Пекарь-некромант. Часть 2

Глава 34

— Кис-кис-кис, — звучал рядом с моей дверью писклявый женский голос. – Кис-кис-кис.

Я перешагнул порог дома и замер, соображая, какими словами должен подзывать к себе собак. Если для кошек существовало «кис-кис», то какая фраза годилась для волкодавов? Почесал затылок, придумывая способ разрешить затруднение. На ум не приходило ничего толкового. Я жмурился от лучей выглянувшего из-за крыш солнца, вертел головой – разглядывал двор. Увидел женщину, что искала своего кошака («Не видели здесь рыжего котика, мастер Карп?»).

Услышал тревожное чириканье птиц, прятавшихся в листве клёнов. Различил гул голосов, что доносился из-за угла дома – там уже выстроились в очередь желающие приобрести у меня с утра пораньше свежий хлеб. Не придумав ничего лучше, я поднёс два пальца к губам и громко свистнул. В этом мире проделал такое впервые. Но свист получился лихой – резкий и громкий. И тут же завибрировала под ногами земля, словно поблизости от меня пустился вскачь табун лошадей.

Табун оказался небольшим. Да и не лошади то скакали – бежали на мой зов три клифских волкодава. Хотя издали собачек вполне можно было перепутать с пони. С громким хрустом ломались ветки кустов, роняя на землю ошмётки зелени. Умолкали птицы – притворялись листьями клёна. Стихли даже голоса стоявших у двери магазина женщин. Клифы неслись ко мне не как бесшумные и коварные лесные хищники, а как обещавшее снести всё на своём пути стихийное бедствие.

Первой выскочила из зелёных зарослей Надежда. Отметил, что она не столько спешила на мой зов, сколько пыталась обогнать своих друзей – соревновалась с ними в скорости. За вчерашний день я устал выговаривать её длинное имя, сократив его до короткого: «Надя». То же самое произошло и с именем Барбоса. Простецкое имечко превратилось в звучное: «Босс». Это короткое имя подходило клифу несравнимо больше, чем полное. Выговаривать мне его было проще. Да и самому псу оно понравилось.

Надя резко притормозила в паре шагов от меня. Первой коснулась моей руки носом, зафиксировав свою победу в забеге. Лизнула мой локоть – уверен, чтобы меня позлить. Её тут же оттеснил Босс. Пёс толкнул меня лбом в живот – заставил попятиться. И великодушно пропустил к моему телу Веру. Та дотянулась языком до моего лица – я смахнул со щеки собачью слюну. Потрепал собак за ушами. Вытащил из шерсти Барбоса колючий репей, убрал с морды Нади голубиное пёрышко. Та облизнулась: похвасталась удачной охотой.

— Вижу, голубей в нашем дворе стало меньше, — сказал я. – Значит, вы не голодные.

Стряхнул птичий пух с челюсти Веры.

— Один голубь сэкономит мне каравай – неплохо.

Босс возмущённо тявкнул. Вера насторожила уши. Надя заскулила.

— Что? – спросил я. – Голубей мало было? Ладно. Уговорили. Покормлю вас. Но опять хлебом: нет у меня времени готовить что-то другое. Согласны?

Собаки завиляли хвостами. Запищали подобно щенкам-переросткам. Ринулись меня облизывать. За вчерашний день я успел привыкнуть к подобным нападениям. И научился им сопротивляться: упирался кулаками в собачьи лбы, отталкивал те от себя, словно отрабатывал удары на груше. Клифы, похоже, считали это игрой – вертели головами, усложняя мне задачу. Скалили зубы. Уверен: со стороны казалось, что волкодавы пытались разорвать меня, как того рыжего кошака.

— Ладно, ладно, — сказал я. – Сейчас всё будет. Три пшеничных. Обещаю. Потерпите.

Замахал руками, отбиваясь от слюнявых языков.

— Но мне понадобится кое-что и от вас.

Оттолкнул от себя морды зубастых подхалимов.

— Да погодите вы!

С собаками я в прошлой жизни почти не сталкивался. С котами – да. Но не считал тех умными – скорее: хитрожопыми. А вот как мне следовало отдавать команды клифам, я совершенно не представлял. Вчера разок скомандовал Боссу «сидеть». Пёс команду не выполнил. Да ещё и взглянул на меня, как на идиота. Думаю, если бы он мог, то покрутил бы пальцем у виска, показав, что обо мне подумал. Я тогда подумал о себе примерно то же самое. Потому и не представлял теперь, как донести до волкодавов свои пожелания.

— Стойте! Успокойтесь!

Хлопнул в ладоши, требуя внимания.

Босс грозно рыкнул. Но не на меня – на своих подруг. И его сигнал, в отличие от моего, подействовал. Собаки притихли, прижали к черепушкам уши. Испугано покосились на Барбоса, завиляли кончиками хвостов. Босс оскалил клыки. От их вида и у меня по спине пробежал холодок. Парочка клифов пискнула, отшатнулась от своего приятеля. Дамочки виновато опустили морды, подняли на меня глаза – ну точно нашкодившие детишки. Босс преданно взглянул мне в лицо, махнул хвостом.

— Спасибо, — сказал я. – Так вот. Не знаю, как вам чётко разъяснить... В общем, нужно, чтобы один из вас… или одна… подежурили сегодня в магазине. Никого трогать и пугать не нужно. Следует просто находиться в зале – для солидности. Чтобы ни у кого и мысли не возникло там буянить. И чтобы продавщица ничего не боялась – спокойно работала. В вашем присутствии она точно не станет вздрагивать от каждого звука и пугаться каждой тени. Понимаете? Хочу, чтобы вы там просто постояли. Поочерёдно. Как бы вам объяснить…

Посмотрел в собачьи глаза. Увидел там преданность, обожание. Но не заметил понимания. Напомнил себе, что клифы – не люди, а собаки. На них нужно воздействовать не логикой. А как-то по-другому. Вот только как именно командовать волкодавами я пока не представлял. Ведь клифы – не продавцы в магазине, которым я отдавал распоряжения в прошлой жизни. Вздохнул. Почесал затылок.

— Согласен: собачник из меня никакой. Не представляю, как донести до вас, что хочу. Школу дрессировщиков я не посещал. Учился только управлять персоналом. Это похожие курсы, но со зверями всё же управляться сложнее. Не насильно же мне вас в магазин тащить. И не на цепь там сажать. Туплю. Это потому что не выспался. Ладно. Заходите в дом. Покормлю вас. Скоро уже хлеб вынимать. Чувствуете, как пахнет? Поедите, а я подумаю, как мне до вас достучаться. Ведь должен же быть способ.

Посторонился, освободив проход к двери.

— Что смотрите? – сказал я. – Шевелите лапами. Кто явится к обеденному столу последним, тому достанется подгоревший каравай.

Я раскладывал в печи медовые батоны, когда мастер Потус просигналил о том, что у Лошки заканчиваются ржаные караваи. Чернушки по-прежнему пользовались наибольшим спросом, несмотря на возросший поток платежеспособных клиентов из «каменной» части города. Причём, брали ржаной хлеб даже те, кто расщедривался и на покупку медового. Сколько бы я ни выпекал чернушек, но они всё равно заканчивались быстрее прочей выпечки. Хотя и приносили денег меньше, чем изделия из пшеничной муки.

Отправил батоны в печь – принялся укладывать в деревянный таз тёмные ржаные караваи. Пролежали те на столе не один час, но оставались тёплыми. Хлебная корка хрустела под нажимом моих пальцев. Нос мне щекотал приятный аромат – воображение тут же воспроизводило кисловатый вкус ржаного мякиша. Вспомнил вдруг о том, что в прошлой жизни похожий хлеб часто покупала моя жена, вечно сидевшая на диете. Должно быть, именно поэтому в новом мире я предпочитал выпечку из пшеничной муки.

Загрузил таз караваями. Потащил его в магазин. Но у самой двери вдруг остановился. Замер. Попытался понять, что именно меня насторожило. Сообразил, лишь когда прислушался. Понял, что в зале, где заправляла Лошка, было сейчас не так шумно, как обычно. А ведь в это время там должна была реветь многоголосая толпа. Нет, женские голоса там раздавались. Но звучали они не так громко, как раньше. Будто покупатели сознательно говорили тише, опасаясь шумом кого-то разбудить или потревожить.

Ногой приоткрыл дверь. Подставил лицо прохладному воздуху. Увидел улыбку на лице продавщицы – спокойную, открытую. Тревога, что была во взгляде Лошки совсем недавно, испарилась не оставив и следа. Девица выглядела бодрой и довольной. Привычными движениями сгребала с прилавка мелочь – бросала её в ящик. Передавала покупателям хлеб. В своей обычной манере отвешивала женщинам комплименты. Лошка заметила меня – встрепенулась, блеснула зубами. Посторонилась, пропуская меня к опустевшим стеллажам.

Я с грохотом поставил на прилавок таз. Принялся раскладывать караваи по полкам. Покупатели за моей спиной зашумели, приветствуя появление новой партии хлеба. Я повернул голову: хотел краем глаза взглянуть на лица женщин. Но вместо этого уставился в карие глаза клифского волкодава – Веры. Собака сидела в углу зала, по правую руку от продавщицы. Горделиво выпрямив спину и приподняв морду. Поглядывала на меня с выражением показной скуки, но шевелила ушами, прислушиваясь к шорохам и болтовне покупательниц.

Привлёк к себе внимание продавщицы.

— Давно она здесь? – спросил я.

Указал на клифа.

— Собачка-то? – сказала Лошка. – Давненько. Сторожит меня. Молодчина. С нею мне туточки спокойно. Так и работать веселее. Спасибо вам, мастер Карп. Пусть токмо явятся енти пустоголовые болтуны! Уж мы им покажем! Костей не соберут! Правда, Верунька?

Собака едва заметно качнула головой. Тоскливо вздохнула. Но тут же облизнулась и вильнула хвостом – вызвала восторг на лицах у наблюдавших за ней женщин.

Я попросил мастера Потуса присмотреть за клифом в магазине: опасался, как бы собака чего там не учудила. Но Вера, по словам старика, вела себя просто идеально – для здоровенного зверя в окружении женщин. Я пропустил мимо ушей шквал похвал в адрес четвероногой стражницы, в очередной раз заподозрив, что старый пекарь любил животных больше, чем людей. Во всяком случае, к клифским волкодавам мёртвый старик относился лучше, чем ко мне.

Призрак известил меня, что страж на посту в магазине сменился – примерно через полтора часа после того, как я заметил рядом с Ложкой собачий пост охраны. На смену Вере явилась Надежда. Как собаки передавали друг другу дежурство я смог представить лишь со слов старого пекаря. Чтобы посмотреть на это зрелище не сумел выкроить и минуты: вынимал из печи очередную партию караваев. Босс тоже заступил на пост – когда я в очередной раз, скрипя зубами, изображал тестомешалку.

Как же мне сегодня не хватало кухонных механизмов из прошлого мира! Я представлял, как легко с моей работой справилась бы дешёвая китайская машина. Я бы лишь нажимал на её кнопки! А не вручную месил тесто, заправляясь не электричеством, а лишь водой, хлебом, да ещё магией – заклинания профессора помогали не вспоминать об усталости и сонливости. Не знаю точно, как отреагирует на нынешние упражнения «антистарость». Но подозреваю, что мои раскачанные руки после двух дней работы не пролезут в рукава рубахи.

Ближе к вечеру отметил маленький юбилей: миновали первые сутки моего добровольного рабства. К тому времени я сбился со счёта, сколько партий хлеба успел испечь. Только и успевал ставить опару (вино для этого не использовал: сам перед собой не выкаблучивался), месил тесто, лепил заготовки, вынимал из печи караваи. А ещё носил с реки воду, подбрасывал в печи дрова, бегал кормить собак и Полушу (парень за сутки трижды просыпался), пообщался вчера с рекламщиками, раскладывал в магазине на полках караваи.

Отчётливо осознал, когда пошли вторые сутки моего дежурства, что быть пекарем – не моя мечта. Испечь разок хлеб – не то же самое, что выпекать хлеб в конвейерном режиме. Понял, что играть роль владельца пекарни мне нравилась больше, чем исполнять обязанности кухонного работника. Тыкать пальчиком в недочёты подчинённых веселее, нежели избегать тех же недочётов самому. Я изредка выделял минуту на то, чтобы проведать Полушу. И спрашивал у Профессора: не пора ли вернуть молодого пекаря в строй.

Мэтр Рогов меня успокаивал: говорил, что восстановление парня идёт в стандартном режиме. Я и сам видел, что лицо парня постепенно заживало – при виде него на глазах Лошки уже не выступали слёзы. Но лицо, по словам профессора – не главное. У Полуши ударными темпами заживлялись внутренние повреждения. И самое главное: возвращали себе нормальный вид искалеченные руки. Прогноз Мясника оставался прежним. Приговор для меня в виде двух суток каторжных работ оставался в силе.

Вечером я подсчитывал заработанные тяжким трудом монеты. Краем глаза наблюдал за тем, как продавщица обнимала Барбоса: тому посчастливилось занять пост охраны накануне закрытия магазина. Лошка буквально висела у волкодава на шее. То и дело целовала того в нос, гладила по голове, чесала за ушами. Все те мучения, что я терпел от троицы клифов, теперь обрушились на бедного Босса.

Его и облизывали, и тискали, и дёргали из стороны в сторону. Пёс стойко выдерживал все проявления назойливой нежности со стороны человеческой женщины. Однако вид при этом имел измученный и несчастный. Я сознательно игнорировал те мольбы о помощи, что видел во взгляде волкодава. Воспринимал его мучения, как акт возмездия. Более того: злорадно улыбался, глядя клифу в глаза.

«И не жалко тебе животинку, парень? – спросил мастер Потус. – Нельзя же так! Ведь не чувствует никакой меры эта гадкая девчонка, етить её! Обижает собачку!»

«Собачка не маленькая – потерпит», — сказал я.

«А если цапнет сейчас твою продавщицу? Не думал об этом? Отхватит ей руку. Да по самый локоть! Что станешь делать? Ломанёшься в гильдию искать Лошке замену? То дело не быстрое. Уж я-то знаю. Да ещё неизвестно, кого тебе подсунут. Могут всучить и страхолюдину криворукую – с них станется. Или закроешь магазин – станешь лечить эту? Вот уж порадуется старый Фетрик, когда к нему потянутся все твои покупатели».

«Вот уж хрен ему в рыло, а не покупателей».

Я приостановил подсчёт меди, задумчиво посмотрел на Лошку. Та без устали тискала Барбоса, точно видела в нём не грозного зверя, а большую плюшевую игрушку. Волкодав стойко сносил издевательства. Выказывал недовольство лишь тем, что изредка то глухо рычал, то по-щенячьи поскуливал. Глядя на продавщицу я невольно подумал: дури в женщинах столько, что иногда их трезвых сложно отличить от пьяных.

«А ведь пожалуй ты прав, старый, — сказал я. – Что я буду делать, если вдруг останусь без продавца? Нет, торговать я умею. И улыбаться – тоже. Частенько приходилось самому стоять за прилавком и обслуживать покупателей. Справился бы и сам… если бы не больничный пекаря и не дурацкие гильдейские правила. Потеря продавщицы, пожалуй, грозит для пекарни нехилыми последствиями. Тут лучше перебдеть, чем недобдеть».

— Босс, — громко сказал я. – Как ты смотришь на то, чтобы провести эту ночь с Лошкой?

Клиф дёрнул головой – стряхнул со своей шеи женские руки. И даже слегка попятился от своей мучительницы. Сверкнувший в глазах волкодава вопрос озвучила продавщица.

— Чего? – спросила она. – Это как? Это зачем ещё?

— Как, как… — сказал я. – Ты не думала, что там, где-то рядом с синим домом, тоже можешь повстречать сынишек мастера Фетрика? Мужчин шрамы украшают. А вот женскому лицу перебитый нос прелести не добавит. Улавливаешь, о чём я говорю?

— К…кажется.

— То-то. Посмотрел бы я на того парня, что решится на тебя напасть, не испугавшись клифского волкодава. Да от одного только взгляда Босса они написают в штаны. Ты ещё и сама их ограбишь – даже не пискнут. Ну а если попробуют возмутиться – Барбос заставит их в штаны не только помочиться. Или сомневаешься?

— Эта…

В глазах Лошки я видел отблески того, как её неотягощённый мощным процессором мозг обрабатывал полученные от меня килобайты информации.

— Я… могу взять собачку домой? – спросила продавщица. – Правда? На цельную ночь?!

Волкодав настороженно оттопырил уши, точно пытался разобраться: шутим мы или говорим серьёзно. Озадаченно склонил на бок голову – понял по выражению моего лица, какая опасность ему грозила. Озадаченно пискнул. Я старался не смотреть ему в глаза. Потому что в тех большими буквами светилось обвинение в предательстве, садизме и во всех смертных грехах одновременно.

— Думаешь, мне легко? – обратился я к клифу. – Вторые сутки вкалываю в пекарне. От печей почти не отхожу! Второй день кроме хлеба ничего не жру. Вы хоть голубями перекусили. Вон их во дворе ещё сколько летает – не пропадёте. А попробовали бы сутки просидеть на чисто хлебной диете! Что ты нос воротишь? Не желаешь питаться одним только тестом? Так и я тоже. Но в трактир до завтрашнего вечера точно не попаду. Видел, сколько у меня работы? Так неужели тебе сложно мне хоть немного помочь?

Пёс вздохнул, опустил голову. Лошка обняла его за шею. Зашептала волкодаву на ухо о том, как ему будет с ней хорошо.

— Самому мне некогда её охранять, — сказал я. – Был бы Полуша здоров, разве стал бы я тебя о чём-то просить? Сам бы проводил её. А утром – встретил. Ничего бы со мной не случилось: не перетрудился бы. И с тобой не случится. Ну а что делать, Босс? Такова жизнь. Приходится не только на птиц и крыс охотиться, а ещё и работать. Ведь мы с тобой уже не дети. Несём ответственность за тех, кого приручили. Вон, смотри, как ты приручил мою продавщицу. Она тебя дома и накормит, и спать уложит. Будешь, как блин в масле.

— Накормлю! – подтвердила мои слова Лошка.

— Вот видишь, Босс? Не работа, а сплошные удовольствия. Ещё спасибо мне скажешь, что я тебе на вечер и ночь такую компанию подобрал.

В глазах пса прочёл, что компания моей продавщицы для него – сомнительное удовольствие. Как мужчина мужчину я хорошо его понимал. Ведь сам знал о назойливости и отсутствии чувства меры у человеческих женщин. Попробуй ещё объяснить им, что они для тебя не источник радости и вдохновения – всего лишь работа. Разве кто-то из них сможет в такое поверить? А тем более – с таким обстоятельством смириться.

Но тень обречённости во взгляде Барбоса подсказала, что мои слова достигли цели.

Когда продавщица отправилась домой, Босс, опустив голову, зашагал за ней следом.

«Вот видишь? – сказал я призраку. – Ещё одна проблема решена. Ну разве я не гениальный руководитель?»

Ночь прошла без неприятных происшествий. Впрочем, и без приятных тоже. Разок будил Полушу – у парня уже получилось самостоятельно передвигаться. «Регенерация» справилась с травмами на его ногах. Разбитое лицо Полушу не тревожило. Но вот руки и рёбра пекаря пока беспокоили. А ещё он заметно переживал из-за того, что не мог работать.

Пришлось заверить парня, что завтра вечером он заступит на смену. Как только сможет безболезненно месить тесто. Мой работник с сомнением взглянул на свои распухшие руки, с трудом пошевелил кончиками пальцев – поморщился от боли. Потом посмотрел мне в глаза. Не представляю, что Полуша в них рассмотрел: парень радостно улыбнулся.

Утро снова выдалось недобрым: носил из реки воду, чистил печи, месил тесто. Наскоро ополоснулся, потому что за ночь и утро успел превратиться в ходячее зловоние – даже собаки воротили от меня носы, уже брезговали меня облизывать. Магия помогала мне оставаться в вертикальном положении, но не поднимала настроение. Я не переставал обрушивать проклятия на головы заточивших меня в пекарне конкурентов – ночью вспоминал недобрыми словами о сыновьях незнакомого мне мастера Фетрика всякий раз, когда отправлял в печь очередную партию хлеба.

Чуть взбодрило меня появление Лошки. Продавщица заступила на смену весёлая. Принесла мне горшок с перловой кашей – её растрогали мои вчерашние жалобы на однообразную диету. Проведала спящего Полушу и до открытия магазина зависла в пекарне: рассказывала мне о своём обожаемом Боссике. От неё я узнал, чем именно вечером и утром питался волкодав (удивился, что с таким набитым брюхом пёс сумел вернуться в пекарню). Выслушал о том, какой клиф «умненький» и «хорошенький». А ещё: как завистливо смотрели на мою продавщицу горожане, когда в компании клифского волкодава та шла на работу.

Поприветствовал меня и Барбос. Нет, сам он мне на глаза не показался – первой на пост в магазине заступила Надежда. Но на пороге кухни утром я нашел дохлую крысу.

«Если не сожрёшь её, парень, то не забудь эту крысу либо сжечь, либо превратить в фарш, — напомнил мне о реалиях этого мира мастер Потус. – Если не желаешь, чтобы ночью она поднялась и вцепилась тебе в горло».

Прогноз профессора Рогова, как всегда, оказался точным. Во второй половине дня Полуша проснулся и заявил, что уже способен работать. Он помахал у меня перед лицом руками – похвастался тем, как они преобразились за двое суток. Из распухших сарделек пальцы парня превратились в привычные сосиски. Вернули себе нормальный цвет. И орудовал он ими очень даже ловко. Что пекарь мне и продемонстрировал, поковырявшись у себя в носу.

— Я справлюсь, мастер Карп, — заявил он. – Ваше столичное средство совершило чудо. Сколько бы оно ни стоило – я отработаю! Мне и не верилось, что смогу энтак быстро поправиться. Спасибо вам огромное! Я взаправду уже могу работать. Щас я токо быстренько приведу себя в порядок… И смело можете ложиться спать: вижу, как вы устали. С делами в пекарне я управлюсь уже без вашей помощи, мастер Карп!

Без сожаления уступил Полуше рабочее место. Но спать завалился лишь после того, как закрыл магазин (Босс снова ушёл вместе с Лошкой) и расплатился с рекламщиками. Собирался спать целые сутки – не получилось. Потому что утром напомнила о себе Мамаша Нора.