Перекрёстки Эгредеума

ГЛАВА 12. ВОЙНА ЗВЁЗДНОГО ПЕПЛА

От удивления Эмеградара не находила слов.

Да они бы и не помогли: Эмпирику было не остановить.

С невиданной решимостью младшая принцесса бросилась вброд, даже не сняв обувь.

— Стой! Куда… — тихо выругавшись, сестра кинулась вдоль берега, к повороту ручья, прячущемуся за высоким кустарником. — Тут же мост есть!

Чёрный балахон, промокший до колен, волочился по низкой траве. Вода хлюпала в тряпичных ботинках.

— Я тоже хочу сражаться, — широко улыбаясь, выдохнула Эмпирика за спиной воина в опалённом огнём плаще.

Обернувшись, тот поднял забрало и окинул её критическим взглядом.

— Тут будет жёсткий замес, — бросил воин, — может нехило прилететь.

— Хочу убивать радошианцев, — с каким-то странным затаённым восторгом вымолвила принцесса.

— Ты не можешь сражаться за ашей! — воскликнула подбежавшая Эмеградара и, запнувшись, добавила полушёпотом: — Они были врагами наших предков.

— Да это же игра, — возмутился проходивший мимо парень в чёрном плаще.

Ветвистые рога диковинного шлема торчали из-под глубокого капюшона.

— У нас и так народу мало, любая помощь пригодится. Я возьму её к магам, — заявил он предводителю и добавил, оборачиваясь к Эмеградаре с карикатурным полупоклоном: — А вы, барышня, соизвольте покинуть вражескую территорию.

Смуглое лицо, выглядывавшее из-под капюшона, выдавало в нём рат-уббианца. Его звали Дэ́ста, он был учеником Эгидиумов и работал в университетской библиотеке.

Опасаясь расспросов о себе, Эмпирика спешно поинтересовалась, что ей предстоит делать.

— Будешь кидать вот это, — Дэста вытащил из-под плаща оранжевый шарик и вложил ей в руку. — «Янтарный огонь».

Шарик был лёгкий и упругий, полупрозрачный — застывшая нилькеастровая смола. Внутри медленно переливалось что-то тягучее, мерцающее.

— Сведения о древней магии крайне скудны, — объяснил рат-уббианец, — мы знаем о ней только из сказок. В некоторых говорится, что Радош повелевал стихиями и обрушивал на головы врагов огненный дождь. А об ашах известно лишь то, что они проводили зловещие обряды в чёрных башнях и насылали какие-то страшные проклятия. Так что мы решили кидаться смоляными шариками.

— Некоторые тут одеты, как игнавиане, — заметила Эмпирика.

Дэста взглянул на неё с недоумением.

— Ну да. Это же скандальная гипотеза из новой книги Фрагилия. Он доказывает, что аши после поражения обосновались на Игнавии. Хотя Эгидиумы продолжают настаивать на том, что игнавиане — просто сборище разноплемённых отшельников или даже мятежников, скрывшихся от короля Феоссы на труднодоступном острове.

Эмпирика кивнула:

— Получается, аши обособились от всего мира, оставив попытки завладеть им?

— Обязательно почитай Фрагилия, — хмыкнул Дэста. — Он-то как раз и опасается, что аши затаились только до времени.

— Он ведь сам отправился на Игнавию?

— Да, так говорят. Но с тех пор его никто не видел. Книгу издала Лагнария, его ученица. Не зря же существует крылатое выражение «отправиться на Игнавию». Это, говорят, в древности осуждённых на казнь преступников отправляли в утлой лодчонке в сторону острова — разумеется, никто не возвращался. Так вот оно и появилось.

«Всё-таки я постыдно мало знаю о родине своей матери», — с досадой подумала Эмпирика, а Дэста пробормотал задумчиво, подходя к сараю и глядя куда-то вдаль, в сторону холмов:

— Игнавия — последний оплот Старого мира, принадлежавшего ашам. Она как бы… находится не совсем на Эгредеуме.

Магов и вправду было немного: восемь рогатых фигур, прячущих лица под чёрными капюшонами. Эмпирика стала девятой. Ей вручили мешочек с шариками «янтарного огня», крепящийся к поясу.

— Их мало, — предупредил один из магов, — будешь собирать, если не лопнут.

— И если тебя не вырубят, — злорадно добавил другой.

Чтобы поразить противника, нужно не просто попасть в него, но и успеть произнести заклятье: в суматохе сражения, под дождём стрел и градом ударов копий и мечей громко и внятно выкрикнуть:

«Пламя призываю я

Из прорехи бытия

Да на голову врагов —

Сгинуть им во тьме веков».

М-да. Потрясающе.

— Почему нельзя просто стрелять из лука, как радошианцы? — спросила Эмпирика.

— Это их традиционное оружие, которое аши, скорее всего, не использовали. К тому же, будь у нас луки, это здорово затруднило бы им проход по мосту. Зато у них нет магов, кроме Радоша.

Ещё маги могут исцелять павших воинов — нужно всего-то полминуты просидеть возле бездвижного тела.

В гуще боя опять же. Да проще простого!

Это было задумано из-за малочисленности ашей, чтобы хоть немного уравнять шансы, но звучало весьма сомнительно и на деле не сулило особых надежд.

На противоположном берегу начал собираться народ в светлых одеждах. Те, кого Эмпирика приняла за феоссаров, оказались воинами радошианской армии.

— Эгидиумы не признают этого, но легенды косвенно намекают, что король Феосса — потомок одного из военачальников Радоша, — объяснил Дэста.

Они перейдут ручей — судя по рельефу долины, в древности тот был настоящей рекой, — сомнут авангард и атакуют невзрачный сарай — «крепость» ашей. Битва закончится, когда радошианцы её возьмут. Для сохранности сарая — не строить же заново каждый раз! — все боевые действия проводятся за его стенами.

Отлично. А главное, очень аутентично.

— Если исход предрешён, в чём же смысл игры?

Дэста хмыкнул.

— Ну, историю нам не изменить, да и вряд ли кто-то действительно бы этого хотел, если учесть, что все мы, кроме жителей озёр и болот, наверное, — потомки радошианцев. Но вот исход теперешней битвы совсем не предрешён. Будь у нас больше народу, победа была бы за нами.

— А Радош? Что будет, если его устранить?

Удивлённый смешок.

— Это ещё никому не удавалось, так что точно не знаю. Но, конечно, без предводителя его армия будет обезглавлена. Тогда, по крайней мере, появится хотя бы призрачная надежда одолеть радошианцев.

Пока оставалось время, рат-уббианец предложил прогуляться до холмов.

— Знаешь, почему Фестиваль проходит близ Карахии?

Эмпирика пожала плечами.

— По преданию, именно здесь произошла та самая битва. Последнее сражение Войны Звёздного Пепла, положившее конец владычеству ашей на Эгредеуме.

— Вот как?

— Не все легенды в этом сходятся. Но сама посуди: радошианцы наступали с юга, оттесняя врага на Тёмную сторону планеты. Это место как раз недалеко от Сумеречных Рубежей, и крепость Аш-Тарагат, по-видимому, оставалась последней твердыней побеждённого народа.

Аш-Тарагат была одной из пяти цилиндрических чёрных башен, разбросанных по Эгредеуму — загадочное напоминание об исчезнувшей цивилизации, некогда правившей миром.

С вершины пологого холма на соседнем склоне, окутанном сизой дымкой, виднелись руины внушительного строения. Стены его зияли пустыми провалами бойниц. Огромная арка ворот наполовину осыпалась. Чёрные глыбы у подножия тонули в зарослях кустарника. Вероятно, башня была гораздо выше, но сохранились только первые этажи. Наверху она обрывалась устремлённым в небо вертикальным остовом стены, торчащим, как острый шип.

Но даже отсюда можно было разглядеть необычность кладки — массивные блоки неправильной формы прилегали друг к другу плотно, без зазоров, — и странную гладкость камней, тускло поблёскивающих на солнце.

Протяжный монотонный вой, похожий на заунывное пение, возвестил о скором начале битвы.

Сбежав с холма, Эмпирика с Дэстой приткнулись с краю к последней шеренге, выстроившейся перед «крепостью».

— Держись позади воинов, — спешно напутствовал рат-уббианец, — размахивайся сильнее. Смотри не попади в наших! Не лезь на передовую. Не приближайся к мечникам. Берегись стрел.

— Попадут раз и второй — ранят, на третий выбываешь, — бросил другой маг.

На противоположном берегу золотистые доспехи радошианцев сверкали на солнце под жёлтыми стягами. Янтарные плащи развевались на ветру. На золотых сюрко воинов в первом ряду виднелись белые концентрические круги, обрамлённые загнутыми лучами — знак Радоша.

— Когда Радош пришёл в мир, царила тьма, — высокая фигура у ручья нараспев прогремела в рупор начало известной сказки, смысл которой понятен был только безумцам или малым детям, способным без смущения воспринимать всё непосредственно, как данность, не ища рассудочных обоснований и логических закономерностей. — Он зажёг солнца пламенным взглядом. Он соткал плоть Эгредеума из невидимых струн, на которых играл межзвёздный ветер. Он вычислил траектории судеб мира. Он остановил планету, летящую к гибели. Он поднял острова из воды. Он научил народ Эгредеума странствовать по суше и произносить слова силы.

Но коварные аши — Странники Иных Путей — вознегодовали. Они спустились по чёрным лестницам из межзвёздной тьмы, чтобы свернуть Эгредеум обратно, в Пространство-Невоплощённых-Вероятностей. Они пронзили плоть Эгредеума чёрными копьями, скрестившимися глубоко в Свёрнутом Сердце Бездны.

Радош обрушил на них Ярость Мерры и опалил многих ашей знанием Света, выплавив из них тело Рат-Уббо и её теней. Тогда аши сплели сеть, чтобы поймать в неё время и Свет, но Радош перехитрил их, сделав так, что они сами попались в ловушку. Тогда, облёкшись во Тьму, аши ринулись в последний бой на границе меж Вечным Днём и Вечной Ночью.

Монотонное завывание повторилось, на этот раз громче.

Эмпирика разглядела у воды чёрно-красную фигуру, трубящую в странный извитый рог.

А на другой стороне, рядом с глашатаем, стоял некто высокий в золотом одеянии, картинно воздев руки к небу. В одной он сжимал посох, увенчанный сверкающим камнем, а пальцы другой ритмично шевелились, словно загребали что-то невидимое из неба. Лица не было видно: его закрывала золотая маска с прорезями для глаз.

— Это Радош, — сказал Дэста.

Глашатай велел готовиться к атаке. Послышался дружный лязг доспехов и деревянный стук. Радошианское войско направилось к мосту.

Жёлтые стяги развевались над ручьём.

Лучники в янтарных плащах ступили на берег.

По команде предводителя передние шеренги ашей ощерились копьями, подняв щиты.

Протяжный вой заунывно взрезал замерший воздух.

— И сразился Народ Радоша с Народом Звёздного Пепла!

Громовой голос глашатая утонул в рёве и грохоте толпы.

Бег. Суматоха. Крик.

Глухие удары. Свист. Звон.

Аши сгрудились в тесную кучу за щитами.

Маги, пригнувшись, прятались за шеренгами воинов, выжидая момент.

За чёрными спинами ничего не видать.

Впереди стук и лязг.

Эмпирика привстала, но не успела ничего разглядеть: стрела свистнула у самого плеча.

— Сюда! — Дэста схватил её за руку и втянул под крышу из щитов.

Темно. Тесно. Душно.

Стук. Свист.

Когда уже иссякнут проклятые стрелы?

— Вперёд! — зычный рёв.

Грохот. Шевеление. Щиты ползут вперёд, все толкаются.

— Мечники!

Лязг. Топот. Чёрные спины отделяются, устремляются вперёд.

Оставшиеся воины с ростовыми щитами растягиваются длинной цепью, преграждая врагу путь к «крепости».

Пора!

Первый всполох «янтарного огня» с громким заклятьем летит наугад.

Впереди — настоящая каша из лязгающих тел. Всё кишит, мельтеша копьями и мечами. Всё сплелось в чёрно-золотой клубок.

Дерзкий лучник бежит мимо звенящего месива собирать стрелы.

Так его! Два «янтарных огня» врезались разом.

— Пора лечить! — кричит кто-то.

Несколько магов просачиваются из-за щитов, бегут в самую гущу, уклоняясь от ударов и отмахиваясь заклятьями.

Эмпирика ринулась было за ними, но Дэста вцепился в плечо железной хваткой.

Она посмотрела с недоумением.

— Погоди, пока чуть поутихнет. Король Ингрид не обрадуется, если тебе там прилетит.

— Что?! — от удивления у Эмпирики перехватило дыхание.

На миг она даже забыла о битве.

— Не бойся, я никому не скажу, — хмыкнул Дэста. — Мой брат — ординарец короля, и я пару раз бывал во дворце. Тогда тебя было сложно заметить, но не узнать теперь — ещё сложнее.

Падают воины в чёрных доспехах, падают воины в янтарных плащах.

Звенят мечи. Стучат копья, гремят щиты.

Золотая фигура позади светлых мечников, потрясая посохом, разит заклятьями.

«Янтарные огни» из-за ростовых чёрных щитов сыплются дождём.

И всё больше тел на траве, и теснее сходятся противники.

Рогатые фигуры оттаскивают своих воинов от толчеи.

Последние маги покидают укрытие: иссякли запасы смоляных шариков.

Не глядя на спутника, Эмпирика устремляется вперёд.

Судорожно шарит в траве, собирая «огонь». То и дело поглядывает, не летит ли в неё что-нибудь. Дэста — рядом. Выкрикивает заклятья, сразу расходуя найденные «огни».

Опалённый плащ лежит в траве. Рогатые фигуры падают подле сражённых щитоносцев. Некому отдавать команды.

Времени нет на раздумья — но и мыслей нет. Всё происходит само, без сомнений и промедлений, словно на счету её — тысячи битв.

Свист и грохот. Мельтешение тел.

Припасть к траве. Скользнуть меж сцепленными копьями.

Увернуться от оголтелого здоровяка. Удачно подставить подножку.

Вот и огненный плащ. Схватить его щит. Укрыться.

Безумная улыбка.

— Начинаем считать!

Раз. Пока никто не заметил.

Два. Опять этот критический взгляд из-под забрала.

Пять. Как долго тянутся секунды.

Шесть! Фигура в золотых доспехах и голубом плаще летит на них с мечом.

«Пламя призываю я!..»

Прямо в яблочко!

Семь. Он ещё жив.

По-прежнему семь. Предводитель, отдавай меч!

Раз! Скрестились мечи!

Два! Как бы встать?

Голубой плащ замахивается.

Перекат! Она уходит от удара.

Снизу бьёт по ногам, пока тот не успел развернуться.

Зачтено? Будем надеяться.

Вскочить, пока враг растерялся.

Не вышло. Её отбрасывает назад.

Плечо пронзает острая боль.

Последний шанс.

Бьёт в живот.

Радошианец отводит удар, едва не выбив меч из рук.

— Тридцать! — раздаётся за спиной.

Предводитель выхватывает у неё меч, кидается на врага.

Сзади несётся ещё кто-то светлый.

Нужно его прикрыть!

«Пламя призываю я!..»

Янтарный плащ повержен.

Мельком оглянувшись назад, Эмпирика замечает радошианцев, врезающихся копьями в чёрные ростовые щиты.

Повсюду кружат редеющие остатки разноцветного сражающегося клубка.

Она в гуще битвы.

Одинокая стрела прилетает внезапно, как молния — прямо в ноющее плечо.

— Держись за мной! — кричит предводитель.

Впереди, уже совсем близко — золотая фигура с посохом.

— Давай на Радоша! — не помня себя, вопит Эмпирика.

Опалённый плащ падает от толчка, сбивая её с ног.

«Пламя!..»

Фух! Ещё кого-то вырубили.

— Давай подберёмся незаметно, ползком, и вдвоём нападём на него! — сбивчиво тараторит Эмпирика, пока они с предводителем не поднялись.

От непривычного сладостного волнения Эмпирику трясёт. Желание убить Радоша так велико, словно это цель всей её жизни. Словно это по-настоящему.

— Какое коварство, — предводитель издаёт злорадный смешок. — Ну давай попробуем.

«Нет. Мы точно это сделаем», — думает Эмпирика.

— Я это сделаю!

Неподдельная ярость наполняет её существо.

Никто, никто её не остановит!

До выбывания ей осталось получить последний удар — но на пути к Радошу она будет неуязвима.

Безумная вера — без сомнений.

Сомнения рождают препятствия.

Снова стрела. Предводитель закрывает её щитом.

Проклятье! Их заметили!

Они вскакивают и бегут что есть сил, уклоняясь от ударов.

Радош рядом! Вокруг него — свита янтарных плащей.

«Пламя призываю я!..»

Аши остались позади.

Они окружены.

Предводитель бросается на врагов отчаянно, едва успевая отражать удары.

«Пламя» призывает кто-то ещё.

Дэста!

Эмпирика вторит ему, целясь «огнём» в Радоша.

Мимо!

Ещё!

Мешочек на поясе почти пуст.

Воин с чёрной занавеской на плечах приходит предводителю на помощь.

Камень сияет на солнце, когда Радош трясёт посохом, произнося грозное заклинание нараспев.

Нашёл время медлить.

— Сейчас нас всех оглушит или убьёт! — раздаётся голос рат-уббианца.

Эмпирика скороговоркой призывает пламя, выпрямившись во весь рост.

Их с Дэстой смоляные шарики попадают в цель одновременно.

Очередной радошианец падает рядом с чёрной занавеской.

Предводитель продолжает сражаться из последних сил.

Радош снова начинает заклятье.

Мешочек пуст.

Всё слишком быстро.

Дэста начинает призывать пламя.

Эмпирика кидается к поверженному ашу, едва успевая ускользнуть от удара.

Хватает его меч.

Только никаких сомнений.

Увёртывается от наступающих радошианцев.

Летит к Радошу.

Его лицо так близко!

Она ясно видит разлетающуюся по золотой маске желтоватую смолу прямо в тот миг, когда что-то сбивает её с ног.

— Радоша убили! — раздаются крики.

Удивлённые. Возмущённые. Тревожные. Реже — радостные.

Янтарные плащи устремляются в сторону «крепости», и Эмпирика только теперь оглядывается вокруг.

Она лежит возле Радоша, медленно оседающего на траву, а рядом предводитель, подняв забрало, сидит, схватившись за голову и открыв рот в приступе беззвучного хохота.

Дэста растянулся поодаль, близ возмущённо бормочущих радошианцев.

— Вот уж не думал, — недоуменно изрекает Радош, снимая маску.

В голосе его слышится досада, а на губах играет растерянная усмешка.

Эмпирика узнаёт в нём улыбчивого светловолосого агранисца.

Теперь, у мирного костра, на неё навалились разом и тяжёлая усталость, и ноющая боль в плече, и сырость промокших ботинок.

Незатейливая весёлая песенка, витавшая в воздухе над одной из соседних палаток, казалась убаюкивающей.

Эмпирика протянула к огню озябшие ноги.

Они с Эмеградарой сидели близ большого студенческого шатра, уплетая печёные плоды крацитового дерева — рыхлые, мясистые, сладковатые — с горячим душистым отваром из его изумрудной листвы.

Согреться всё равно не удавалось.

Эмпирика плотнее куталась в плащ и старательно прятала взгляд, избегая смотреть на товарищей сестры: сумрачного молчаливого рат-уббианца, который их сюда привёз, ясноглазых умников-агранисцев с точёными лицами, смешливую девушку-аюгави с изумрудными волосами и чёрным лютневым грифом за спиной.

К ней вернулось обычное неловкое напряжение, испытываемое при необходимости находиться в обществе. От прежнего воодушевления и необычайной лёгкости, с которой она сражалась бок о бок с незнакомцами, не осталось и следа. Сейчас она даже вообразить себе не могла, как решилась на нечто подобное. Словно это был кто-то другой.

Отчего-то на душе расползалась странная тяжесть. Ей было стыдно — но не ясно самой, за что именно.

Какое счастье, что внимание компании было приковано к зеленовласой шутнице, которая тоже оказалась здесь новенькой. Она назвалась Дарой и вскользь упомянула, что то ли учится на младших курсах, то ли только собирается поступать. Впрочем, никто не потрудился уточнять, ибо все были увлечены её задорной болтовнёй — «болотными байками из склепа», по её собственному не вполне понятному, но оттого ничуть не менее забавному выражению.

— …нет, как удачно, а! Фестиваль в Альгиров день! Сегодня же пятое солнце, красный Альгир, затмив хладный Тау-Дрецей, восходит на Эгредеумском небе. В здешних широтах, то есть. До этого его видно только из-за Сумеречных Рубежей. Ну и с Чиатумского континента на Тёмной стороне, разумеется — было бы там кому смотреть.

В Альгиров день открываются ворота Дома Хюглир, и мертвецы выходят из гробниц. А-ха-ха, да вы бы видели свои лица, вот умора! Да, чёрные льды Чиатумы хранят древние кости. И болота хранят. И пески. И духи выходят петь и плясать под ясным небом. Такого, я погляжу, в университетах не сказывают. Ну-ну, слушайте Дару, слушайте больше. А то я вам ещё и спою!

«Она безумна, — думала Эмпирика, — совершенно и непоправимо безумна. Нет, ну что за несправедливость: и меня ещё считают сумасшедшей, хотя я тихо сижу и никого не трогаю, а эту дурочку-балаболку слушают с упоением».

По правде сказать, в словах Дары не было ничего забавного, но её озорная весёлость и звонкий хохот заражали окружающих — те внимали эдакому бреду, поддакивая и охотно вторя ей одобрительным смехом, точно зачарованные. И нет, смеялись они не над ней — вместе с ней, уж это-то Эмпирика хорошо научилась различать. И едкая, горькая досада заклубилась в её душе.

— Да, страсть как хочется петь! Давно молчит моя лютня, непорядок! И песенка вот сама собой сочинилась. Кто сочинил? Не Дара, нет, Дара не сочинитель. Дара только рассказчик. Это послание. Я-то, стало быть, для этого только и пришла. Ох, ну какие же вы все презабавные, жаль расставаться!

— Дара, а ты на каком будешь курсе?

— На курсе Незрячих Странников, хе-хе. Да, глаза в песке, глаза в воде. Дара — наблюдатель. Дара — посланница Дома Хюглир. Нет, как же хорошо, ребята, а! Как хорошо-то дышится! Я точно спою, клянусь всеми болотами мира!

«Пресвятые паучьи лапки, когда ж эта ненормальная заткнётся?!»

— Да, а аши-то, аши! Каковы, а? Проснулись, видали? Знаете, что Агранис тоже они построили. Ну, потомки их, стало быть. Что, враки? Нет, мне в Доме Хюглир поведали. В Доме Хюглир всё без обмана. Радош мечтал о таком городе, мечтал да и намечтал…

Эй, где моя лютня? Да вот же она, всегда за спиной, родная! Ну, слушайте же теперь, невмоготу терпеть!

Тонкие пальцы коснулись застывших в напряжённом предвкушении струн, и те отозвались с неожиданной и такой неуместной сейчас скорбью.

И голос аюгави, помрачневший и заледеневший вмиг, словно небо за Сумеречными Рубежами, довершил колдовской обряд, начатый обманчиво-бессвязными присказками.

Слова песни складывались ровными рядами, выстраивались янтарными башнями, вспархивали звонкоголосыми птицами и обречённо срывались в гибельную пустоту предрекаемого забвения.

Эмпирике показалось, что она слышала эту песню тысячу раз и знает наизусть. Чёрным пламенем разгорелась она в душе — и выжгла её дотла, не оставив ни других мыслей, ни чувств. Только неизбывная скорбь, тяжесть неназванного и позабытого, но непрощённого преступления — и отчаянная надежда.

Канувшая в безвременье.

— Внимание, друзья, внимание! — радостно грянуло совсем рядом в громогласный рупор, едва затихла последняя нота.

Вместе с ней развеялось и наваждение.

Как ни в чём не бывало все развернулись в сторону деревянного помоста, высящегося среди палаток.

— Сейчас будет лекция, — важно заявил агранисец и добавил таинственным полушёпотом: — То, ради чего мы приехали.

Его товарищ фыркнул:

— Не пугай! Мы же не на занятиях.

— Встречайте главную гостью Фестиваля… — объявил глашатай со сцены.

Эмпирика, ещё не освободившись от отзвуков печальной песни, тающих в ушах призрачными следами уходящего тёмного озарения, невольно вытянула шею.

На помост поднялась светловолосая женщина в неприметном платье.

— …ту, кто не побоялся бороться за правду — отважную Лагнарию!

Море народа, рассевшегося у шатров, разом взбушевалось яростными рукоплесканиями с оглушительным рёвом и приветственными криками.

С минуту Лагнария, скромно потупившись, очаровательно улыбалась, одаривая толпу благосклонными взглядами.

Наконец, когда все затихли, она ступила на край помоста, и, окинув собравшихся внимательным взором, торжественно начала речь.

В голосе её, мелодичном и мягком, ощущалась затаённая сила, с которой по временам она подчёркивала отдельные слова.

— Сегодня я не стану снова обличать бессилие Эгидиумов в сфере истории — да и во всех остальных, впрочем. Все вы, конечно, понимаете — в отличие от досточтимых учёных мужей, — как наивно полагать, что цивилизации рождаются на пустом месте и что история мира начинается с короля Феоссы, объединившего острова и покорившего великий народ пустыни Рат-Уббо для постройки мостов. Совершенно очевидно, что развитые цивилизации на Эгредеуме существовали задолго до того, как прибрежное поселение близ дикого лесистого холма превратилось в янтарную крепость.

Но все официальные исторические труды начинают внятное повествование именно с этого момента: с того, как на месте убогой деревни король Феосса с помощью тазганских беглецов основал Агранис.

И только детские сказки да редкие отголоски Радошианского культа напоминают нам о тех невероятных событиях, катаклизмах и катастрофах, что разворачивались на Эгредеуме в прошлые эры, определяя его теперешний облик.

Она говорила всё громче, с усиливающимся напряжением.

Правильные, тонкие черты её лица, лишившись прежнего налёта добродушия, приобрели выражение строгое, отчасти даже пугающее — одержимое.

— Официальная история молчит: её заставили замолчать, — слова Лагнарии с холодной ясностью звучали среди всеобщего молчания.

— Эгидиумы, настаивающие на непреложности фактов и бессмысленности непроверяемых рассуждений, — они упорно и по сей день отвергают бесспорные, осязаемые и наблюдаемые доказательства того, что древние сказания — не вымысел.

И вот лишь крохотная часть фактов, которые они сознательно игнорируют или намеренно неверно описывают: чёрные башни-порталы, таинственное «мерцание» Игнавии, чьих берегов не достичь случайному путнику, и, наконец, Тёмная сторона Эгредеума — та, куда отчего-то не смеет сунуться ни одна научная экспедиция, та, откуда не вернулся ни один феоссар-разведчик.

Лагнария, в страстном порыве воздевшая руки, вдруг негромко рассмеялась со смущённой улыбкой.

— Кажется, я снова взялась за своё. Но нет, всё это вы и без меня хорошо знаете, любимые друзья. Сегодня же я скажу о другом. О Войне Звёздного Пепла, которая ознаменовала начало такого мира, каким мы его теперь знаем. Начало новой эпохи — не первой и, надо полагать, не последней.

Война ашей и радошианцев, чьё финальное сражение мы сегодня имели счастье наблюдать.

Шёпот и смешки пронеслись над шатрами.

— Да-да, с таким неожиданным исходом, — улыбнулась Лагнария, и, дождавшись тишины, молвила, посерьёзнев: — Те, кто пытался постичь глубину древних сказаний, узреть в них скрытый смысл позади странных, не всегда понятных фраз, знают, что Война Звёздного Пепла — не только исторический факт. Она имеет метафизический смысл, показывая нам противостояние не народов, но разных уровней бытия.

Эмпирика покосилась на соседей: те недоумевающе переглядывались. Аюгави, задумчиво наматывающая зелёные волосы на палец, удивлённо вскинула брови.

— И поэтому я считаю произошедшее сегодня особенно символичным, — сказала Лагнария. — Нам пора по-иному взглянуть на события, известные из легенд. Пора признать, что аши — не какие-то чужеродные древние обитатели планеты, враждебные и сгинувшие во тьме веков без следа. Аши — обитатели иного уровня бытия. Наследники истинного Света, растворённого во Тьме, потомки Первых Звёзд, чьи атомы продолжают жить в наших телах и душах.

Она продолжала говорить в таком духе, не обращая внимания на приглушённый шёпот смущённой толпы, всколыхнувшейся вместе с лёгким ветерком, пробежавшим по траве, и Эмпирика могла бы поклясться, что пристальный взор Лагнарии теперь был устремлён прямо на неё.

Внутри всё похолодело.

Выступавшая словно видела её насквозь. Эмпирике на миг показалось даже, что та обращается лично к ней.

— Аши не исчезли, они ждут своего часа. Мой наставник Фрагилий, посвятивший последние годы жизни разгадке тайн истории и побывавший на Игнавии, убедился в этом. Жаль, что он так и не понял одного: аши нам не враги. Они — высшие существа чистой природы, не искажённой грубой материальностью. И всё, что они хотят — очистить Эгредеум от искусственной ограниченности примитивных форм и линейного времени. Пусть даже слова их звучат, как лязг оружия, а идеи облечены в пламя войны, — это лишь иллюзия, порождённая нашей неспособностью воспринимать чистые субстанции смысла.

— Это самый странный Эгидиум, которого я когда-либо видел, — сказал растерянный агранисец.

Эмпирика была всецело согласна, но не подала виду.

— Новую книгу Фрагилия с собственноручной подписью госпожи Лагнарии можно приобрести прямо сейчас! — объявил глашатай.

Тщетно силился он придать голосу прежнюю весёлость: слова выскакивали напряжённо, с едва скрываемым недоумением.

Эмпирика тихо попросила сестру купить книгу.

— Ну не знаю, — скривила губы Эмеградара. — Всё это звучит как-то… сомнительно. Опять увлечёшься непонятно чем, начнёшь выдавать такие же тирады. Эвментара будет в бешенстве. Снова станет вопить, что у нас отродясь в семье сумасшедших не было и тебя надо запереть в башне целителя.

Она невольно прыснула беззлобным смехом, но Эмпирика не обратила внимания.

— Пожалуйста, она мне очень нужна.