Песня любви

26

— Твой экипаж только что подъехал, Джеймс, — сообщил Конни, появившись в дверях.

—Спешить некуда. Там такое столпотворение, что уж лучше здесь подождать, пока с причала уберут тележки, с которых идет загрузка американского судна, что стоит рядом. Заходи, старина, выпей со мною.

Несколько часов назад они бросили якорь. Утром Джорджина упаковала чемоданы и сундуки Джеймса, однако пока что он не говорил ей, что она будет жить на его плантации. Ему хотелось поразить ее величием и роскошью своего особняка на этом острове, а затем вечером, при свете свечей в ходе ужина, за ямайскими деликатесами он собирался просить ее сделаться его временной повелительницей.

Конни пересек каюту и, остановившись подле письменного стола, стал смотреть в окно, где были видны четкие очертания американского корабля, вокруг которого шла суматоха, обычная перед тем, как отдают концы.

—Чем-то он знаком, а?

—Может, один из тех, что захватывал Хок?

Конни усмехнулся:

—Я бы не удивился.

—Тогда будет лучше, если он побыстрее поднимет паруса.

—Отчего же? — спросил Конни. — Под своим именем «Мэйден Энн» никогда не плавала. И с каких это пор ты отказываешься от такой возможности развлечь себя, как дать кому-то возможность обвинить тебя в пиратстве при отсутствии доказательств этого? Ты уже упустил шанс немного порезвиться тогда, в море...

—Не без оснований, — напомнил ему Джеймс. Ради нескольких часов, которые бы заняло это увлекательное приключение, он не желал рисковать своей крошкой Джорджи. — В сущности, и сейчас мне что-то не хочется ни во что встревать.

Обернувшись, чтобы взять бокал, Конни заметил:

—Выглядишь ты весьма благодушным. Есть какой-то особый повод?

—Конни, перед тобой человек, который решил взять на себя некоторые обязательства. Я собираюсь подержать Джорджа какое-то время возле себя. Черт побери, не смотри на меня с таким удивлением.

—Но я действительно чертовски удивлен, и тому есть причины. Последняя женщина, с которой ты плавал... Как ее звали?

Вопрос заставил Джеймса нахмуриться.

—Эстелла или Стелла. Какая разница?

—Ты ведь тоже решил подержать ее некоторое время возле себя. Даже позволил ей украсить свою каюту этой варварски разностильной мебелью...

—...к которой я теперь привык, и она мне даже нравится.

—Ты намеренно уходишь от ответа. Тебе та девица очень даже была приятна, щедр ты с ней был до глупости, однако спустя неделю, как она с нами ушла в плавание, ты развернул судно, чтобы высадить ее там, где ты ее подобрал. Постоянное общение с ней выворачивало тебя наизнанку. И мне-то казалось, что после всех этих недель общения с нынешней крошкой ты ждешь не дождешься, как бы ее спровадить, особенно теперь, как мы встали на якорь.

—Значит, Джордж гораздо более обаятельная спутница.

—Обаятельная? С ее язвительным языком...

—Поосторожнее, Конни. Мы ведем речь о моей будущей любовнице, повелительнице.

Конни наморщил лоб.

—Ты собираешься так далеко зайти в своем добровольном закабалении? Да к чему тебе это?

—Ну, вопрос нелепый, — раздраженно ответил Джеймс. — А зачем, черт возьми, ты думаешь? Я привязался к маленькой янки. Ее самые приятные стороны тебе, вероятно, не были видны, однако с того момента, как мы покончили с этим притворством, Джордж совершенно очевидно была очень мила со мной.

—Поправь меня, если я заблуждаюсь, но разве не ты поклялся никогда больше не брать на содержание любовниц? Твердил о том, что у них на уме одно — окрутить мужчину, хотя они с возмущением отвергают эти утверждения? Ты много лет твердо держался подальше от любых обязательств, Хок, и могу добавить, никогда не испытывал нехватки в женском обществе, когда тебе того хотелось. Последнее, кстати, и не так чертовски дорого.

Джеймс отмахнулся от этих доводов.

—Значит, я созрел для перемен. К тому же Джордж ни капли не заинтересована в замужестве. Я навел ее на разговор об этом, и она никак его не поддержала.

—Все женщины заинтересованы в замужестве. Ты сам это говорил.

—Будь проклят, Конни, но если ты намерен отговорить меня взять ее на содержание, черта с два тебе это удастся. На прошлой неделе я очень много об этом размышлял, и я просто не готов пока распрощаться с ней.

—А она что об этом думает?

—Разумеется, она будет в восторге. Девушка тоже без ума от меня.

—Рад это слышать, — суховато проговорил Конни. — Но что тогда она делает вон на том корабле?

Джеймс повернулся так резко, что едва не опрокинул свое кресло. Ему пришлось несколько секунд вглядываться в происходящее на палубе американского корабля, прежде чем он увидел то, о чем говорил Конрад. Джорджину и стоящего позади нее шотландца. Похоже, она беседовала с одним из офицеров, возможно, с самим капитаном. У Джеймса сложилось впечатление, что с этим парнем она знакома. Это получило свое подтверждение, когда тот схватил ее за руки и стал трясти, а в следующий миг притянул к себе, чтобы крепко обнять. Увидев это, Джеймс вскочил на ноги. На сей раз кресло его все же опрокинулось.

Он уже рванулся к двери, бормоча проклятия, когда Конрад заметил:

—Если ты собираешься притащить ее обратно сюда...

—Я собираюсь шею свернуть тому парню, а потом забрать Джорджину.

Джеймс не остановился, чтобы что-то еще добавить, и выскочил из каюты, так что Конни пришлось кричать ему вслед:

—Тебе, старина, довольно сложно будет сделать и то, и другое! Корабль уже отдал швартовы!

—Черта с два! — донеслось из коридора, а затем Джеймс вновь появился в проеме двери, чтобы своими глазами убедиться, что судно медленно отваливает. — Гори все адским пламенем!

—Посмотри на это дело с другой стороны, Хок, — без малейшего сочувствия проговорил Конни. — Ты бы с ней провел еще несколько недель, пока мы не отбыли бы в Англию. Даже если бы ты захотел вновь взять ее с собой в плавание, то судя по тому отвращению, которое она испытывает к нашей родине и о чем ты мне рассказывал, она бы никогда не согласилась...

—Не занудствуй, Конни. Девушка бросила меня, даже ручкой на прощание не помахала. И нечего толковать о проблемах, с которыми я мог бы столкнуться, когда сейчас мне пинок под зад дали.

Он никак не отреагировал на то, что Конрад весьма презрительно хмыкнул. Просто уставился на опустевшую якорную стоянку рядом с «Мэйден Энн» не в силах поверить, что Джорджина исчезла. Еще нынешним утром она разбудила его, прикоснувшись своими нежными губами к его, обняв его лицо маленькими ладонями, и когда он открыл глаза, то увидел ее улыбку, появлявшуюся лишь когда они бывали в постели, недвусмысленно приглашающую и неизменно воспламеняющую в нем примитивные инстинкты, о наличии которых он и не подозревал. Исчезла?

—Нет, клянусь Всевышним, — произнес он вслух, затем буквально пронзил Конрада взглядом, от которого рыжеволосый застонал. — Сколько членов команды сошло на берег?

—Ради всего святого, Джеймс, ты же не станешь...

—И даже очень, черт подери, — отрезал Джеймс, и его тон отразил ярость, поднимавшуюся в нем. — Верни их всех, а пока что я постараюсь разузнать об этом корабле все что возможно. Через час мы должны будем сесть ему на хвост.

Джорджина пренебрегла приказанием своего брата Дрю отправляться в его каюту, в тот момент когда он повернулся уходить. Он уже пообещал так ее выпороть, что всю дорогу домой она присесть не сумеет. Было ли это сказано в гневе или он действительно намеревался это осуществить, ее сейчас не волновало ни в малейшей степени.

Поистине он вышел из себя, ярость его попросту захлестнула. Поначалу Дрю всего лишь удивился, когда, обернувшись, увидел ее, стоящую здесь и улыбающуюся ему. Затем его охватила тревога, поскольку лишь катастрофическое событие могло заставить ее разыскивать его на Ямайке. Когда она успокоила его, сообщив, что никто не умер, облегчение сменилось раздражением. За то, что она его напугала, он стал в буквальном смысле ее трясти, однако тут же обнял, испытав облегчение от отсутствия дурных вестей, конечно, сыграло роль и то, что она была его единственной сестрой, и любимой к тому же. Вопли же начались, как только она осторожно дала понять, что возвращается из Англии. А ведь это был один из самых добродушных ее братьев, с ровным характером, почти такой же выдержанный, как Томас.

В отличие от Уоррена, взрывной темперамент которого мог ошарашить любого, или Бойда с Клинтоном, обнаруживавших порой излишнюю строгость и серьезность, Дрю был в семье шалопаем и сорвиголовой, заставлявшим женщин бегать за ним табунами. Так что он единственный из всех мог бы понять, почему она сочла необходимым пуститься на поиски Малколма. Вместо этого он так рассвирепел, что его черные глаза даже слегка изменили цвет. Если он готов ее выпороть, можно представить, что с ней сотворят Клинтон или Уоррен, старшие братья, если им откроется правда. И все же сейчас ей было не до того.

В тот момент, когда, увидев судно Дрю, она радостно взлетела на палубу, то не сообразила, что «Тритон» готовится отвалить от стенки, и швартовы отдавали как раз в то время, как Дрю продолжал рвать и метать. Сейчас она стояла возле поручней, отливающие солнечными бликами воды Карибского моря все больше разделяли ее с «Мэйден Энн», а она до боли в глазах вглядывалась в то судно, надеясь в последний раз увидеть на палубе Джеймса.

Когда наконец она увидела, что он появился на палубе, со своими золотистыми волосами, которые трепал бриз, увидела эти широкие, очень широкие плечи, которые не могли принадлежать никому иному, как ему, она едва не задохнулась от подступившего кома в горле. Мысленно взмолилась, чтобы он обернулся в ее сторону. Она уже была слишком далеко, чтобы он услышал ее крик, но можно хотя бы махнуть рукой. Но он не посмотрел в сторону моря. Ей было видно, как он сбежал по трапу, стремительно пронесся по причалу и затерялся в толпе.

О, Господи, он даже не знал, что она исчезла. Должно быть, предполагал, что она где-то на «Мэйден Энн» и будет там, когда он возвратится. В конце концов, там оставались ее личные вещи и среди них — любимое колечко, подарок отца. Она и не предполагала, что у нее не будет возможности забрать их, впрочем, ее это сейчас вовсе и не беспокоило. Душу ей терзала мысль, что она была лишена возможности проститься с Джеймсом, сказать ему... Что? Что влюбилась в него.

Она едва не рассмеялась. Смешно, действительно, смешно. Возлюби врага своего — но не в буквальном же смысле слова. Ненавистный англичанин, презренный, спесивый аристократ и — полюбился ей, проник в самую ее душу. Так глупо допустить подобное, однако было бы неизмеримо хуже, если бы она действительно сказала ему об этом. Однажды ночью, когда его руки обнимали ее и биение его сердца отдавалось у нее в ухе, она задала ему вопрос: женат ли он.

—Боже милостивый, нет! — в ужасе воскликнул он. — Ты никогда не дождешься, чтобы я сделал такую дурацкую ошибку.

—А почему бы и нет? — поинтересовалась она.

—Да потому что, заполучив кольцо на палец, все женщины превращаются в разнузданных шлюх. Не принимай это на свой счет, любовь моя, но это чертовски верно.

Его комментарий заставил ее вспомнить об отношении к женщинам ее брата Уоррена, и она сделала весьма ошибочный собственный вывод:

—Извини меня. Мне бы следовало понять, что в твоей жизни была женщина, которую ты любил и которая тебя предала. Но из-за этой одной ты не должен обвинять в неверности всех женщин. Так же, как и ты, думает мой брат Уоррен, но это неправильно.

—Неприятно тебя разочаровывать, Джордж, но в моей жизни большой любви не было. Я говорил о тех многочисленных женщинах, в чьей неверности имел возможность убедиться на собственном опыте, поскольку оказывался именно тем, с кем они изменяли. Брак — это для идиотов, представления ни о чем ином не имеющих.

Она ожидала примерно подобного ответа. Да это и не сложно предугадать — так сильно он смахивал здесь на ее брата Уоррена. Но тот, по крайней мере, в подтверждение своей клятвы никогда не вступать в брак обходился с женщинами ужасно, попросту используя их и не допуская с ними никакой душевной близости. Ему была нанесена тяжелая травма женщиной, на которой он собирался жениться. У Джеймса такого оправдания не имелось. Он сам об этом сказал. Попросту, как он ей об этом и сообщил, был ужасным распутником. И даже не стыдился этого.

—Успокойся, крошка. Этот парень вовсе не собирается тебя лупить, — проговорил Мак, подойдя сзади к ней. — Плакать нет причин. Но лучше бы тебе все же спуститься вниз, как он сказал. Дай Дрю возможность успокоиться немного, прежде чем он тебя увидит и услышит самое скверное.

Стирая со щек слезы, она искоса взглянула на него.

—Самое скверное?

—То, что нам пришлось работать, чтобы добыть денег на проезд.

—А, это, — шмыгнула она носом, с облегчением убедившись, что речь вовсе не о том, о чем она подумала, и что Мак просто озабочен тем, что Дрю пришел в ярость. Со вздохом она добавила: — Нет, не думаю, что он воспримет это сейчас спокойно. А нам что, необходимо его о том извещать?

—Ты станешь обманывать родного брата?

—Он угрожал избить меня, Мак, — напомнила она, и в голосе ее прозвучало омерзение. — А ведь это Дрю, о, Господи, Дрю. Мне трудно представить его реакцию на известие, что весь прошлый месяц я ночевала в одной каюте с англичанином.

—Ну, я понял, куда ты гнешь. Немного вранья действительно не повредит, хотя бы не стоит упоминать о том, что нас обокрали. Тебе еще предстоят встречи с остальными, а они, думаю, отнесутся ко всему этому куда хуже.

—Благодарю тебя, Мак. Ты был самым дорогим...

—Джорджина! — в голосе Дрю звучала неприкрытая угроза. — Я уже готовлю для тебя ремень.

Обернувшись, она увидела, что этого он не делает, однако вид у ее симпатичного брата был такой, словно он выполнит свою угрозу, если она сию же минуту не исчезнет с палубы. Вместо этого она подошла к нему и уперлась взглядом в лицо капитана «Тритона», мужчину ростом в шесть футов и четыре дюйма.

— Ты ведешь себя как бесчувственная скотина, Дрю. Малколм женился на другой женщине, а ты только и знаешь, что вопить на меня. — И она поспешно разразилась горючими слезами.

Мак с отвращением хмыкнул. Никогда не доводилось ему видеть, чтобы разъяренный мужчина так быстро успокаивался, как это сейчас произошло с Дрю Эндерсоном.