Первая Мировая. Война между Реальностями. Книга вторая - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Сергей Борисович Переслегин (Сюжет второй: война солдат) #4

Сюжет второй: война солдат

«Астронавигатор побледнел. Подошло неожиданное — оно требовало немедленного решения. Судьба звездолета находилась в его руках. Неуклонно увеличивавшееся тяготение требовало замедления хода корабля не только из-за возрастания тяжести в корабле, но и потому, что, очевидно, прямо по курсу находилось большое скопление плотной материи. Но после замедления набирать новое ускорение было нечем! (…) Астронавигатор не решился изменить курс — произведение большого труда и величайшей точности. Пользуясь планетарными двигателями, он тормозил звездолет, хотя уже становилась очевидной ошибка курса, проложенного через неведомую массу материи.

— Поле тяготения велико, — вполголоса заметила Ингрид. — Может быть…

— Надо еще замедлить ход, чтобы повернуть! — воскликнул астронавигатор. — Но чем же потом ускорить полет?.. — Губительная нерешительность прозвучала в его словах».

И. Ефремов «Туманность Андромеды»

Людендорф все-таки взял Лодзь.

Это произошло в полдень 6 декабря.

Город был эвакуирован.

Русские войска под действием сил инерции

В конце ноября 1914 года германское командование на Востоке получило, наконец, те дивизии, которые тремя неделями раньше могли решить исход борьбы за Польский балкон. На Нешаву и Влоцлавск вышли 3-й резервный и 13-й корпуса, на Остров и Кемпен — 2-й армейский корпус, на Крейцбург — 24-й армейский корпус (всего 96 батальонов и 640 орудий — полнокровная армия в условиях первой военной зимы). Но время было упущено, эффект внезапности отсутствовал полностью, и единственное, что могли принести с собой новые дивизии, это «моральное удовлетворение» самим фактом захвата Лодзи.

Э. Людендорфу ничего не оставалось, как это удовлетворение получить, и в первую неделю декабря 1914 года 9-я германская армия нанесла два удара: правым флангом — на Лодзь, левым — на Лович.

Русские войска могли с большим или меньшим успехом продолжать борьбу за район Лодзи (и Польский балкон в целом), но к концу ноября начала выявляться стратегическая нецелесообразность выдвинутого на восток положения 2-й и 5-й армий. Контрудар Э. Людендорфа разрушил те основания, на которых были построены все три прежних плана развития успеха в летних и осенних операциях 1914 года («замысел Рузского», «замысел Иванова», «замысел Ставки»). Надлежало решать, что делать дальше.

29 ноября 1914 года в Седлеце состоялось совещание, на котором присутствовали оба командующих фронтами (Н. Рузский и А. Иванов), их начальники штабов и главные начальники снабжения, Верховный Главнокомандующий, а также генерал-квартирмейстер Ставки Н.Данилов.

На этом Совещании была представлена известная «записка Данилова» (Докладная Записка № 1504 «О ближайших мероприятиях для обеспечения успеха дальнейших военных действий» от 15/(28).11.1914 года).

«Записку», как правило, ругают — наиболее негативную позицию в ее отношении занимает М. Бонч-Бруевич, иногда сдержанно хвалят, но, в действительности, ее содержание было достаточно тривиальным.

Наконец-то, русское верховное командование полуофициально признало тот факт, что до ликвидации Восточно-Прусского выступа и закрепления фронта на нижней Висле всякие операции в Польском балконе и, тем более, к западу от него обречены на неудачу. Это предполагало, во-первых, активизацию действий 10-й армии против Восточной Пруссии; во-вторых, отход левого крыла Северо-Западного фронта на более или менее удобные оборонительные позиции. При этом, конечно, сдавалась Лодзь, что Н. Данилов не считал серьезной неприятностью.

Далее записка фиксировала, что мобилизация в России закончилась, и следовательно, иссяк поток резервов, прибывающих на ТВД строго по предвоенному графику. До сих пор верховное командование могло свободно маневрировать вновь поступающими частями и соединениями и использовать их при возникновении тех или иных оперативных кризисов. Это и делалось:

― сосредоточение к северу от Варшавы 10-й армии после Восточно-Прусской операции,

― развертывание на правом фланге Юго-Западного фронта новой 9-й армии в ходе Люблин-Холмского сражения Галицийской операции,

― переброска к Варшаве 1-го и 2-го Сибирских корпусов во время боев за Варшаву-Ивангород,

― переброска на среднюю Вислу 55-й и 57-й стрелковых дивизий, частей 3-й Туркестанской стрелковой бригады и 3-й Сибирской стрелковой дивизии в Лодзинском сражении.

Понятно, что быстрое сосредоточение новых и значительных сил на решающем на данный момент направлении было важным козырем в руках российского командования, и не будет преувеличением сказать, что именно «подходящие по мобилизации» части и соединения обеспечили в целом благоприятный для России исход летне-осенних сражений.

И вот теперь предвоенный график закрыт: «новые дивизии» закончились.

Какие-то крохи еще оставались. Н. Данилов перечисляет 9-ю и 10-ю сибирские дивизии, еще два полка 3-й Туркестанской бригады, формируемые 13-й и 15-й корпуса; на конец ноября 1914 года все эти части находятся в стадии формирования, и установить точное время их прибытия на фронт не представлялось возможным.

Становилось ясно, что отныне фронтовым командованиям нужно будет рассчитывать только на себя.

Казалось бы, из этого с очевидностью следует необходимость создания Резервного фронта, находящегося в прямом подчинении Ставки, но такого вывода не делает ни Н. Данилов, ни совещание в Седлеце.

Выделение в состав Резервного фронта двух — трех армий автоматически вынуждало русское главнокомандование перейти к обороне на всем театре военных действий — по крайней мере, до преодоления наиболее острой фазы кризиса военного снаряжения и формирования новых соединений.

Такое решение напрашивалось хотя бы в связи со временем года, крайней усталостью войск и очевидной невозможностью достигнуть стратегической цели войны в ходе одной, пусть и самой удачной операции.

Николай Николаевич это все понимает, но ему жалко терять плоды кампании 1914 года, в общем и целом, весьма успешной для русской армии. Кроме того, сказывается национальный характер — в русской военной истории почти нет примеров своевременного, преднамеренного, не вынужденного действиями противника перехода к стратегической обороне. Курская дуга и, отчасти, «стояние» на реке Угре — исключения, лишь подтверждающие это правило.

В результате, русское командование — на всех уровнях: главковерха, командующих фронтами, автора пресловутой «записки» — остается верным себе и национальным традициям. Оно принимает половинчатое решение[40].

Нет никаких принципиальных возражений против перехода к обороне, тем более что на этом настаивает Н. Рузский. Поэтому будет и оттягивание фронта на Средней Висле, и сдача Лодзи, и арьергардное Ловичское сражение.

Одновременно 10-й армии ставятся активные задачи. По мысли Н. Данилова, ее следует усилить группировкой из «не менее чем трех корпусов», действующих в направлении Сольдау Идея, несомненно, верная, но этих корпусов нет, а те, что высвобождаются при отходе 2-й и 5-й армии, понадобятся, чтобы противостоять декабрьскому наступлению Э. Людендорфа. Но тогда сил у 10-й армии не хватит, и она неминуемо застрянет перед Летценскими укреплениями (опять?).

Австро-Венгерская армия, в отличие от германской, считается разбитой, что провоцирует два наступления: правым флангом Юго-Западного фронта на Ченстохов — Краков, а центральными армиями — на Оппельн (100 км к западу от Ченстохова).

Проведение этих операций предполагает обеспечение минимальными силами Галиции и обязательное выдвижение основных сил Юго-Западного фронта в Карпаты.

Из общих соображений (время года, кризис военного снаряжения, усталость войск, особенности рельефа и дорожной сети в Карпатах) было понятно, что армии там застрянут, единого удара не получится, операция разобьется на ряд частных боев отдельных корпусов за те или иные тактически важные позиции и почти наверняка сдвинется к югу.

Таким образом, план боевых действий, в общих чертах согласованный на совещании в Седлеце, предполагал, что русские армии втянутся в долговременные и в целом малоперспективные бои в Карпатах и Восточной Пруссии, и эти сражения поглотят все наличные и формируемые резервы.

Но может быть, точнее будет сказать, что никакого плана не было вовсе, а войска «тянула» в Карпаты оперативная инерция.

Ловичское сражение

Как будто «в ответ» на Седлецкое совещание, 2 декабря австро-германское командование (Э. Фалькенгайн, эрцгерцог Фридрих, Конрад фон Гетцендорф, П. Гинденбург) собралось в Бреславле. Речь шла в основном о более активном участии австрийской армии в текущей операции.

Хотя содержательно Лодзинское сражение закончилось, стороны продолжали наращивать силы по обе стороны Лодзи. К северному флангу германцев подходили 13-й и 3-й резервный корпуса, что создавало возможность сильного удара на Сохачев — Лович в обход Лодзи с севера. Русские войска на этом направлении могли быть усилены подходящим 2-м кавказским корпусом.

На юге в наступление перешла 2-я австрийская армия, но ее наступление на Петраков тормозилось слабостью сил этой армии, широким фронтом ее наступления и быстрым усилением правого фланга 4-й русской армии: перебрасывался 3-й кавказский корпус с ее левого фланга, 14-й корпус из 9-й армии, а также гвардейский кавалерийский корпус.

Русское командование, в принципе, приняло решение на отход. Но для его обеспечения было необходимо в течение десяти — пятнадцати дней прочно удерживать районы Ловича и Петракова.

С германской стороны А. Макензен из подручных средств в очередной раз создал ударную армию, собрав на главном направлении подошедшие 13-й и 3-й резервный корпуса, 17-й корпус из района Лодзи, прибывшую 305-мм австрийскую артиллерию (предназначалась для действий в районе Ловича). На следующем такте удар должны были усилить 2-й и 24-й корпуса с правого фланга армии, а также 1-й кавалерийский корпус. Всего для активных действий А. Макензен собрал 151 батальон, 996 орудий.

Главный удар силами 60 батальонов при поддержке 400 орудий наносился на Сохачев. Южнее против Ловича действовали 48 батальонов и 320 орудий. Ударные группы взаимодействовали между собой, кроме того А. Макензен мог балансировать операцию за счет 50-й резервной дивизии и 1-го кавалерийского корпуса.

Н. Рузский принял решение выиграть время за счет наступления 1-й армии против северного фланга германцев. Из этой операции, однако, ничего не получилось: во-первых, из-за общего недостатка сил; во-вторых, поскольку новый командарм А. Литвинов совершенно не сочувствовал этой идее.

Его приказ сводился к довольно странному требованию продвинуться на 1–1,5 км вперед силами 5-го сибирского и 2-го кавказского корпусов, где и закрепиться. Наступление носило все черты формального выполнения приказа вышестоящего начальства и, разумеется, ничего не дало. К тому же вся подготовка носила характер слабо продуманной импровизации: части, долженствующие сменить соединения, выделенные для наступления, запаздывали; командиры корпусов трактовали нерешительный приказ командующего армией по своему усмотрению и вместо выделения ударных групп создавали резервы.

В результате этого наступления 5 декабря 1-я армия потеряла Илов, 6-го — безуспешно пыталось его отбить.

На следующий день началась артподготовка А.Макензена, и 12 декабря русские войска начали отход на Сохачев и Лович. Боев, как таковых, практически не было. Германцы наносили короткие беспокоящие удары и, главным образом, уничтожали русские боевые линии артиллерийским огнем. Для контрбатарейной стрельбы у 1-й армии не хватало орудий, практически закончились снаряды. Кризис военного снаряжения резко сокращал боевые возможности войск.

Маневр резервами не облегчил положения. Боевой дух войск, находящихся под постоянным обстрелом, начал падать: все чаще отмечаются случаи сдачи в плен отдельных рот в полном составе.

15 декабря 1-я армия отошла за Бзуру.

Петраковское сражение

Оперативный беспорядок, вызванный перипетиями Лодзинского сражения, привел к тому, что 5-я армия полностью оставила Петраков, между ней и 4-й армией возник неприкрытый промежуток свыше 60 км. Его затыкала кавалерия, подходил 3-й кавказский корпус. Со своей стороны 2-я австрийская армия, изначально довольно слабая, натыкаясь на русские кавалерийские завесы и отдельные пехотные части, не пыталась прорвать фронт, а искала возможности обхода, растягиваясь на все более широком фронте. В результате ничего существенного ей достигнуть не удалось, и отход Северо-Западного фронта на средней Висле прошел беспрепятственно.

Обстановка на Восточном фронте на рубеже 1914–1915 годов

За ближайший месяц ситуация принципиально не изменилась. К 16 января 1915 года положение на фронте оценивалось ставкой следующим образом:

«а) В Восточной Пруссии 10-я армия — силой в 15 дивизий — ведя наступательную операцию против восьми германских дивизий, остановилась перед сильно укрепленными позициями противника на фронте Мазурских озер. Не находя в армии достаточных сил и средств для маневра и ограниченный в расходовании артиллерийских припасов, командующий этой армией (г. Сиверс) видел единственный для себя способ действий в медленном продвижении вперед при помощи сапных и минных работ.

б) На Млавском направлении войска укрепленного района (4 дивизии) ведут довольно успешную борьбу против относительно слабых сил немцев (две дивизии). «Чувствуется, что при энергичном нажиме противник мог бы быть отброшен здесь на свою территорию».

в) На левом берегу Вислы на участке до Пилицы 1-я, 2-я и 5-я армии (33 1/2 дивизии), после упорных ноябрьских боев, заняли позиции, которые имели возможность укрепить и совершенствовать в течение почти месяца за реками Бзурой и Равкой.

«Против этих армий действует около 25 немецких дивизий, которые в беспрерывных атаках по-видимому исчерпали свои силы настолько, что если им не удастся перебросить с Запада на Восток еще новые силы, можно предполагать, что 1-я, 2-я и 5-я армии будут в состоянии в течение ближайшего времени сохранить свое нынешнее положение».

г) К югу от Пилицы до верхней Вислы 4-я и 9-я армии (17 1/2 дивизии) имеют перед собой противника (17 дивизий), «по-видимому неспособного к развитию широких наступательных действий, но опирающегося на ранее подготовленные в тылу весьма крепкие позиции и успевшего также прикрыть укреплениями свой фронт».

В частности 4-я армия своим положением обеспечивает, как левый фланг армий С.-З. фронта, так и общее положение армий Ю.-З. фронта, прикрывая кратчайшие пути на Ивангород; вместе с тем, располагаясь уступом вперед в отношении общего фронта армий С.-З. фронта, она занимает весьма выгодное положение для перехода в наступление против немцев, но силы ее для сего недостаточны (8 1/2 дивизии), а противостоящий ей противник весьма прочно укрепился, пользуясь оборонительной линией р. Пилицы.

д) Наконец в Галиции 3-я, 8-я и 11-я армии (29 дивизий), успешно отразив третье наступление австрийцев (31 дивизия), своим положением закрепляют завоеванную часть Галиции и Буковины. «Тем не менее, едва-ли можно рассчитывать, чтобы эти армии своими силами могли в ближайшее время нанести решительные поражения австрийским вой скам, кои могут уйти за Карпаты.

В общем, в перечисленных выше армиях мы имеем 99 дивизий против 41 немецкой и 42 австрийских дивизий.

Независимо от того в тылу, в распоряжении главковерха мы имеем два корпуса, гвардейский и 4-й сибирский (4 1/2 див.), кои в случае нужды в несколько дней могут подкрепить любой участок северной половины нашего общего фронта»[41].

Дилемма Фанкельгайна: планирование кампании 1915 года

Итак, русская армия начинает 1915 год, не имея определенного плана.

На очередном совещании в Седлеце (17 января) обсуждается, что нанести главный удар по Германии — на Берлин — вряд ли возможно, по Австро-Венгрии — на Вену — бессмысленно, опасно и не соответствует интересам коалиционной стратегии, кроме того, общая нехватка сил и боеприпасов предполагает переход к обороне.

На основании этого анализа, вполне очевидного и верного, принимается (вернее, вновь подтверждается) решение о наступлении в Карпатах и Восточной Пруссии при общем переходе к обороне.

Единый замысел операции и понимание места этой операции в войне в целом отсутствует.

Но и по другую сторону фронта дела обстояли аналогичным образом.

Для австро-венгерского командования сложившееся положение, когда русские армии блокировали Перемышль, угрожали Кракову и могли при определенных обстоятельствах выйти на Венгерскую равнину, было совершенно неприемлемым. Оно стремилось контратаковать в Карпатах и Галиции, чтобы деблокировать крепость и при возможности — восстановить оборону по реке Сан. И это, конечно, тоже было проявлением оперативной инерции.

На северном фланге всего Восточного фронта активность 10-й русской армии вынуждало повторное применение стандартного шлиффеновского решения для Восточной Пруссии. Это должно было вылиться в операцию армейского масштаба, удачный исход которой для германцев позволял им создать реальную угрозу русским армиям, выдвинутым за среднюю Вислу… — и все это уже было.

Действительно, зимой 1915 года стороны продолжили активные действия на стратегических флангах — Карпатская операция, Августовское сражение, Праснышское сражение.

Э. Фанкельгайн начинает планировать кампанию 1915 года в условиях, когда на Западе формируется позиционный фронт, а на Востоке продолжаются размашистые маятниковые передвижения армий, вызванные логикой предшествующих планов.

Общая стратегическая оборона для Германии бесперспективна. Одновременное наступление на Западе и на Востоке невозможно, ввиду нехватки сил. Взять их неоткуда. В начале войны Германия мобилизовала меньший процент людей, чем Франция, поэтому осенью ей удалось сформировать несколько новых корпусов — они использовались во Фландрии, затем в Лодзинской операции — но этот источник уже исчерпан.

Поэтому наступать можно только на одном ТВД.

Запад или Восток?

Здесь Э. Фанкельгайн сталкивается с крайне неприятной проблемой.

На Западе — позиционная война, и насыщенность обороны союзников техническими средствами в дальнейшем будет только возрастать. Бои под Ипром продемонстрировали, что прорвать такой фронт чрезвычайно трудно. С другой стороны, и англо-французы, едва ли, смогут преодолеть немецкие позиции в Бельгии и Франции.

На Востоке — два кризиса. Кризис Австро-Венгрии, которая проиграла Галицийскую битву, отдала провинцию и теперь обороняется на последних адекватных тыловых позициях. Рано или поздно Перемышль падет. Рано или поздно русские блокируют Краков, создав угрозу Силезии, или выйдут на Венгерскую равнину, что ничуть не лучше.

Но и Российская Империя находится в кризисе. Колоссальные жертвы, понесенные ей в летней и осенней кампаниях, принесли результаты, но не победу. Германские войска в целом продемонстрировали свое превосходство перед русскими — прежде всего, в отношении количества и качества артиллерии, скрытости и быстроты управления. Кроме того, кризис военного снаряжения должен был ударить по России, с ее относительно слабой промышленностью, растянутыми и перегруженными коммуникациями, сильнее, чем по какому-либо другому участнику войны.

В этой ситуации напрашивается решение обороняться на Западе и активно действовать на Востоке, имея задачу разгрома основных сил русской армии.

Именно это решение было принято Германией на 1915 год. Ни в военных мемуарах, ни в послевоенной аналитике оно всерьез не критикуется: а что, собственно, еще можно сделать? Однако, думается, Э. Фанкельгайн принял его без особого удовольствия, под сильным давлением «сверху» и понимая, что совершает тяжелую стратегическую ошибку.

Все дело в том, что аргументы Шлиффена против нанесения главного удара на Восточном фронте в 1914 году, точно так же действовали и годом позже.

Зимой 1915 года продолжались бои за линию Вислы, что создавало для австро-германской коалиции ряд неприятных и значимых угроз, но, отнюдь, не предполагало немедленного поиска путей выхода из войны.

Сильный удар по русской армии мог потрясти ее до основания и отбросить далеко на восток — на линию Западная Двина — Западный Буг — Днестр, или даже Западная Двина — Днепр. Это создавало угрозу Риге, Двинску, в каких-то особо удачных вариантах развития событий — Минску или даже Киеву, но подобных угроз было недостаточно, чтобы быстро вывести Россию из войны. В сущности, даже при самом благоприятном для Центральных держав развитии событий на Восточном фронте Россия к концу 1915 года оставалась в лучшем стратегическом положении, нежели Австро-Венгрия к концу 1914-го.

Это означало, что, приняв решение о нанесении в 1915 году главного удара на Востоке, Германия заведомо встречала 1916 год в тех же условиях войны на два фронта, то есть она ни на йоту ни приблизилась к своей стратегической цели.

Кроме того, по мере углубления немецких войск на русскую территорию, падала связность между Западным и Восточным фронтом. Нужно было или перешивать русскую колею на европейский стандарт, что в условиях войны быстро не сделаешь, либо примириться с неизбежными задержками эшелонов на ключевых приграничных станциях. Да и плотность русской железнодорожной сети и уровень ее технического оснащения был по германским меркам совершенно недостаточным.

Далее, ТВД к востоку расширялся. Это означало, что пока Россия официально не вышла из войны, Восточный фронт будет нуждаться в большом количестве дивизий. Да, возможно, второочередных, сильно пострадавших при позиционных наступлениях, но все-таки, боеспособных. И чем дальше немецкие войска продвинутся к востоку, тем шире будет фронт и больше потребуется этих дивизий. Э. Фанкельгайн уже предвидел ситуацию, когда Германия будет наносить главный удар на Западе, держа при этом больше половины списочного состава дивизий (хотя, конечно, не активных штыков) на Востоке.

Были ли основания считать, что после военного поражения и отступления, скажем, на Западный Буг, Россия проявит готовность к мирным переговорам? Надежда, конечно, оставалась, но военное прошлое России не давало оснований отнестись к такой возможности сколько-нибудь серьезно. Во всяком случае, при планировании кампании 1915 года рассчитывать на это было нельзя.

Таким образом, нанеся в 1915 году главный удар на Восточном фронте, Германия в самом лучшем случае решала следующие задачи:

― Удержание Австро-Венгрии, как союзника и боеспособной силы;

― Ликвидация перманентной угрозы «русского парового катка» Восточной Пруссии, Померании, Силезии.

И все. Стратегическая ситуация в коалиционном масштабе не менялась: война на два фронта, экономическое, промышленное, численное преимущество противника. Да еще — снижение связности между ТВД и неизбежное «связывание» германских дивизий длинной русской оборонительной линией.

При этом Великобритания и Франция получали полный год, чтобы, воспользовавшись помощью США и всего мира, преодолеть кризис военного снаряжения и создать новые средства ведения войны. Германии же на мировые ресурсы рассчитывать не приходится — британская блокада свела ее внешнюю торговлю к нулю. К концу года уже начнет вырисовываться дефицит некоторых видов сырья. Что-то можно взять из западных районов России, но на фоне потребностей германской экономики — это крохи. В любом случае, экономическая ситуация для Центральных держав за 1915 год заведомо станет хуже.

Но и военная — тоже!

Э. Фанкельгайн знал, что Г. Китченер создает массовую армию, которая к началу 1916 года будет направлена на Западный фронт. Таким образом, число неприятельских дивизий на Западе значительно возрастет, как и их обеспечение артиллерией и боеприпасами. И что делать тогда?

Наступать на Востоке плохо.

Но «ключа» для наступления на Западе нет вообще. Разве что «качества германского солдата». Э. Фанкельгайн пытался воспользоваться непревзойденной боеспособностью своей пехоты во время сражения во Фландрии, но оказалось, что ее лучшие кадры уже выбиты. Результаты не впечатлили. Четвертой армии не удалось не только взять Кале, но хотя бы овладеть Ипром.

При этом у Германии нет спасительной отдушины «периферийных стратегий» вроде идей того же Г.Китченера и У. Черчилля о Дарданеллах или Месопотамии.

Все это — объективные факторы. А есть еще субъективные. Э. Фанкельгайн испытывает к «двойке» П.Гинденбург — Э. Людендорф нечто среднее между завистью и ненавистью. В активе командования Восточного фронта — неоспоримые, яркие военные победы. У Э. Фанкельгайна и командующих армиями на Западе нет ничего, выдерживающего сравнение с Танненбергом.

Понятно, что престиж Людендорфа очень высок — и в глазах Кайзера, и в глазах народа, и в глазах армии. А Э. Людендорф требует наступления на Востоке, «чтобы достичь великой цели — подавления России». С некоторым ужасом Э. Фанкельгайн начинает понимать, что Э. Людендорф на самом деле верит в возможность сделать это за одну стратегическую операцию.

Для этого создается план концентрического наступления с севера и юга. Русская армия будет окружена в «Польском балконе» и полностью уничтожена. Тогда Россия капитулирует.

На это, понятно, нужны силы, которые придется перебрасывать с Запада.

План Э. Людендорфа Э. Фанкельгайну активно не нравится. Но ничего взамен он предложить не может[42]. И он санкционирует нанесение главного удара на востоке, оставляя за собой контроль баланса сил между ТВД. Это, конечно, предполагает, что в план Людендорфа с самого начала вносится торможение: Восточный фронт будет получать дивизии позже, чем ему хочется. И в меньшем количестве.

«Резиновая война» в Карпатах

Пока в штабах Центральных держав вызревает общее стратегическое решение, начавшиеся в силу оперативной инерции активные действия на флангах разворачиваются на юге в полномасштабное встречное сражение в условиях горной зимы.

20 января Н. Иванов отдает 8-й армии А. Брусилова приказ форсировать Карпаты на участке от Дукельского перевала до Балигрода и наступать на Гуменное (как это согласуется с замыслом Ставки об обходе Кракова и Торна с юго-запада, понять очень трудно). Почти одновременно переходят в наступление и австрийцы, усиленные Южной немецкой армией фон Лизингена, которая нанесла удары на Самбор и Стрый. Вспомогательное наступление Центральные державы начали на Буковине.

Свободных резервов у Николая Николаевича нет. Все же к концу февраля он отправляет на Юго-Западный фронт 22-й корпус и вновь образует на Днестре 9-ю армию (8,5 пехотных, 5 кавалерийских дивизий).

В марте началась распутица, а русские армии перешли в общее наступление и овладели некоторыми перевалами в Карпатах. 22 марта капитулировал Перемышль. Освободившаяся Осадная армия могла бы стать ядром Резервного фронта, но ее корпуса просто распределили между 8-й и 3-й армиями и отправили в Карпаты.

К середине апреля Н. Иванов остановил наступление.

Кстати, совершенно непонятно, что собиралось делать русское командование, если бы каким-то чудом Карпатская операция завершилась бы крупным успехом, и 8-я армия — сама или при поддержке 11-й армии смогла бы спуститься на Венгерскую равнину. В тылу у А Брусилова — бедная дорогами горная цепь. Перед 8-й армией — разбитые австрийские войска, которые, однако, откатываются к своим тыловым позициям, сокращая «плечо» снабжения. Понятно, что наступление 8-й армии если не остановится, то приостановится. Между тем на ее правом фланге «висит» укрепленный лагерь Кракова, где сосредоточены крупные австрийские силы (4-я армия) и куда могут быстро подойти германские укрепления. Удар из района Кракова в общем направлении на юг — юго-восток сразу же выигрывал фланг 8-й армии и ставил ее в катастрофическое положение.

Вообще говоря, как Северо-Западный фронт не мог наступать на Берлин, не обеспечив за собой нижнее течение Вислы, то есть не захватив Восточную Пруссию, так же и Юго-Западный фронт не мог наступать на Будапешт-Вену, не взяв Краков и не утвердившись на верхней Висле.

Вызывает удивление, что командование Юго-Западного фронта этого, по-видимому, не понимало, а Ставка пошла на поводу у Н. Иванова, игнорируя все вежливые (и не очень) недоуменные запросы Н. Рузского, озабоченного ослаблением стыка фронтов.

В результате ценой огромных усилий и значительных потерь русское командование добилось создания у себя дополнительной слабости, которой стал район Тарнова (и фронт 3-й армии Радко-Дмитриева в целом). Значение этой слабости возрастало по мере углубления 8-й армии в Карпаты и стягивания армейских корпусов к перевалам.

Единственным внятным результатом трехмесячного сражения было падение Перемышля в ночь с 21-го на 22 марта.

Общие потери сторон неизвестны, официальные источники говорят о 1 000 000 русских и 800 000 австро-германцев (естественно, с обмороженными, больными и ранеными), что выглядит достаточно фантастическим. Википедия оценивает безвозвратные потери русской армии в 200 000 человек.

В Карпатском сражении впервые были применены огнеметы и разрывные пули «дум-дум».

Зимнее сражение в Восточной Пруссии

Пока Юго-Западный фронт втягивался в малосодержательные позиционные бои в зимних Карпатах, в Восточной Пруссии началось и закончилось одно из наиболее значимых для дальнейшего хода войны сражений.

Обе стороны собирались наступать.

Обе стороны сосредотачивали для этого свежие силы.

Русское командование 18 января отдало распоряжение о формировании на Млавском направлении новой 12-й армии[43] под командованием П. Плеве, имея в виду очередное вторжение в Восточную Пруссию с юга — в направлении Сольдау и далее на север. Перед этим наступлением не ставилось решительных целей. Считалось, что оно «может вызвать оттяжку германских сил с левого берега Вислы и, может быть, из района 10-й армии».

Общий замысел наступления виделся примерно следующим образом[44]:

В первом приближении войска 12-й армии должны быть готовы 14 февраля, и на 23 февраля планировалось начало наступления. До этого времени 10-й армии следовало постоянно тревожить северный фланг противника, для чего в районе Ласденена создавалась сводная группа довольно странного и неопределенного состава: отряд Бискупского (13,5 эскадрона, 4 сотни, 4 орудия), отряд Мейделя (30 эскадронов и сотен в составе двух кавалерийских дивизий, 16 орудий, 291-й пехотный полк), отряд Левицкого (9,5 пехотных батальонов, 3 эскадрона, 18 легких, 2 тяжелых орудия, 6 гаубиц), отряд Хопрянинова (батальон, 6 сотен, 4 орудия), резервный отряд (2 батальона, 6 орудий, 0,5 сотни) и прочие части, попадавшиеся под руку. Формирование этой группы полностью исчерпало резервы 10-й армии, тем более что 22-й армейский корпус был отправлен в Галицию, несмотря на все протесты Ф. Сиверса и Н. Рузского.

Со своей стороны германское командование — частично в силу оперативной инерции, частично во исполнение амбициозного плана Э. Людендорфа — готовится к «изгнанию русских из Восточной Пруссии», для чего формирует новую 10-ю армию.

Как обычно, Э. Людендорф оказался быстрее: 10-я армия была готова к наступлению уже 7 февраля.

Августовское сражение

Немецкий план предусматривал охват внешнего (северного) фланга 10-й русской армии силами 10-й германской армии, при этом 8-я германская армия способствовала наступлению, сковывая русский центр и действуя против южного фланга Ф. Сиверса.

На стороне Э. Людендорфа было не только общее превосходство в силах — 15 пехотных дивизий против 11,5 — но и внезапность. Как это ни странно, русское командование не вскрыло сосредоточение 10-й германской армии, по крайней мере, до 5 февраля, но и в этот день Н. Рузский больше озабочен Варшавским направлением и левобережьем Вислы.

Восьмая армия перешла в наступление 7 февраля. Командование Северо-Западного фронта еще находилось во власти приятных иллюзий и считало, что инициатива находится в его руках, поэтому 57-й дивизии отдается приказ о «решительном наступлении». Из этого наступления ничего не получается, и в ночь на 9 февраля Ф. Сиверс доносит, что 57-я дивизия приведена в полное расстройство и более «не способна задержать неприятеля», уже захватившего Бялу и продвигающегося на восток. Начал вырисовываться глубокий охват левого фланга 10-й армии.

Но 10 февраля Э. Людендорф нанес главный удар силами трех армейских корпусов (21-й, 39-й, 38-й), выход которых в район Тильзит-Истендург не был обнаружен русским командованием, расценивающим силы противника в этом районе «примерно в три дивизии». Правый фланг 10-й армии был смят и начал беспорядочный отход на Мариамполь и далее на Ковно.

Немцы подошли к Лыку и заняли Граево.

Резервов у Ф. Сиверса не было.

В качестве помощи от командующего фронтом он получил приказ, предоставляющий ему право «действовать по обстановке», при этом удерживать «во чтобы то ни стало, Августов и при малейшей возможности Сувалки, дабы иметь выгодное исходное положение для решительного перехода в наступление одновременно с войсками, сосредоточиваемыми в Ломжинском районе».

Самое интересное, что со стратегической точки зрения Н. Рузский, безусловно, был прав: единственным выигрывающим оперативным решением было наступление 12-й армии в Лонжинском районе. Отход из Восточной Пруссии, даже вполне успешный, индуктивно ставил под угрозу Варшаву и, вероятно, означал крах российского плана войны в целом. Но правильное понимание командованием Северо-Западного фронта общей обстановки никакого значения уже не имело: слишком много потеряно темпов, слишком неудачно расположены войска. Из директивы Н. Рузского от 11 февраля ничего не получилось, и 13-го числа речь идет уже об отходе на линию Осовец — Ковно.

Ставка, лишившись непрерывного притока резервов, «потеряла нить игры»: двумя неделями раньше отправив на Юго-Западный фронт 22-й корпус, она теперь перебрасывает оттуда на север 3-й кавказский корпус, одновременно затребовав от Н. Рузского дивизию из левобережных армий, чтобы отправить ее в Галицию[45].

Боевые действия проходили в ужасающих условиях:

«Невероятная снежная метель при большом леденящем ветре намела огромные сугробы снега, занесшие дороги; движение не только обозов и артиллерии было затруднено, но даже пехота и та изнемогала в борьбе со стихией. С 31/13-го же февраля наступила оттепель, распустившая сугробы снега и превратившая их в жидкую кашу, смешанную с грязью, налипавшую на скользящие ноги и колеса. Всякое движение замедлялось до крайности и отражалось на людях чрезмерным напряжением сил». (А. Коленковский).

К 15 февраля положение на фронте 10-й армии стало катастрофическим. Обе наступающие немецкие группировки приближаются к Августову, начинают продвижение в сторону Осовца и Липска. С центральной группировкой (20-й и 26-й корпуса) потеряна связь. Прибывающие соединения (15-й корпус, гвардия) используются уже даже не для затыкания возникшей «дыры», а для прикрытия крепости Гродно и района Белостока.

Руководящий состав 10-й армии потерял управление войсками[46].

Немецкая операция развивается сама собой. Все же 26-й корпус вырвался из района Августова и отошел к Липску. Но 20-й корпус был окружен и полностью уничтожен, его остатки капитулировали 21 февраля.

Уничтожение 20-го корпуса (по работе А. Коленковского).

«Отрезанные, лишенные возможности получать боевые припасы и продовольствие, не имея связи и надежды на помощь извне, после ожесточенной, безнадежной попытки прорваться, русские были пленены в количестве свыше 30 000 из состава 27-й, 28-й, 29-й пех. и 53-й рез. дивизий; сверх того 11 генералов, 200 орудий, большое число пулеметов и другого военного материала»[47].

Поражение 10-й армии было страшным. Официальные цифры потерь говорят сами за себя: 56 000 русских против 16 000 немцев.

Однако сражение еще не закончено: 20 февраля перешли в наступление 12-я и 1-я русские армии.

Праснышское сражение

Само собой разумеется, что после поражения 10-й армии и ее отхода к Неману и Бобру ни о каком глубоком вторжении в Восточную Пруссию не могло быть и речи. Но теперь Наревский участок Северо-Западного фронта стал связующим звеном между фронтом на средней Висле (левобережными русскими армиями) и фронтом на Немане.

Для немцев любое их продвижение на Наревском фронте создавало смертельную угрозу Варшаве и русским армиям, развернутым западнее ее (2-я, 4-я, 5-я армии), а опосредованно — стыку Северо-Западного и Юго-Западного фронтов.

Для русских наступление на Сольдау и Алленштейн ставило в тяжелое положение 8-ю и 10-ю немецкие армии и попутно позволяло обезопасить Варшаву и левый берег Вислы. Кроме того, на данный момент такое наступление было единственной возможностью как-то помочь 10-й русской армии, приводившей себя в порядок после Августовской катастрофы.

Поэтому обе стороны усиливают свою группировку на Нареве: разворачивается 12-я армия П. Плеве и армейская группа М. Гальвица (4 корпуса и две кавалерийские дивизии).

Как обычно, немцы успевают раньше, и 20 февраля М. Гальвиц переходит в наступление силами корпуса Сурена (бывший корпус Цастрова) и 1-го резервного корпуса при поддержке 20-го корпуса. Русская 1-я армия встречает этот удар 1-м туркестанским корпусом, усиленным 63-й дивизией. Надо сказать, что оборонялись эти части очень неплохо, и немцы овладели Праснышем только 24 февраля[48]. К этому времени, в первом приближении, закончилось сосредоточение 12-й армии, что дало возможность ввести в бой 1-й и 2-й сибирские корпуса и перейти в контрнаступление. Атака была сосредоточена на очень узком фронте[49], поэтому успех ограничился только обратным занятием Прасныша (27 февраля). Все-таки, это был реальный успех — с захватом пленных, орудий и других трофеев.

Приободрилась 10-я армия, выяснившая, что противник резко ослабил свою группировку против нее. Она тоже перешла в наступление и завязала бои за район Августова.

Совместное наступление 1-й, 12-й и 10-й русских армий продолжалось до конца марта. Особых результатов достигнуто не было, но немецкие войска вновь отошли к границам Восточной Пруссии.

Данные по потерям сторон в Праснышской операции расходятся. Википедия повторяет немецкие цифры (потери русских 70 000, немцев 60 000). Русские источники подтверждают немецкие потери в 60 000 человек (в том числе 14 000 пленных, 58 орудий) и признают потерю 40 000 солдат. Исходя из соотношения сил и общей динамики операции, в русские цифры я верю больше.

Августовская и Праснышская операции вместе составляют большое зимнее сражение в Восточной Пруссии. В общем и целом, немцы, конечно, это сражение выиграли, полностью сорвав план русского командования по овладению нижним течением Вислы. Немцы сохранили Восточную Пруссию за собой, что создавало непрерывную угрозу русским левобережным армиям.

Э. Людендорф одержал тактическую победу, окружив и уничтожив русский 20-й корпус.

Суммарные потери за сражение в целом даже по русским данным — в пользу противника: 96 000 русских против 76 000 немцев.

Все это так, и не без оснований Зимнее сражение в Восточной Пруссии (Мазурское сражение) рассматривается как крупная победа Германии.

Но стратегического успеха Э. Людендорфу достигнуть не удалось. Имея преимущество в силах, полностью обеспечив внезапность и по месту, и по времени, выиграв несколько темпов при организации наступления, смяв оба фланга 10-й армии, немцы не смогли уничтожить эту армию целиком.

В известной мере, это удивительно и с учетом оперативного положения на 15 февраля выглядит почти чудом, особенно если учесть страшный снарядный голод в 10-й армии, распад управления, трения между Ф. Сиверсом и Н. Рузским, почти полное самоустранение Верховного Командования, неадекватность руководства на уровне корпусов и дивизий (как ехидно отмечает А. Коленковский, из четырех командиров корпусов трое бросили свои войска, а четвертый попал в плен).

Таким образом, приходится признать, что действия немецкой 10-й армии, рассматриваемые большинством источников как образцовые, в действительности были организованы не самым лучшим образом. Как обычно, немецкое командование стремилось к тому, чтобы быстро получить тактический результат. Оно его и получило, разгромив 3-й и 26-й, уничтожив 20-й корпус. Но стратегическая цель — уничтожение 10-й армии как организованной боевой силы — ускользнула от немецких корпусов, слишком тесно взаимодействующих на завершающем этапе наступления. По сути, им досталась только откровенно «подставленная» русским армейским и фронтовым командованием «фигура» — 20-й корпус.

Праснышская операция также не принесла лавров германскому командованию. Имея довольно точное представление о подходе 1-го и 2-го сибирских корпусов, М. Гальвиц завязал сложную темповую игру под Праснышем, рассчитывая уничтожить 1-й туркестанский корпус до включения в сражение 12-й армии. Результатом стало тяжелое поражение армейской группы, причем при минимальном везении русские вполне могли взять реванш за 20-й корпус, окружив 1-й резервный корпус. То, что в Текущей Реальности этого не случилось, отнюдь, не заслуга М. Гальвица.

Мартовское контрнаступление 10-й, 12-й и 1-й армий и последующий отход немецких войск к границам Восточной Пруссии означали, что Мазурское сражение сорвало не только русский, но и немецкий план войны на 1915 год.

Надежды Э. Людендорфа на быстрое сокрушение русских армий не оправдались.

К концу апреля Восточный фронт сохранял свою целостность.

Герман фон Эйгорн (12.02.1848 — 30.07.1918 гг.).

Герман фон Эйгорн.

Участник Австро-Прусской и Франко-Прусской войны, офицер Генерального штаба. В 1901–1904 гг. командовал 9-й дивизией, затем — командир 18-го армейского корпуса, с 1912 года генерал-инспектор 7-й армейской инспекции. Перед войной вышел в отставку.

26 января 1915 года назначен командующим 10-й армией (21-й, 39-й, 38-й корпуса, 5-я гвардейская пехотная дивизия, Кенигсбергская ландверная дивизия, Тильзитский отряд). 18 августа 1915 года награжден орденом Pour le Mérite, а уже 28 сентября получил к нему дубовые ветви. С 30 июля 1916 года командует армейской группой в составе 10-й и 8-й армий, участвует в отражении наступления русских войск на озере Нарочь, затем — в наступлении в Прибалтике.

После заключения Брестского мира руководит оккупацией Украины, командующий группой армий «Киев». Подготовил и осуществил переворот, в результате которого к власти на Украине пришел гетман П. Скоропадский.

«П. Скоропадский поддерживал тесные связи с Вильгельмом II, дружественные отношения завязались у него и с Эйхгорном. Гетман и командующий немецкими войсками в Украине были профессиональными военными, принимали участие в Первой мировой войне, правда, воевали они один против другого, да и должности у них были разные — фельдмаршал Эйхгорн командовал армией, а генерал-майор Скоропадский — корпусом». [50]

30 июля Г. фон Эйхгорн был убит в Киеве эсером Б. Донским, бросившим в фельдмаршала бомбу.

«30 июля по новому стилю мы как раз закончили завтракать в саду, и я с генералом Раухом хотел пройтись по саду, прилегающему к моему дому. Не отошли мы и на несколько шагов, как прозвучал сильный взрыв неподалеку от дома. …Я и мой адъютант побежали туда. Мы увидели действительно тягостную картину: фельдмаршала перевязывали и укладывали на носилки, рядом лежал на других носилках его адъютант Дресслер с оторванными ногами, он, несомненно, умирал. Я подошел к фельдмаршалу, он меня узнал, я пожал ему руку, мне было чрезвычайно жаль этого почтенного старика… Я чувствовал, что его смерть только усложнит обстановку в Украине… Адъютант Эйхгорна Дресслер в тот же день умер. А бедного Эйхгорна отвезли в клинику профессора Томашевского, он еще помучился немного и на следующий день вечером, именно в тот момент, когда я пришел его навестить, умер». (П. Скоропадский).

«Среди бела дня, на Николаевской улице, как раз там, где стояли лихачи, убили не кого иного, как главнокомандующего германской армией на Украине, фельдмаршала Эйхгорна, неприкосновенного и гордого генерала, страшного в своем могуществе, заместителя самого императора Вильгельма! Убил его, само собой разумеется, рабочий и, само собой разумеется, социалист. Немцы повесили через двадцать четыре часа после смерти германца не только самого убийцу, но даже и извозчика, который подвез его к месту происшествия. Правда, это не воскресило нисколько знаменитого генерала…» (М. Булгаков «Белая гвардия»).