Песнь надежды. Том 4

Глава 115

Мы так и не встретили последний, третий корабль. То ли он затерялся, то ли не рискнул преследовать, но горизонт был чист вплоть до самой большой земли, чей край торчал над туманами, словно действительно те были морем. И по мере нашего приближения росли, становились больше, открывая взору всё новые и новые просторы плато.

Теперь земли представляли из себя серую массу облысевших лесов и пожелтевшей пожухлой травы в полях. Со слов Диора, на севере королевства уже снег лежит, а сюда просто ещё не добрался.

В отличие от меня и Диора, Ушастая просто охреневала от холода. Если я и он оделись буквально в штаны, куртку и кофту под неё, та буквально укуталась в несколько свитеров, нацепив толстую шубку и шапку, обвязав себя шарфом, из-за чего наружу торчали разве что дрожащие уши и нос.

— Итак, часть наших сил стала для нас якорем, — насмешливо сказал Диор, глядя на неё. — Не думал, что эльфы так плохо переносят холод.

— М-мы хорошо переносим х-холод, — отозвалась она из своего убежища.

— Как-то не видно, — хмыкнул я, косясь на неё.

— Просто зд-десь холодно и мне надо п-привыкнуть.

— Просто она мерзлячка, — отмахнулся Диор. — Теперь, когда мы наконец доплыли до земель, слушай внимательно, Тэйлон. У нас в рядах есть предатель, это точно. Причём кто-то из приближённых рода. Поэтому больше молчи, больше слушай и не влезай, когда не надо, договорились?

— Откуда информация? — тут же спросил я.

— Оттуда, что на нашу долю слишком много совпадений. Противники точно знали про Сильвию тогда в туманах, когда и где, — загнул он палец. — И они знали, когда и на каком судне мы поплывём обратно, — загнул он второй палец. — Этого вполне достаточно, чтобы понять, что среди наших крысы, которых нужно вытравить.

— Наших, это…

— Все, кто связан с родом, — пояснил он. — А это те, кто вышел из рода, но остались подле него, под его крылом, иначе говоря. И те рода, что прибились к нам, как к сильнейшим.

— Есть подозрения?

— Конечно, — кивнул он тут же. — Но я бы всех убил. Все готовы перерезать нам глотку, сделай мы неправильный шаг или какую-нибудь хрень типа тех же Жёлтых Зубов.

— Ты имел ввиду Белых Клыков?

— Без разницы, — отмахнулся Диор. — Короче. Помалкивай и слушай. Переговоры оставь мне. И держи в узде свою собачку, — кивнул он на Ушастую. — Не хватало, чтобы эта дура чего-нибудь ещё выкинула.

— Я ничего не выкину, — недовольно буркнула она.

— Заткнись. Раздражаешь, — тут же ответил он, будто Ушастая была пустым местом. — Дальше, есть, судя по всему, крыса и в каком-то из главных родов.

— Те, что за короля?

— Да. Возможно… это лишь возможно, поэтому надо быть осторожными. Сначала разберёмся с Рандомьерами, а потом уже займёмся остальными.

— Крысы?

— Сами себя проявят, — отозвался он. — Им придётся отрабатывать свой хлеб, и они точно полезут к нам разузнавать, что планируется. Тогда-то мы их всех и прихлопнем. Устроим им безымянную могилу где-нибудь в лесу. И это, следи, чтоб твоя собачка громко не гавкала о наших планах на каждом углу.

— Я не со…

— Заткнись, тебе сказано, эльф, — отрезал с холодом в голосе Диор. — Тебя, если по-хорошему, надо за борт выбросить. Не пойму, какого чёрта мой брат с тобой нянчится.

— Будь тише, человек, — прошипела она. — Глазом не успеешь моргнуть, как обзаведёшься вторым ртом. Я слуга Тэйлона, не твоя, поэтому твои выходки терпеть не буду.

На Диора это не произвело никакого впечатления.

— Ага, уже насмотрелся, какая ты слуга… — одарил он её брезгливым взглядом. — Слуга, блять…

Диор даже не пытался скрыть своей антипатии к эльфийке. Мне сложно было сказать, что он за человек, потому и было сложно сказать, чем обусловлена его реакция. Расизм? Просто нелюбовь с первого взгляда? Или пренебрежение из-за того, как она себя ведёт? Кто знает, хотя конкретно мне знать бы это не помешало.

Наш корабль, заметно потрёпанный, медленно подплыл к большой земле.

Я с облегчением наблюдал, как мы медленно перевалили через ту самую границу — обрыв, где с одной стороны на глубине был туман, а с другой прямо у самого края начинался лес. Судно шло на такой высоте, что верхние ветви деревьев касались днища судна, скребя по нему ветвями, словно когтями.

Здесь было действительно холодно, но снега было не видно, хотя несколько болот, которые попались на глаза, уже были замёрзшими. Здесь пахло не так, как в небе — лесом. Осенним, уже опавшим, холодным, но лесом.

Я вполне уютно чувствую себя везде, но всё равно был рад вернуться на большую землю. Возможно, теперь я даже понимал отчасти Гензерию, что она испытывает, осознавая, что её остров медленно опускается вниз в туман.

Интересно, а что находится под её островом? Огромный кратер, откуда был вырван кусок земли? Или просто земля, такая же, как и везде?

— Идём, — толкнул я Диора и Ушастую в бок. — Надо натянуть немного тросы, а то здесь как-то ветрено.

Сейчас мы все работали, и, что удивительно, Диор не сильно-то и отставал, пусть и был аристократом. Не отлынивал, хотя раздражал неимоверно, если честно.

У нас потребовалось около трёх суток, чтобы доплыть до ближайшего порта. В первую очередь из-за ветра, который иной раз раскачивало как маятник, из-за чего приходилось постоянно подруливать и бороться с тошнотой. Удивительно, но над туманами ветра как такового почти не было, а здесь едва подплыли, так сразу начало укачивать.

Правда, с портом вышла небольшая неприятность. Не имея никакого опыта в управлении кораблём, кроме как вверх-вниз-влево-вправо, я просто не смог нормально пришвартоваться, врезавшись в деревянный причал. Словно ледокол, разбросал в разные стороны хлипкие деревянные перекрытия, притёр одно из суден, пока не уткнулся носом в здание, проломив стену.

— Да ты просто молодец, братишка… — пробормотал Диор, оглядываясь. Ещё не успел улечься грохот: осыпались стены, на землю падали доски и брёвна, звонили сигнальные колокола. Пыль стояла кругом, пусть и не в таких количествах, как в прошлый раз. — А ты прямо от всей души пришвартовался.

— Сразу виден опыт, — буркнула эльфийка, показав нос из-под шарфа. На уши она так и вовсе надела перчатки, чтобы не мёрзли. — Рука набита, да?

— В следующий раз сами пришвартуетесь, — фыркнул я, подойдя в борту корабля. Там уже суетились люди. — Лучше скажи, что будем говорить по поводу судна.

— Что говорить? Наше судно, все пройдите в туманы, — пожал он плечами. — Только нам бы ещё слезть отсюда…

— Не думаю, что с этим уже будут проблемы, — пожал я плечами и дёрнул один из рычагов, из-за чего судно пошло вниз и просто село днищем на землю. — Готово.

— Да ты просто молодец, — наигранно восхитился Диор.

— Зачем мелочиться? — отозвался я.

Дом, милый дом, как говорил один из моих боевых товарищей в прошлом, когда мы шли штурмовать внеочередную крепость где-то в снежных лесах под градом стрел и камней. Поэтому дом — понятие субъективное. Для кого-то это война, которая всегда и везде, а для кого-то определённое место, тихая гавань, куда можно вернуться и почувствовать себя в безопасности.

Эти мысли посетили меня, когда мы подъезжали к забору нашего поместья. Ничего особенного, совсем ничего, но почему-то, глядя на него, на большие стены поместья, кричащие о богатстве хозяев, я испытывал странное чувство.

Вернулся домой?

А у меня вообще есть дом?

Ответ-то понятен, но в этом мире, слишком спокойном и непривычном, я чувствовал изменения. Как говорил умный человек, люди всегда приспосабливаются. Когда я воевал в том или ином мире, тоже приспосабливался. К поведению, к манере общения, к самой жизни — всё же война в пустыне и война в джунглях заметно отличались друг от друга.

Здесь я тоже приспосабливался. Приспосабливался к жизни. К более спокойной и простой, где не ждёшь каждую минуту, что тебе череп снесёт снайпер или под ногой окажется мина. Где не надо думать, где провести отряд: через болото или через овраг, чтобы не попасть в засаду.

Спокойная жизнь вносила свои коррективы, и я менялся, нравилось мне это или нет. Становился менее осторожным, из-за появившегося времени и возможностей интересовался больше другими вещами. Человек всё равно приспосабливается, и я приспосабливался.

Может из-за этого менялись немного и взгляды с ощущениями? Всё же это поместье не было моим домом, но я чувствовал какое-то едва заметное облегчение, возвращаясь сюда.

У порога нас уже встречал с почтительным поклоном Хайсер, дворецкий рода Бранье, которому, как я понимаю, доверяли многое, включая заботу о поместье. Мужчина с усами и короткими волосами, всем своим видом показывающий статус нашей семьи.

Рядом с ним стояли Миссис Ривингтон, полноватая женщина в возрасте и две молодых служанки, имя одной из которых я не знал, а вторую звали Диной.

— Господин Диор, господин Тэйлон, добро пожаловать домой, — склонился Хайсер, когда мы выбрались из самоезда на твёрдую землю. — Я рад видеть вас в добром здравии.

Миссис Ривингтон и две других служанки послушно поклонились следом.

— Ага, здравствуй, Хайсер. Смотрю, дом наш ещё не снесли, — окинул он взглядом поместье.

— Как вы и приказали, охрана была усилена.

— Ну и отличненько. Мы в кабинет отца, так что нас не беспокоить. Принесите там чего-нибудь перекусить, — небрежно махнул он рукой, проходя мимо.

— Как скажете, господин Диор, — поклонился он ещё раз и вопросительно посмотрел на Ушастую, что куталась в тёплую одежду. — С вашего разрешения, позвольте поинтересоваться насчёт вашей гостьи…

— Она слуга брата, — небрежно кивнул на неё Диор.

— Я понял. Добро пожаловать в поместье Бранье, — кивнул Хайсер ей уже как равному себе. — Надеюсь, мы с вами сработаемся.

Ушастая даже слова не сказала, посмотрев на Диора недовольно, но тем не менее ничего не сказав. Потому что А: при всей безобидной внешности от него удивительным образом чувствовалась сильная личность, с которой невольно считаешься; Б: Диор сказал то, как обстоят дела на самом деле. Она моя слуга — это факт и с ним не поспоришь. Ушастая сама так постоянно повторяет. Поэтому здесь он лишь сказал факт.

— Её за дверь, — кивнул Диор на Ушастую, когда мы вошли в кабинет Зарона. — Незачем ей слушать наши разговоры.

— Я тебе не подчиняюсь, человек, — почти выплюнула Ушастая эти слова. — Если думаешь, что можешь мной здесь командовать, то советую подумать дважды.

Диор бросил на неё взгляд и лишь улыбнулся.

— Брат, твоя слуга, тебе с ней и управляться. Но такие разговоры ведутся один на один.

— Ушастая, за дверь, — кивнул я, не оборачиваясь на дверь.

— Да, Ушастая, за дверь, — с ехидной улыбкой повторил он.

— Человеческое отродье… — прошипела она.

— Заткнись и проваливай, слуга… — хмыкнул Диор, сев в отцовское кресло.

Ушастая лишь одарила его полным ненависти взглядом, после чего, крутанувшись на каблуках, вышла из кабинета.

— Тебе обязательно искать в её лице врага? — негромко спросил я. — Идти на конфликт.

— С чего я должен вообще распинаться перед каким-то недочеловеком? Ещё и у себя дома? — задал он встречный вопрос. — Пусть знает своё место, раз слугой назвалась. И вообще…

— Ты ей не доверяешь.

— Естественно. Приставили к нам смотрящую, и хрен его знает, она служит или сливает про нас информацию. Раз ты и сам это понял, держи её подальше от наших секретов. А теперь…

Диор облокотился на спинку и забросил ноги на стол, словно хозяин этого поместья.

— Эх… всегда мечтал так сделать. Вот каково быть главным.

— Не забывайся, Диор, — негромко предупредил я.

— Да-да, прости, — улыбнулся он. — Можешь поставить стул рядом, будем оба на этот стол ноги закидывать.

— Раз зашла речь о слугах и доверии к ним, что насчёт остальных? Хайсан…

— Хайсер, — поправил меня Диор.

— Да, Хайсер. Или та же мисс Ривингтон…

— Миссис, — вновь вставил он.

— Ты будешь каждое моё слово исправлять?

— Нет, лишь там, где ты ошибаешься, — оскалился он. — Хочешь получить уважение слуг, относись сам к ним с уважением. Тогда они будут любить тебя и уважать. В конечном итоге, мы за них в ответе.

— Ты не ответил про доверие.

— А что здесь отвечать? Мы им доверяем.

— Они рабы?

— Не, разве что Хлина, но та особый случай.

— Это что немного на голову больная? — припомнил я пучеглазую умственно отсталую и счастливую служанку, что работала в доме.

— Ага, любимица наша, — расплылся в улыбке Диор. — В любом случае, нет, очень навряд ли. Каждый из них предан нам по тем или иным причинам. Знаешь же, прикорми собаку, и она будет тебе верной до конца своих дней.

— Интересно ты их сравнил.

— Плевать, — отмахнулся он. — Мы защищаем своих слуг, помогаем им в случае необходимости, платим им, и они души в нас не чают, работая усердно на совесть и считая своим долгом служить нам. Часть рода, как-никак, получаются.

— Но среди них могут быть предатели.

— Да как и везде, брат, — развёл Диор руками. — Но почему люди не предают свои страны и воюют на их стороне? Почему до конца верны своему командованию и так далее? Ответ всё там же — верность. Чувство, что ты принадлежишь чему-то большему, желание быть частью чего-то великого, гордость за это. Чувство причастности, что можешь смотреть на других с гордо поднятой головой, что ты как бы всё равно выше них, раз принадлежишь роду. А ещё отношение — когда чувствуешь к себе заботу, хочешь ответить тем же. И чувствуешь удовлетворение, когда не поддаёшься на уговоры и соблазны, оставаясь верным своим. Людьми довольно просто управлять, надо лишь знать, на что давить.

— И все наши слуги относятся к тем, кто рад служить нам?

— Естественно, их всех проверяли. Как думаешь, сколько раз?

— Как скажешь, — пожал я плечами.

— А насчёт эльфийки, приструни её. Не хватало нам ещё длинноухой суки, которая будет при других опускать нас. Она мне вообще не нравится, не знает своё место, но раз ты за неё впрягся, тебе за неё и отвечать.

— Она может быть полезна.

— Не сомневаюсь, — он встал со стула и подошёл к одному из шкафов. — Ни капельки не сомневаюсь…

Открыв один из них, Диор немного повозился с сейфом, после чего выудил оттуда документы. Целую стопку документов, которую бросил на стол.

— Так, документы, всякие права, доверенности, дарственные и прочее, и прочее… И самое главное!

Диор вытащил большую красную корочку с гербом нашего рода, внутри которой было два листа. Один из них он и протянул мне. Из плотной желтоватой бумаги, украшенной по краям золотыми линия, сам лист уже выглядел как сокровище.

Уже имея более-менее нормальные навыки чтения, я пробежался глазами по документу.

Свидетельство о королевской регистрации рода.

Данным документом, прочтённым и подтверждённым Его Величеством Королём Максемидеосом Седьмым, правителем королевства Майкесендерии, подтверждается существование и регистрация рода Бранье с присвоенным ему номером «4815-16-2342» и приложенным гербом под номером «42-42-52», наделением его прав и обязанностей в соответствии с законом об организации деятельности родов на территории королевства Майкесендерии.

Ниже стояла золотая печать и подпись, как я понимаю, короля.

— Это новый вариант, — кивнул на лист Диор. — Сейчас всех регистрируют по номерам, чтобы быстрее было искать. Считай, пометили каждого. Многих это раздражает, что благородный род помечают цифрой, как какой-то предмет.

Прямо как корпорации и торговые соединения в других мирах. Если так подумать, то род не сильно-то от них и отличался: тоже является сосредоточением многих предприятий, тоже направлен на получение выгоды. И даже имеет свои небольшие вооружённые силы, что защищают их территории и интересы. Действительно, почти как корпорации и считай сейчас война корпораций у них между собой на фоне ослабевающего государства. А в Эйрии корпорации так и вовсе правят всей страной.

— А как старый выглядит вариант? — спросил я.

В ответ он протянул мне конкретный пергамент. В отличие от прошлого, напечатанного явно на станке, этот был сделан вручную. Красивый прописной почерк красными чернилами, печать на смоле, красивая роспись.

Язык письма был явно древнее, чем тот, на котором они разговаривали, из-за чего я был просто не в силах прочитать написанное.

— Это, можно сказать, исторический документ. Пока он есть — любой не слишком дальний родственник может продолжить род, даже если мы все погибнем.

— Не слишком дальний, это…

— Например, наша старшая сестра, которая уже не в роду. Короче, от нашего поколения все братья и сёстры, что выйдут из рода.

— Двоюродные?

— Уже не котируются. А вот их родители, братья и сёстры наших родителей — да. Двоюродных, конечно, можно приплести, но много мороки и всё будет зависеть от короля и суда. Троюродные точно мимо.

— Значит, по сути, сейчас только братья и сёстры отца и мы?

— Ага. А учитывая, что отец наш — единственный ребёнок, то и того меньше по сути, — усмехнулся Диор.