Первый шаг Некроманта. Том 4

Глава 21 Громовецкий сплит (НЕ ОТРЕДАКТИРОВАНО)

Пётр Аничков: некромант пятого шага.

Возраст: 37 лет.

Общий количество освоенных процентилей: 99/100.

Владение некромантией: 65 процентилей (почти 6-й шаг).

Владение стихией огня: 34 процентиля.

Специализация: пепельный маг, скрестивший магию призыва и огня.

Особые техники: создание подконтрольного симбионта, пепельная метка, владение спектром ослабляющих и усиливающих заклинаний.

Физическая форма: удовлетворительная.

Сильные стороны: хладнокровность и практичность, мастерство некроманта, лояльность и чувство долга.

Слабые стороны: алкоголизм, цинизм и разочарование в людях, травмы прошлого.

Примерно такую картину я выстроил себе после того как мы имели достаточно продолжительную беседу с применением ауроскопа.

После тяжëлого поединка тренировка пошла как надо: каждый из кожи вон лез, чтобы показать на что он способен, а повышения процентилей среди гридней ждали теперь все. Процесс был схож с занятиями в Вологде: группа людей выстраивалась вокруг меня в радиусе десяти метров и стреляла в небо теми стихиями, что владели.

Мы могли добить любой атрибут до пятидесяти единиц (именно столько можно было освоить через обучение) и успешно этим занимались. Плюсом прилагалась общая слаженность: не надо было отсылать часть дружины куда-то в тридевятое царство на практику, ослаблять род и ждать их возвращения. Всё происходило здесь и сейчас, не выходя за пределы поместья.

В один день всю ману тратила одна половина дружины, а на следующий — другая. Таким образом менялись уже целую неделю. Моя аура значительно разгоняла потенциал Барятинских бойцов. Это было ещë одной причиной, почему дворяне любили строить свои жилища прямо на местах силы.

Кстати, это всегда вызывало сильный перекос в какой-то один атрибут. Были целые рода огневиков или водников, что потом потихоньку стажировались и переучивались под потребности клана.

Процесс довольно долгий и муторный, к тому же ещё финансово затратный. Аренда мест силы без ликвидаторской корочки — занятие дорогостоящее. А вот нам этим заниматься не надо — пока я здесь, общий уровень владения стихиями будет непрерывно расти.

Что касается меня, то свои сорок четыре процентиля тени я поднял до сорока семи адскими тренировками. Я запретил себе использовать вообще какие-либо другие стихии и каждый день наведывался на четвёртый этаж теневого мира. Там старался не натыкаться на большие скопления молотобойцев, потому как огневая мощь у тени слабая.

Из-за этого частенько забредал за переделы родового поместья, чтобы найти тихое местечко для расправы над монстрами. С них я получал заряженные камушки, пополняя личный запас для Брешей.

Также я сделал важное открытие: если убивать молотобойцев или рыцарей атрибутом тени, то за убийства мне всё-таки капали процентили, тогда как за использование огня или, например, магии земли, сколько ни старайся, получишь шиш с маслом.

Я попробовал схитрить и сделать гибридное заклинание тени и огня, но и в этом случае ничего не вышло — нужна была чистая стихия тени, не важно руническая или по системе «Человек-Источник».

Я называл эти вылазки «рыбалкой», потому что так оно и было: цепляешь как рыбак одинокую цель, сагрессировав её на себя, и отбегаешь на безопасное расстояние, чтобы никто не помешал с ней расправиться. Естественно, я использовал каждый день положенные мне десять минут дыхания за счёт артефактных орденов — это порой и спасало. За оставшиеся две трети срока мне надо хорошенько подготовится и привыкнуть к четвёртому этажу, а затем освоиться и на пятом.

Ломоносов был отправлен в Муром на поиски точного местонахождения Тур’Загала, а компанию ему составил Пётр Аничков в качестве охраны. Ванин дар, а также периодические «озарения» от Клирикроса позволили грамотно подойти к делу. Правда, за это задание сестрёнка Анна мне спасибо не сказала.

Насколько я понял, Скаржинский её раздражал постоянными попытками снискать расположение, а Ломоносова она ждала больше двух месяцев, изнывая от нетерпенья. Однако с момента отъезда ничего не изменилось — Ваня всë так же был к ней равнодушен и холоден. А вот сам он стал нелюдимей — это факт. Часто любил запираться у себя один в домике, а девушка всë ходила вокруг да около, как лиса возле курятника, боясь сделать первый шаг и ошибиться.

Владимир же совсем голову потерял, поговаривали даже завязал на время со своими любовными похождениями.

— Как думаете надолго его хватит? — спросил я за чашечкой чая Елену Рюмину к которой заглянул в гости после визита по местным артефакторным мастерским. Осталось заглянуть в последнюю, к некоему Олегу Веремею.

— Знаете, Владимир может показаться легкомысленным, но на самом деле у него очень тонкая и чувствительная натура. Я не в праве разглашать чужие секреты, у нас с ним очень доверительные отношения, но к Анне у него самые серьёзные намерения. Он даже ко мне стал реже заходить, как увидите его в клубе — обязательно поругайте за это.

— Жертвовать таким обществом — кощунство, но и вы простите его — влюблëнный мужчина не видит берегов…

— А потом спасай этих утопающих, — махнула рукой баронесса, — собирай по кусочкам, нянчись с ними.

— Думаю у Владимира богатый опыт — как-нибудь справится, ну а нет — воспользуется вашим спасательным кругом, Елена Алексеевна, — улыбнулся я тёмноволосой девушке, но та даже бровью не повела.

— Вот вы того же поля ягода, Артём Борисович, — иронично покачала головой баронесса, — наслышана я о ваших любовных похождениях.

— Это от кого же? — удивлённо спросил я.

Елена поправила платье на коленях и жестом попросила лакея унести поднос с вкусностями.

— Мой брат Захар тоже в Бастионе закрывал ежегодную норму.

— Кажется что-то такое припоминаю, — задумался я.

— Вы с ним пересекались на Муромской Бреши.

— Лучник, одет в бригантину, тридцать с лишним лет? — вроде это был посыльный от полковника Третьякова.

— Он самый, папенька ему все уши прожужжал, чтобы сменил оружие, но Захар упрямей барана.

— А что тут плохого? Вы же можете себе позволить, — пожал я плечами.

— Дело не в деньгах, брат хочет в императорский эскадрон конных лучников.

Я присвистнул.

— Далеко метит и много ещё?

— Двадцать процентилей не хватает, но папенька не теряет надежды, хочет женить его…

В общем, я умело увильнул, чтобы не откровенничать на тему моих женщин, а баронесса, поняв моё настроение, решила не настаивать и сделал вид, что так и надо. За такими разговорами у меня обычно и проходили все визиты к Рюминой. Совсем без женского общества я не мог — Софи объявила мне бойкот, так что коротал часик другой в день за чашечкой чая в приятной компании.

Елена была интересной собеседницей, к тому же крайне осведомлённой — грех терять такой контакт. По Громовцу даже пополз слух, что я приволакиваюсь за баронессой, но мы оба были взрослые люди и делали, что хотели.

Рюмина вообще как не от мира сего — всё общественное ей чуждо, себе на уме, замкнута. В свет выходила только по просьбе влиятельного папеньки. Тот как мог пытался заинтересовать дочь делами рода, но где-то в глубине души, конечно же, понимал — девушка участвовала в светских раутах и прочих мероприятиях потому что любила его, а не потому что ей нравилось это делать.

Она общалась с ограниченным кругом лиц, а настоящую себя показывала очень редко. Я и Скаржинский по сути одни из тех друзей, при ком она могла не притворяться и вести себя раскованно. Я старался сохранять баланс обсуждения дел и милых шалостей, чтобы не превращать беседу в занудство. Так Елена вполне охотно делилась информацией, а я дарил ей общество интересного собеседника.

Были и другие грязные мыслишки, но я их пока задвинул на второй план. Рюмина как раз была из тех женщин, с которыми не хотелось терять контакт из-за лёгкой интрижки, а превращать наши отношения во что-то большее у меня не было желания.

Образованная, она знала четыре языка, легко ориентировалась в искусстве и литературе, поверхностно, как и полагается аристократке, разбиралась в точных науках, ровно настолько, чтобы не показаться невежественной. Но весь этот багаж знаний только тяготил её.

— Иногда мне хочется побыть наивной дурочкой и беспокоиться только о вечернем платьице, — услышал я как-то от неё.

Благодаря баронессе я точно теперь знал общий расклад сил среди дворянства Громовца, а также некоторые данные, которые пришлось бы долго собирать в кулуарах «Прайда». В клуб я тоже заглядывал, чтобы показать себя красивого. Там были кое-какие подвижки, но об этом потом.

Сейчас, после того, как я поцеловал в щёку эту странную даму и взял у её дома извозчика, я катился в сторону ремесленного квартала, где жил тот самый артефактор Олег Веремей. Последний в моём списке, но не по значению.

Отец переманил к нам мастера, который работал в разрушенной зачаровальне, но нам всё ещё требовалось четыре артефактора. Все они боялись уходить от Пронских, но был среди них негласный лидер — главный, можно сказать, зачинщик беспокойства в местной гильдии.

— Кого там носит? — грубо спросил голос. — Никого не жду, проваливай пока цел, пинджак.

— Добрый день Олег Николаевич, я барон Артём Барятинский хотел бы обсудить с вами вашу проблему, — вежливо я ответил обрюзгшему неопрятному мужчине, что высунулся из соседнего окна посмотреть кого там занесло к нему в мастерскую.

Он ничего не ответил, но вскоре замок щёлкнул и меня жестом пригласили внутрь. Веремей был в халате и с нераскуренной трубкой в левой руке. Он также громко откашлялся, когда я прошёл мимо и, выглянув воровато за дверь, закрыл её на три щеколды.

Я оценил прихожую — полный хаос. Всё увиденное мной можно было уместить в два ёмких слова — холостяцкая берлога. Артефактор за свою жизнь так и не нашёл вторую половинку или вовсе не счёл нужным делать это. Пыль, паутина, местами даже целые комья сбившегося мусора лежали по углам, напоминая перекати-поле. Продранный старый диван давно не мылся, а посеревшие ковры напоминали лёгкие курильщика и всем своим видом молили: «Выбейте нас!»

У меня сложилось чувство, что здесь ничего не менялось с момента приобретения дома и всей мебели в нём. Вот передвинь комод или ещё что-нибудь и там останется чистый след.

— Чаю? — засунув мундштук в рот спросил Веремей.

— Спасибо, я недавно уже пил, есть где присесть?

— Ага, — зачаровальщик нашёл-таки чистую табуретку и смахнул с неё крошки полотенцем, я поморщился, но ничего не поделаешь — человек погряз в свинстве.

— Вы знаете, кто я? — начал я наш разговор.

Веремей плюхнулся на диван, подняв облако пыли и смачно чихнул.

— Да, вашбродие, наслышаны. Елисея нашего приютили — за это большое спасибо, — кивнул он. — Мужик отличный был, да вот случится же такое, — он разжёг трубку и, попыхивая, втягивал первый слабый дымок.

— Если такой отличный, что же не помогли ему сами? — справедливо поинтересовался я.

— Да как же поможешь? Юра сразу сказал — кто полезет сердобольничать, тому ждать беды.

— Хм, — я скрестил пальцы и уточнил. — А какая с этого выгода Пронскому?

— Пфф, — закашлялся Веремей. — Да вы что? Елисей Камнезор! Что не слышали? Ах ну да, вы тогда ещё совсем маленьким были, — он удовлетворенно кивнул сам себе, оценивающе пройдясь по мне взглядом. — Тогда лучше зачаровальщика не сыскать было, Артём Борисович. Как же — сразу три антрибута! Шакальё слюной всё исходило — хотели его в свою артель затащить, а он ни в какую: сам да сам. Я тогда только-только на ноги становился, а про товары Камнезора легенды ходили — никто столько не работал без чёрной полосы как он. Мог в день по три изделия выдавать! Где оно слыхано то? Тут одно раз в три дня попробуй сделай, ну и чертяга был…

— Да он и сейчас тоже неплох, — пожал я плечами. — Работает в том же темпе, как вы и сказали: два-три артефакта в день.

— Да ну? — оторвался от мундштука Веремей.

— Я могу и больше.

А вот тут зачаровальщик прищурился.

— Артём Борисович, я человек прямой, вы, наверное, слышали — вранья на дух не переношу. Оттого и тёрки у меня с нечистью этой, — он неопределённо махнул рукой в сторону улицы. — Я им как бельмо на глазу, ну так вот — вы привирайте, кончено, как вам угодно, да не зазнавайтесь. Барон не барон мне всё равно, я — калач тёртый, никого не боюсь. Семьи нет, запугивать нечем. Если травить, так только меня самого, а я своё уже достаточно пожил…

— Вы думаете в болезни семьи Елисея замешаны Пронские? — не обращая внимания на ёрничанье мужичка, спросил я.

— Да кто ж ещё? Он им мешал. Ёшкин кот, да как Елисея попёрли всё — кончилась энта свобода, один я остался, оловянный солдатик. Пытались приходили, громили мне мастерскую, два раза поджигали, а я что? Кукиш им, а не процент с прибыли, — показал он мне дулю.

— Ясно, спасибо за откровенный ответ, — ответил я и встал со стула, осматриваясь, — Можно увидеть вашу мастерскую?

— Идём, — кряхтя, согласился Веремей, он не был так уж стар, лет пятьдесят только-только стукнуло, но здоровьё своё испортил плохой пищей и пагубными привычками.

Мы прошли через ещё одну комнатку, хранилище ингредиентов, и попали в святая святых. Тут я, признаться, сильно удивился: кристальная чистота, каждый инструмент, каждый фокусировочный камень, ступка, весы, контейнеры для ингредиентов и прочие вещи — всё было расставлено и разложено в идеальном порядке. Вот я понимаю профессионализм.

Готовые артефакты расфасованы по ящичкам с подписями какому адресату они предназначались, а болванки для удобства развешаны на смастерëнной под себя металлической конструкции.

— Изумительно, — кивнул я, похвалив организацию труда, а Веремей хитро улыбнулся себе под нос, довольный замечанием. — Я могу попробовать? — спросил я зачаровальщика.

Тот помялся в нерешительности.

— Олег Николаевич, полагаю вы в курсе по какому поводу я заглянул? — поинтересовался я у него, обходя монументальный гранитный стол так, чтобы мы смотрели друг на друга.

— Да понятное дело, — почесал он шею, — предлагать пришли… Но я же уже сказал — не моё это…

— Тогда чего в забастовки лезете? — чуть улыбнулся я. — Будь оно не ваше, не мутили бы воду. Выходит, несостыковочка.

Олег нахмурился, не желая признавать противоречия и чтобы ничего не говорить, засунул в рот мундштук.

— У вас, насколько я помню, сорок процентилей? — поинтересовался я и тот кивнул. — Елисея вы в этом плане превзошли.

— Пустяки, — махнул рукой Веремей, — он бы смог больше, дурью мается, надо было в одну стихию. В одну, ему говорят, но упрямец, ёж ты моё, — с досадой произнёс он, будто переживал личную обиду.

— Ну, с этим мы ещё поговорим с ним — переучиться никогда не поздно будет.

— Пха, — скептически пыхнул Олег, — хотел бы я посмотреть на того, кто его уговорит на это.

— Вы на него как раз и смотрите, Олег Николаевич. Давайте так, — я погладил с любовью гранитный стол. — Если я при вас сделаю десять изделий — вы согласитесь пойти за мной?

Веремей подавился то ли слюной, то ли дымом и долго откашливался, я даже подошёл к нему участливо похлопав по спине.

— С вами всё в порядке?

Тот выставил руку перед собой и весь покрасневший тут же отыскал платочек, чтобы выхаркать мокроту и не намарать пол.

— Хватит мне тут сказки затирать, юноша, какие десять изделий?

— Вы позволите? Дайте руку, — попросил я его и не дожидаясь разрешения, схватил его за ладонь и оголил предплечье, чтобы был больше контакт для диагностики.

Это позволило мне бегло оценить состояние здоровья артефактора и там ждал сюрприз — мужичок превратил себя в развалюху. Тут нужен был грамотный подход в несколько сеансов, чтобы организм правильно перестроился, но для того, чтобы Веремею стало полегче я повлиял на усиление регенерации мерцательного эпителия, который выстилает бронхи. Этот эпителий играет ключевую роль в очищении дыхательных путей от слизи и частиц. Под его влиянием повреждённые клетки заменились новыми, а вся слизь пошла наружу.

Я подвел зачаровальщика к стоявшему неподалёку ведру и велел сплёвывать туда. Из него обильно исходила мокрота. Дальше я поработал над восстановлением бронхиол и альвеол, чтобы увеличить газообмен, вентиляцию лёгких и насыщение крови кислородом. Щёки мастера из сероватого постепенно вернули свой румяный оттенок, то же самое и с остальной кожей.

Я решил пока на этом закончить и отпустил руку Веремея.

— Так легче стало?

— Что это было? Ты… Вы некромант, Артём Борисович? — вытирая рот, спросил хозяин мастерской, в голосе прозвучали удивлённые нотки.

Я кивнул.

— Да, Олег, но мы сейчас не про это. Конечно, всех своих работников я лечу бесплатно — даже не обсуждается. Их здоровье для меня на первом месте, но верëмся к изделиям — с меня десять штук.

Я подошёл к болванкам и взял оттуда только ножи, висевшие дальше всего остального оружия и выложил на соседний столик, предназначенный как раз для организации рабочего пространства.

Моя задача была не удивить высоким процентилем, а продемонстрировать магическую выносливость, поэтому я решил ограничится пятёрками. На создание каждой у меня сейчас уходило двадцать минут. Поэтому я справился за три с половиной часа, меняя только болванки.

Десять огненных ножей лежали в ряд перед Веремеем, и каждый из них тот придирчиво оценивал на глаз, рассматривая мой узор.

— Вот этот ещё гляньте, — протянул я ему медный артефакт. — Сам делал.

У того глаза сразу на лоб полезли.

— Это рунический?

— Он самый, — хмыкнул я.

Мастер взял его двумя руками словно дитя и прокрутил вокруг своей оси и так же трепетно вернул обратно. Он смотрел то на меня, то на ножи и задумчиво тёр подбородок.

Заманить к себе талантливого упрямца, для которого свобода дороже денег, можно только одним способом — показав новые грани мастерства, к которым без вас он никогда не прикоснётся. Эта мысль не даст ему покоя и он как сверчок, единожды увидев свет, послушно полетит на огонь, в надежде стать частью вашего величия.

— Мы также предлагаем бесплатное место силы, — добил я его и тот ответил.

— Что будем делать с Пронскими?

— Уговорите ещё троих мастеров пойти к нам — это единственное условие, — я спрятал рунический артефакт обратно в ножны на поясе. — А насчёт Пронских не волнуйтесь — ими уже занимаются мои люди.

Громовец, выход из ресторана «Le Palais Gourmand»

— Сударь, что вы себе позволяете? — возмутился узкоглазый джентльмен, которого Виталий Пронский не пропустил вперёд к ближайшей карете.

— Извините, но это моя карета, — насмешливо поднял бровь аристократ.

— На ней написано, что она ваша? — расправил грудь хорошо одетый незнакомец: костюм-тройка, цилиндр, запонки и дорогие туфли — всё выдавало в нём дворянское происхождение, кроме говора.

Потому Виталий громко рассмеялся и ткнул пальцем в витиеватую надпись на карете.

— Вот, если угодно, — указал он на золотистые буквы на фоне коричневого лака. — «Владение рода Пронских», увидели? А теперь позвольте…

— Ох, — картинно вздохнул джентльмен и пошатнулся от одного лишь прикосновения Виталия, цилиндр упал в лужу и тот «удивлённо» расширил глаза, насколько это возможно было. — Это что нападение⁈ — громко прокричал он, привлекая внимание окружающих. — Вы оскорбили мою честь!

— Слушайте, вот давайте без этого — все прекрасно видели, как вы сами… — он не договорил потому что мокрый цилиндр шмякнулся в лицо Пронскому, забрызгав того грязной водой.

— Во имя цилиндра, портков и неудобных галстуков я, Каримов Рустам Сайфуллоевич, вызываю вас на дуэль!

— Серьёзно, меня? Да ты знаешь, кто я такой? — гневно отбросил ногой головной убор Виталий.

— Да, вы Виталий Пронский — племянник главы рода, игроман, насильник и богатенький слюнтяй.

— Ну, ты сам напросился Сайфул… Сафуливеч… Сулфалоев… Тьфу ты, короче ты доигрался, принимаю вызов! — ткнул он пальцем в бухарца. — Тебе не жить, узкоглазый, — и после этого сел в свою карету, громко хлопнув дверью.

В это же время в разных уголках города прозвучали аналогичные диалоги, результатом которых были следующие реплики.

— Я Антон Евгеньевич Соловьёв…

— … Илья Семёнович Булаев…

— … Сергей Павлович Борткин…

— … Иван Дмитриевич Горчаков…

— … Пётр Яковлевич Аничков, вызываю тебя на дуэль, Арсенчик. Ну что ты так побледнел? — облизнул пересохшие губы некромант, после того как бросил перчатку офицеру Ложи. — Это тебе не в застенке геройствовать.

Пронский побледнел, но на глазах у товарищей, что смотрели на всё это со стороны, не мог опозорить честь рода. Их весёлое застолье теперь поглотила гробовая тишина. Остальные постояльцы тоже заинтересованно смотрели за развитием событий, потягивая своё пиво.

— Принимаю вызов, — подняв подбородок, произнёс он.

— Вот и отлично, — улыбнулся Аничков. — Господа, — он приподнял козырёк и собрался было уходить, но развернулся в дверях трактира. — Ах да, забыл предупредить — с заменой у тебя ничего не получится.

— Это почему же? — набычился молодой Арсен, он был в курсе, что у Аничкова почти шестой шаг, тогда как у него только третий.

По законам империи род мог выставить в защиту своего слабого члена любого бойца. Это не считалось моветоном, но после таких замен подпорченного дуэлянта не воспринимали всерьёз. В понимании аристократии только дети, старики и женщины просят защиты. Арсен едва не запытал Аничкова, проявляя усердие перед Ложей, хотя та приказала всего лишь задержать Петра. Повод для дуэли более чем справедливый.

— Узнаешь потом, — оскалился бывший узник и толкнул плечом дверь, впервые за пять лет не отоварившись в питейном заведении.

По спине Арсена Пронского пробежали недобрые мурашки.

«Что он имел в виду? Почему нельзя замену?»