля и кинжал. Плохое соотношение сил. Поймет, что догоняю, пустит в меня стрелу. На открытой местности подстрелить не так уж и сложно. Я замедлился, припал к земле, начал двигаться более скрытно. Прикрывался кустами на петляющей вниз дорожке. Перебегал.

Удирающий не терялся из виду. Силуэт то появлялся, то исчезал, но общее направление мне было понятно. Тропа петляла вниз, а там у берега его ждала лодка или плот. Иначе никак. Не пойдет же он вплавь да в одежде, да с луком и прочим оружием на другой берег. Воронеж — река не узкая в этом месте, течение по центру сильное. Брода здесь нет.

К тому же они втроем прибыли сюда. Есть у них какое-то плавательное средство.

Я спускался осторожно. Торопился, насколько позволяла скрытность. Прислушивался.

Ночь была тихой. Наверху, где осталась церковь, усиливался шум. Колокол не звонил, но голоса я улавливал.

Наконец-то, спустя где-то минуту с начала спуска, добрался до прибрежных деревьев. Здесь тропа заканчивалась, превращаясь во вполне благоустроенное место для стирки белья, набора воды, купания. Люди здесь ходили часто, кусты были порублены, не мешали обзору. Нижние ветви деревьев опилены. Организованы крючки для вешанья и крепления веревок. Несколько из них были натянуты.

Пахнуло сыростью, болотом, гнилым камышом.

В реку от берега уходило несколько мостков — крепких, устойчивых. Близ одного из них, самого правого, вдали, в темноте я заметил движение. Враг там, больше некому.

Я вжался в массивный ствол. Перевел дух, всмотрелся.

Из-за туч вновь вышел месяц. Отлично — подступы к воде в темноте, под кронами деревьев видно гораздо хуже. Гладь, отсвечивая, помогала мне лучше разобрать происходящее.

Беглец отвязал лодку и толкал ее от берега, упираясь шестом в дно. Пока что за пределы мостка не выплыл. Но счет шел на секунды. Еще чуть-чуть и уйдет. Нельзя! С середины реки, где течение, его никак не достать.

Я метнулся к нему. Расстояние приличное, нужно преодолеть его быстро. Не до скрытности. Он, занятый отчаливанием, заметил движение в последний момент. Уронил шест, тот с хлюпаньем упал в воду.

Схватился за лук. Натянул тетиву.

Нас разделяло каких-то десять метров. Лодка отходила от берега. Еще немного, буквально метр и не достать.

Три моих шага, миг. Резко отшатнулся, рухнул ничком. Тренькнула тетива. Стрела просвистела надо мной. Он выхватывал следующую. Нет, хрена лысого! Я привстал и метнул кинжал. Мгновение — и удар.

Рывок!

План был выбить его из равновесия. Такой тяжеленной штукой, чтобы хорошо попасть — это наловчиться надо. Навык-то у меня есть, но слишком тяжелое оружие. Непривычное.

Беглец тем временем выронил лук, схватился за грудь. Неужели попал?

Шаг, еще шаг. Под ногами первые бревна мостка. Ушей моих достиг хрип. Враг заваливался со стоном, кренился. Упал с громким — «бах». Ударился головой о дощатый настил. Следом соскользнул, провалился в воду — «хлюп».

Труп. Если после попадания кинжалом можно еще сомневаться, но от такого падения… Нет. Невозможно притвориться. Все мозги всмятку.

Лодка по инерции продолжала свое движение от берега, качалась на волнах. У края мостков плавал в луже разливающейся темной жидкости труп беглеца. Лунный свет не красил алым, давая лишь оттенки серого и черный.

Прыгать в воду не хотелось, я осмотрелся.

Рядом нашлась длинная жердь, изогнутая на конце. О, крюк, получается. Пойдет! Схватил, развернул, закинул на лодку. Зацепился за что-то с первого раза. Подтянул.

Прыгнул внутрь. Здесь же нашлась веревка, и я быстро закинул ее за один из опорных столбов мостков. Разбираться с имуществом было некогда.

Пришел черед мертвеца.

Тот плавал, покачиваясь на небольших волнах. Ничком. Подвоха нет — мертв. Ловко орудуя крюком, я подтащил его к берегу. Схватился за мокрую одежду. Потянул бездвижное тело. Вынул, перевернул, взглянул. Вода вперемежку с кровью полилась потоками с берега в реку.

Кинжал вошел ему в грудь.

Вытащил, взвесил в руке. Убойность огромная, а вот точность… Тут и везение, и мой боевой опыт, и навык метания, и божественное проявление сыграли роль. Все вместе.

Кто же передо мной?

Человек одет в широкий кафтан — запашной халат. Цвет ночью не разобрать, но что-то темное. На голове вяленная, массивная шапка, как у лучника, что остался в трапезной, очень похожая. Перепоясан кушаком, поверх которого широкий, толстый кожаный ремень. На нем сумка, нож, кинжал и к нему же крепится колчан. Стрел в нем мало. Частично они разлетелись по лодке, частично в воде или оказались сломаны при падении.

Карманы?

В то время их еще и не придумали. За пазухой — тоже ничего. В правом сапоге — небольшой ножик. Оружие последнего шанса.

Так, надо бы тебя тащить наверх. Но кровь хлещет. И мокрый ты, до ужаса. Это я так весь измажусь. Раз труп, к тому же какой-то налётчик — уважительной транспортировки ты не заслуживаешь.

Веревка. Ту, что была в лодке, я использовал.

Начал осматриваться. Сверху у церкви горело зарево. Поднимался шум. Федор молодец поднял людей. В тот же миг пара человек с факелами появилось на склоне у начала тропы, по которой я спускался.

— Московит… — Ветер сносил слова.

М-да, со скрытностью у них здесь так себе. Хотя… От кого скрываться? Еще какой-то отряд разбойников, если только подтянется.

— Тут я! Догнал!

Свет факелов начал спускаться. Хорошо, подожду, чего тащить-то самому, если люди помогут.

Пока они шли, я пристально вгляделся в труп. Обыскал я его ранее, но на внешность как-то внимания не обратил. По одежде узнавать, кто передо мной — еще не научился. А вот лицо… Помяло его знатно, упал, стесал ухо, щеку, голова в крови, череп точно треснул. Но понять можно, глаза раскосые и общий вид… Татарин.

Казаки, за ними татары, еще и один, чертом обернулся. Или все же сборная солянка и там наверху мы двух русских схватили? Надо допросить. Узнать, кто такие и какого… Ну да, какого хрена они здесь делали.

Пара минут и двое служилых людей были тут как тут. Заспанный, усталый, еще больше изможденный, чем вечером, Яков в нижних, светлых штанах и рубахе с саблей наголо. Второй служилый человек, имени которого я не знал, в кафтане на голое тело — с луком и колчаном.

— Поймал?

— Да.

— Татарин?

— Да.

— Наверху тоже, двое. Крымчаки. Григорий допрашивает.

Они подошли, глянули на меня, на лодку, на труп.

— Этот готовый. Как это ты его, ловко. Осмотрел?

— Нет у него ничего, особо.

— Ясно. — Яков повернулся к напарнику. — Останься, сними все ценное, лодку проверь, а его вон… — рука указала на воду. — Пущай сомов кормит басурманин.

Жестко. Нравы этих людей были мне еще не до конца понятны.

— Скажешь, хоронить, московит? — Уставился на меня дворянин, чувствуя удивление.

— Нет. Ваша земля, ваше право. — Я не спорил, смысла не было. Нужно привыкать к таким делам. Самому действовать также, сурово. Здесь законы иные, непривычные, как в моем времени.

Он ничего не ответил, и мы вдвоем стали подниматься.

— Думаю, за казаками они пришли. От той самой Маришки. — Проговорил Я.

Подьячий шел тяжело, сопел. Слышалось, что начинает сбиваться с дыхания. Не здоров он был.

— Согласен. Также мыслю. Уф… Казаки про них не ведали. Уф… Выходит так.

Мы прошли еще немного, и на середине пути пришлось остановиться. Яков тяжело вздохнул, закашлялся.

— От хвори не оправился… Уф… до конца еще… Пол зимы пролежал. Раны, потом она… Зараза.

Сверху слышались голоса.

— Увидели они, что к шалашу казаки не пришли. Потом твои люди его осмотрели. Ходили же. С другого берега это отследить можно. Дождались ночи и полезли. — Версия складывалась рабочая. — Но почему в храм?

— А куда?

Действительно, а куда им еще лезть-то?

— Логично.

Церковь, это место, где люди собираются, путники останавливаются за неимением иных возможностей. Если кого под засов посадить надо, на время — тоже при храме в какой-то подвал. МВД и тюрем еще нет. Поэтому и решили татары с трапезной начать.

— А откуда там Федор взялся?

Яков вздохнул, дыхание более или менее к нему вернулось.

— Идем. — Махнул рукой. — Да он вечером молвил, что глаз не сомкнет. Будет за казачками следить. Вдруг удумают как-то выбраться. Не зря.

— Как мы с ним разминулись то?

— Пока ты там трапезничал… Федор молиться ходил… Я с ним был. С отцом Матфеем… Уф… Поговорили еще. — Яков начал отставать, пришлось замедлится. — А ты сам? Как там?

— Не спалось. Возню услышал. Думал, по мою душу опять кто пришел. Пошел посмотреть, осторожно. А они у двери переговариваются, вдвоем. Подождал, пока войдут. Подоспел.

— Это хорошо. Ладно, все вышло.

Дальше шли молча.

Выбрались. Служилые люди, разбуженные Федором и святым отцом Матфеем, собрались у церкви. Стояли, ждали указаний, не суетились. Простой люд был не нужен, все и без их помощи и знания решилось. Нечего население среди ночи пугать.

Дворяне пришли, в чем спали. Смотрели по сторонам зло, с напряжением. Давили зевки.

Федор сидел на завалинке. Один из товарищей бинтовал ему руку. Рядом к стене было привалено два скрученных тела. Лучник и черт без маски и шапки — обычный человек, черноволосый, злой. Григорий, тихо расспрашивал их о чем-то.

Мы подошли.

— Спасибо тебе, Московит. — Раненый дворянин смотрел на меня. — Отплачу.

— Пожалуйста. Служба. — Улыбнулся я в ответ.

К нам подбежал поп, взъерошенный и помятый. Рясу одеть не успел, был в подряснике, но крест на груди имелся — крупный, деревянный.

— Миколку они… Ироды. — Он шмыгнул носом. — Молодой был, совсем.

Приступ ярости вспыхнул в душе. Кулаки сжались. Все же в бане или на выходе из нее убили паренька. Жаль его, смышленым показался на первый взгляд. Черти!

— Говорят что-то? — Я навис над Григорием.

— Сложно. Они русский знают плохо, считай никак. А я их речь, примерно так же. У нас тут все такие. С крымчаками особо говорить не привыкли.

Я поделился мыслью.

— Думаю, если так, то новые люди они здесь. Из Крыма. Либо, врут.

— И то верно. — Григорий почесал бороду. — Те татары, что в Поле постоянно близ наших границ обретаются, с русской речью знакомы хорошо. Обычно так. Они, бывает, с казаками торг ведут. А эти совсем дикие. Наглые.

В татарском я был вообще не силен. Английский, немецкий, французский, даже китайский, малость — это да, еще афганский немного, но только разговорный. Не думал, в той жизни, что когда-то познания тюркских наречий понадобятся.

Ладно, попробуем по-простому:

— Э, сын шайтана. — Я ткнул лучника кулаком в грудь. — Маришку знаешь? Ей служишь?

— А, у-рус. Сам слуга. Сам собака.

Я ударил резко. Не сильно, без замаха. Больше, чтобы дать понять — не стоит со мной так. А еще, чтобы знал, ответ не засчитан. Татарин закашлялся.

Левой рукой взял его за подбородок, уставился в глаза.

— Еще раз про собаку, что скажешь на человека русского, я тебе язык вырежу. Понял.

Он явно понял. Здесь перевод был не нужен. Интонация оказалась важнее содержания.

— Еще раз спрашиваю. Маришка. Знаешь ее? Шайтан баба.