Первая Мировая. Война между Реальностями. Книга вторая

До сих пор, рассказывая о событиях Генерального Сражения и «Осады Трои», мы почти не касались действий подводных лодок. Подводная война шла с первых и до последних дней мирового конфликта, она знала свои приливы и отливы, но никогда, за исключением весенних месяцев 1917 года, не становилась стратегическим фактором.

Апрель 1917 года — это высшая точка германской контрблокады и кризис морской войны.

Диспозиция: блокада и контрблокада

В течение всей войны ситуация на море, в первом приближении, соответствовала принципам теории Мэхэна и стратегическим построениям Д. Фишера.

До начала европейского кризиса Германия получала за счет международной торговли значительную часть необходимого ей сырья и продовольствия. Торговый баланс страны выглядел следующим образом:

Европейская торговля Германии была ориентирована на Францию и Великобританию — страны, ставшие ее военными противниками и прервавшие с ней всякую торговлю.

По ряду позиций зависимость Германии от внешнего рынка была очень значительной или даже абсолютной: по нефти, каучуку, цветным металлам, хлопку — 80–90 %, по никелю — 70 %, по пшенице — 30 %, по ячменю — около 50 %.

Великобритания с первых же дней войны развернула блокаду Германии и полностью прервала ее океанскую торговлю. В течение всей войны Германия испытывала «нарастающую нехватку продовольствия, меди, каучука, вольфрама, шерсти, хлопка, кожи и многих других необходимых материалов». Она «оказалась разбитой в результате блокады почти в такой же мере, как и в результате военных операций» (Д. Ллойд-Джордж).

Что же касается Германии, то в августе 1914 года она отнеслась к перспективе английской блокады очень легко, рассчитывая на скоротечную войну, если не «до начала листопада», то уж точно до Рождества. С окончанием Генерального Сражения, когда стало понятно, что конфликт будет очень долгим, потребовалось определиться с планами противодействия британскому морскому могуществу. Блокада, конечно, не была абсолютно герметичной, но она почти сразу стала очень обременительной для Центральных держав.

Чем дольше длилась война, тем более значимым становилось воздействие блокады на экономику Центральных держав и их военные возможности. Летом 1916 года Германия оказалась перед невыносимым выбором: попытаться сохранить нормальную структуру производства — и проиграть из-за нехватки военного снаряжения или полностью перестроить экономику на военный лад — и проиграть из-за нехватки продовольствия и товаров первой необходимости.

Принятие «Программы Гинденбурга» означало, что новое германское руководство решилось на второй вариант. И уже прорыв под Капоретто показал, что голодных немецких солдат буквально притягивают продовольственные склады противника. Ящик консервов доставлял больше радости, чем вереница итальянских пленных[228].

Между тем продовольственное снабжение у солдат на фронте было, все же, лучше, чем у их семей в Германии[229].

Морская торговля начала рассматриваться германским руководством как стратегический фактор войны не раньше осени 1914 года.

Прорыв британской блокады подразумевал генеральное сражение линейных флотов[230].

Ни в 1914-м, ни в 1915 году немцы не рискнули пойти на такое сражение. Годом позже Д. Джеллико втянул Р. Шеера в бой, но германский флот при первой же возможности разорвал контакт и ушел в Вильгельмсхафен.

По существу, германские линейные корабли вообще не были задействованы в мировой войне, а активность линейных крейсеров ограничивалась провоцирующими обстрелами британского побережья. До осени 1918 года это никого в Германии не беспокоило: бездействие главных сил флота устраивало высшее военное и морское командование (исключая А. Тирпица), а также императора Вильгельма II и его канцлера.

Если прорыв английской блокады был невозможен (а судя по отсутствию решительных действий «Гохзеефлитте», немцы думали именно так), единственной возможностью проявить какую-то активность на море и, может быть, поставить Британию перед проблемами, становилась контрблокада. Но для контрблокады банально не хватало крейсеров, отсутствовали порты базирования, а сделанная «на коленке» система снабжения рейдеров развалилась при первом же соприкосновении с реальностью. К Рождеству 1914 года немецкая крейсерская война закончилась, не начавшись, и было понятно, что возобновить ее не удастся.

Оставались подводные лодки, которые к этому времени уже продемонстрировали свои возможности, потопив несколько старых броненосных крейсеров. Разумеется, имеющихся в наличии боеспособных германских субмарин было совершенно недостаточно, чтобы развернуть крейсерскую войну против Англии[231], но лодки можно было строить достаточно быстро.

К весне 1915 года структура войны на море сложилась окончательно: германская подводная война против британской блокады немецкого побережья.

Английская блокада с точки зрения морали и права

Встает вопрос, насколько английская блокада отвечала принципам международного права. Понятно, что стороны придерживаются здесь диаметрально противоположных позиций. А. Тирпиц квалифицирует действия англичан как «суровые и безжалостные», Э. Фанкельгайн указывает на «открытое нарушение Англией международного права» и называет поведение Великобритании «издевательством не только над всяким писаным правом, но и над простой человечностью».

Британскую точку зрения выразил Д. Ллойд-Джордж: блокада побережья противника является единственным способом реализации превосходства на море, и Великобритания имеет такое же право использовать в войне своей флот, как Германия — свою армию[232].

С этим необходимо согласиться, хотя, конечно, позиция английского премьера противоречила международным законам и существующей на начало войны практике. Юридически, английские корабли имели право препятствовать провозу в Германию только военной контрабанды, то есть тех товаров, которые могли быть использованы для производства вооружений. Англичане с этим не спорили, но толковали понятие контрабанды они очень расширительно, включая туда продовольствие, медикаменты, конструкционные материалы, топливо, удобрения — и все остальное. Международному праву это никак не соответствовало, но понять логику правительства Великобритании можно. Война носила глобальный характер, и все, что завозилось в Германию, прямо или косвенно увеличивало военный потенциал Второго Рейха. Продовольствие и медикаменты — в особенности.

Англичане пошли дальше и начали контролировать грузы, направляющиеся в нейтральные страны, имеющие с Германией общую границу (прежде всего, в Голландию и Данию, затем в Швецию и Норвегию). И опять-таки, эти совершенно противоправные действия объяснимы и оправданы: контролировать датскую и голландскую границы и Балтийское море Великобритания не могла, и ничто не мешало нейтралам организовать очень выгодный реэкспорт, снабжая Германию продовольствием, сырьем, а то и вооружением[233].

Вся территория Центральных держав была осажденной крепостью. Исторически в такую крепость блокирующая армия не допускала никакие грузы, это и называлось «осадой». Понятно, что мирные жители, которые по каким-то причинам оставались внутри кольца, несли все тяготы блокады наравне с войсками.

В сущности, англичане следовали известным образцам. Новым здесь был только масштаб — блокировали не крепость, и не город, а целую страну вместе с ее союзниками.

Англичане были в своем праве — праве военной необходимости, и я не вижу оснований подвергать это сомнению. Английская блокада не была военным преступлением. Напротив, ее правомочность вытекала из опыта всех европейских конфликтов, в том числе — Франко-Прусской войны, когда наступающие германские войска осадили Париж и прервали доставку продовольствия во французскую столицу.

Но преступлением против человечности и формой геноцида блокада Германии была. В сущности, в 1914–1918 годах Великобритания впервые в истории применила оружие массового поражения[234].

С формальной точки зрения режим блокады определялся положениями Лондонской конвенции 1909 года. Эта конвенция была официально ратифицирована всеми мировыми державами, за исключением Великобритании, которая, тем не менее, 20 августа 1914 года объявила, что согласна действовать в рамках этой конвенции в целом.

Конвенция разрешала блокировать только неприятельское побережье.

Для немцев основная проблема состояла в том, что основные положения морского права были созданы еще во времена парусного флота. Естественно, они не учитывали специфический характер деятельности подводных лодок, для которых обеспечение скрытности было жизненно важной необходимостью.

Субмарина рассматривалась международными законами, как обычный рейдер, которому следовало соблюдать нормы призового права. То есть, обнаружив подозрительное торговое судно, лодка должна была всплыть, приказать транспорту остановиться, подойти к нему вплотную и отправить досмотровую партию. В случае обнаружения военной контрабанды, лодка имела право захватить транспорт или потопить его, предварительно обеспечив безопасность команды и пассажиров. Про безопасность самой лодки и ее экипажа ничего не говорилось.

Понятно, что вести войну на таких условиях подводные лодки просто не могли. Они должны были или вообще не атаковать торговые суда, или же атаковать их из-под воды без всякого предупреждения. Но, поскольку такие действия прямо и непосредственно нарушали международное право, соответствующее решение носило политический характер, и принимать его должны были не командиры лодок, а руководство страны.

Далее, вставала проблема нейтральных торговых судов. Если потопление британских «грузовиков» нарушало только нормы призового права, то атака без досмотра и предупреждения судов под нейтральным флагом была военным преступлением. Однако никто не мешал английским транспортам использовать чужой флаг — «просвещенные мореплаватели» считали это допустимой военной хитростью. Да и на судах, действительно принадлежащих нейтральным странам, могла перевозиться любая военная контрабанда.

Немцы попытались выйти из затруднительного в юридическом смысле положения, объявив 4 февраля 1915 года зону вокруг Британских островов запретной для мореплавания, но ни Великобритания, ни США (на 1915 год — лидер нейтралов) правомочность этого акта не признали.

В отношении задач своих подводных лодок немцы не определились почти до самого конца позиционного этапа войны.

Они могли принять два решения. Отказаться от использования подводных лодок против торговых судов и сосредоточить их усилия только на борьбе с боевыми кораблями неприятеля. Или же действовать в логике военной необходимости, то есть как можно быстрее перейти к неограниченной подводной войне. В конечном итоге, было принято последнее решение, но это произошло только при Э. Людендорфе, зимой 1917 года.

Соответственно только с февраля 1917 года о германской контрблокаде британской торговли можно говорить всерьез.

Для союзников — и, в значительной степени, для современной историографии — действия немцев на этапе неограниченной подводной войны являются военным преступлением, и они не скупятся на эпитеты типа «запятнавшая себя позором подводная лодка», «злодейство», «садистские наклонности немецких подводников» и т. д.

Я склонен считать, что те же аргументы, которые оправдывают английскую блокаду, оправдывают и немецкую контрблокаду. Если согласиться с Д. Ллойд-Джорджем, согласно которому, блокада есть единственный способ реализации господства на море, то контрблокада — единственный способ поставить его под сомнение.

Д. Ллойд-Джордж указывает, что если объявить блокаду вне закона, то нация, обладающая флотом, не сможет использовать свою морскую мощь как инструмент ведения войны, в то время как никто не подвергает сомнению право сухопутных держав применять армию для защиты своих интересов.

Это высказывание Д. Ллойд-Джорджа бесспорно, но оно нуждается в конкретизации. Английский премьер подразумевает нацию, обладающую надводным флотом, и настаивает на праве этой нации пустить свой флот в дело, воспользоваться им для выигрывания войны.

Но тогда, если объявить вне закона контрблокаду, получится, что нация, имеющая сильный подводный флот, не имеет права использовать его в войне, в то время как владелец надводных кораблей может применять их для защиты своих интересов.

Эти конструкции или одновременно верны, или одновременно ложны.

Блокада и контрблокада либо одинаково являются военными преступлениями, либо одинаково не являются ими.

Немецкие подводники не обеспечивали безопасность мирных граждан, которые могли оказаться — и оказывались — на атакованных ими кораблях. Но точно так же английские патрули не обеспечивали доставку хотя бы минимума продовольствия и медикаментов мирным гражданам Германии. Ситуация равная — за тем исключением, что английская блокада была неизмеримо более эффективной, нежели немецкая контрблокада.

Развертывание подводной войны

Оба указанных выше варианта: отказаться от атак торговых судов союзников или же атаковать их безо всяких ограничений — имели свои недостатки и свои достоинства. Единственное, чего никак нельзя было делать, это избрать что-то среднее, то есть, топить неприятельские и нейтральные транспорты «в пределах определенных правил». Компромисс, как известно, хуже любой из альтернатив.

Впрочем, германское руководство долго не могло решиться ни на что, даже на компромисс. Вопрос об использовании подводных лодок вызвал устойчивый конфликт в правительственных сферах Второго Рейха.

Адмиралтейство с самого начала настаивало на неограниченной подводной войне как единственной возможности проявить активность на море. Оно попыталось привлечь на свою сторону командование армии — сначала Э. Фанкельгайна, потом Э. Людендорфа. Генералы отнеслись к идеям моряков, по-юнкерски: то есть в целом положительно, но без излишнего фанатизма.

Министерство Иностранных Дел было категорически «против» и предупреждало, что уничтожение судов под нейтральным флагом повлечет за собой крайне негативную позицию США вплоть до вступления этой страны в войну. В этом вопросе статс-секретаря по иностранным делам Г. Ягова полностью поддерживал канцлер Т. Бетман-Гольвег.

Не одобряли неограниченную подводную войну и германские промышленники, прежде всего, такой влиятельный человек, как А. Балин.

Конфликтующие стороны поочередно уговаривали Вильгельма II, и кайзер регулярно менял позицию. Соответственно Германия то объявляла неограниченную подводную войну, то отменяла ее, то вдруг начинала соблюдать призовое право, то топила все, что оказывалось в запретной зоне, не исключая госпитальных судов.

― Четвертого февраля 1915 года кайзер на императорском смотре дал согласие на объявление военной зоны вокруг Великобритании[237].

― Двенадцатого февраля США в своей ноте возложили на Германию всю ответственность за нарушение нейтралитета по отношению к Америке и категорически запретили Германии какое-либо стеснение американской морской торговли. Т. Бетман-Гольвег без ведома Адмиралтейства добился у кайзера отсрочки начала подводной войны и в ответной ноте гарантировал США неприкосновенность американских судов. Далее, кайзер распорядился не топить также суда Италии, а затем и остальные транспорты под нейтральными флагами.

― Командиров подводных лодок министерские ограничения не устраивали, и они действовали на свой страх и риск. Результатом стало потопление «Лузитании» (смотри ниже) и «Арабика» и новый обмен нотами, причем Т. Бетман-Гольвег заявил кайзеру, что он не может «вечно стоять на краю вулкана». А. Тирпиц прокомментировал это следующим образом: «Мы продолжали кампанию в такой форме, при которой она не могла жить и в то же время не могла умереть».

― Двадцатого сентября германским лодкам было приказано прекратить нападения на торговые суда в британских территориальных водах, а в Северном море — придерживаться призового права.

― Четвертого марта 1916 года кайзер согласился с 1 апреля начать неограниченную подводную войну, но только против вооруженных пароходов. Двадцать четвертого марта, однако, торпедой был поврежден лайнер «Сассекс». Он не затонул, но при взрыве погибло около 50 человек. Соединенные Штаты пригрозили разрывом дипломатических отношений. Т. Бетман объявил командиру подводной лодки строгий выговор и дал распоряжение полностью следовать призовому праву: «В соответствии с общим принципом остановки, осмотра и уничтожения торговых судов, установленным международным правом, эти суда как в военной зоне, так и вне ее не должны топиться без предупреждения и без спасения человеческих жизней, если только они не будут пытаться бежать или оказывать сопротивление».

Р. Шеер в знак протеста немедленно отозвал свои лодки с позиций.

Эти метания прекратились лишь при Э. Людендорфе, который приказал с 1 февраля 1917 года использовать подводные лодки без ограничений.

В логике альтернативной истории можно порассуждать, что было бы, если бы немцы начали неограниченную подводную войну двумя годами раньше — в 1915 году, а не в 1917-м. На мой взгляд, эта альтернатива не является содержательной.

С самого начала войны на море сложилась «мэхэновская» расстановка сил: Великобритания удерживает позицию «мирового перевозчика», военный флот «претендента» блокирован, коммерческий флот «претендента» либо интернирован, либо заперт в своей прибрежной зоне.

Можно сказать, что весь германский коммерческий тоннаж «условно уничтожен», не могут немцы использовать в своих целях и нейтральный тоннаж.

Подводные лодки (в предположении, что их достаточное количество) способны организовать контрблокаду, то есть, топить любые суда, английские или нейтральные, направляющиеся в британские порты. Поток грузов в Великобританию, естественно, начнет уменьшаться. Но контрблокада тем и отличается от блокады, что германская океанская торговля прерывается сразу и практически полностью, в то время, как британская только сокращается. Легко показать, что поток коммерческих грузов, достигающих Англии, будет падать по обратной экспоненте.

«Период полураспада» можно оценить только очень приблизительно, но самые оптимистические германские расчеты говорили о шести месяцах. Следовательно, германская контрблокада «в разы» отстает от английской блокады и по эффективности, и по темпу.

Пусть Ф(t) — поток коммерческих грузов, достигающих Англии, как функция времени; Ф(0) — исходный поток на начало неограниченной подводной войны. Тогда в первом приближении Ф(t) = Ф(0)exp(-αt). При очень успешных действиях немецких подводных лодок, полностью соответствующих расчетам германского Адмиралтейства, и при полном отсутствии британского противодействия α можно принять за 0,25 года-1. При этом поток устойчиво падает, грубо на 2,5 % в месяц, что намного больше, чем когда-либо удавалось подводным лодкам в Текущей Реальности. Имеем:

Нетрудно видеть, что подводная контрблокада со стороны «Претендента» всегда критически отстает от блокады побережья господствующим на море флотом «Перевозчика».

Интересно, что, даже если англичане вообще не будут бороться с подводными лодками противника, потери (то есть коэффициент α в формуле) с какого-то момента начнут падать по закону убывающего ущерба: судов в океане будет все меньше, встретить их лодкам будет все сложнее, значительную часть крейсерства субмарины будут бесполезно прочесывать океан. Сама скрытость подводных лодок делает их атаки стохастическими, а их воздействие на транспортный поток вероятностным.

В Текущей Реальности эффект контрблокады проявлялся достаточно слабо, и Великобритания столкнулась с действительно серьезным вызовом лишь весной 1917 года.

В рассматриваемой Альтернативе это произошло бы раньше, но с учетом числа лодок, которые немцы могли одномоментно иметь на позиции, никак не раньше поздней осени 1915 года. Таким образом, кризис морской силы возник бы раньше на год или год с небольшим. Реакция на такой кризис предсказуема:

1. покупка нейтрального тоннажа,

2. активное строительство своего тоннажа,

3. переход к системе конвоев, когда транспортные суда охраняются военными кораблями,

4. массовое производство эскортных кораблей из старых эсминцев, траулеров, шлюпов, яхт т. д.,

5. постановка мин в узостях, через которые лодкам требуется проходить, в том числе активные минные постановки у мест базирования субмарин.

Мы приходим к выводу, что в этой Реальности резкое сокращение потерь торгового тоннажа при увеличении количества потопленных лодок произошло бы уже к середине лета 1916 года, а не к началу осени 1917 года, как в Текущей. Я не уверен даже в том, что интегральные потери тоннажа за всю войну были бы больше.

Подводная война в цифрах

На начало войны мировой коммерческий флот составлял приблизительно 45 миллионов тонн[238]. Великобритании принадлежало 43 % мирового тоннажа, что составляло 19,25 миллиона тонн, или 9240 коммерческих судов. Еще 1,63 миллиона тонн владели английские колонии.

В мировом производстве коммерческих судов доля Великобритании была еще выше. Несмотря на все усилия германской и американской индустрии, она в 1913 году составляла 62 %, а раньше доходила до 82 %.

Флот Германии, состоящий из 2388 судов общим водоизмещением 5,459 миллиона тонн, был на втором месте.

За время войны было уничтожено 7,65 миллиона тонн британского и 12,80 миллиона тонн мирового тоннажа, всего 5554 судна, из которых британскими являются 2999[239]. За этот же срок промышленность Великобритании построила 1856 судов, что составило 5,453 миллиона тонн коммерческого тоннажа, всего же в мире было введено в строй 3673 судна вместимостью 10,056 миллиона тонн.

К этим цифрам нужно добавить германские суда вместимостью 0,87 миллиона тонн, задержанные в британских и нейтральных портах и затем конфискованные союзниками.

Баланс британского и мирового торгового флота за время войны выглядит следующим образом:

Изменение мирового тоннажа составляет 6,1 % к первоначальному, британского — 11,4 %. Учет конфискованных судов уменьшает эти цифры соответственно до 4,1 % и 6,9 %.

Нетрудно видеть, что реальные результаты контрблокады значительно отстают от теоретических, не учитывающих контрмеры, предпринимаемые мировым перевозчиком. Эти результаты, конечно, нельзя назвать «незначительными», но критическими, стратегически значимыми, они тоже не являются.

Следует добавить, что после войны коммерческий флот, оставшийся у Германии, победители конфисковали и поделили между собой, что дало им дополнительные 4,7 миллиона тонн валовой вместимости.

Таким образом, интегрально, считая всю войну, в союзников не было особых причин для беспокойства. Но потери тоннажа распределялись крайне неравномерно. Рекордным был 1917 год, и абсолютного максимума германская контрблокада достигла в апреле. В этом месяце немецкими подводными лодками было уничтожено 0,88 миллиона тонн коммерческого тоннажа, что составляет 6,7 % от интегральных потерь за 52 месяца войны.

Рассмотрим потери мирового тоннажа, как функцию времени:

Усреднения этого графика по кварталам, полугодиям, годам позволяют прийти к довольно простому выводу: эффективность подводной войны зависела, прежде всего, от количества подводных лодок, одновременно находящихся на позиции. В очень хорошем приближении потопленный тоннаж растет линейно, как и число лодок.

Явный «всплеск» графика потерь в 1917 году объясняется запозданием реакции Британского Адмиралтейства на начало в феврале 1917 года неограниченной подводной войны. В конце концов, были приняты вполне адекватные меры, но первые шаги по введению системы конвоев были предприняты лишь в мае, а окончательный переход к ней произошел только в августе.

Рассмотрим кривые удельных потерь в 1917 году. Легко видеть, что оба сглаженных графика имеют максимум весной 1917-го, а в августе-сентябре пик потерь спадает, и одновременно меняется поведение второй кривой: отношение потопленного тоннажа к числу уничтоженных подводных лодок перестает резко и непредсказуемо меняться и выходит на гладкое плато. Таким образом, содержательная стадия германской подводной войны продолжалась 6 месяцев, ответные меры союзников опоздали на половину этого срока, что и обусловило всплеск потерь и кризис морской стратегии союзников.

Структура подводной войны

Инциденты с «Баралонгом», «Анконой», «Торрингтоном», «Ландовери Кастл»

Девятнадцатого августа судно-ловушка «Баралонг», шедшее под американским флагом, атаковало немецкую ПЛ U-27, которая быстро затонула. Одиннадцать подводников, включая командира лодки, бросились в воду и добрались вплавь до парохода «Никозиан», который был остановлен лодкой до появления «Баралонга». Пять человек поднялись на борт, шесть уцепились руками за фал, свисающий в воду. Командир «Баралонга», по его словам, посчитал, что немцы собираются захватить «Никозиан», и расстрелял сначала шестерых, находящихся в воде, а затем и спрятавшихся в трюме.

Германия обвинила экипаж «Баралонга» в преднамеренном убийстве. Лондон предложил передать дело в нейтральный трибунал, но потребовал, чтобы одновременно разбирались и три других инцидента, также случившихся 19 августа: потопление лайнера «Эребик» (погибло 44 человека), обстрел шлюпок угольщика «Руэл», убийство германскими эсминцами 13 человек из команды английской подводной лодки Е-13, которая села на мель в датских территориальных водах.

Суда-ловушки были не очень эффективны (за всю войну ими было потоплено не то 12, не то 14 подводных лодок), но они вызывали понятную ненависть немецких подводников, что стоило жизни, по крайней мере, одному из командиров таких судов, взятому в плен, осужденному военным трибуналом и расстрелянному. Союзники заклеймили это, как убийство, поскольку с их точки зрения суда-ловушки не нарушают никаких международных законов, даже если прикрываются нейтральным флагом — ведь в момент атаки они же поднимают боевой флаг!

Не откажу себе в удовольствии привести цитату из дела о сдаче миноносца «Бедовый», случившейся за 10 лет до появления судов-ловушек… Товарищ главного морского прокурора генерал-майор А. Вогак, характеризуя оправдания командира сдавшегося миноносца, сказал:

«По теории капитана 2-го ранга Баранова выходит, что пока шансы на моей стороне — я воюю, а как только я замечу, что дело плохо, я, как маг и волшебник, обращаю свой корабль в госпитальный, выжидая удобного момента, чтобы вновь превратить корабль в боевой. Так воевать нельзя. Даже дети малые, играя в пятнашки, «чур» кричать не очень-то ведь позволяют».

Но и суда-ловушки, и вооруженные транспорты, по сути, делали именно это: воевали, когда все шансы были на их стороне, если же удача выпадала подводной лодке, называли это гнусным нападением без предупреждения на мирное судно под нейтральным флагом[245].

Даже английские историки подводной войны Р. Гибсон и М. Прендергаст признают, что:

«Это был поистине порочный круг: суда-ловушки появились потому, что торговые суда стали топиться подводными лодками без остановки и осмотра; теперь подводные лодки не рисковали подходить к судам и осматривать их, опасаясь сблизиться больше, чем можно, с ловушкой, загримированной под торговое судно (…) Всякое судно, вплоть до какого-нибудь ветхого брига, могло оказаться опасной ловушкой».

По мере развития подводной войны обоюдная ненависть нарастала.

Седьмого ноября М. Валентинер потопил итальянский пароход «Анкона». Подняв австрийский флаг, он открыл огонь по пассажирам и команде, садящейся в шлюпки, убив 208 человек. Все больше торговых судов стали просто исчезать в океане, не подав сигналов бедствия. Вероятно, их уничтожали со всеми находящимися на борту людьми.

«…8-го [апреля 1917 года] Вернер на U-55 потопил пароход «Торрингтон» (Torrington) (5597 т) в 150 милях к юго-западу от островов Силли, причем погибло 34 чел. Капитан был взят в плен. 31 августа 1921 г. он засвидетельствовал в суде при полиции на Боу-Стрит, что после того, как его команда на 2 шлюпках покинула пароход, он получил распоряжение перейти на подводную лодку вместе с командой его шлюпки.

Затем германские матросы сели на шлюпку и пошли на веслах к тонущему пароходу. Сам он был взят внутрь U-55; затем, к своему ужасу, он обнаружил, что Вернер отдал приказание погружаться, имея 20 человек оставшихся наверху на палубе. Командир этой лодки был одним из самых жестоких. Что касается команды другой лодки, то германские матросы, наверное, взяли ее на абордаж, так как капитан сам видел вещи с этой лодки в их руках. И лодка, и команда ее пропали без вести. Точно таким же образом Вернер 12 апреля умертвил команду «Торо» (Toro) (3066 т) в 200 милях к WNW от Уэссана, после того как взял в плен капитана. (…) 31 июля Пауль Вагенфюр на U-44, достойный сотоварищ Вернера на U-55, совершил гнусное преступление в открытом море. После потопления парохода «Белджен-Принс» (Belgian Prince) (4765 т), вечером, в 175 милях на NWtW от острова Тори, он приказал пленной команде собраться на палубе лодки, снял с них спасательные пояса, отобрал личные вещи и затем, взяв капитана пленником вниз, отдал приказание погружаться. Бросившись в море, те 8 человек, которым удалось спрятать спасательные пояса, просуществовали некоторое время, и один из них даже забрался на борт державшегося еще на воде парохода. Когда пароход на следующее утро был потоплен подрывными патронами, он снова оказался в воде; всего из команды в 43 человека только 3 дожили до прихода эскадренного миноносца».

Двумя неделями позже U-44 была потоплена — разумеется, со всем экипажем. Англичане также перешли к тактике «бесследных потоплений», когда лодки уничтожались со всеми людьми, причем об обстоятельствах ее гибели ничего не сообщалось[246].

«Все затмила трагическая гибель госпитального судна «Ландовери Касл» (Llandovery Castle) (11 423 т). Это было величайшее преступление против краснокрестных судов, до тех пор уважавшихся всеми воюющими государствами, пока Германия не опозорила свои подводные лодки нападениями на них. Возвращаясь из Галифакса, судно шло с 80 человеками медицинского персонала, 14 сестрами и 164 человеками команды. Раненых на нем не было. 27 июня в 21 ч. 30 м., в 116 милях к западу от Фастнэта, оно было поражено торпедой с U-86 (Патциг). Торпеда попала в трюм № 4; пароход быстро наполнился водой и через 10 минут затонул. Когда шлюпки отошли, всплыл мрачный корпус подводной лодки. Патциг приказал шлюпке капитана подойти к борту. Он спросил капитана Сильвестера относительно 8 американских летчиков, находившихся, по его утверждению, на судне; это заявление было категорически опротестовано, и капитан добавил, что с ним шли 7 канадских военных врачей. Патциг пожелал видеть одного из них; майора Лайонса так грубо толкнули, что он сломал себе ногу. Все еще неудовлетворенный своим преступлением Патциг начал полным ходом кружить на своей подводной лодке вокруг судовых шлюпок и чуть не протаранил шлюпку капитана. Затем находившиеся в шлюпке услышали в темноте на близкой дистанции, что подводная лодка открыла огонь по какому-то предмету. Прежде чем исчезнуть во мраке ночи, U-86 выпустила 12 снарядов. Шлюпки остались в сотне миль от берега — точками в пустыне океана. Шлюпка капитана с находившимися в ней 24 уцелевшими была подобрана эскадренным миноносцем «Лизандер» (Lysander) в 50 милях от Фастнэта. Остальные 234 человека пропали без вести, и почти нет сомнений в том, что Патциг потопил их артиллерийским огнем».[247]

В пропагандистской войне союзники преуспели: деятельность немецких подводников обозначена как преступная практически во всей современной историографии, не только в англо-американской.

Например, читаем у А. Больных, отнюдь, не англофила:

«Приходится признать, что, по крайней мере, в те годы у немцев как нации явно было что-то не в порядке с мозгами. «Гуннские зверства», которые спустя пару десятков лет плавно превратились в «фашистские зверства», отнюдь, не пропагандистская выдумка (…) садистское потопление пассажирских кораблей (…) гнусная преднамеренная ложь (…) Все эти шнейдеры, швигеры, валентинеры и прочие — не кто иные как трусливые убийцы, пытающиеся задним числом оправдать свои кровавые преступления (…) хладнокровное потопление огромного лайнера с тысячами людей…»[248].

Подводная война действительно велась немцами очень жестоко, хотя и не настолько жестоко, как борьба союзников против японского и итальянского судоходства в следующую войну. Обратим внимание на одну цифру: на 2358 британских коммерческих судах, непосредственно потопленных ПЛ или затонувших после подрыва на минах, выставленных германскими субмаринами, погибло в общей сложности 14 216 человек (данные британского Адмиралтейства). Это составляет в среднем 6 человек на одно потопленное судно и явно показывает, что садистское уничтожение подводниками спасающихся моряков было, все-таки, исключением, а не правилом.

Технологическая линия может быть описана в языке соревнования «снаряда и брони».

Немцы совершенствовали свои подводные лодки, прежде всего, в отношении увеличения радиуса действия, что считалось важнейшей характеристикой. Постоянно расширялся ассортимент вооружения германских ПЛ. Появились лодки — минные заградители, а затем и универсальные лодки, сочетающие минное и торпедное оружие. Улучшалось артиллерийское вооружение. Несмотря на опасность подобной тактики, многие командиры лодок старались беречь торпеды и топили неприятельские суда артиллерийским огнем. Соответственно от 37-мм пушек немцы перешли на 88-мм калибр, позднее на лодки ставили одну, иногда и две 105-мм пушки, а на опоздавших на войну лодках последних серий стояло по два шестидюймовых (150 мм) палубных орудия.

Лодки стали оснащаться устройствами для разрыва сетевых заграждений.

Само собой разумеется, что очень быстрый рост подводного флота в годы войны предполагал количество в ущерб качеству. В первую очередь это относится к малым прибрежным субмаринам UB-1, которые отличались низкой скоростью, плохой управляемостью, очень слабым вооружением и почти нулевым радиусом действия. Еще хуже получились первые подводные заградители класса UC-1. С другой стороны, последние немецкие подводные лодки были очень хороши, но к войне они не успели.

Союзники расширяли практику вооружения коммерческих и рыболовецких судов вплоть до самых небольших. Были изобретены суда-ловушки, о которых упоминалось выше. Они маскировались под совершенно беззащитные тихоходные транспорты и часто шли под нейтральным флагом. Субмарина всплывала, подходила к такому судну, там имитировали панику: спускали шлюпки, прыгали в воду. А в наиболее подходящий момент вместо нейтрального или коммерческого флага поднимался британский боевой, откидывались маскирующие орудия щиты, и по лодке открывался ураганный огонь.

Иногда суда-ловушки сами по себе не были вооружены, но тащили на буксире английскую подводную лодку в погруженном состоянии.

Тип	Построены	Количество	Погибло	Водоизмещение надводное\подводное (т)	Скорость (надв\подв) узлы	Запас топлива (тонны)	Торпеды	Мины	Артиллерия
U-3	1909-1913	20	14	493/611	14,2/8,1	87	4x450		1x37 (с 1915)
U-23	1913-1915	18	14	685/878	16,4/9,7	115	4x500		1x75-1x88-2x88-1x105
U-43	1913-1915	23	13	810/950	16,4/9,7	110	4x500		2x88
U-66	1915	5	3	791/933	163/10,3	89	5x450		1x88-1x105
U-71	1915-1916	10	7	755/830	10,9/7,9	80	2x500	38	1x88
U-81	1916-1918	40	19	750/952	16,8/9,1	115	6x500		1-2Х88, 1-2x105
U-151	1916-1917	7	2	1503/1875	12,4/5,2	328	2x500		2x150 или 2x88
U-117	1918	9	не воевали	1164/1512	14,7/7,2	167	4x500	2x15	1x150 или 1x88 или 1x105
U-135	1918	2	не воевали	1175/1534	17/8,1	220	6x500		2x150
U-139	1918	15	не воевали	1930/2483	15/7,5	443	6x500		2x150
UB-1	1914-1915	17	9	127/141	7/6	3,5	2x450
UB-18	1915-1916	30	21	263/292	9/6	32	2x500		1x50-1x88
UB-48	1917-1918	85	37	516/650	13/8	80	5x500		1x88
UC-1	1915	15	14	168/183	6/5	3,5		6x2	1x105 (UC-11)
UC-16	1916-1917	64	41	400/500	12/7	63	3X500	6X3	1x88-1x105
UC-90	1918	16	1	191/571	12/7	77	3x500	2x3+4x2	1x88

Англичане совершенствовали противолодочное вооружение. Были изобретены глубинные бомбы, появились, пусть и несовершенные, первые гидрофоны. Теперь лодка могла быть обнаружена и уничтожена даже в погруженном состоянии. В своих технических разработках союзники были более оригинальны и изобретательны, немцы — более последовательны, но в целом технологическая линия не дала преимущества ни одной из сторон. Если абсолютное число потопленных субмарин со временем росло, то относительные потери все время оставались на одном и том же уровне (около 20 % от текущего списочного состава во время неограниченной подводной войны, в ее паузах — 15 %).

Оперативно-тактическая линия, прежде всего, сводилась к борьбе за пространство. Немцам было жизненно важно расширить географию действия своих субмарин, союзники же стремились запереть германские подводные лодки в базах или изолированных морях, подобных Адриатическому. И та, и другая задачи решались экстенсивно. Немцы наращивали количество лодок, к концу войны ввели в строй подводные крейсера трансокеанского радиуса действия.

Союзники блокировали сетями и минными постановками германские базы во Фландрии и создавали охраняемые минно-сетевые заграждения в ключевых проливах. К концу 1917 года Дуврский барраж стал практически непреодолимым, и в феврале германским лодкам было приказано огибать Британские острова с севера.

Немцы неоднократно, но в целом безрезультатно атаковали патрульные силы Дуврского заграждения легкими силами флота, базирующимися на порты Фландрии.

На выходе из Адриатического моря был создан Отрантский барраж.

В 1918 году флот США договорился с британским Адмиралтейством, и союзники, видимо, под влиянием приступа мегаломании начали ставить Великое Заграждение Северного моря между Оркнейскими островами и Норвегией длинной 244 мили. Предполагалось использовать 120 000 мин, в реальности их успели поставить 71 117 штук. Эти сверх-усилия привели к гибели шести немецких подводных лодок.

«Финансовые затраты на потопление каждой из лодок в результате оказались равными стоимости… дивизии линкоров! Ведь союзникам пришлось вложить массу средств не только в разработку и производство мин, но и в создание целого флота минных заградителей…»[249]

Система блокирующих заграждений стоила очень дорого, требовала огромных усилий для поддержания ее работоспособности, все время существовала угроза нападения с моря на патрульные кораблей, но, при всех своих недостатках она была достаточно эффективной. Дело, ведь, не в том, сколько лодок погибло на заграждениях. Прохождение через барраж требовало от команды субмарины большого напряжения и всегда было сопряжено с риском. На это прохождение (ночью, малым ходом, стараясь проскользнуть мимо патрулей) тратилось время. Еще больше времени требовал обход барража, если такой обход вообще был возможен. В конечном итоге заграждения ограничивали деятельность лодок, а это именно то, что требовалось[250].

Если постановка заграждений была приемом сугубо позиционной борьбы, то прямая атака неприятельских портов носила активный, наступательный, маневренный характер. Сгоряча англичане даже предложили затопить в Гельголандской бухте 83 корабля всех классов: 40 линкоров и 43 крейсера по списку, и таким образом заблокировать фарватер. Потом от этой безумной идеи отказались, и все ограничилось набегами на Остенде и Зеебрюгге в 1918 году. Операции получились красивые, зрелищные, популярные — о них до сих пор пишут книги и снимают фильмы — но совершенно бессмысленные.

Решающим оперативно-тактическим ходом англичан стали не эти рейды, предпринятые, кстати, когда интенсивность подводной войны отчетливо шла на убыль, а простое и естественное решение о введении в Атлантике и на Средиземном море системы конвоев.

Техника конвоирования транспортных судов была применена англичанами в ходе войн Французской Революции в XVIII–XIX веках и показала свою эффективность. В эти незапамятные времена даже был принят парламентский билль о необходимости конвоирования торговых судов в случае ведения неприятелем крейсерской войны против британского судоходства. Документ этот, формально, не был отменен, и в 1917 году имел законную силу, тем не менее, переход к конвоям осуществлялся медленно и не слишком гладко. Возражало командование Гранд Флита, у которого не хватало конвойных кораблей. Были «против» и капитаны коммерческих судов, которые привыкли, что они ни от кого не получают указаний в море. Военные моряки, которым предстояло осуществлять эскортирование конвоев, сомневались, что гражданские суда вообще способны держать строй.

Первые эксперименты с конвоями начались весной 1917 года, а уже к осени начала действовать всеобъемлющая система эскортирования.

«Все тихоходные суда со скоростью менее 12 узлов, следовавшие в Англию из Гибралтара, Америки и Юж. Атлантики, с августа 1917 года сводились в караваны. Впоследствии стали образовываться также караваны из быстроходных судов.

Эскортные корабли по прибытии в Англию немедленно шли обратно с караванами разгруженных судов.

В октябре в порты Англии было приведено 99 караванов из 1502-х пароходов, доставивших 10 656 300 тонн грузов, причем только 10 судов было потеряно во время следования в конвое, а еще 14 — по разделении караванов. (…) Всего в конвоях за последние 2 года войны под британским эскортом было проведено в Англию и обратно 86772 судна в 97 000 000 гр. тонн общей вместимостью, из них погибло от действия неприятеля только 433 судна».[251]

Таким образом, удельные потери снизились в конвоях до 0,5 %.

Конвои имели свои недостатки. Прежде всего, снизился оборот грузов. Скорость конвоя была меньше скорости самого тихоходного корабля, кроме того, немало времени тратилось на сбор и формирование конвоя. Грузы прибывали в порты назначения неритмично, что создавало проблемы с их разгрузкой и обработкой. Охрана длинных караванов судов требовала большого количества боевых кораблей, которые нужно было откуда-то взять.

Но конвои позволяли снизить потери кораблей на переходе через Атлантику до приемлемого уровня. Что же касается американских войск, то из двух миллионов человек, перевезенных в 1917–1918 гг. через Атлантику, от действий подводных лодок погибло около 100 солдат.

Подводная война была выиграна союзниками.

Военные аспекты подводной войны

Если перевозку американских войск в Европу удалось осуществить без каких-либо проблем, то в отношении операций союзников на Средиземном море этого сказать никак нельзя. В 1915–1916 годах германские субмарины действовали там совершенно свободно и добились очень значительных результатов.

Тринадцатого августа 1915 года был потоплен войсковой транспорт «Роял Эдуард», шедший из Александрии на Мудрос с 1366 военнослужащими на борту, погибло 866 человек. Третьего ноября 740 солдат ушло на дно вместе с французским транспортом «Кальвадос». Беспечность французов просто поражает: «Кальвадос» шел без охранения, а на его борту не было даже радио. Шестнадцатого февраля 1916 года U-35 торпедировала транспорт «Ля Прованс», на борту которого находилось 1800 солдат, не считая экипажа лайнера. При погружении взорвались паровые котлы. Спасти удалось только 870 человек, общее число погибших оценивается почти в две тысячи. Четвертого октября пошел на дно вспомогательный крейсер «Галлия», на борту которого находилось 2700 солдат. Транспорт оставался на плаву всего 15 минут, спасено было 1362 человека, погибло свыше 1400 (хотя по британским данным на «Галлии» погибло лишь 600 военнослужащих, что, впрочем, тоже много). Двадцать пятого января 1917 года за 10 минут затонул транспорт «Адмирал Магон» — из 900 солдат спаслось 10 человек.

Интересно, что почти все эти атаки совершил один капитан подводной лодки, немец французского происхождения Арно де ля Перьер.

Общие достижения германского и австрийского подводного флота в борьбе с боевыми кораблями Антанты выглядят очень значительными: не считая кораблей, подорвавшихся на минах, вероятно выставленных подводными лодками, непосредственно от атак субмарин союзники потеряли 8 броненосцев, 7 броненосных крейсеров, 7 крейсеров, 1 лидер, 7 эсминцев, 4 подводные лодки и 1 монитор. Анализ характеристик погибших кораблей несколько смазывает впечатление. Создается ощущение, что подводные лодки работали «санитарами моря», убирая из списков флота устаревшие и потерявшие боевую ценность корабли. Исключение составляют легкие крейсера «Ноттингем» и «Фалмут» и, до известной степени, броненосец-преддредноут «Дантон».

Его предок — 26-летний артиллерист Жан — Габриэль Арно покинул Францию в 1757 году после дуэли с одним из родственников королевского рода Бурбонов. Участвовал в Семилетней войне, вышел в отставку бригадным генералом, отец 14 детей.

Лотар фон Арно родился в Познани, с детства свободно говорил на английском и — по семейной традиции на французском языке.

В германском флоте с 1903 года, служил на линейных кораблях «Курфюрст Фридрих Вильгельм», «Шлезиен», «Шлезвиг-Гольштейн». В 1911–1913 гг. минный офицер на крейсере «Эмден», затем адъютант адмирала фон Поля.

В начале войны пытался попасть в военно-морскую авиацию, но не был допущен к полетам и переведен в подводный флот. Проходил обучение в городе Пула, Австро-Венгрия, после чего получил под свое командование подводную лодку U-35.

Совершил на этой лодке 14 боевых походов, потопив 189 судов общим водоизмещением 446 708 тонн, при этом действовал в рамках призового права и не был включен в список военных преступников.

За всю войну капитан выпустил всего 74 торпеды, 39 из которых достигли цели, и более 3000 снарядов.

В конце войны служил на U-139.

После войны — штурманский офицер на броненосцах «Эльзас» и «Ганновер», затем капитан нового крейсера «Эмден». В 1931 году уходит в отставку в чине капитана 3-го ранга (корветтен-капитана), по 1938 год работает преподавателем в военно-морской академии в Турции.

С началом Второй мировой войны вновь призван на военную службу. Морской комендант Данцига, затем морской комендант Бельгии и Нидерландов. Произведен в контр-адмиралы. Комендант Бретани, комендант западного побережья Франции.

Первого февраля 1941 года получил звание вице-адмирала и должность командующего южным морским театром военных действий, но уже 24 февраля погиб в авиакатастрофе.

Считается самым результативным подводником всех времен и народов. Общий счет 193 судна (по другим данным 226) водоизмещением 457 179 тонн, 2 военных корабля водоизмещением 2500 тонн.

Победители и проигравшие

Поражение Германии в морской войне не вызывает никаких сомнений. Подводная контрблокада не принесла никакой реальной пользы. Она способствовала вступлению в войну США, хотя вряд ли являлась причиной этого[252]. Немецкие подводники не смогли помешать перевозке в Европу 2 миллионов американских солдат и огромной массы военных грузов.

Потери торгового флота от подводных лодок превышали вновь вводимый в строй тоннаж, но разница падала, и элементарные расчеты показывают, что в 1919 году ситуация изменилась бы на прямо противоположную. Судостроение находилось на подъеме, в то время как эффективность действий подводных лодок падала. Последнее было связано не только с совершенствованием противолодочной обороны, созданием и усилением минно-сетевых заграждений и введением системы конвоев, но и с гибелью хорошо подготовленных профессиональных подводников-добровольцев первых лет войны и заменой их первыми попавшимися офицерами и матросами, взятыми из экипажей «Гохзеефлитте».

Но если поражение Германии очевидно, то вопрос о результатах подводной войны для Великобритании требует отдельного анализа. Я уже говорил, что контрблокада неизмеримо отставала от блокады, и никаких оснований для беспокойства у англичан не было. Но чисто стохастический всплеск апреля 1917 года, когда потопленный тоннаж приблизился к отметке 1 000 000 тонн, вызвал у британского руководства панику с высказываниями типа «немцы выигрывают войну».

Эта паника не имела под собой ничего реального, но она вызвала целый ряд необратимых слов и поступков. Величайшая в мире морская держава начала просить у Соединенных Штатов любой помощи: отправить в Европу все сторожевые суда, обеспечить конвоирование, продать мины для минно-сетевых заграждений, расширить выпуск коммерческого тоннажа, сделать хоть что-нибудь!

Понятно, что этого проявления слабости американцам было вполне достаточно, чтобы сместить Великобританию с позиции мирового лидера и мирового перевозчика. Посол США в Лондоне У. Пейдж холодно заявил:

Он был прав. Американский адмирал Симс был более вежливым — но и только:

В конечном итоге произошло именно то, о чем говорилось в преамбуле к кораблестроительной программе Германии 1898 года: Великобритания уничтожила своего немецкого конкурента, но плодами этой победы воспользовался ее американский конкурент.

Торговый флот США, который в 1914 году не превышал 2 миллионов тонн, в 1919 году составил 9,8 миллиона тонн и вышел на второе место в мире. Одновременно американцы начали большую программу строительства линейных кораблей.

У англичан на новую войну за господство на море сил уже не было.