Пекарь-некромант. Часть 2

Глава 38

Визит Мамаши Норы не стал для меня неожиданностью. Я настраивался на него с раннего утра, когда выставил за дверь ночных гостей. Во-первых, появление в моём доме изголодавшихся по мужскому вниманию и ласке вдовушек (клифы утром с удовольствием вылакали молоко) прямо указывало на то, что Белецкая согласилась на мои условия. А во-вторых, я не сомневался: если жрецы Чистой силы не смогли справиться с Полушиным предком раньше – не совладают с ним и теперь.

А это значит: Белецкой оставалась единственная возможность избавиться от буйного призрака – явиться ко мне на поклон. Странно, что она тянула с визитом так долго. Проявленная женщиной стойкость вызывала уважение. Не уверен, что я сам вытерпел бы компанию безумного призрака и пару дней. В том, что полтергейст исправно выполнял свою работу, я не сомневался. Да и по городу ползли слухи, что в доме Мамаши Норы творились «странности». Их мне пересказывала Лошка.

Моя продавщица с плохо скрываемым восторгом рассказывала, что Мамаша Нора больше не прятала от окружающих свой злобный характер. Где бы Белецкая теперь ни появлялась, вокруг неё всё рушилось, ломалось, трескалось. Её злоба превратилась в ураган – самый настоящий, который разбрасывал предметы, срывал с деревьев листву, бил оконные стёкла и посуду, поднимал облака песка и пыли. Но самым удивительным для Лошки стали слухи о том, что Мамаша Нора не могла свою злобу контролировать.

Служанки Белецкой проболтались на рынке, что их хозяйка теперь опасалась сама себя. Заставила спрятать под замок столовые приборы в трапезной и на кухне. Велела приколотить к полу ножки своей кровати. Слуги по её приказу унесли в кладовки глиняную посуду, сняли со стен картины. А вот спасти от гнева Мамаши Норы зеркала не успели – кухарки Белецкой клялись торговкам на рынке, что слышали, как оба висевших в спальне хозяйки зеркала с пронзительным звоном разлетелись на куски.

Весь город знал, что в дом госпожи Белецкой за последние дни с десяток раз наведывались лысые жрецы из местной обители (я в очередной раз убедился, что Персиль – всего лишь большая деревня, где о каждом твоём чихе на следующий день будут говорить все соседи). Пару дней назад жрецы пришли к Мамаше Норе большой компанией, провели у неё едва ли не сутки. Лошка шёпотом выболтала мне величайшую тайну: лысые устраивали в доме Белецкой какие-то «жуткие ритуалы».

Ритуалы не помогли, понял я, увидев после полудня Мамашу Нору рядом со своей дверью.

Рычание клифских волкодавов я услышал, когда пересчитывал медь для оплаты новой партии муки. За время моего хозяйствования расходы пшеничной, да и ржаной муки в пекарне выросли почти вдвое. Как и финансовые расходы на неё: скидку за опт выбить из мельника пока не получалось. Я оставил монеты в покое, повернулся к окну – прислушался. К собачьему рыку добавились звуки мужских голосов – ругань и угрозы.

Собаки своим гневным рыком привлекли не только моё внимание: из пекарни примчался и мастер Потус. Я слышал в голове его недовольное ворчание. Именно оно и заставило меня встать с лавки и натянуть рубаху. Недовольство старика в этот раз не походило на обычное занудство. Я услышал возмущённые слова старого пекаря, когда спускался по лестнице, чтобы полюбопытствовать, на кого так вызверились Барбос и Вера.

«Поторопись, парень — сказал призрак, — пока собачки никого не порвали! И не порезались сами. Ишь размахались железками гадёныши, етить их!»

Я выскочил на улицу.

И сразу сообразил, что за гости ко мне пожаловали. Если вооружённых тесаками бородатых мужиков или Мамашу Нору я ещё мог бы с кем-то спутать (спросонья или от усталости), то рогатого призрака, опознал сразу. Постэнтический слепок личности Полушиного предка выглядывал из-за широкой спины госпожи Белецкой. Полтергейст смотрел на меня с опаской, точно это я, а не он – слетевшее с катушек старое привидение.

Клифы сместились ближе к двери дома – обступили меня с двух сторон. Я понимал, что волкодавы злились не на меня, но всё же ощутил дрожь в коленках. Близость двух здоровенных разгневанных хищников нервировала, заставляла почувствовать свою слабость, даже несмотря на подкачанные магией бицепсы. Спрятал испуг за приветливой улыбкой, погладил собак по шести – ощутил вибрацию мощных моторов.

— Здравствуйте, госпожа Белецкая, — сказал я. – Рад, что вы меня навестили.

Мамаша Нора выглядела спокойной и доброжелательной (и помятой – с отёками под глазами, царапинами на лице и руках). Вела себя, точно тётушка, решившая проведать любимого племянника. Не сыпала упрёками и угрозами. Лишь посетовала на то, что «собачки перестали её слушаться», хотя «тот паршивый торгаш» «нагло врал», что «подчинил собак навсегда». В ответ я пожал плечами.

Ответить мне было нечего: не знал я ни «торгаша», ничего не ведал и о загадочном «подчинении». Хотя мастер Потус несколько дней назад и пытался мне растолковать, как торговцы с Клифских островов продавали щенков волкодавов иностранцам. Но то ли старик сам плохо представлял процесс «подчинения» клифов новому хозяину, то ли я в тот день был усталым и неблагодарным слушателем…

Госпожа Белецкая не испугалась пройти в мой дом без своих «детишек» (те остались на улице – изобразили постовых у входа). Поднялась вслед за мной в гостиную, отметила «бедность» моего жилища – посочувствовала мне почти искренне (но я всё же уловил в её словах нотки злорадства). От чая Мамаша отказалась; вздрогнула, заметив на столе мелкие предметы, но совладала с паникой. Предложила сразу перейти «к делу».

Ещё утром я и представить не мог, что встреча с Мамашей Норой пройдёт в таком спокойном ключе. Но реальность порадовала: Белецкая не угрожала и не проклинала. И что ещё удивительнее – не потребовала никаких гарантий того, что я выполню свою часть уговора. Понимала, что не получит от меня расписку. А вот дарственную на трио клифских волкодавов не зажала.

К проверке законности полученного от Мамаши документа я привлёк и мэтра, и мастера Потуса. Оба заверили меня, что не увидели признаков подделки. Бельская заявила, что не намерена обманывать: живые клифы без «подчинения» для неё бесполезны. А их шкуры не годятся для выделки ковриков. Поведала, что для восстановления связующих заклинаний (выражалась она проще – нецензурно) следовало ехать в столицу.

Но поездка в Норвич не входила в планы Мамаши. Как и траты на оплату услуг столичного мага. К тому же, клифы уже не щенки – в мешке их не повезёшь. Сообщила: если я думал собак продать, то просчитался. Клифские волкодавы без «подчинения» опасны – так она полагала. Объявила, мило улыбнувшись, что порадуется в тот замечательный день, когда «пёсики» решат мною поужинать.

Старый пекарь, лучше знакомый с современными реалиями, сказал: дарственная на собак настоящая. Я не нашёл повода усомниться в его словах. Бегло осмотрел и составленные на незнакомом языке купчие – на каждого волкодава полагалась отдельная. Профессор Рогов составил перевод с клифского. Родословные собак оказались длинными и солидными. А вот клички ужасными. Новые имена клифов мне нравились больше.

Клифские волкодавы, словно почувствовав ответственность момента, не остались на улице – завалились в гостиной на свои лежаки из старой одежды. Но не изображали спящих. Приняв позу египетских сфинксов, они пристально следили за Белецкой. Оттопыривали уши – прислушивались к разговору. На очередную попытку Мамаши Норы отдать им приказ никак не отреагировали, даже не дрогнули.

Я бережно сложил стопкой документы, обернул их чистой тканью (пока не видел, чтобы в этом мире продавали папки для бумаг и прочие канцелярские принадлежности). Бережно уложил дары госпожи Белецкой в свой сейф-сундук рядом с собственными документами и мешочками с ценностями. А заодно забрал оттуда принесённый из дома Полушеной родни кошель. Извлёк из того обломок ложки.

В течение всего моего разговора с Мамашей Норой рогатый призрак изображал тень – не двигался с места, не безобразничал. Столовые приборы, блюдо с хлебом и медные монеты преспокойно лежали на столешнице. Хотя и заставляли Белецкую нервничать. Мамаша поглядывала на них, ожидая подвоха. Но полтергейст не осмелился проявить характер. Чем заслужил у меня ещё большее уважение.

«Нужно будет подобрать ему новое жилище, — сказал я. – Чтобы мужик там отвёл душу, выплеснул негатив. Он это заслужил. Ну а пока, мэтр, привязывай его снова к деревяшке. Действуй».

Полтергейст увидел в моей руке ложку – занервничал: мне почудилось, что его силуэт потерял чёткие очертания. Рогатый стал чуть темнее, чем постэнтического слепок личности бывшего владельца пекарни мастера Потуса, что стоял по мою правую руку и внимательно следил за эмоциями на лице нашей гостьи. Но призрак Полушиного предка сдержался: ни одна вещица на столе не дрогнула.

«Всё готово, юноша», — сообщил профессор Рогов.

Я уронил обломок ложки в кошель, затянул завязки, обмотал ими горловину потёртого мешочка – завязал узел. Рогатый исчез. Он будто бы был лишь световой проекцией; а проектор выключили. Я покосился на привидение старого пекаря. То никуда не делось. Мастер Потус слегка пошатывался, точно раскачивался, стоя на носочках. И продолжал помалкивать, что совсем на него не походило.

— Нам пора прощаться, госпожа Белецкая, — сказал я. – С вами было очень интересно разговаривать, но меня ждут дела в пекарне. Я рад, что вы ко мне заглянули. И счастлив, что между нами не осталось разногласий и затаённых обид.

Мамаша Нора встрепенулась. Выпрямила спину. Её тестообразное тело всколыхнулось, щёки и бока задрожали. Маска доброжелательности слетела с лица моей гостьи. Во взгляде женщины вспыхнула подозрительность, промелькнула пока ещё затаённая угроза. Унизанные кольцами пальцы сжались в кулаки. Белецкая бросила взгляд на сундук, куда я спрятал документы на собак.

— А проклятие? – спросила она.

— Что за проклятие? – не понял я.

— Ты не снял с меня своё проклятие, пекарь!

Барбос и Вера напомнили о себе: оскалились, зарычали – пока едва слышно, но пол под моими ногами завибрировал. Гостья стрельнула в волкодавов глазами. Мамаша Нора посмотрела на собак не испуганно. Скорее – пыталась заставить тех замолчать. Должно быть: по привычке. По себе знаю, что нелегко смириться с тем, что больше не имеешь власти над тем, кто ещё недавно выполнял любые твои требования (мои дети повзрослели).

— Вот вы о чём, — сообразил я. – Никакого проклятия нет.

— Как это?

Мамаша Нора нахмурилась. Сверлила меня взглядом – силилась понять, разыгрываю её или говорю серьёзно. Сжала губы так плотно, что те превратились в тонкий шрам. Надула щёки: то ли собиралась выдать возмущённую тираду, то ли готовилась обрушить на меня шквал угроз. Не стал дожидаться, к какому выводу она придёт и как своё решение озвучит.

— Теперь… нет, — уточнил я.

— Правда?

Женщина к чему-то прислушалась. Закатила глаза, будто попыталась заглянуть внутрь себя. Со стороны её гримаса выглядела презабавно. Едва сдержал улыбку. Не отреагировал на кривляние Мамаши Норы и призрак, что было не в его характере. Мастер Потус не ворчал, не поучал меня, как нужно реагировать на ту или иную фразу собеседницы. Старый пекарь вёл себя на удивление… незаметно.

Я отметил, что за время нашего общения глаза Белецкой ни разу не потемнели: та не пыталась меня обмануть – вела себя совсем не по-женски. Представил, как выглядела бы при общении со мной моя бывшая жена. Чернота не покидала бы её глазницы – даже когда теперь уже отрезанная вторая половина пересказывала бы мне содержание новой серии сериала.

А вот Мамаша Нора не лгала.

И я это оценил.

— Вы скоро убедитесь в этом, госпожа Белецкая. Сами знаете: проверить будет несложно. Но получится у вас сделать это только за стенами этого дома. Так уж получилось, что здесь… никакие проклятия не действуют.

Гостья заморгала. Пошевелила губами, точно попробовала мой ответ на вкус. Вновь сфокусировала взгляд на моём лице. Мамаша Нора заговорила не сразу. Видел, что она раздумывала: можно ли верить моим словам. Попытался выглядеть максимально честным. Постарался воссоздать на лице то выражение, с каким обычно уверял жену, что деньги у меня закончились.

— Я… проверю, пекарь.

Почувствовал в словах женщины недосказанную угрозу. И не только я: Босс и Вера зарычали. Повернулся к волкодавам – покачал головой: призвал собак не накалять обстановку. Но клифы не отреагировали на моё воззвание, моторы внутри волкодавов не сбавили обороты. Мамаша Нора в ответ на грозный рык собак лишь презрительно скривила губы.

— Мне нет нужды вас обманывать, госпожа Белецкая, — сказал я.

Показал пустые ладони, намекнув на свою искренность.

— Посмотрим.

Мамаша Нора встала с табуретки – половицы под ней застонали. Я в очередной раз подивился, вспомнив, как бесшумно передвигался по моему дому бандитский атаман. И это несмотря на то, что веса в нём было никак не меньше, чем в Белецкой. Должно быть, Крюк немало тренировался, прежде чем научился правильно ступать на доски пола. Или знал секрет левитации.

Женщина махнула рукой – кольца на её пальцах блеснули.

— Не провожай меня, — сказала она.

Направилась к лестнице. Каждый её шаг говорил о том, что тренировками по бесшумному передвижению Мамаша Нора себя не утруждала – подобными стонами мой дом не реагировал даже на тяжеленные туши клифских волкодавов. А может, Белецкая водила меня за нос: тщательно скрывала свои навыки – и у неё это получалось.

Женщина вдруг замерла. Обернулась. Снова сощурилась.

— А скажи мне, милок…

Замолчала – проявила несвойственную её образу, сложившемуся в моей голове, нерешительность. Провела языком по губам, точно те вдруг пересохли.

— Скажи мне, пекарь, — повторила она. – Тогда, в моей спальне…

Её взгляд соскользнул с моего лица. Пробежался по моей груди. Опустился ниже живота. Женщина вскинула брови. Снова лизнула губы. Зябко передёрнула плечами.

Я справился с желанием прикрыть свой пах – скрестил руки на груди.

— У тебя действительно змея в штанах? Или это мне тогда показалось?

«Мэтр, повторим. Действуй».

— Убери её!

В этот раз Белецкая не упала без чувств.

Покачала головой.

— Так и знала, что эти дуры меня обманывали, — пробормотала она. – Извращенки.

Стихли стоны деревянных ступеней. Внизу громко хлопнула входная дверь – Мамаша Нора покинула мой дом. Клифские волкодавы тут же резво вскочили на лапы, потеряв интерес к отдыху. Подбежали ко мне, ткнулись мокрыми носами в мои щёки. Ну точно как детишки, скучавшие по родителю. В этот раз я не оттолкнул собак – почесал их за ушами, заглянул в грустные карие глаза. Отметил, что от клифов снова попахивало – не мешало бы их опять помыть. А ещё лучше: заставить профессора вспомнить заклинания, заглушавшие звериный запах.

Но заговорить с мэтром Роговым я не успел.

Потому что мастер Потус неожиданно сообщил: «Не хотел бы я стать таким же, как этот рогатый, етить его».

Я вздрогнул от неожиданности. Перестал наглаживать клифов. За что немедленно схлопотал от Барбоса – тот хлестнул меня хвостом. Словно железным прутом огрел! Я поморщился, потёр плечо, где осталась красная полоса от удара. Босс приподнял губы, продемонстрировал мне зубы – довольно оскалился. Я хлопнул ладонью по массивной собачьей голове.

Спросил: «Не понравились его рога? Мне казалось: их вижу только я».

Моё воображение заставило призрака горестно склонить голову.

«Мне не понравилось, парень, каким он стал, — сказал мастер Потус. – Такое будущее… печально. Вряд ли он теперь помнит, кем был раньше».

«Ты знал его?» — спросил я.

Призрак кивнул – так мне почудилось. Сейчас он не казался вредным бодрым старикашкой. Привиделось, что даже его плечи поникли, а руки безвольно повисли вдоль тела. Хотя наверняка это стало лишь причудой моей фантазии: не в обычаях того мастера Потуса, которого я знал, было изображать грустного Чебурашку. Общение с Мамашей Норой плохо повлияло на моё воображение.

«Пару раз видел. Давно. В детстве».

«Каким он был?»

«Он был мастером, — сказал призрак. – Настоящим мастером своего дела, етить его».

И добавил: «А теперь он безумец».

Моё воображение заставило старого пекаря вздохнуть. Хотя призракам вздыхать и не полагалось. Я впервые видел, как на старика навалилась хандра. Общение с Мамашей Норой навевало тоску даже на призрака. Я погладил собак. Те попытались лизнуть моё лицо. Игриво зафыркали, когда я стал отбиваться. Грустить и жаловаться на жизнь клифские волкодавы не собирались.

«Если стану таким же, — сказал мастер Потус, – позабуду о том, как печь хлеб».

Мамаша Нора не вернулась, чтобы угрожать или бросаться обвинениями. И не прислала по мою душу своих «детишек». Я поверил в то, что между нами воцарился мир. Ну, или хотя бы временное перемирие. Почти сутки я считал инцидент с Белецкой исчерпанным. Ещё и потому что вечером ко мне снова пришли вдовушки. Опять нарисовались у моей двери вдвоём – пришлось повторить вчерашние подвиги.

Всё же, магия – хорошая штука. Она заменяла не только стероиды, но и средства контрацепции: прошлая жизнь меня многому научила – жениться по залёту я больше не хотел. Да и вообще не собирался жениться! Только в новом мире в полной мере вкусил прелести холостяцкой жизни. Попросил ночью профессора установить в спальне «купол тишины», чтобы не потревожить ни соседей, ни патруль стражников.

Заподозрил, что мой конфликт с Мамашей Норой (а главное – способ, позволивший этот конфликт погасить) будет иметь не самые приятные последствия, уже на следующее утро после визита Белецкой. Я только-только проснулся и умылся. Не успел ни покормить волкодавов, ни позавтракать, когда услышал на лестнице шаги – ко мне спешил Полуша. Молодой пекарь взбежал по лестнице, завертел головой, разыскивая меня взглядом.

— Мастер Карп! — сказал он. – Там эта… Лошка просила, чтобы вы спустились в магазин.

— Что у вас стряслось? – спросил я. – Снова принесли мёд? Или наши конкуренты пожаловали?

Парень помотал головой.

— Неа, — ответил он. – Она сказала: там вас ждёт лысый.

Слово «лысый» пекарь произнёс, понизив голос почти до шёпота.

— Что ещё за лысый? – не понял я.

— Так эта… как они себя зовут: чистый. Я его не видел, мастер Карп. Но Лошка говорила: какой-то дюже важный – наверное, кто-то из ихних главных.

«Жрец к тебе пришёл», — сказал появившийся из стены призрак мастера Потуса.

Я повернулся к нему: от удивления позабыл, что не стоило так поступать при Полуше.

«Кто?»

«Дознаватель, етить его, — добавил старый пекарь. – Из нашей местной обители. Доигрался ты со своей магией, парень».