Первая Мировая. Война между Реальностями. Книга вторая

Итак Центральные державы добились в 1915 году впечатляющих военных успехов. Они нанесли решительное поражение России, разгромили Сербию и Черногорию, выиграли Дарданелльскую операцию, переломили в свою пользу компанию в Месопотамии, выдержали все атаки противника на Западном фронте и остановили итальянцев в Альпах. При этом общее соотношение сил все больше складывалось в пользу неприятеля. Формальные цифры (на декабрь 1915 года 361 дивизия Антанты против 288 дивизий Центральных держав[111], 1,25:1, что не так уж плохо) далеко не полностью отображают весь трагизм ситуации: из 52 турецких дивизий лишь 31 могла быть использована на фронте, остальные были совершенно небоеспособны, да и численность фронтовых частей была далека от штатной, болгарские части по пехоте были укомплектованы выше всякой меры и приближались к корпусу, зато артиллерии они почти не имели, и в отношении военного снаряжения целиком зависели от Германии, среди австро-венгерских дивизий были и вполне боеспособные, и совершенно разложившиеся.

Трилемма Фанкельгайна: 1916 год

Э. Фанкельгайн никогда не сочувствовал идее генерального наступления на Восточном фронте и старался ограничить его масштабы, насколько это возможно. Его вполне устраивали достигнутые к концу лета 1915 года результаты: Галиция освобождена, русская армия отброшена из Польши, угроза Восточной Пруссии ликвидирована. Уже в сентябре он начал возвращать войска на Запад, что вызвало конфликт с азартным Э. Людендорфом, которому очень хотелось взять Минск. Э. Фанкельгайн настоял на своем, в результате под Свенцянами получилась откровенная авантюра: наступление заведомо недостаточными силами с широким использованием кавалерии, которой на Западном фронте вообще не было места.

Англо-французы начали свою осеннюю операцию в Артуа и Шампани только в конце сентября, так что нет оснований связывать с этим наступлением переброску германских дивизий на Запад. Как уже говорилось, в отсутствие единого стратегического замысла действия на фронтах подчинялись своим собственным приливно-отливным ритмам и были слабо связаны между собой.

После 8 октября наступило затишье, и обе стороны начали планировать следующую военную кампанию.

Пожалуй, главное отличие от двух предыдущих тактов планирования заключалось в том, что генералы окончательно утратили веру в возможность завершить войну «к ближайшей зиме». Соответственно ставились ограниченные цели, что предполагало смещение фокуса планирования от больших стратегических замыслов к частным тактическим задачам.

Свои идеи, положенные в основу кампании 1916 года, Э. Фанкельгайн описывает очень подробно. Его слова по сей день регулярно цитируют — прежде всего, фразу о «лучшем мече, который должен быть выбит из рук Англии». Мне, однако, представляется, что бывший начальник генерального штаба Германской Империи в лучшем случае неискренен. Всегда неловко, когда умный человек пытается оправдать свои ошибки недомыслием.

Желание Э. Фанкельгайна настоять на осмысленности и содержательности Верденской операции понятно: провал наступления привел к его отставке и переходу руководства в руки диумвирата Гинденбург — Людендорф. Но уровень аргументации не выдерживает никакой критики.

Проанализируем обстановку на конец 1915 года с точки зрения Центральных держав.

Операции по внутренним линиям могут осуществляться между четырьмя европейскими фронтами: Западным, Восточным, Итальянским, Салоникским. Связь с Дарданелльским, Кавказским, Сирийским и Месопотамским ТВД крайне затруднена, переброска значительных сил на эти направления невозможна.

Турция является слабейшим звеном коалиции, но провал Дарданелльской операции резко улучшил ее военное положение и даже высвободил некоторое количество дивизий. Улучшилось и положение в Ираке, где английское наступление потеряло темп, что сразу же сделало положение выдвинувшейся группировки Ч. Таунсенда довольно опасным. Напряженная для Турции ситуация складывалась на Кавказском фронте, но, во-первых, она не была чревата немедленной катастрофой, во-вторых, переброска туда германских сил, даже если бы она и была возможна, не сулила значительных результатов. Наступление против Египта представляло значительный политический и военный интерес, но Великобритания имела в Восточном Средиземноморье достаточно сил, особенно после эвакуации Галлиполи, и могла быстро наращивать их за счет переброски морем индийских частей.

Можно согласиться с Э. Фанкельгайном в том, что турецкие фронты не подходили в качестве направления главного удара Центральных держав в 1916 году: держаться они пока могли и без посторонней помощи, а организация наступления была сопряжена с колоссальными трудностями, и никаких перспектив такое наступление не сулило.

Были все основания рассчитывать на победу на Салоникском фронте. При минимальном желании А. Макензен мог просто не позволить союзникам его создать. Основная проблема состояла в позиции Греции. Греция была обязана вступить в войну в ответ на нападение Болгарии на Сербию, не сделала этого, но могла сделать в любой момент. Это резко ухудшило бы положение Болгарии и особенно Турции, поскольку создало бы для нее новый кризис в зоне Проливов, поэтому Э. Фанкельгайн стремился, насколько возможно, оттягивать окончательный переход Греции на сторону Антанты. В возникшей ситуации разумно было не трогать Салоникский фронт, тем более что особых проблем он пока не создавал[112].

Остаются три фронта — Восточный, Западный и Итальянский, которые требуют серьезного анализа.

Оперативная обстановка по сравнению с прошлым годом изменилась коренным образом. Русская армия потерпела ряд жестоких поражений, отброшена на свою территорию и более не представляет непосредственной угрозы ни для Восточной Пруссии, ни для Силезии, ни для Галиции (не говоря уже о Венгерской равнине). Заметно ухудшилось качество русских войск, причем это относится и к пехоте, и к артиллерии. Можно было предположить, что смена командования самым неблагоприятным образом отразится на управлении боевыми действиями.

Германские армии могли наступать на Восточном фронте в 1916 году со значительными шансами на успех, тем более что они контролировали все ключевые точки позиции, за исключением Риги и Двинска[113]. Но здесь возникает принципиальный вопрос: что именно следует считать успехом?

После кампании 1915 года Германия могла ставить своей целью вывод России из войны. Этого можно было добиться, нанеся русской армии решительнее поражение, подрывающее у народа, армии, военного и политического руководства страны веру в возможность реализовать свои стратегические цели. Проблема заключалась в том, что в условиях Первой мировой войны выход из войны требовал достаточно много времени, это ни в коем случае не был мгновенный акт.

Назовем вещи своими именами: в 1915 году были выполнены все необходимые условия — поражение было сокрушительным, руководство страны и армии утратило уверенность в своих силах, не говоря уже о вере в победу. Россия проиграла войну. Внутреннее положение страны, как социальное, так и экономическое, требовало немедленного заключения мира. Но человеческое сознание инерционно, и на понимание масштаба катастрофы ушел весь 1916 год. В 1917 году Россия начала предпринимать конкретные действия, направленные на выход из войны, и для полного завершения всей процедуры понадобились две революции и еще 15 месяцев времени.

Можно ли было ускорить этот процесс? Понятно, что после 1915 года еще одна или две даже очень большие германские победы на Восточном фронте ситуацию существенно не меняли — выйти из войны без революции было нереально, а подготовка революции требовала времени.

Конечно, у германского командования были все основания полагать, что создание реальной угрозы политическим и экономическим центрам страны — Москве и Санкт-Петербургу — приведет к быстрой капитуляции России[114].

Э. Фанкельгайн рассматривает наступления на Петербург и Москву и заключает, что первый «не сулит решительного результата», а второй «ведет нас в область безбрежного», «ни для одного из этих предприятий мы не располагаем достаточными силами».

В действительности, обе названные операции были германо-австрийской армии вполне по силам. От Двинска до Санкт-Петербурга оставалось 540 километров, немногим больше чем от Алленштейна до Двинска. От Барановичей до Москвы было дальше — 850 километров, но от Лодзи до Барановичей немцы прошли за 1915 год 550 километров, что сравнимо. Тем более, в пределах досягаемости был Киев.

Проблема, опять-таки, заключалась во времени. Прежде всего, немецко-австрийским армиям требовалось на всем протяжении выйти на линию Западная Двина — Днепр, в обязательном порядке овладев при этом Ригой, Двинском, Могилевом и Киевом.

Далее, необходимо преодолеть данный стратегический рубеж. Опыт Второй мировой войны показал, что даже после полного разгрома Красной армии в Приграничном сражении 1941 года вермахту понадобилось для этого почти три месяца, причем Смоленская операция сложилась для немцев достаточно тяжело.

Наконец, восстановив тыловые коммуникации, можно было наступать на Петербург через Остров и Псков и на Москву через Смоленск и Вязьму.

Глубина первой операции составляет приблизительно 400 километров, второй — 150–200 километров, третьей — 300–500 километров. Если исходить из темпов кампании 1915 года (а на большее рассчитывать немецкое командование было не вправе), то в самом лучшем случае, при наиблагоприятнейшем для Германии развитии событий, на решение всех трех задач понадобится около 18 месяцев. То есть решительные результаты будут достигнуты к осени 1917 года, не ранее. Иными словами, выход России из войны может быть ускорен не более чем на три-четыре месяца.

При этом быстро прервать операции на Востоке даже в случае острой необходимости будет почти невозможно. Антанта продолжит наращивать численное и материальное преимущество на Западном фронте и периферийных фронтах. Связность позиции Центральных Держав упадет, а после пересечения основной массой австро-германских войск линии Западной Двины станет близкой к нулю. Эти соображения, верные и в 1914, и в 1915 годах, сохранили свою актуальность и перед кампанией 1916 года.

Можно сформулировать общий вывод: при наступлении в 1916 году против России Германия будет быстрее проигрывать время на Западе, нежели выигрывать его на Востоке.

Поэтому отказ Э. Фанкельгайна от активных действий в России в 1916 году был вполне оправдан.

За 1915 год линия фронта не изменилась — незначительные вклинения британских войск в Артуа, французских войск в Шампани и немецких под Ипром можно увидеть только на тактических картах. Зато изменилось соотношение сил. Англичане развернули во Франции уже 37 дивизий, и не было никаких сомнений в том, что они будут и дальше наращивать их число. Французская армия выросла с 75 до 94 дивизий. Германия уже не могла поддерживать паритет на театре военных действий.

Обе стороны преодолели кризис военного снаряжения, причем постепенно превосходство в артиллерии в отношении числа стволов, их калибра, обеспеченности боеприпасами переходило на сторону союзников, что дополнительно усложняло для Германии обстановку на Западном фронте.

С другой стороны, позиционная оборона совершенствовалась уже больше года и теперь воспринималась войсками и командованием обеих сторон как практически непреодолимая.

По мнению Э. Фанкельгайна, германская армия не имела ключей к прорыву укрепленных позиций союзников — в этом отношении выводы 1915 года были справедливы и в 1916-м году. Но в 1915 году Западный фронт еще как-то мог выкручиваться своими силами, а в 1916-м году Э. Фанкельгайн на это уже не надеялся. Возможно, он изучил графики, отражающие размах предшествующих наступлений союзников в Артуа и Шампани. И по количеству людей / счетных дивизий, и по числу задействованных орудий, и по израсходованным снарядам зависимости получались почти линейные, и их экстраполяция на лето 1916 года давала свыше 1 000 000 человек участвуют в наступлении на фронте около 50 километров, их поддерживает 4000 орудий, из которых более половины тяжелых, в ходе артиллерийской подготовки будет истрачено 6 000 000 снарядов.

Итак, наступать на западе нельзя, поскольку нет никакой возможности прорвать оборону союзников. Но и обороняться нельзя тоже, так как превосходство Антанты в силах и средствах непрерывно возрастает, и рано или поздно фронт во Франции рухнет. В этих условиях Э. Фанкельгайну приходит в голову идея наступления с ограниченными целями.

Обоснованием этого замысла была высокая боеспособность германских войск, которые несли в боевых столкновениях меньшие потери, чем англо-французские части. Отсюда Э. Фанкельгайн заключает, что нужно принудить союзников к «размену», атаковав позицию, которую они обязательно должны будут защищать. Тогда они «истекут кровью», причем «независимо от того, будет ли достигнута декларируемая цель наступления».[115]

Обратите внимание на своеобразную конвергенцию военных доктрин: руководство Антанты стремится к «размену», полагаясь на свое численное превосходство, Э. Фанкельгайн приходит к той же «стратегии», обосновывая ее качественным превосходством германского солдата. Обе стороны полностью игнорируют социальные факторы и явно путают живых людей с шахматными фигурами, которые свободой воли не обладают и поэтому молчат, когда их разменивают. С чисто военной точки зрения отсутствует понимание взаимности истощения (уже по самому факту, что противник способен долгое время поддерживать баланс сил, что предполагает сравнимые потери). Из теорем о позиционности можно формально вывести следствие, согласно которому относительные потери сторон в операциях на истощение должны быть равны.

Далее Э. Фанкельгайн переходит к выбору места наступления.

Его мемуары демонстрируют, что, в сущности, ему совершенно все равно, где войска будут наступать. Прорыв не предполагается, так что главное — это организовать сам процесс размена. Э. Фанкельгайна беспокоит только время. Он хочет начать как можно быстрее, чтобы наверняка опередить союзников. Поэтому северный участок фронта (Фландрия) его совершенно не устраивает, несмотря на декларируемое желание нанести решающий удар англичанам.

Э. Фанкельгайн, по-видимому, относился к Англии с иррациональной ненавистью — иначе трудно объяснить, зачем он целые страницы своих мемуаров тратит на описание отношений Германии с Англией и ее «тайным союзником» Америкой. Вся кампания 1916 года была, по его словам, направлена на то, чтобы нанести смертельный удар англичанам. Но у Германии, в сущности, нет ни военных, ни политических возможностей поразить Англию. Э. Фанкельгайн уповает на неограниченную подводную войну. Здесь он идет на поводу у военно-морского командования, которое уверяет генеральный штаб, что подводная война приведет к быстрой капитуляции Англии или, по крайней мере, к краху британской экономики. Со своей стороны, Э. Фанкельгайн полон решимости «выгнать англичан с материка Европы», однако полагает, что «Англия и тогда не уступит, а Франция тяжко потрясена этим не будет». Читать такое, конечно, странно, и очень трудно представить себе, что Франция спокойно переживет эвакуацию на Острова 37 британских дивизий, то есть где-то около 700 тысяч солдат. В итоге Э. Фанкельгайн приходит к выводу, что для борьбы с англичанами надо «перемолоть» французские армии. Весьма оригинальный пример непрямых действий!

Первоначально Э. Фанкельгайн вроде бы склоняется с Бельфору затем кронпринц уговаривает его атаковать Верден. Эта операция рассматривается германским командованием как основное содержание кампании 1916 года.

Итак, принято решение атаковать противника на одном из наиболее укрепленных участков его фронта, не имея в виду достижение какого-либо успеха, кроме истощения французской армии.

Можно согласиться с А. Вольпе[116], когда он говорит об «отчаянии германского командования». Но это отчаяние было совершенно несвоевременным!

Формально Германия проиграла мировую войну в сентябре 1914 года — на Марне и в Галиции, после этого она могла рассчитывать лишь на чудо и промахи своих противников. В этом смысле, отчаиваться — и искать какие-то способы прекращения войны — нужно было гораздо раньше. Однако за 1915 год Антанта наделала такое количество ошибок, что впору говорить о «кооперативной игре». В результате Германии удалось удержать Западный фронт, практически сокрушив Восточный и Южный, а Турция отбила наступление союзников в Дарданеллах с такими потерями у англичан, что рассчитывать на его возобновление не приходилось. Положение Германии оставалось проигранным, прежде всего, вследствие морской блокады, вступления в войну Италии, развертывания военного и экономического потенциала Великобритании, Франции, отчасти, США, но оно все же стало лучше, чем год назад. Так что, имело смысл обстоятельно подумать над сложившейся ситуацией в поисках практических шансов.

Начертание Западного фронта имело ряд важных особенностей.

Во-первых, в полном согласии с теоремами о позиционности наблюдалось соответствие между «особыми точками» по обе стороны фронта.

Во-вторых, все «особые точки» были расположены очень близко к фронту (так, между Камбрэ и Амьеном всего 70 км).

В-третьих, англо-французский фронт почти не обладал эластичностью, союзникам не хватало пространства — они не могли позволить себе терять ключевые пункты позиции.

В-четвертых, особую роль играл Верден — «шарнир», в котором фронт поворачивался из меридионального в широтное направление.

В-пятых, в 1914 году немцы фактически случайно захватили важный пункт к югу от Вердена — Сен-Миель. Таким образом, линия фронта охватывала Верден с трех сторон, что становилось уже не только тактическим, но и оперативным фактором. Французы значение этого выступа понимали, и в 1915 году попытались от него избавиться, но неудачно.

Сен-Миель был слабым пунктом Верденского сектора фронта. Сам Верден от этого, конечно, слабостью не становился, но определенные проблемы у французов неизбежно возникали.

Таким образом, атака Вердена была, все же, проще, нежели штурм Бельфора или Эпиналя. К тому же, потеря Бельфора ничем особенным французам не грозила, по крайней мере, сразу. Захват же немцами Вердена уменьшал связность между северным и южным участками фронта, вынуждал спрямлять фронт, индуктивно, приводил к отходу (скорее всего, на линию Суассон — Реймс — Шалон-на-Марне — Витри-ля-Франсуа — Сан-Дизье — Туль).

Так что Э. Фанкельгайн выбрал цель своего наступления совершенно правильно. Только Верден нужно было захватывать, то есть это должна быть операция с решительными целями, а не бои на истощение.

Это понимали и Э. Фанкельгайн, и, тем более, кронпринц Вильгельм. Но они считали французскую оборону под Верденом непреодолимой.

Перспективам наступления против Италии Э. Фанкельгайн отводит один абзац, причем Англия упоминается в этом абзаце не реже, чем, собственно, Италия. С содержательной точки зрения сказано только, что:

Заметим, однако, что, во-первых, боеспособность итальянских войск была весьма низкой, поэтому наступление против них имело все шансы на успех (что и подтвердится в 1917 году); во-вторых, итальянская позиция исключительно уязвима, на что Э. Фанкельгайну указывал Конрад фон Гетцендорф. В случае серьезного прорыва австро-германских войск итальянской армии придется очень быстро отходить на линию Пескьера — Верона — Винченца — Падуя — Венеция, и вряд ли такое отступление удастся провести организованно. То есть, в отличие от операции против Салоников, здесь есть реальный шанс не только нанести противнику поражение, но и захватить трофеи и пленных.

Операцию можно было бы провести в конце апреля — начале мая 1916 года. Имелись все основания надеяться, что к этому времени итальянцы организуют очередное наступление на Изонцо. Ослабив «1-ю армию Изонцо», С. Бороевич должен был позволить им взять, наконец, Горице. После этого итальянцы перебросят на восточный берег Изонцо основные силы своей 2-й армии и займутся обустройством захваченной позиции.

В последних числах апреля в наступление переходит «2-я армия Изонцо», усиленная двумя германскими корпусами и артиллерией. Эта армия имеет задачу форсировать Изонцо и развернуть наступление к железной дороге Удине — Нервиньяно.

Вторая итальянская армия, застрявшая на Изонцо, окажется в сложном положении и потеряет устойчивость. Для помощи ей Кадорна будет вынужден использовать свободные резервы.

В начале мая австро-германские войска наносят главный удар. Для этого в Трентино сосредотачивается группа А. Макензена в составе 11-й германской, 11-й и 3-й австро-венгерских армий. Практически, полностью повторяется схема наступления в районе Горлице годом раньше. Нет никаких оснований считать, что 1-я итальянская армия окажется в обороне более устойчивой, чем 3-я русская, так что «таран Макензена» будет продвигаться вперед, и к концу третьего дня операции захватит Асиаго и Арсиеро. Итальянское командование столкнется с угрозой двойной катастрофы, при этом оно не будет располагать свободными частями.

К концу мая фронт стабилизируется, но из 36 итальянских дивизий более или менее боеспособными останутся дивизий 12–15. Остальные будут разгромлены и взяты в плен.

Для достижения этого результата на итальянский фронт придется перебросить 10–12 германских дивизий и примерно столько же австро-венгерских, не считая частей, которые с самого начала находятся на итальянском фронте[117].

Такая операция выглядит перспективной. Она, несомненно, возможна и вполне согласуется с общей логикой ведения войны Центральными державами — нанести удар по наиболее слабому в данный момент противнику, добиваясь его полного поражения[118].

Италия из войны не выйдет — здесь Э. Фанкельгайн, несомненно, прав. Но, чтобы удержать, хотя бы, линию Вероны, ей потребуется срочная военная помощь союзников. По географическим условиям быстрее всего в Италию могут быть переброшены французские дивизии с Западного фронта, и нужно их не менее десяти.

Таким образом, во второй половине мая — начале июня французские части будут перебрасываться из Франции в Италию, а немецкие части в это же самое время направятся из Италии во Францию[119]. И в середине июня они будут готовы начать решающее наступление на Верден.

Вполне вероятно, что союзники отобьются, используя общее превосходство в силах. Но даже в этом случае положение Центральных держав будет значительно лучше, чем в Текущей Реальности — хотя бы только за счет резкого ослабления Италии. А если Верден все-таки падет, в войне наступит стратегический кризис, второй после Марны-Галиции.

Поэтому Конрад фон Гетцендорф и Светозар Бороевич настаивают на наступлении в Трентино, и Э. Фанкельгайн вынужден назвать их аргументы «убедительными».

Почему же начальник генерального штаба Германской Империи отказался от наступления в Трентино, выбрав вместо этого сражение на истощение в районе Вердена, где риски были значительно выше, а перспективы успеха отсутствовали?

Возможно, ответ лежит в плоскости политики. Вообще говоря, германское военное командование политическими факторами войны не интересовалось, но Э. Фанкельгайн представлял здесь исключение. Громкая победа в Трентино была крайне выгодна с точки зрения коалиционных интересов, но это была бы, прежде всего, австрийская победа, поскольку из 44 дивизий, действующих против Италии, 32 были бы австрийские. Это заметно подняло бы престиж двуединой монархии и ее роль как при руководстве войной, так и при заключении мира. Австро-Венгрия долгое время возглавляла германский мир, само объединение Германии под скипетром Гогенцоллернов было осуществлено О. Бисмарком через войну Пруссии с Австрией. Германия вступила в войну, чтобы не допустить разгрома державы Франца-Иосифа, но резкое усиление Австро-Венгрии никоим образом не входило в расчеты Берлина. Очень похоже, что Э. Фанкельгайн принял подобные соображения близко к сердцу и, выбирая стратегию на 1916 год, исходил не из военных интересов Центрального Союза, а из политических интересов своей страны.

Как и любой германский офицер, эти интересы он понимал достаточно примитивно.

Разговоры вместо стратегии: план союзников на 1916 год

Одной из причин кризиса аналитичности, а вместе с ним образования позиционного фронта в Первой мировой войне была одинаковость мышления сторон. Почти одновременно с Э. Фанкельгайном Ж. Жоффр также пришел к выводам о невозможности прорвать позиционный фронт, отсутствии других адекватных возможностей для наступления, желательности «размена» (обосновывающегося все возрастающим численным превосходством Антанты) и, следовательно, необходимости битвы на истощение. Само собой разумеется, вести эту битву Ж. Жоффр собирался на северном участке фронта и в основном силами английской армии, потому что «Франция уже понесла тяжелые потери, и ей не хватает людских ресурсов».

Тяжелейшие поражения, которые союзники потерпели в 1915 году, принесли, по крайней мере, ту пользу, что военные руководители стран Антанты осознали необходимость договариваться друг с другом и координировать свои действия. Впрочем, речь шла отнюдь, не о выработке единого плана ведения коалиционной войны, а, скорее, об обмене мнениями и предъявлении деклараций о намерениях.

Даже это стало большим шагом вперед.

Первая межсоюзническая конференция состоялась в июле 1915 года. Она приняла разумное, хотя и совершенно очевидное решение «оказать помощь той из союзных армий, которая подвергнется нападению Центральных держав». Какими силами, в какие сроки, каким образом это будет сделано, не обсуждалось. В результате ответом Антанты на весенне-летний разгром русской армии стало наступление в Артуа и Шампани, начатое в конце сентября. Это наступление не изменило ситуацию на Восточном фронте, где, так или иначе, уже началась стабилизация из-за перенапряжения германских коммуникаций, и не воспрепятствовало переброске армии А. Макензена на Балканы с последующим разгромом Сербии. Сербии союзники даже как-то попытались помочь, но делали это столь медленно и неуверенно, что их войска не успели даже к эвакуации остатков сербской армии.

Стало понятно, что больше вести войну такими методами нельзя, и 6–9 декабря 1915 года в Шантильи состоялась вторая межсоюзническая конференция. Ж. Жоффр начал готовить ее сразу же после провала осеннего наступления в Шампани, то есть в середине октября. Его концепция сводилась к следующему:

Великобритания, как это ни странно, своих идей на тот момент не имела, что можно связать с катастрофическими итогами Дарданелльской операции и неудачей последовательных наступлений в Артуа. Кроме того, поражение в зоне Проливов немедленно «аукнулось» новой угрозой Египту и резким осложнением оперативной обстановки в Месопотамии, где британская армия Ч. Таунсенда была окружена в Эль-Куте[120].

Зато Россия предложила союзникам грандиозный стратегический план: совместный удар по Болгарии и Австро-Венгрии силами русского Юго-Западного фронта, Салоникского фронта союзников и итальянского Изонцского фронта. Войска пяти стран должны были наступать по сходящимся направлениям — на Будапешт. Одновременно предполагалось нанести концентрический удар на Мосул силами Кавказского и Месопотамского фронтов.

Большинство советских и российских источников называют этот план «весьма разумным», но в действительности, когда союзники отказались даже его рассматривать, они были совершенно правы.

Кратчайшее расстояние от линии русского Юго-Западного фронта до Будапешта составляло 750 километров; от Горицы до Будапешта, правда, было чуть ближе — 550 километров, зато большая часть пути проходила по горам; от Салоник до Будапешта — 820 километров, тоже в основном по горам. О каком взаимодействии здесь может идти речь?

Далее русские и сербские войска понесли тяжелое поражение, и рассчитывать на их полную боеспособность было нельзя. Россия, кстати, еще не до конца преодолела кризис военного снаряжения. Что касается Италии, то ее «успехи» в кампании 1915 года едва ли позволяли предположить, что она будет способна одним броском преодолеть Альпы. Британские силы в Месопотамии были окружены, и на повестке дня у британского командования в регионе была деблокада Эль-Кута, а отнюдь не наступление на Мосул.

Сознавая утопичность этого стратегического плана, Я. Жилинский выдвинул в Шантильи умеренное предложение: во-первых, начинать наступление союзных армий одновременно; во-вторых, все-таки оказывать немедленную помощь той союзной армии, которая подвергнется нападению, атакуя, пусть даже и не вполне готовыми силами.

Это уже был, скорее, оргпроект, нежели стратегия, но «не прошел» и он. Сначала Ж. Жоффр сказал, что подготовка наступления на Западном фронте требует столь длительного и заранее не просчитываемого срока, что ни о каком одновременном наступлении не может быть и речи. Союзники во Франции начнут наступать, когда будут к этому готовы, а когда они будут готовы, он сказать не может, но, вероятно, где-то летом или осенью.

Затем примерно то же самое заявил от имени Италии генерал Порро.

В заключение союзники убедительно попросили Россию начать наступление первой и сделать это весной, причем лучше против немцев, чем против австрийцев, хотя, конечно, этот вопрос находится всецело в компетенции русского командования. От совместного наступления в рамках «стратегии истощения» союзники не отказывались, но оставляли за собой выбор времени и места.

Конференция договорилась об эвакуации Галлиполийского плацдарма, что, впрочем, было намечено британским командованием еще в ноябре, а окончательно решено 6 декабря, в день открытия конференции.

Договорились также сохранить плацдарм в Салониках. Это не вызывает удивления, поскольку там только-только начали выгружать очередную английскую дивизию.

Большинство источников, и российских, и зарубежных, считают, что конференция в Шантильи «была шагом вперед по выработке общей стратегии». На мой взгляд, Антанта вступила в кампанию 1916 года, не имея ни общей стратегии, ни хотя бы вменяемого оргпроекта по координации действий.

Мясорубка Маасского района

У Э. Фанкельгайна, по крайней мере, с организацией все было в полном порядке, поэтому немецкие войска изготовились к атаке Вердена уже к середине февраля, причем ухитрились сделать это скрытно от французов. Командующий 2-й французской армией А. Петэн писал позднее:

Операция была поручена 5-й армии кронпринца Вильгельма, усиленной артиллерией. На пятикилометровом фронте немцы сосредоточили для первой атаки 306 полевых орудий и 542 тяжелых (из них 27 — большой мощности). Стрельба корректировалась с воздуха. К операции привлекли 168 самолетов и 14 аэростатов: Верден стал первым в истории сражением, которое началось с борьбы за господство в воздухе.

Вспомогательный удар наносил 15-й корпус, который сопровождали 60 тяжелых и 136 полевых орудий. Еще 180 орудий кронпринц оставил на левом берегу Мааса, надеясь, что рано или поздно Фанкельгайн разрешит задействовать 6-й резервный корпус.

Артиллерийская подготовка началась 21 февраля в 7:15 и продолжалась не то восемь, не то девять часов (данные в источниках расходятся). Затем немцы перешли в наступление силами 7-го резервного корпуса, 18-го и 3-го армейских корпусов (шесть германских дивизий против 72-й и 51-й французских).

Немцы атаковали нарочито прямым способом: на узком участке, в лоб, по кратчайшему направлению к Вердену. Не было отвлекающих ударов. Не было попытки задействовать Сен-Миельский выступ или, хотя бы, левый берег Мааса. Дивизиям было приказано двигаться строго методически, то есть захватывать французские траншеи лишь после полного их разрушения артиллерией и ни в коем случае не пытаться быстро пробиться вперед. Такое ощущение, что Э. Фанкельгайн панически боялся, как бы вместо сражения на истощение у него не случился, вдруг, прорыв.

Первоначальная немецкая атака, разумеется, имела успех. Немцы прошли два километра и захватили первую позицию обороны французов. К 25 февраля батальоны кронпринца продвинулись на 3–5 километров и захватили одно из важнейших укреплений верденского укрепленного района — форт Дуомон[122].

Французы, не имея в районе Вердена адекватной железнодорожной сети, задействовали 6000 автомашин. Шоссейная дорога Бар-де-Люк — Верден получила во Франции название «священной». По этой дороге под Верден непрерывно направлялись люди, орудия и боеприпасы. С 27 февраля по 6 марта под Верден было доставлено 190 000 солдат.

Начались те самые бои на истощение, к которым стремился Э. Фанкельгайн. Сражение тянулось месяц за месяцем. Французы задействовали 75 дивизий, немцы — 50, за четыре месяца французами было расстреляно и заменено 853 орудия, истрачено 3,6 миллиона снарядов, в том числе 11 500 больших и сверхбольших калибров.

1 марта французы срочно собрали новую конференцию в Шантильи, где предложили летом, не позднее 1 июля, начать общее концентрическое наступление против Германии на всех фронтах, причем на этот раз главный удар должны были наносить англо-французские армии на Западном фронте. Но для этого Россия и Италия должны отвлечь противника, начав свое наступление раньше. В меморандуме, который был написан до атаки Вердена, речь шла о двух неделях.

Но уже 3 марта французы заявили Алексееву, что Верденская операция есть начало решительных действий Германии на Западном фронте, поэтому «русская армия должна безотлагательно приступить к подготовке наступления» и, кроме того, сосредоточить 250 000 человек в Бессарабии, чтобы побудить Румынию вступить в вой ну на стороне Антанты. Дискуссия продолжалась до 12 марта. Общее наступление решили ускорить и перенести на май, причем русская армия должна была начать активные действия в конце апреля, предварив их отвлекающими ударами на германском фронте в марте.

Между тем бои в Маасском районе продолжались.

В марте кронпринц (его к этому времени уже прозвали в войсках «мясником Вердена») получил разрешение задействовать левый берег Мааса, то есть немного расширить фронт наступления. Общее продвижение германских войск достигло 6–7 километров.

Наступление то замирало, то возобновлялось вновь.

В мае кронпринц попытался прекратить операцию, но Э. Фанкельгайн настоял на своем. В своих воспоминаниях Вильгельм писал:

Вмешался кайзер, который поддержал Э. Фанкельгайна, но при этом потребовал «во что бы то ни стало, взять Верден не позднее 15 июня».

Германские войска были вновь перегруппированы. Их истощение уже сказывалось: от новой атаки по левому берегу Мааса пришлось отказаться, сосредоточив все усилия на правом берегу. После двухдневной артиллерийской подготовки 10-й резервный корпус двинулся вперед и сумел блокировать форт Во. Гарнизон в составе 600 человек отказался сложить оружие.

Началась оборона форта Во, возможно, самая героическая страница французской военной истории. Связь гарнизона с большой землей осуществлялась только с помощью почтовых голубей. Немцы обстреливали форт из орудий всех калибров, включая сверхтяжелые, широко использовались газы и огнеметы.

Немцы выиграли еще один километр.

11 июля 1916 года, уже после начала наступления союзников на Сомме, немцы нанесли свой последний удар. В этот день войска 10-го резервного и Альпийского корпусов захватили Сувиль, последнее французское укрепление на пути к Вердену. До города оставалось несколько километров, части, находящиеся на передовой, уже видели дома и улицы Вердена.

Французы контратаковали тем же вечером и отбросили совершенно обескровленные немецкие войска на исходные позиции.

Э. Фанкельгайн лично прибыл в штаб кронпринца и приказал ему наконец, перейти к обороне. Впрочем, бои в районе Вердена, затухая, продолжались до осени. Продолжались они и зимой, когда, уже после отставки Э. Фанкельгайна, французы сами перешли в наступление и не успокоились, пока не восстановили положение, которое они занимали 21 февраля.

Потери сторон: французы — 377 000 человек, из них 162 000 было убито; немцы — 337 000, из них 143 000 убитыми. За все сражение сторонами было истрачено около 14 миллионов снарядов.

Соммская мясорубка (июль — август)

Количество английских дивизий во Франции продолжало расти. После того как 26 декабря 1914 года экспедиционные силы Д.Френча были разделены на 1-ю армию Д. Хейга и 2-ю армию Г. Смит-Дориена, в июле 1915 года была сформирована 3-я армия Э. Алленби, в феврале 1916-го 4-я армия Г. Роулинсона, а в мае — Резервная армия (с октября 1916 г. — 5-я армия) Х. Гофа[124]. К июлю 1916 года во Франции находилось уже 55 британских дивизий.

Идея большого наступления Антанты на Западном фронте начала обретать форму между декабрем 1915 года и февралем 1916-го. Первоначально речь шла о грандиозной операции, в ходе которой три французские и две английские армии общими силами в 64 дивизии наступают на фронте 70 километров. Но потом начался Верден, и по мере развития этого сражения, количество французских частей, выделенных для будущего общего наступления, непрерывно уменьшалось.

Французы буквально умоляли англичан ускорить начало операции, но Д. Хейг отказался.

К объявленному сроку фронт наступления сузился до 40 км, а его главной силой стала 4-я британская армия (16, по другим данным 20 дивизий). Третья армия выделяла ей в поддержку армейский корпус, а 6-я французская армия М. Файоля, насчитывающая 18 дивизий, наносила вспомогательный удар. Поскольку операция носила межсоюзнический характер, общее руководство было поручено Ф. Фошу. Характерно, что в своих «Воспоминаниях» Ф. Фош не уделяет сражению на Сомме ни строчки, вследствие чего французские издатели были вынуждены снабдить текст длинным примечанием, в котором конспективно излагались основные события и указывалось, что «маршал Фош не успел написать все свои воспоминания о войне». В действительности, я думаю, ему просто было не о чем писать. Британские армии, наносящие главный удар, ему напрямую не подчинялись, армия М. Файоля должна была согласовывать свое наступление с англичанами. В результате Ф. Фош оказался ответственным за результаты операции, на развитие которой он не мог оказывать никакого влияния. По ее итогам он был смещен и провел несколько месяцев, забавляясь составлением плана действий на случай нарушения немцами нейтралитета Швейцарии.

К концу июня материально-техническая подготовка к наступлению была завершена.

При взгляде на эти цифры понимаешь, почему Д. Хейг отклонил просьбу Ж. Жоффра: при таких масштабах подготовки ускорить начало наступления просто невозможно.

Двадцать четвертого июня началась артиллерийская подготовка, которая продолжалась семь дней. Понятно, что ни о какой внезапности не могло быть и речи — за неделю немцы усилили свои части тремя дивизиями и тридцатью батареями тяжелой артиллерии.

Союзники, впрочем, на внезапность и не рассчитывали. Подобно Э. Фанкельгайну, они предполагали не прорыв фронта, а гигантское сражение на истощение. Разница в том, что германские командиры на местах прозрачно намекали главкому на возможность и желательность прорыва и захвата Вердена, в то время как Э. Фанкельгайн настаивал на «мясорубке», а у англичан все было строго наоборот: командующие армиями и корпусами не выходили в своем планировании за пределы первой оборонительной полосы неприятеля, а Д. Хейг, соглашаясь с идеями истощения, втайне грезил прорывом к Камбрэ и далее к Валансьену с разгромом двух и окружением еще одной армии противника[126].

Первого июля пехота перешла в наступление[127].

Французы, уже имея опыт Вердена, массировали артиллерию сверх всяких норм: 2,5 миллиона снарядов, свыше тонны металла на метр неприятельского фронта. После этого — наступление непосредственно вслед за огневым валом, чтобы не дать неприятелю времени подняться наверх из укрытий. В результате за первые два часа атаки 20-й корпус, действующий севернее Соммы, захватил всю первую позицию немцев, а 1-й колониальный и 35-й корпуса за день овладели двумя германскими позициями. Части 35-го корпуса взяли Барле.

Но поскольку такое быстрое продвижение не было предусмотрено планом операции, М. Файоль приказал отвести войска назад и в дальнейшем точно выполнять приказы. Барле нужно было брать только на следующий день. В действительности, вторично его вообще не взяли, хотя атаки продолжались до октября.

В общем-то, у французов все шло неплохо — по крайней мере, в сравнении с их осенним наступлением в Шампани. Зато 4-я английская армия последовательно наступила на все «грабли» позиционной войны.

Из ее дивизий четыре (4-я, 7-я, 8-я, 29-я) имели не слишком удачный опыт боевых действий против турок в Галлиполи, еще четыре (46-я, 48-я, 49-я, 56-я), по крайней мере, уже год находились во Франции на спокойных участках фронта. Остальные же части, то есть 37-я, 31-я, 36-я, 32-я, 34-я, 21-я, 50-я, 18-я, 30-я, 19-я, 17-я, 9-я дивизии, принадлежали к «армии Китченера», гражданским добровольцам, прошедшим минимальную военную подготовку и впервые оказавшимся на фронте. Причем это относилось не только к пехотинцам, но и к артиллеристам, вообще не имеющим опыта стрельбы с закрытых позиций.

Понятно, что эти артиллеристы не могли создать плотный огневой вал, двигающийся со строго постоянной скоростью. Но если бы им и удалось это сделать, это не помогло бы. Пехота не была обучена движению вслед за огневым валом. Кроме того, французские пехотинцы шли в атаку налегке, а английские — наступали в полном боевом вооружении, которое весило 33 килограмма.

Результат понятен. Из 100 000 человек, вышедших из окопов и дошедших до нейтральной полосы, 20 000 были убиты, 40 000 ранены. Особенно велики были потери в офицерах, которые шли впереди и имели форму, отличающуюся от солдатской.

1 июля 1916 года считается «черным днем британской армии». Никогда — ни до этого дня, ни после него она не несла столь огромные одномоментные потери. Армия Ньюфаундленда, представленная пехотным полком, потеряла за один день 91 % состава.

Германцы потеряли в этот день 10–12 тысяч человек, из них 8 тысяч — на британском фронте.

Г. Роулинсон приказал своим войскам продолжить атаку на всем фронте. Командиры левофланговых корпусов, понесших самые большие потери, наотрез отказались. Д. Хейг, подумав, отменять приказ Г. Роулинсона не стал, но изъял эти два корпуса из 4-й армии, передав их Х. Гофу.

В результате 2 и 3 июля англичане предприняли ряд разрозненных атак, существенно не изменивших положения. Немцы получили время укрепить свои вторую и третью оборонительные линии и собрать какие-никакие резервы. Уже к 5 июля немцы перебросили на Сомму 5 свежих дивизий, а к 9 июля состав 2-й армии фон Белова возрос на 11 дивизий и 42 батареи. Соотношение сил перестало быть катастрофическим. 14 июля Г. Роулинсон попытался сдвинуть дело с мертвой точки патентованным немецким способом внезапной ночной атаки. Подготовлено все было красиво, выполнено на первом этапе блестяще, но затем немцы контратаковали и отбросили англичан в исходное положение.

Началась борьба на истощение. Силы сторон сравнялись, к концу июля 51-я союзная дивизия сражалась против 31-й германской.

За июль — август англичане потеряли 200 000 человек, французы 80 000, немцы — около 200 000.

Соммская мясорубка (сентябрь — ноябрь)

Танки Mark-I и последующие британские ромбовидные танки

Для того чтобы увеличить длину гусеницы и, следовательно, ширину окопа, который танк мог бы преодолеть, гусеницу пустили вокруг ромбовидного корпуса. Вооружение было размещено в спонсонах сбоку. Танки «самец» были вооружены двумя пушками калибра 57 мм «Гочкис»[130] и четырьмя пулеметами, танки «самка» — пятью пулеметами, танки «гермафродит» — одной пушкой и тремя пулеметами. Бронирование — 12 мм.

Скорость по шоссе составляла 6,4 км/час, по пересеченной местности 2 км/час, запас хода — 38 км.

Танк имел жесткую подвеску, двигатель и трансмиссия располагались в боевом отделении, там же находились восемь, а иногда и девять человек экипажа. Температура внутри танка достигала 50–70 градусов Цельсия, экипаж угорал от угарного газа и порохового дыма. Противогаз или респиратор входили в стандартное снаряжение экипажа.

Для управления танком использовался «хвост» с двумя стандартными железнодорожными колесами, который вручную поворачивали два помощника водителя, длина танка «с хвостом» составляла 9,9 м. Впоследствии выяснилось, что танком можно управлять и без колес — через торможение одной из гусениц (в одном из боев колеса отстрелили, но танк сохранил управляемость). Тогда колеса демонтировали.

Танк Mark I.

Бензонасоса не было, топливо подавалось в двигатель самотеком или переливалось в карбюратор вручную помощниками водителя.

Глушитель тоже отсутствовал. Из-за сильного шума все команды внутри танка передавались сигналами рук.

Видимость из танка была близка к нулю.

Хотя конструкторы и изобретатели танка настаивали на снабжении боевой машины средствами радиосвязи, а промышленность даже заказала рации для танков, британские генералы каким-то образом сумели отправить эти рации обратно, а экипажам танков приказали пользоваться сигнальными флажками и голубиной почтой (в спонсоне даже было сделано отверстие для выпуска голубя). Но, в отличие от людей, голуби внутри танков не выживали, а флаги из танка невозможно было увидеть. Использовали пеших посыльных.

Mark-I стал родоначальником семейства британских ромбовидных танков.

В течение 1916 года было выпущено около 150 машин этого типа. Затем появился Mark-II, практически та же машина, но с убранными задними колесами. Их использовали в основном для учебных целей, произвели с декабря 1916 по январь 1917 года 50 машин. Далее, наконец, появился относительно удачный танк Mark-IV, выпущенный в количестве 1015 штук. Толщину бортовой брони увеличили до 12 мм, крыши — до 8 мм, добавили бензонасос и глушитель, гусеницы сделали пошире, цепную передачу к ведущим колесам прикрыли от грязи, чуть улучшили обзор, применив перфорированную броню.

В танках Mark-V появилась планетарная коробка передач, мощность двигателя повысилась от 105 до 150 лошадиных сил. Теперь машиной мог управлять один водитель. Танков этого типа было выпущено 400 штук.

604 танка модификаций IV и V были модифицированы прямо на фронте разрезанием пополам и вставлением внутрь двухметровой дополнительной секции (для преодоления более широких окопов), такие машины получили название Mark-V*. При этом маневренность танка уменьшилась, вследствие чего возникла еще одна модификация — Mark-V** с более мощным двигателем (построено 197 машин).

Наступление Д. Хейга на Сомме продолжалось.

25 сентября был, наконец, взят Комбль[131], на следующий день — Тьепваль, в начале октября немцы отошли на третью линию обороны. Пошли дожди, наступление выродилось в хаотичные частные атаки, которые продолжались до середины ноября. «Бессмысленность последней фазы действий — от 25 сентября и дальше — заключалась в том, что, захватив наконец хребет и получив господство над прилегающей местностью, британцы отказались от всех связанных с этим преимуществ, пробивая себе дорогу в долине за этим хребтом. Из-за этого войска были вынуждены провести всю зиму в окопах, затопленных водой» (Б Лиддел-Гарт).

Официальные цифры потерь: Великобритания — 419 654 человек, Франция — 204 253 человек, всего 623 907 человек, из которых 146 431 были убиты или пропали без вести (Sheffield Gary. "The Somme". — Cassell, 2003). Средние потери 51 британской дивизии, участвовавшей в сражении, достигли 80 %.

Германские потери немецкие и французские источники оценивают в 465 тысяч человек (122 025 убитыми и пропавшими без вести), а британские источники — в 600 тысяч человек, в том числе 164 055 убитыми и пропавшими без вести. И согласно мемуарной литературе, и согласно современным исследованиям британские цифры не вызывают большого доверия.

С обеих сторон в битве участвовало 150 дивизий (51 британская, 32 французские, 67 германских), 10 000 орудий, 1000 самолетов, было израсходовано около 30 миллионов снарядов. На фронте шириной 35 километров немецкие позиции были продавлены на глубину до 10 километров.

Суинтон Эрнест (1868–1951).

Суинтон Эрнест.

Родился 21 октября 1868 года в Бангалоре. Окончил Королевскую военную академию в Вулидже, с 1888-го офицер корпуса королевских инженеров, с 1891-го — лейтенант. Участник англо-бурской войны, удостоен ордена «За выдающиеся заслуги».

Занимался железнодорожным строительством.

Перед Первой мировой войной служил штабным офицером, был официальным историографом Русско-Японской войны.

После начала войны направлен на Западный фронт официальным военным корреспондентом.

С 1916 года на Э. Суинтона была возложена ответственность за подготовку первых экземпляров танковой техники.

Собственно, Э. Суинтону принадлежит и идея танка, и ее промышленная реализация, и даже само название «танк».

«Казалось, никто не может поставить под сомнение его роль в изобретении танка. Но британская бюрократия смогла. Дело в том, что Суинтон работал над танком вне рамок своих служебных обязанностей и не мог подтвердить свой вклад ничем, кроме графика работ на заводе Фостера. К тому же, на момент слушаний комиссии он уже вышел в отставку в чине генерал-майора. Рассмотрев все доводы за и против, комиссия присудила Суинтону символическую премию, о которой он с горечью написал: «Я получил 1000 фунтов за победу в войне». (Ю. Бахурин).

В 1919 году Суинтон вышел в отставку в звании генерал-майора. Впоследствии служил в департаменте гражданской авиации Министерства авиации. В 1922 году работал одним из директоров французской компании Citroën. Затем был профессором, заведующим кафедры военной истории в Оксфордском университете, а также членом Совета Колледжа Всех Душ в Оксфорде, в 1923 году Суинтону были пожалованы рыцарское звание и титул «отца танков».

С 1934 по 1938 гг. был командующим Королевского танкового полка (это, собственно, британский Королевский танковый корпус, первое танковое формирование мира).

Умер 15 января 1951 года в Оксфорде.

Уолтер Гордон Вильсон (1874–1957).

Уолтер Гордон Вильсон.

Родился 21 апреля 1874 года в Блэкроке (графство Дублин). Учился в Королевском колледже в Кембридже, где изучал машиностроение. Сотрудничал с Чарльзом Роллсом, основателем компании Роллс-ройс, занимался разработкой авиационных двигателей.

После своей женитьбы в 1904 году, Вильсон объединился с Уильямом Армстронгом, и они создали автомобильную фирму Armstrong Whitworth, производившую автомобили его разработки Wilson-Pilcher. С 1908 по 1914 годы он работал в компании J & E Hall of Dartford, разработавшей грузовики «Hallford», которые широко использовались в английской армии во время Первой мировой войны.

С началом Первой мировой войны служил в британском Военно-морском флоте — Королевской военно-морской воздушной службе. Когда в 1915 году Адмиралтейство начало исследование боевых бронированных машин в рамках Комитета по сухопутным кораблям, подразделение Вильсона попало в число экспериментальных. Офицер работал вместе с инженером компании по производству сельскохозяйственной техники — Уильямом Триттоном, в результате был разработан первый британский танк под названием «Little Willie». Затем в конструкцию машины были внесены изменения, она последовательно называлась «Centipede», «Big Willie» и «Mother», став прототипом первого боевого танка Mark I. Далее Вильсон занимался усовершенствованием танков, приведшим к созданию танка Mark V — на нём была установлена четырехскоростная планетарная коробка передач, названная его именем.

В 1917 году награжден орденами Святого Михаила и Святого Георгия.

«Уильям Триттон и Уолтер Вильсон (второй — «отец» первого танка) рассчитывали на двоих получить 100 тысяч фунтов стерлингов. Внезапно в полемику с ними вступил королевский адвокат. Он назвал боевой дебют танков на Сомме полностью провальным из-за множества дефектов и поломок машин на фронте. Триттон резонно возразил, что раз уж танки настолько плохи, зачем британская армия заказала более тысячи машин? Стороны еще немного подискутировали, но в результате комиссия все-таки признала первенство Триттона и Вильсона в создании боевой машины нового времени. А эквивалентом их лаврового венка стали 15 000 фунтов стерлингов. На двоих». (Ю. Бахурин).

Юстас Теннисон д`Энкоурт (1868–1951 гг.).

Юстас Теннисон д`Энкоурт.

Родился в Хадлей Хаус в графстве Хертфордшир 1 апреля 1868 г. Получил образование в частной школе Чартерхаус. По совету Эдварда Рида он сначала поработал учеником на судоверфи Армстронга в Элсвике, затем после двухгодичного обучения в Королевском Морском колледже в Гринвиче вернулся в Элсвик под начало Филипа Уаттса.

Чтобы получить опыт в строительстве гражданских судов, он несколько лет проработал кораблестроителем на судоверфи в Фэирфилде. Когда Ф. Уаттс в 1902 г. стал Директром Департамента кораблестроения военно-морского флота, д’Энкоурт вернулся на верфь Армстронга и занял место Дж. Перретта, который отвечал за обводы знаменитых элсвикских крейсеров. Визиты, сделанные д’Энкоуртом в Турцию, Бразилию, Чили, Испанию и Аргентину, принесли компании много выгодных контрактов, и в проектировании находился рекордный тоннаж, когда в 1912 г. он был вызван в Уайтхолл на должность Директора Департамента кораблестроения.

Во время пребывания Ю. Т. д’Энкоурта на этом посту для королевского флота были построены двадцать один большой корабль, пятьдесят три крейсера, 153 подводные лодки одиннадцати типов и множество других судов. Он ввел форму буля для противоторпедной защиты, а в 1915–1917 гг. проектировал жесткие дирижабли вместе с А. Джонсом, ставшим позже Директором Департамента кораблестроения.

Помимо широкой деятельности на пользу флота, д’Энкоурт внес вклад в создание первых танков, за что был отмечен Королевской комиссией наградой за изобретение в 1919 г. Он получил в 1917 г. рыцарское звание и был награжден американской медалью за отличную службу в 1918 г., также был отмечен званием Коммандора ордена Почетного Легиона.

В послевоенные годы сэр Юстас должен был решать сложные проблемы, последовавшие после Морского договора 1922 г., результатом чего явилось создание кораблей «Нельсон», «Родней» и «Кент».

В 1924 г. он, выйдя в отставку, ушел из Адмиралтейства и стал директором фирмы Армстронгов. Когда в 1928 г. фирма закрылась, Чарлз Парсонс пригласил д’Энкоурта войти в Совет директоров компании «Парсонс Марин Турбин Ко», на этой должности он оставался до выхода на пенсию в 1948 г.

Сэр Юстас был произведен в баронеты в 1930 г. и получил почетную ученую степень Кэмбриджского университета, а также был избран французской Морской академией иностранным ассоциативным членом в 1937 г. — преемником графа Джеллико.

Эра д’Энкоурта связана с изящными силуэтами кораблей, работающих на нефтяном топливе, супермощными орудиями на легких крейсерах и эсминцах, большими субмаринами (хотя тип X.I оказался неудачным) и всеми странными творениями военного времени Фишера. «Худ» считается самым красивым военным кораблем того времени, а «Нельсон» — самым уродливым. Его миноносцы служили образцами в большинстве иностранных флотов, так же как разнообразные дымовые трубы и островные надстройки на его авианосцах. (О. Паркс).

Умер 1 февраля 1951 года.

«Юстас Теннисон д’Энкоурт был председателем Комитета по сухопутным кораблям с самого начала и проделал огромную административную работу на этом посту. Он надеялся на заслуженную премию, и неспроста. И тут — как гром среди ясного неба — прогремело заявление одного из создателей Mark I Уильяма Триттона, что, дескать, д’Энкур не привнес в конструкцию танка ничего нового, и его подписи нет ни на одном эскизе или чертеже. Комиссия приняла сторону Триттона, выплатив бывшему руководителю комитета всего 1000 фунтов. Д’Энкур отнёсся к этому философски. Он был опытным и трудолюбивым инженером, прекрасно понимавшим, что не пропадет в Британии. Так и случилось: до 1924 года он служил британской короне, а затем ушел на вольные хлеба». (Ю. Бахурин).

Смена командования

Верден и Сомма исчерпали содержание 1916 года на Западном фронте.

В целом за год Центральные державы потеряли 4,2 миллиона человек, а страны Антанты 5,6 миллиона. Соотношение потерь мало изменилось по сравнению с прошлым годом, но в 1916 году потери не компенсировались для немцев достигнутыми результатами. Кроме того, по мере развертывания Британской армии общая численность войск Антанты росла, и в 1916 году относительные потери Центральных держав в полтора раза превысили относительные потери союзников[132].

Германия проигрывала войну.

К концу лета стало очевидно, что ставка Э. Фанкельгайна на «истощение» не оправдалась. Кроме того, начальник генерального штаба допустил крупный просчет с определением времени вступления в войну Румынии. После того как Румыния объявила Германии войну, кайзер принял решение. Верный своему стилю управления, он, однако, не уволил Э. Фанкельгайна в отставку, а пригласил к себе генерал-фельдмаршала П. Гинденбурга, чтобы обсудить с ним военную обстановку. Приглашение было сделано через голову Э. Фанкельгайна без его предварительного согласия. Э. Фанкельгайн воспринял это как личное оскорбление и, по крайней мере, как знак потери доверия со стороны императора. Он потребовал немедленного освобождения от занимаемой должности. На следующий день, 29 августа, его просьба была удовлетворена, и бывший начальник генерального штаба отправился воевать с Румынией во главе 9-й германской армии (смотри сюжет седьмой: война на периферии).

Сменилось командование и во Франции: Ж. Жоффр, на которого была возложена ответственность за тяжелейшие потери на Сомме и при Вердене, 12 декабря 1916 года был снят с должности и назначен техническим советником правительства. 27 декабря новым главнокомандующим Р. Нивелем был смещен со своего поста (с назначением главой Центра военных исследований) и Ф. Фош.

А вот Д. Хейг и его командующие армиями сохранили свои посты. Зато 5 декабря 1916 года в Великобритании произошел правительственный переворот: палата общин отказала в поддержке Г. Асквиту который был вынужден уйти в отставку с поста премьер-министра, при этом оставшись лидером партии, имеющей парламентское большинство.

Новым британским премьером стал Дэвид Ллойд-Джордж.