Айан Макдонелл был американцем во втором поколении, но его шотландское происхождение недвусмысленно заявляло о себе огненно-красной шевелюрой и мягкой смазанностью речи. Что у него отсутствовало, так это свойственная шотландцам горячность. Характер у него был достаточно мягким, неизменно на протяжении всех его сорока семи лет. И вот тот небольшой запас горячности, которым он обладал, выплеснулся минувшим вечером и в первой половине сегодняшнего дня по милости самой юной из отпрысков Эндерсонов.
Соседствуя всю жизнь с семейством Эндерсонов, Мак хорошо их знал. Тридцать пять лет он проплавал на их судах, в семь лет начав прислуживать старику Эндерсону и окончив старшим помощником капитана «Нептуна», принадлежавшего Клинтону Эндерсону. Более десятка раз он отвергал предложение самому стать капитаном. Подобно младшему брату Джорджины Бойду, он не хотел взваливать на себя полную ответственность за всех и вся, хотя в конечном счете Бойд такую ответственность взял. Но, даже перестав пять лет назад плавать, Мак не мог расстаться с кораблями. Теперь в его обязанности входило проверять состояние каждого судна «Скайларк» по возвращении его в порт.
Когда пятнадцать лет назад старик умер, а спустя еще несколько лет и его жена, Мак исподволь взял на себя заботу о детях, несмотря на то, что всего лишь на семь лет был старше Клинтона. Но ведь он всегда был так близок ко всем членам этого семейства. На его глазах дети подрастали: когда не стало старика, делился освоенной им корабельной наукой с мальчиками, да и, правду сказать, с Джорджиной. В отличие от их отца, лишь месяц-другой бывавшего дома между плаваниями, Мак мог проводить на берегу от шести месяцев до года, прежде чем в очередной раз поддавался зову моря.
Как это обычно в случаях с людьми, более преданными морю, нежели собственной семье, по датам рождения эндерсоновских детей можно проследить сроки возвращения из плавания их отца. Первенцу Клинтону исполнилось уже сорок, однако четырехлетнее плавание на Дальний Восток стало причиной того, что Уоррен был пятью годами младше него. Еще четыре года прошло, прежде чем на свет появился Томас, а спустя еще четыре — Дрю. Причем лишь при его рождении присутствовал старик, да и то потому, что в этот год жестокий шторм повредил корабль и вынудил его вернуться в порт, а затем последовавшие друг за другом неприятные неожиданности удерживали его дома почти год — срок, достаточный, чтобы стать свидетелем рождения Дрю и дать жизнь Бойду, появившемуся на свет спустя одиннадцать месяцев после своего предшественника.
Последним в семье ребенком была девушка, в свою очередь на четыре года моложе Бойда. В отличие от молодых людей, которые по достижении соответствующего возраста отправлялись в плавание, Джорджина постоянно находилась дома и выходила встречать корабль всякий раз, как тот появлялся в порту. И нет ничего удивительного в том, что Мак так привязан к девушке: с ней он провел больше времени, нежели с кем-то из ее братьев. Он прекрасно знал ее, ему были ведомы все уловки, с помощью которых она стремилась добиваться своего, так что ему следовало бы проявить твердость, чтобы удержать ее от последней, в высшей мере странной выходки. Между тем она стояла подле него у стойки бара одной из самых гнусных таверн припортового района.
Если что и могло сейчас радовать Мака, так только то, что девушка быстро сообразила: на сей раз со своими экстравагантностями зашла чересчур далеко. Своей нервозностью она напоминала щенка спаниеля, хотя в рукаве у нее и был спрятан кортик, а старший друг не отходил ни на шаг. И все же ее поразительное упрямство не позволяло ей уйти отсюда, пока не появится мистер Уиллкокс. Единственное, что им удалось сделать, — надежно скрыть ее принадлежность к прекрасному полу.
Маку казалось, что это станет камнем преткновения и не позволит ей отправиться вместе с ним нынешним вечером, однако в полной тайне от него глубокой ночью она перекроила кое-какую одежду и уже сегодня утром, когда он затеял разговор, что ей понадобится особый наряд, на приобретение которого у них средств нет, предъявила ему уже готовое одеяние.
Ее тонкие руки были скрыты парой таких грязных рукавиц, каких Маку и видеть не приходилось, причем таких больших, что ей едва удавалось подцепить кружку с элем, заказанным им для нее; в латанных-перелатанных штанах могло поместиться нечто значительно более крупное, хотя это несколько скрывал свитер, пока она не делала движение рукой вверх, что заставляло свитер также задираться. На ногах были ее собственные башмаки, измочаленные до неузнаваемости и смахивающие на мужские, кои следовало бы давным-давно выкинуть на свалку. Завитки ее волос укрывала вязаная шапочка, надвинутая достаточно низко, чтобы закрывать шею, уши и темно-карие глаза — если она не поднимала головы, а она старалась ее все время держать опущенной.
Вид ее вызвал жалость, однако на поверку оказалось, что своей одеждой она меньше выделялась на фоне отталкивающего припортового сброда, нежели Мак своей, которая была слишком щеголеватой и заметно превышала качеством все, что надето на грубиянах матросах, — по меньшей мере до того момента, как в дверь не вошли два джентльмена, явно принадлежащих к высшим слоям.
Удивительно, сколь быстро может погасить шум в комнате появление чего-то чужеродного. В данном случае доносилось лишь чье-то шумное движение, да, может, кто-то был способен расслышать шепот Джорджины:
—Что это значит?
Мак не ответил ей, лишь толкнув локтем в знак того, что следует помолчать немного, дав каждому из присутствующих возможность оценить взглядом вновь прибывших. Постепенно в комнате вновь зашумели, и Мак, взглянув на свою спутницу, обнаружил, что она продолжала делать все, чтобы оставаться неприметной, не отрывая глаз от своей кружки с элем.
—Это не те, кого мы ждем: судя по всему, пара лордов. Мне сдается, должно было случиться что-то необычное, чтобы такие люди сюда зашли.
Маку послышалось нечто вроде посапывания, прежде чем раздался шепот:
—Разве я всегда не говорила, что их вечно переполняет наглость?
—Всегда? — усмехнулся Мак. — Мне-то кажется, ты стала так говорить шесть лет назад.
—Только потому, что до того времени я не полностью была в этом уверена, — фыркнула Джорджина.
От ее тона Мак едва не расхохотался, не говоря уж о явной фальши слов. Злоба, которую она затаила на англичан, похитивших у нее Малколма, не спала и после окончания войны, да и ничто эту злость не могло умерить, пока парень ее к ней не возвратится. Но это отвращение было упрятано в ней достаточно глубоко, во всяком случае так ему казалось. Другое дело, ее братья, которые постоянно произносили напыщенные тирады, изобиловавшие обвинениями в адрес британской знати, совершавшей неправедные акты в отношении американцев; причем начались разговоры об этом еще задолго до войны, когда их торговля была подорвана британской блокадой европейских портов.
И на протяжении более чем десяти лет девушка слышала, что англичане «наглые ублюдки», но прежде ее это мало трогало. Джорджина могла лишь молча кивнуть в знак сочувствия к положению, в котором оказались братья. Совсем по-другому она заговорила, когда вызывающее поведение англичан коснулось ее лично и приняло форму фактического похищения жениха. Однако и теперь она не высказывалась так горячо, как это делали братья.
Даже не взглянув на ухмылявшегося Мака, Джорджина ощутила его веселое недоумение. Ей так захотелось ударить его ногой под столом! Она тут дрожит в своих башмаках, опасаясь даже поднять голову в этой адской дыре, проклиная себя за свое упрямство, которое заставило ее здесь появиться, а он еще находит повод для веселья! Ей и в голову прийти не могло, что Мака рассмешат ее слова. Ее так и подмывало взглянуть на щеголей-лордов, которые наверняка расфуфырены с ног до головы, как это и свойственно подобным типам.
—А Уиллкокс, Мак? Помнишь о нем? Из-за него мы тут. Так стоило ли затевать все это, если...
—Послушай, не надо так спешить, — попытался он успокоить ее.
Она вздохнула.
—Извини. Мне просто так хочется, чтобы этот человек поскорее объявился. Ты уверен, что его еще здесь нет?
—Кое у кого я вижу бородавки на щеках и на носу, но ни у одного нет бородавки в четверть дюйма на нижней губе, причем парень этот должен быть невысокого роста, не худой, светловолосый, лет примерно двадцати пяти. Когда имеешь столько примет, вряд ли человека не заметишь.
—Если описание точное. — Джорджина решила поставить точки над «i».
Мак пожал плечами.
—Это все, что у нас есть, и это лучше, чем ничего, так мне думается. Вряд ли стоит ходить от столика к столику и затевать расспросы... О, Господи, у тебя кудри выбились, малы...
—Ш-ш-ш! — прошипела Джорджина, пока он не договорил свое чертово «малышка», однако рука ее без промедления взметнулась, чтобы заправить выбившиеся локоны.
Как на грех в этот момент свитер ее задрался, обнажив тщательно скрываемое мягкое место, которое никак не могло принадлежать ни мальчику, ни мужчине. Столь же поспешно оно было скрыто, и она снова положила руки на стол; однако все это заметил один из двух шикарно одетых джентльменов, своим появлением вызвавших такие пересуды, а теперь сидевших футах в шести от них.
Джеймс Мэлори был заинтригован, хотя виду не показал. Это уже девятая таверна, которую сегодня посетили они с Энтони в поисках Джорди Кэмерона, шотландского кузена Розлинн. Только сегодня утром он выслушал рассказ о том, как Кэмерон домогался руки Розлинн, даже похитил ее, но ей удалось улизнуть. Это-то и стало причиной женитьбы Энтони на девушке — дабы оградить ее от посягательств мерзавца кузена, во всяком случае таково объяснение Энтони. И вот Энтони решил найти молодчика, задать ему хорошую трепку, оповестить его о замужестве Розлинн и отослать в Шотландию. И все это для спокойствия своей молодой жены, или же брат имел и какой-то дополнительный собственный интерес?
Но какие бы мотивы им ни двигали, сейчас Энтони был совершенно уверен, что обнаружил молодца, увидев в баре рыжеволосого. Потому-то они и расположились столь близко, надеясь услышать нечто интересное, поскольку о Джорди Кэмероне им известно лишь то, что он высок ростом, рыжеволос, обладает голубыми глазами и выраженным шотландским выговором. Последнее и обнаружилось в следующий миг, когда человек заговорил чуть громче, чем прежде, отчитывая (в этом Джеймс мог поклясться) своего низкорослого спутника.
— Мне достаточно услышанного, — процедил, вскакивая на ноги, Энтони.
Джеймс, гораздо лучше, чем Энтони, знакомый с нравами припортовых таверн, ясно представлял себе, что может произойти, если разгорится свара. Спустя считаные секунды к сцепившимся могут присоединиться все остальные посетители. И пусть Энтони, как и сам Джеймс, первоклассный мастер кулачного боя, джентльменские правила в подобного рода местах не соблюдают. В то время как ты отражаешь удары одного, другой тебя запросто может чем-нибудь пырнуть сзади.
Предвидя подобное развитие событий, Джеймс, ухватил брата за руку, прошипел:
— Ты не слышал ничего. Будь же благоразумен, Тони. Неизвестно, сколько тут у него приятелей. Отчего нам, черт возьми, немного не повременить и не дождаться, когда он выйдет на улицу.
— Ты можешь немного повременить. А у меня дома молодая жена, которую я и так долго заставил себя ждать.
Однако еще до того, как он сделал шаг, у Джеймса хватило сообразительности громко произнести:
—Кэмерон?
Он сделал это в надежде, что отсутствие реакции сразу же разрядит обстановку, поскольку Энтони явно вел себя неразумно. К несчастью, реакция была, и какая.
Оба, и Джорджина и Мак, услышав имя «Кэмерон», резко обернулись. Она с некоторой опаской повернулась лицом к остальным посетителям, сделав это в надежде увидеть Малколма. Быть может, именно его и окликнули. Мак между тем весь подобрался, готовый отразить нападение, заметив, что высокий темноволосый аристократ старается стряхнуть руку своего спутника — блондина, силой удерживающего его. Полным ненависти взглядом темноволосый буквально сверлил Мака. В считанные мгновения он преодолел расстояние между ними.
Джорджина ничего не могла с собой поделать. Она во все глаза рассматривала подскочившего к Маку рослого брюнета, самого красивого голубоглазого дьявола, которого ей доводилось видеть. Сообразив, что это, должно быть, один из «лордов», о которых ей пытался рассказать Мак, она пришла к заключению, что он не соответствует ее представлению об особах такого рода. Джентльмен вовсе не выглядел расфуфыренным. Хотя платье на нем несомненно высшего качества, однако это не бросалось в глаза, не было никаких кричащих деталей из атласа или вельвета. Если не считать сверхмодного галстука, он одет так, как мог бы выглядеть любой из ее братьев, собравшийся на выход.
Все это отложилось у нее в мозгу, однако нервозность ее только усилилась, поскольку в поведении незнакомца открыто ощущалась враждебность. Чувствовалось, что он пылает едва сдерживаемым гневом, который, похоже, был целиком направлен на Мака.
—Кэмерон? — тихо спросил он Мака.
—Макдонелл, парень, Айан Макдонелл.
—Лжешь.
У Джорджины отвалилась челюсть, когда она услышала это обвинение, брошенное незнакомцем. Затем, увидев, что тот схватил Мака за лацканы и рывком поднял его, она и вовсе задохнулась. Между тем двое мужчин скрестили взгляды. Лица их находились в считаных сантиметрах друг от друга. Серые глаза Мака горели негодованием. Ради всего святого, она не может допустить, чтобы они сцепились всерьез. Подобно любому моряку, Мак был не прочь подраться, но, черт подери, не для того же они сюда притащились. И они не могут позволить себе привлечь всеобщее внимание, по крайней мере, она не может.
Даже не подумав, что не умеет им пользоваться, Джорджина извлекла из рукава кортик. Вообще-то она и не помышляла воспользоваться им по назначению, просто намеревалась отпугнуть элегантного джентльмена. Однако пока она примеривалась, как половчее ухватить его своими огромными рукавицами, он уже был выбит у нее.
В этот момент она действительно перепугалась, особенно вспомнив — с некоторым опозданием, — что угрожавший им незнакомец не один. Ей было непонятно, отчего, коли им взбрело в голову поразвлечься, они выбрали именно ее и Мака — ведь комната полна крепких мужчин. Ей, конечно, довелось слышать о случаях, когда надменные джентльмены стремились запугать простолюдинов, ощущая за собой силу и власть. Однако она не собиралась безучастно получать оскорбления. Ну, уж нет! Ее намерение оставаться в тени вылетело у нее из головы в ту минуту, когда она ощутила всю несправедливость неспровоцированного нападения на них, заставившую ее вспомнить о несправедливости, стоившей ей Малколма.
Повернувшись назад, она, ничего толком не видя, яростно бросилась с кулачками вперед, вымещая всю горечь, накопленную за шесть лет, всю ненависть к англичанам, и особенно к аристократам, нанося удары руками и ногами, однако с одним лишь эффектом — ощущением боли в пальцах рук и ног. Проклятый незнакомец был подобен кирпичной стене, что еще больше распаляло ее, и она уже не могла остановиться.
Это продолжалось бы до бесконечности, если бы «кирпичная стена» не решила, что ей уже достаточно. Внезапно Джорджина ощутила, как ее ноги оторвались от земли, и она без всяких усилий с ее стороны совершает небольшой полет в воздухе, причем, что самое ужасное — рука, удерживающая ее, была прижата к ее груди.
Но мало того, темноволосый джентльмен, все еще вцепившийся в одежду Мака, вдруг в полный голос воскликнул:
—О, Боже, он же женщина!
—Знаю, — ответила кирпичная стена, и Джорджине послышались нотки недоумения.
—Ну, добились своего, паскудные хамы! — выпалила она им в лицо, отлично сознавая ненужность маскарада. — Мак, сделай же что-нибудь!
Мак сделал попытку, однако рука, отведенная для удара назад и выброшенная затем вперед в сторону темноволосого, была перехвачена и припечатана к стойке бара.
—К чему это, Макдонелл, — проговорил брюнет. — Я совершил оплошность. Цвет глаз не тот. Прошу извинить.
Мак был сбит с толку той легкостью, с которой его переплюнули. Он, — не менее крупный мужчина, чем англичанин, и все же оказался не в состоянии отлепить свою руку, прижатую тем к стойке бара. У него появилось ощущение, что, даже если и удастся завладеть собственной рукой, большой пользы это ему не принесет.
Он кивнул головой в знак того, что извинения приняты, и вслед за этим заполучил свободу для своей руки. Однако Джорджина все еще пребывала в руках второго грубияна — блондина, в котором в первый же момент, как он увидел обоих, Мак инстинктивно почувствовал большую опасность.
—Тебе бы следовало отпустить ее, дядя, если не хочешь причинить ей вреда. Не могу позволить, чтобы ее хватали руками...
—Успокойся, Макдонелл, — почти шепотом прервал его темноволосый. — Он не желает сделать девушке ничего дурного. Быть может, вы не станете возражать, если мы проводим вас отсюда на улицу?
—Какой смысл...
—Глянь вокруг, милый мой, — перебил его блондин. — Судя по всему, очень немалый есть в этом смысл, вследствие оплошности моего брата, наделавшей столько шума.
Оглядевшись, Мак тихо выругался. Почти все взоры были устремлены сюда, причем в них угадывалось стремление понять, что происходит с девушкой, перемещенной теперь на бедро рослого джентльмена, крепко обхватившего ее и, подобно мешку с зерном, несущего к дверям. И — чудо из чудес! — она не высказывала никаких жалоб по поводу столь грубого обхождения, по меньшей мере, насколько об этом мог судить Мак. Лишь раз она попыталась воспротивиться, но тут же замолкла, ощутив усиливающийся нажим на ее ребра. По размышлении, Мак также прикусил язык и последовал за ними, прикинув, что если бы не столь устрашающий вид незнакомца, несущего ее, им бы не выбраться отсюда.
Джорджине также стало ясно, что она окажется в серьезнейшей переделке, если тут же не исчезнет. И не меняло дело то, что не они с Маком были тому причиной. И если кирпичная стена могла беспрепятственно вызволить ее отсюда — что ж, она позволит это сделать, даже если помощь осуществляется абсолютно чудовищным способом. Внутри у нее продолжало все кипеть от ощущения собственной беспомощности.
Между тем путь им был прегражден миловидной барменшей. Она властно схватила за свободную руку того, кто нес девушку.
—Погодите-ка, вы что — отбыть собрались?
Чуть сдвинув назад шапку, Джорджина сумела разглядеть, что девушка весьма привлекательна, и тут же услышала слова кирпичной стены:
—Вернусь попозже, дорогая.
Барменша буквально вся засветилась, даже не удостоив Джорджину взглядом, и та с изумлением заключила, что девушку снедало желание быть в обществе этого пещерного человека. Какие странные вкусы бывают у людей, подумалось ей.
—Я заканчиваю в два, — сообщила ему барменша.
—Тогда, значит, в два.
—Сдается мне, что два это чуточку многовато. — Слова принадлежали здоровенному матросу, подошедшему к ним и теперь заслонявшему дорогу к двери.
Джорджина беззвучно застонала. Это был истинный боец, выражаясь словами Бойда, большого поклонника кулачных боев. И хотя «кирпичная стена» оставалась кирпичной стеной, ей так и не удалось толком ее разглядеть, и было неясно, намного ли она меньше этого матроса. Девушка как-то упустила из виду, что имеется второй лорд, который именовал первого «братом».
Теперь тот приблизился к ним, и она услышала, как он вздохнул, затем произнес:
—Не думаю, Джеймс, что тебе хотелось бы опустить ее на пол и заняться этим типом.
—Не слишком.
—Не лезь не в свое дело, парень, — предупредил лорда матрос. — У него прав таких нет, чтобы сюда заваливаться и хапать даже не одну, а двух наших дамочек.
—Двух? Эта оборванка — она что, твоя? — «Брат» бросил взгляд на Джорджину, глаза которой горели желанием убить, кажется, всех. Возможно, поэтому перед тем, как задать вопрос ей, он чуть замялся: — Ты что, его девушка, дорогая?
О, как ей хотелось бы произнести «да». Если бы она решила, что сможет исчезнуть, пока обоих заносчивых лордов будут лупить, она бы так и ответила. Пусть она была разъярена поведением двух аристократов, особенно того, кто именовался Джеймсом и сейчас столь бесцеремонно обходился с нею, все обстоятельства вынуждали ее не давать воли своему гневу и покачать головой в знак отрицания.
—Полагаю, ясность внесена, так ведь. — Сказано это было отнюдь не в форме вопроса. — А теперь будь паинькой и освободи дорогу.
Как ни странно, матрос не шелохнулся.
—Он не заберет ее отсюда.
—Что за чертовщина, — скучающим тоном произнес лорд, и тут же его кулак расплющил челюсть матроса.
Тот приземлился в нескольких футах от них и так и остался лежать ничком. Из-за столика, издавая угрожающие звуки, поднялся мужчина, прежде сидевший с ним, однако сделал это недостаточно быстро. Короткий прямой — и он шлепнулся на свой стул. Одной рукой он постарался остановить струйку крови, побежавшую из носа.
Лорд медленно повернулся, черная бровь его вопросительно поползла вверх.
—Есть еще желающие?
Стоя у него за спиной, Мак ухмыльнулся, только теперь понимая, сколь ему повезло, что он не ввязался в драку с англичанином. Никто в комнате не сдвинулся с места, чтобы принять вызов. Все произошло слишком стремительно. Они ценили класс в боксере.
—Неплохо сработано, милок, — поздравил Джеймс брата. — А теперь мы можем покинуть это место?
Усмехнувшись, Энтони низко поклонился.
— После вас, старина.
На улице Джеймс поставил девушку на ноги прямо перед собой. В свете фонаря, висевшего над входом в таверну, она в первый раз смогла хорошенько рассмотреть «брата» и, переведя дыхание, ударила его ногой по щиколотке и кинулась бежать по улице. Яростно выругавшись, он бросился за ней, однако сделав несколько шагов, остановился, поняв бессмысленность преследования. Она уже растворилась в темноте улицы.
Обернувшись, он снова выругался, увидев, что и Макдонелл исчез.
— Куда же этот чертов шотландец пропал?
Энтони разразился таким хохотом, что вообще ничего не слышал.
— Ты о чем?
Джеймс натянуто улыбнулся.
—О шотландце. Нет его, пропал.
Энтони посерьезнел, огляделся вокруг.
—Тебя надо благодарить. Я все хотел его спросить, отчего оба они обернулись, услышав фамилию «Кэмерон».
—Да пусть все это к дьяволу катится, — отрубил Джеймс. — Как мне теперь ее искать, если я и понятия не имею, кто она такая?
—Искать ее? — Энтони снова начал давиться от смеха. — Ну, братец, ты охотник до трепки. Зачем тебе какая-то девчонка, которая только и хочет, чтобы попортить тебе внешность, когда другая минуты считает до твоего возвращения?
Джеймса уже не слишком волновала барменша, с которой он ранее договорился встретиться после того, как та кончит работу.
— Она меня заинтересовала, — проговорил Джеймс, затем передернул плечами. — Но, по-видимому, ты прав. Сойдет и крошка из бара, хотя у тебя на коленях она провела не меньше времени, чем у меня.
И все же перед тем, как двинуться к ожидавшему их экипажу, он окинул взглядом опустевшую улицу.